Поужинали вместе — ополченцы и паломники, — кто-то из воинов оказался большим любителем рассказывать разные веселые истории, вот и заслушались. Агостиньо Рвань даже рот открыл удивленно, да так и сидел, восторженно тихо, как и все остальные, кроме разве что Аманды и Лупано — жалея Малыша Фелипе, девчонка плакала, а Лупано ее, как мог, утешал. Вообще, в эти времена не было принято сильно грустить по мертвым — человеческая жизнь стоила очень мало, средневекового человека смерть подстерегала буквально на каждом шагу: даже обычная простуда в отсутствие антибиотиков частенько оказывалась смертельной, не говоря уже о полной антисанитарии и вследствие этого — эпидемиях. Тем более душа-то — вечна! И где ей быть — гореть ли в аду или в раю нежиться, — от человека и всей его жизни зависело.
Егор вдруг подумал, что некоторым завсегдатаям фитнес-клубов и вообще лицам, особенно заботившимся о своем драгоценном здоровье, хорошо бы и о душе подумать. А то ведь очень часто бывает так, что все вокруг человека красиво и прекрасно — и машина, и новая жена, и яхта, а вот внутри-то — душа подлеца и подонка, о чем данный конкретный подонок и подлец, к слову сказать, прекрасно знает, хоть и не говорит никому, да мало того — и себе-то, любимому, врать пытается. Мол, сам я всего достиг, всего добился, все сделал, и не подлюга я с душой чернее угля, а просто человек «успешный» — завидуйте все и с меня пример берите! Я просто «умею жить». А сам-то помнит все до мелочей: где сподличал, где кого-то подсидел, а где просто не помог, хотя и имел возможность. Помнит. И памяти этой до жима в яйцах боится, боится остаться с нею один на один, словно в страшном сне, и частенько пытается заглушить остатки совести безудержным разгулом: пить, потреблять, жрать в три горла — завидуйте, вот он я, я жить умею!
Жизнь быстро пройдет. А дальше? Неужто все «успешные» — атеисты? Неужто не страшно?
И что тут скажешь? Не страшно, наверное. Подлую душу ничем не исправишь — в аду гореть, в аду, как бы тут ни выкручивались, а уж там-то суд другой. Высший судия! За откаты не договоришься.
Эх, Малыш, Малыш… несомненно — в раю сейчас парень… хотя как знать? Компашка-то у него при жизни была та еще, мягко говоря — без особых моральных устоев. Кстати, еще следовало убедиться, что Малыш Фелипе действительно мертв.
Улучив момент, когда все уже спали, Егор растолкал Альваро Беззубого и Рыбину, наказав скрытно пробраться к могиле.
— Раскопаете, глянете — зароете обратно, — яростным шепотом напутствовал князь.
Никто из парней не возразил ни словом, лишь Энрике — Рыбина — так же шепотом справился:
— Как же мы там глянем? Темно ведь!
— Огниво возьмите. Ну а копать и ножами можно — земелька-то свежая.
Егор вновь лег. Сменившийся часовой, поворошив угли, подкинул в костер хворост. Захлопав крыльями, пролетела, казалось, над самой головой какая-то ночная птица… и тут же где-то рядом послышался писк.
— Ишь ты, — буркнул в усы часовой у костра — тот самый балагур-рассказчик. — Видать, мышь словила.
— Сова?
— Она самая.
Поднявшись — все равно не спалось, — Егор присел к костерку, протянул к огню руки.
— Озябли небось? — спросил ополченец. — Холодновато нынче. Да и вообще в горах по ночам не жарко.
— А я жары не люблю, — глядя на огонь, признался князь. — Все же человек северный.
— Да по выговору понятно, что нездешний. — Часовой вдруг замолк, настороженно прислушиваясь к чему-то.
Егор тоже напрягся, но, конечно, уровню его слуха было далеко до возможностей средневекового человека, живущего, по сути, на лоне дикой природы и полностью от этой природы зависящего. А природа далеко не всегда мать, бывает, и мачеха, так что уж тут не зевай, зазеваешься — гибель.
— Вон за той горушкой лязгнуло что-то, — вытащив из ножен палаш, негромко произнес ополченец. — Вы тут посидите, а я пойду проверю. Ежели что…
— Это, наверное, мои парни. — Егор нарочито сладко зевнул и снова прислушался: — Ну да, они — слышите, говорят? На речку помыться ходили.
— Чего это они ночью-то?
— Так вчера не до этого было, а завтра… вернее, уже сегодня, мы вас задерживать не хотим.
— Это правильно, — одобрительно кивнул страж и посмотрел на вышедших из лесочка парней: — Ну, как водичка?
— Что? А, ничего, теплая.
— Купаться можно.
Парни посидели немного у костра, обсохли — видать, после земляных работ и вправду выкупались, а потом ушли спать под навес, устроенный на случай дождя из травы и веток. Князь ни о чем не спрашивал, просто Альваро, проходя мимо, шепнул:
— Он.
И все стало окончательно ясно. И нечего было особенно разлагольствовать. Ну, погиб парень. Ну, жаль. И что? Разве что помолить за его душу Моренету… да наказать убийц! Убийц… Волка? Так ведь, вероятнее всего, Малыша сначала убили — огрели камнем… или нет? Егор ведь тела не видел, да если б и видел, что он — патологоанатом? Судебно-медицинский эксперт? Может, и волк… если уж на поиски этого волка целый отряд послан! Кстати, и в Матаро волка искали… все говорили, что оборотень, а местный инквизитор, брат Диего, над этим смеялся и ни в каких оборотней не верил. Вот и князь не верил. Тогда, значит, что же — волк? Может, и волк — напасть на ребенка дело плевое. Горло перегрыз да утащил к реке. Утащил… Вот только зачем?
Глава X Монтсеррат
Халед ибн Хасан, тот самый красавчик кабальеро, которого многие по всей Испании знали как славного рыцаря Алонсо де Риверу, нервно потеребил рыжеватую бородку и, в который раз уже, едва сдерживая негодование, поглядел на крестьян:
— Так, значит, вы не видели никаких волков и ни о чем таком не слышали?
— Нет, господин, не слыхали, ага.
Поклонившись, селяне отвечали хором, два мужика: один худой, с усищами и в широкополой — от солнца — шляпе, другой коренастенький, круглолицый, с окладистой седоватой бородой. Оба, впрочем, были чем-то похожи — смуглые, с морщинистыми обветренными лицами, и говорили одинаково — по-сельски основательно, медленно, добавляя «ага» в конце чуть ли не каждой фразы, чем сильно бесили Халеда — де Риверу.
— Нет, нет, почтенный сеньор, волки-то у нас есть… только зимой. А так в селе-то у нас все телки да овечки целы, ага. Даже на дальних пастбищах — и там.
— А далеко ль от села ваши пастбища? — прищурился самозваный кабальеро. — Сколько дней пути?
Селяне переглянулись:
— Дней? Ну, уж вы и скажете, сеньор. Они, пастбища-то, в горах, на склонах — из села-то видны, ага.
— Значит, спокойно все у вас?
— Хвала Смуглянке — спокойно.
При упоминании Святой Девы красавчик-мавр и сопровождавшие его вооруженные люди в количестве около дюжины скривились, словно при них выразились самыми гнусными словами.
— И вы даже не слышали, что около Террасы обнаглевшие волки загрызли трех пастухов? — чуть помолчав, продолжил свои вопросы Халед ибн Хасан. — Что, правда не слышали?
— У-у-у! — сложив толстые губы трубочкой, махнул рукой коренастый. — Это ж в Террасе! А там каждый день что-то случается — город ведь, ага.
— Так это ж от вашей деревни день пути!
— Так ведь целый день, господин. Мы туда раза два в год и ездим, ага. Один раз на праздник в честь Святой Девы, а другой — на ярмарку. А ярмарка там, я вам скажу…
— Поехали! — Не дослушав, красавчик обернулся к своим и презрительно сплюнул: — Эти сиволапые вряд ли нам что толковое скажут. За мной!
Резко повернув коней, вся кавалькада умчалась за своим господином, поднимая тучи густой серовато-желтой пыли.
Посмотрев вслед всадникам, селяне одновременно пожали плечами и снова переглянулись:
— Это кто хоть такие были-то, а, кум Жузеп?
— А я-то почем знаю, ага.
— Так ты в город-то почаще моего ездишь. Слыхал, как этот парень говорил? Слова будто глотал, я и не разобрал-то почти ничего, ага.
— Так в Валенсии говорят. — Кум Жузеп — коренастый, с круглым лицом и бородкой — задумчиво почесал в затылке. — Или в Андалузии.
— Вот, недаром на селе говорят, что ты ученый человек, куманек! — Усатый с восторгом хлопнул Жузепа по плечу, да так, что тот едва не упал. — Вален-сия… Анда… Анда… Андалузия. И откуда ты только такие умные слова знаешь?
— Так в городе-то бываю, умных людей слушаю.
— А я думал — все больше вино в корчме старого Хавьера пьешь, ага!
Кум Жузеп неприязненно поежился:
— Вот заладил — ага, ага… Я тебе что — пьяница?
— Я так не сказал… Но ведь пьешь же?
— А тебе какое дело? Ах ты ж… Н-на!!!
Не на шутку разобиженный селянин размахнулся и двинул своего сотоварища кулаком в скулу, и тот, нелепо взмахнув руками, полетел в росшие рядом кусты, а широкополая шляпа его, подпрыгивая на камнях, покатилась вниз по дороге, словно оторвавшееся от телеги колесо.
— Ах ты так, так, да? Мххх… ну получи, чтоб тебя разорвало!
— Посмотрим еще, кто из нас получит… Ишь ты, пьяницей обозвал, пес!
— Кто пес? Я?!
— Ты, ты… ага!
— А вот тебе! Вот!
— А-а-а-а!!!
Неспешно поднимавшийся в гору паломник — монах в рясе с накинутым на голову капюшоном, — покосившись на прокатившуюся мимо шляпу, с укоризной глянул на драчунов, поправил висевшую на левом плече котомку и, бросив в рот горсть тыквенных семечек, свернул на козью тропу.
— Думаю, нам нужно искать монаха, — нагнав красавчика, осмелился дать совет один из воинов — широкоплечий малый с мосластым, каким-то лошадиным лицом.
Халед с усмешкой скосил глаза:
— Нам нужно искать и монаха, и волков. Так, чтоб они были вместе… хотя бы по слухам.
— Но…
— Ибо паломников здесь столько, что мы никогда не отыщем нужного. Ну? — лжекабальеро грозно взглянул на воина. — Какую глупость ты хотел бы сказать еще, любезный Заир?
— О, господин мой, позволю себе все же кое-что предложить для пользы нашего дела, — упрямо сверкнул глазами Заир. — Тот рыбак, посланец Мардара, говорил, что Он… — Слово «Он» воин выделил интонацией, хотя его холеному господину и так было понятно, о ком идет речь. — Он убивает, как волк, разрывает горло… не руками же ведь? И когтей у него нет.
— Я всегда знал, что ты далеко не глупец, мой верный Заир. — На тонких губах кабальеро заиграла улыбка. — Потому и держу тебя своей правой рукой.
— Господин! Уверяю, вы не…
— И об умениях столь нужного нам упыря-гуля я тоже подумал, все ж не глупее тебя.
— О Аллах, всеблагой и всемилостивейший! — Вытянутое лицо Заира внезапно исказил страх. — Так вы думаете, тот, кого мы ищем, — гнусный кровопийца — гуль! Так как же мы с нечистой силой справимся?
— Он не гуль, успокойся, — внимательно поглядывая по сторонам, сказал Халед. — Если б был гуль, Мардар нас бы предупредил, да и, скорее всего, не послал бы, явился бы сам. Не-ет, это человек… человек по виду, обликом, телом, и лишь душой — хищный и кровожадный зверь.
— Ва, Аллах, — сложив руки на груди, Заир набожно поднял глаза к небу. — Можно я скажу откровенно, мой господин?
— Говори уж, коль начал! — Кабальеро прищурился, поправив висевший на поясе меч в узких, отделанных серебром ножнах. — Впрочем, я, кажется, знаю, о чем ты хочешь сказать… О Мардаре, не так?
— Так, господин, — погладив по гриве коня, кивнул воин. — Об этом проклятом колдуне… и о том гнусном нелюде, кого мы ищем. Клянусь поясом Пророка, я бы просто убивал неверных, где бы только их ни увидел! Но связаться с колдуном…
— Страшно? — язвительно скривил губы Халед.
— Я не трус, господин, вы зна…
— Да, я знаю. Но и ты пойми, Заир, и вы все поймите — просто убивать мало! — взволнованно сверкнув глазами, красавчик придержал дернувшегося было коня. — Нужно спасти Гранаду. И вернуть Сеуту — нашу несчастную родину. А кяфиры — неверные — сильны, очень сильны, и вы все знаете, что помочь нам может только чудо… или черный колдун! И мне все равно, кого использовать. — Халед сорвался на крик, сам того не замечая. — Все равно — пусть колдун, нелюдь, злобный ифрит или гуль, да хоть сам шайтан! Лишь бы помогло, лишь бы! А кто так не думает — может идти на все четыре стороны. Есть такие?
При этих словах все воины спешились и разом повалились на колени в серую дорожную пыль.
— О господин, мы никогда не предадим вас! — стукнув себя кулаком в грудь, Заир горделиво расправил плечи. — И отстоим Гранаду, и вернем свою родину, мы хотим этого ничуть не меньше, чем вы! Просто… вы и сами заметили, что и мы не глупцы, и только хотим знать больше из того, что передал вам рыбак от кол… от Мардара. Вместе ведь легче придумать, как изловить.
— Хорошо. — Молодой господин спокойно кивнул и даже улыбнулся, глядя на своих верных воинов, немногих оставшихся в живых после штурма Сеуты, единственных, кому еще доверял. — Пусть будет так. Встаньте же с колен! Говорите… Ах да, прежде вы хотели послушать, что ж… — Халед сдвинул брови, припоминая. — Этот гуль… нелюдь… он должен быть где-здесь, рядом, где смерть — там и он. Вроде бы рвут людей волки, но нет… хотя вы это уже знаете… Что еще?
— А нет ли каких-нибудь примет, мой господин? Ведь нелюдь выглядит как человек. Каков он — толстый или худой, высокий или низкий, с бородой или, может быть, без?
— Не знаю. Об этом Мардар не сказал… но он передал с рыбаком другое… — Сунув руку в переметную суму, кабальеро вытащил оттуда небольшой флакон из толстого голубого стекла, какие делали когда-то в Египте. — Это снадобье нелюдь должен выпить… и тогда он сделает для нас все, что нужно. А что нужно — вы знаете.
— Выкрадет Черную Деву! — стукнув себя кулаком в грудь, восторженно выкрикнул Заир. — Но… выкрадет ли? Подействует ли снадобье?
— Если не подействует, мы нелюдя убьем, — спокойно пояснил Халед. — Зачем он нам тогда нужен?
Заир вдруг сверкнул глазами:
— А мы сами? Разве мы сами не можем ее похитить? Напали бы на монастырь и…
— В том-то и дело, что не можем, — грустно улыбнулся красавчик. — Думаете, никто не пробовал?.. Даже сами неверные захотели перенести Деву на другое место, в Манресу…
— И… что?
— Не удалось! Ее могут выкрасть очень и очень немногие… так говорил Мардар.
— Немногие… и тот… халиф неверных?
— Да, и тот бы мог. Но мы его упустили, увы… Тем более Мардар просил пока халифа не трогать. Нам остается только нелюдь. — Халед приосанился: — Да, мы не ведаем его облика, но хорошо знаем его внутреннюю суть и вполне можем представить все его действия. На этом и будем ловить. Только бы поскорей найти — где. В Террасе расходимся, посидим в майхонах, послушаем разговоры… Можете даже выпить вина — Всевышний простит вас ради благого дела!
* * *В Террасе люди Халеда ибн Хасана встретились со своим господином уже к концу дня, на постоялом дворе, расположенном на самой окраине, у полуразрушенной, построенной еще римлянами, стены.
— Вот ведь народ! — Сидя в саду, красавчик покосился на старинную кладку и одобрительно поцокал языком: — Язычники, а как строили! И не только стены, дороги, но и государство — Империю! Впрочем, и наши халифы когда-то… О Всевышний, ведь вся Испания еще не так давно была нашей… Почти вся! Мы вернем это время, клянусь! Ну, — Халед окинул столпившихся вокруг воинов быстрым пронзительным взглядом, — докладывайте! Начни ты, Заир.
— В тавернах болтают, будто совсем недавно волки порезали пастушков где-то неподалеку…
— Э, Заир! — недовольно прервал красавчик мавр. — Что это за слова такие? «Недавно», «где-то», «неподалеку»… Не должно быть таких слов!
— Я понял, — кивнул воин и тут же поправился: — Четыре дня назад, на заливном лугу в трех римских милях к востоку от южных ворот, были найдены мертвыми трое отроков возрастом от двенадцати до шестнадцати лет, и у всех троих разорвана шея. По словам служки, им просто вырвали кадыки.
— И?
— И никого вокруг не видали, но слышали волчий вой.
— Понятно, — сухо кивнув, Халед ткнул пальцем в следующего: — Теперь ты.
— Три дня назад в десяти милях к северу, у деревни Сан-Себастьян, точно так же растерзали девушку-крестьянку.
— Ты!
— Два дня назад… в пятнадцати милях… двое подпасков…
— День назад у южных ворот — заснувшего под деревом пьяницу…
— Ну, это, может быть, и в самом деле волки. Или, скорее, бродячие псы. Достаточно! — покривив губы, Халед ибн Хасан жестко прищурился. — Вы не узнали почти ничего! Что смотрите? Увы, это так. Завтра же отправитесь обратно в таверны… Вижу, вы именно этого и хотели?! Вам так понравилось пить вино? Еще бы…
— О господин, прошу, не оскорбляй нас понапрасну, — с глубоким поклоном вступился за всех Заир. — Мы просто делали то, что ты велел.
— А подумать своей головой было лень?! — С презрением дернув шеей, Красавчик повысил голос: — Да, мы знаем, где и кого убили, догадываемся кто, и я даже могу предположить — как… Но, может быть, есть что-то общее между жертвами? Кроме того, что все они — простые, беззащитные люди… Ах, нелюдь вовсе не глуп и не ищет трудных путей! Ищите! Спрашивайте! Не знаю — что! Может, все убитые как-то похоже себя вели… или похоже выглядели… Ищите!
* * *И снова вечер, но уже на следующий день, и снова сходка у римской стены в дальнем углу сада, и — приглушенные голоса воинов, внимательный взгляд Халеда…
— Те, трое, были одеты в рубища, двое — светловолосые, один — с темными кудрями…
— Та несчастная девушка, крестьянка… одета в обычное платье, босая, волосы светлые, карие глаза…
— Двое подпасков… одеты… волосы светло-русые, глаза…
Выслушав всех, красавчик ненадолго задумался и, удовлетворенно кивнув, обвел своих верных людей враз повеселевшим взглядом: