Ужасная, плавающая в воздухе голова говорила… смеялась. Ее рот двигался, губы сжимались и растягивались до своего настоящего размера. Ноздри раздувались, словно существо дышало, жило.
Когда Луис подошел ближе, плавающая в воздухе голова высунула язык. Он оказался длинным, тонким и совсем желтым, покрытым шерстью и чешуей. И потом Луис увидел выползающего изо рта, словно скалолаз, белого червя. Кончик языка извернулся в воздухе и щелчком сбил червя назад, откуда тот выполз… Тварь смеялась…
Луис крепче прижал к себе Гаджа, обнял его так, словно это могло защитить его и, споткнувшись, соскользнул с кочки.
«Ты можешь увидеть Огни Святого Эльма… которые моряки называют дурацкими огоньками. Порой они тут принимают очень странные формы, но это ничего. Если увидишь какие-нибудь тени, и они заинтересуют тебя, постарайся все же смотреть в другую сторону».
Голос Джада заставил Луиса принять окончательное решение. Луис пошел вперед, сперва еще чувствуя страх, а потом все более уверенно, не глядя по сторонам, даже на то лицо он не глядел… если, конечно, это было лицо, а не туман, облекшийся в некую странную форму в его мозгу… Казалось, кто-то все время идет на некотором расстоянии от него. А через несколько секунд или минут этот кто-то растворился в тумане.
«И никаких Огней Святого Эльма!»
Конечно, их тут и быть не могло. Место казалось переполнено духами, а не статическим электричеством. А если оглядеться по сторонам, можно было и с ума сойти. Но Луис об этом не думал. Не нужно ему было об этом думать. Не нужно…
Что-то приближалось.
Луис остановился, прислушиваясь к звуку… непреклонно приближающемуся звуку. Рот Луиса открылся, удерживающие нижнюю челюсть мускулы просто расслабились.
Подобного звука Луис раньше никогда не слышал… звук издавало какое-то живое существо. Громкий звук. Где-то неподалеку, все ближе и ближе, трещали ветви. Ветви трещали так, словно их давили ноги невообразимо громадного зверя. Желеобразная земля – плоть болота сотрясалась под ногами Луиса.
Только тут Луис понял, что и сам он тихо постанывает в такт приближающимся шагам…
(О, мой Бог! Мой милый Бог! Кто же там бродит в тумане?)…снова, еще крепче прижал Луис труп Гаджа к груди. И только тут Луис заметил, что птицы-соглядайки и лягушки давно замолчали. Во влажном, болотном воздухе Луис почувствовал какой-то древний, кисловатый запах.
Впереди было что-то. Что-то огромное.
Луис уже не мог удивляться. Его перекошенное от страха лицо поднялось к небесам. Шаги твари неотвратимо приближались. Слышен был треск деревьев. Не ветвей, а стволов, падающих где-то поблизости.
Потом Луис кое-что увидел.
В тумане появилось серое, как сланец, пятно. Постепенно оно становилось все больше и больше. Оно появилось в шестидесяти футах над землей. Оно не имело определенной формы, но в то же время казалось реальным. Луис почувствовал движение в воздухе при приближении твари, слышал грохот ее шагов. Словно ноги мамонта ступали по земле.
На мгновение Луису показалось, что где-то над головой он видит желто-оранжевые огоньки. Огоньки, похожие на глаза.
Потом звуки начали удаляться, стихать. Словно тварь, оглядев его, уступила дорогу. Потом она позвала кого-то еще. Кто-то ответил. К их разговору присоединился третий, четвертый. Потом взревели пятый и шестой. Гагары… ага? Голоса стали удаляться (медленно, степенно) на север. Но хуже всего было то, что вокруг в тумане Луис почувствовал какое-то движение. Тише… тише… и все, наконец, смолкло.
Луис мог идти дальше. Его плечи и спину свело от напряжения – все это время он стоял неподвижно, изо всех сил прижимая к себе труп Гаджа, словно боялся, что неведомые существа отберут то, что по праву принадлежало ему. От пота его нижнее белье промокло насквозь. Первые в этом году москиты, только народившиеся и голодные, обнаружили его и облюбовали, признав в Луисе легкую добычу.
«Вакиньян… Боже правый, это был Вакиньян… это существо, которое бродит по северным лесам, существо, которое, коснувшись, может превратить вас в каннибала. Вот так. Вакиньян прошел в каких-нибудь шестидесяти ярдах от меня».
Сказав это себе, Луис отнюдь не нашел это забавным. Как в свое время не вызвали у него смеха странные идеи Джада насчет того, что можно увидеть и услышать на этом странном болоте, по ту сторону Хладбища Домашних Любимцев… тут были гагары, Огни Святого Эльма… а сам он скоро окажется в Нью-Йорке в камере предварительного заключения, с обвинением по делу о разграблении могил. Пусть все, что угодно, только не те существа, которые прыгают, ползают, скользят и тащатся, волоча ноги между мирами живых и мертвых. Пусть придет Бог, наступит утро, рассеется туман. Наступит воскресное утро, заулыбается епископ… только не надо темных, подкрадывающихся в ночи страхов.
Луис пошел дальше, и скоро земля у него под ногами стала тверже. Через несколько мгновений он подошел к упавшему дереву, крона которого терялась в тумане и казалась огромной тряпкой, которую уронила гигантская домохозяйка. Дерево оказалось… расколотым… сломанным, и его желто-белая сердцевина истекала соком. Когда Луис коснулся места разлома, кровь дерева показалась ему теплой… а с другой стороны дерева оказалась яма. Дальше начинались приземистые кусты можжевельника, словно втоптанные в землю. Луис не мог заставить себя поверить, что это всего лишь следы ног. Конечно, он мог оглянуться и попытаться определить их форму, но вместо этого он пошел дальше, полез вверх. Он шел дальше. Ему было холодно. Во рту пересохло и хотелось пить. Сердце едва не выскакивало из груди.
Скоро грязь перестала хлюпать и под ногами снова зашуршали сосновые иголки. Потом появились первые камни. Луис почти добрался до цели.
Тропинка быстро пошла наверх. Луис больно ободрался о камень. Но это была не просто скала. Неуклюже вытянув руку, он дотронулся до скалы.
«Вот и ступеньки, вырезанные в скале. Надо идти дальше. Скоро-скоро доберемся мы до вершины. Мы будем там!»
Когда Луис начал подъем, усталость вернулась. Особенно сильно болела спина… но осталось совсем немного. Мысленно отсчитывая ступени, Луис поднимался все выше и выше, дрожа от холода, словно боролся с могучим воздушным течением, которое постепенно становилось все сильнее, рвало с него одежду, дергало края брезента, в который был завернут Гадж, отчего брезент хлопал, словно выстрелы из пистолета, так порой хлопают приспущенные, но не зарифленные паруса.
Оглянувшись, Луис увидел до безумия ярко горящие звезды. В небе не было созвездий, которые он мог бы узнать, и он снова оглянулся, забеспокоившись. Рядом была отвесная скала, но не гладкая, а расколотая, в выбоинах, раскрошившаяся; тут напоминающая лодку, там барсука, тут лицо человека, набросившего капюшон и нахмурившегося. Только ступени были гладкими.
Поднявшись на вершину, Луис остановился, опустив голову, качнулся, восстанавливая дыхание. Луис чувствовал болезненные уколы в легких – словно щепка впивалась ему в бок.
Ветер ерошил ему волосы и ревел в ушах, словно дракон.
Ночь выдалась светлой. Разве в тот, первый раз было облачно, или это ему только сейчас казалось? Теперь не важно. Но Луис хорошо видел индейское кладбище, и от этого зрелища холодок пополз у него по спине вдоль позвоночника.
Как тут все было похоже на Хладбище Домашних Любимцев!
«Конечно, ты же знал это, – мысленно прошептал он так, когда увидел, что пирамидки камней располагаются спиралью. – Ты знал это.., или должен был знать это.., не концентрические круги, а спираль…»
Да. Здесь на краю каменного стола, повернувшегося к холодному звездному свету, к черному пространству между звезд, была выложена огромная спираль. Но это же не настоящие пирамидки! Только теперь Луис увидел и понял это. Это не те пирамидки, под которыми лежали вернувшиеся к жизни существа. Те пирамидки рассыпались от ударов изнутри… из-под земли… когда те, кто был похоронен, вылезали на свет божий. А обломки скал и камни из рассыпанных бывшими покойниками пирамидок сами по себе падали так, что сложились в спираль.
«Интересно, кто-нибудь до меня видел это пятно в воздухе?» – подумал Луис, а потом он подумал о той пропасти, что разделяет различные племена индейцев. «Видел ли это кто-нибудь из индейцев? А если они видели, интересно, как они это объясняли?»
Преклонив колено, Луис опустил тело Гаджа на землю со вздохом облегчения.
Наконец, он начал приходить в себя. С помощью карманного перочинного ножа, он срезал ленту, удерживающую кирку и лопату у него за спиной. Зазвенев, они упали на землю. Луис повернулся и на мгновение прилег, словно орел, разбросав крылья. Луис слепо уставился на звезды.
«А что же было там, на болоте? Луис, Луис, неужели ты на самом деле думаешь, что вздремнуть в таком месте хорошая мысль? Можно ведь и не проснуться».
Поздно было поворачивать назад, пора было браться за дело.
«Ладно, – сказал Луис сам себе. – Все может получиться как надо. Ни одно дело не выходит, если не рисковать. А риска нет без любви. Сюда бы мой саквояж! Не тот, что внизу, а тот, что наверху, в ванной, на верхней полке; тот, за которым я послал Джада, когда у Нормы случился сердечный приступ. Шприцы на тот случай, если что-нибудь пойдет не так… что-нибудь плохое случится… Ведь никто точно ничего наперед не знает…»
Потом мысли Луиса стали совершенно путаными. Монотонно бормоча что-то себе под нос, Луис взялся за кирку. Стоя на коленях, он принялся рыть землю. Каждый раз вытаскивая кирку из земли, он наваливался на рукоять, как старый римлянин наваливается на рукоять меча, высвобождая его из живота варвара. Медленно-медленно яма приобретала форму, становилась все глубже и глубже. Луис выкатывал комья земли, камни; большую часть камней просто отшвыривал в сторону, а часть откладывал…
…для пирамидки.
Глава 56
Речел хлопала себя по щекам, пока лицо не начало зудеть, но ей удалось отогнать сон, во всяком случае, на какое-то время она проснулась. Сейчас она была уже в Питтсфельде. Все пункты оплаты проезда остались позади. Ей до смерти надоели внимательные контролеры, чьи глаза сверкали холодным, голодным пламенем. Но теперь все они остались позади вместе с многочисленными пунктами оплаты проезда. «Чеветта» катила все дальше и дальше.
Речел, снова почувствовав, что задремала, резко крутанула рулевое колесо влево. Тормоза опять взвыли, и Речел показалось, что она услышала слабый «щелк!», словно бампер ее машины стукнулся об один из шлагбаумов пункта оплаты. Сердце Речел забилось учащенно, метнулось в груди так, словно готово было выскочить наружу. Перед глазами у нее все завертелось. В глазах то темнело, то светлело, в такт ударам сердца. Через мгновение разозлившись на близкую опасность, которую едва удалось избежать, на свой внезапный испуг и Роберта Гордона, недостаточно вдохновенно распевающего «Красную жару» по радио, Речел снова стала дремать.
Потом в ее сонном мозгу родилась безумная, параноидальная мысль.
– Я сошла с ума, – прошептала Речел в такт завываниям рок-н-ролла. – Все правильно.
Она попыталась засмеяться, но не смогла. Не сумела. Потому что мысли ее замерзли, словно замороженные, а глаза невидящим взором устремились в ночь. Было в этой ночи что-то волшебное, привиденческое. Речел чувствовала себя, словно мультипликационная фигурка – абстрактное существо, которое мчится по резинке гигантской рогатки. А кто-то натягивал резинку все сильнее и сильнее, но ведь потом потенциальная энергия высвободится, превратится в кинетическую энергию движения… движения… движения по инерции… что?.. элементарная физика… что-то словно пыталось… заставляло ее откинуться назад… оставайся там, где ты есть… и тело хотело отдыха, хотело, чтоб неуемный разум оставил его в покое… как тело Гаджа… больше никакого движения.
В этот раз визг тормозов был протяжнее, опасность столкновения намного больше, с воющим, скрипящим звуком «Чеветта» промчалась, сдирая краску с борта о паребрик дорожного ограждения. Мгновение рулевое колесо не слушалось Речел. А потом машина Речел остановилась. Речел сидела за рулем и всхлипывала… плакала. Она могла уснуть намного крепче, а не слегка задремать. Уснуть и видеть сны. А машина неслась бы по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час! Если бы не ограждение… если бы вдоль шоссе стояли отдельные столбики.
Речел, нажав на газ, проехала чуть дальше и там припарковала машину, а потом, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд.
«Что-то пытается не пустить меня к Луису».
Когда она снова почувствовала, что снова может контролировать себя, успокоилась и поехала дальше. Система управления автомобиля ничуть не пострадала, но Речел полагала, что в компании «Авис» ей пред явят солидный счет, когда завтра вечером она вернет им машину на пункте проката неподалеку от Ладлоу. «Не думать ни о чем. Только о дороге. Эй, выпить бы немножко кофе. Да! Это первое, что нужно сделать».
На повороте на Питтсфелд Речел свернула с шоссе. Проехав еще с милю, она увидела ярко светящуюся арку и услышала громкое рычание дизелей. Она прибыла сюда, чтобы заправить «Чеветту».
– Кто-то пропахал ей бока с обеих сторон, – сказал рабочий заправочной станции восхищенно.
А потом Речел заглянула в закусочную, где пахло салом, вареными яйцами… и, без сомнения, крепким кофе.
Одну за другой, как лекарство, Речел выпила три чашки кофе… черного, сладкого кофе. Несколько водителей грузовиков сидели за стойкой или за столиками, обманутые официантками, которые каким-то образом ухитрялись выглядеть словно нянечки, получившие плохие новости. А все из-за флюоресцентного света рекламы, горевшей на улице, зазывавшей одиноких путников ночи.
Заплатив по счету, Речел направилась к припаркованной «Чеветте», но машина отказалась заводиться. Ключ повернулся, раздался глухой щелчок… и все.
Речел сильно, но без особой злости ударила кулаком по рулевому колесу. Что-то пыталось остановить ее. Дело было не в машине, новенькой с иголочки, накатавшей не более пяти тысяч миль и позорно, вот так, закончившей свой путь… Видимо, все-таки Речел придется тут застрять. В каких-то пятидесяти милях от дома.
Речел прислушалась, как гудят моторы больших грузовиков, и неожиданно у нее возникло ощущение, что среди этих грузовиков «Оринго» есть тот, который раскатал по шоссе ее сына… И мотор этого грузовика не бормочет, а хихикает!
Тогда Речел опустила голову и зарыдала.
Глава 57
Луис стукнулся обо что-то и упал, растянувшись на земле. На мгновение ему показалось, что подняться он уже не сможет… у него просто не хватит сил… Он просто лежал, прислушиваясь к хору птиц Маленького Болота Бога, оставшегося где-то там, позади. Он чувствовал, как ноет и болит все его тело, и мог лежать тут, пока не уснул бы. Или пока не умер. Скорее последнее… он столкнул брезентовый сверток с Гаджем в яму, которую вырыл, а потом голыми руками засыпал яму землей. И он помнил, что должен собрать камни, потом сложить широкое основание…
С того момента, как он начал собирать камни, он помнил очень мало. Очевидно, спустившись вниз по ступенькам, он перешел болото… И все же, где он? Оглядевшись, Луис увидел, узнал высокие сосны, которые росли рядом с буреломом. Значит, он перешел через Маленькое Болото Бога, даже не понимая, что делает. Луис был в этом уверен. На все сто.
«Но я еще достаточно далеко от дома. Может, мне стоит поспать тут?»
Но эта мысль оказалась такой фальшивой, что Луис заставил себя встать на ноги и отправиться дальше. Ведь если он останется здесь, та тварь с раздвоенным языком может найти его… тварь, которая прячется на болоте, а может, и в лесу… может, даже сейчас она следит за ним.
Луис поднес руки к лицу. Увидел кровь. Удивился… Потом высморкался.
– Где же я так руки разодрал? – хрипло прошептал он и стал озираться, а потом заметил кирку с лопатой…
Через десять минут впереди показался бурелом. Луис перелез через него, спотыкаясь, но так и не упав. Когда он посмотрел себе под ноги, ветвь тут же затрещала («не смотри вниз», – так говорил Джад). Задрожала соседняя ветвь. Луис упал в грязь, рядом с могилами Кладбища Домашних Любимцев. Ударил порыв ветра.
«Будь я проклят, если это не третье кладбище, на котором я валяюсь за одну ночь… и будь я проклят, если я не наелся этим…»
Луис снова нащупал кирку и лопату, подобрал их. На мгновение он оглянулся, разглядывая все, что можно увидеть при свете звезд. Рядом с ним была могила Смаки. «Он был послушным», – с трудом вспомнил Луис. А вот «Трикси, убитый на шоссе». Ветер стал сильнее, и Луис слышал слабые «тинк-тинк-тинк» кусочков металла. Может, это были банки «Дел Монте», трудолюбиво разрезанные теми, чьи Домашние Любимцы ныне покоились здесь; жестяные пластинки, прибитые к длинным палкам… и тут страх снова вернулся к Луису. Луис чувствовал, как некое тошнотворное настроение овладевает им. Оно постепенно усиливалось и усиливалось, превратившись, наконец, в спазмы желудка. Луиса вырвало. Эти «тинк-тинк-тинк», доносящиеся из темноты, звали его домой.
Луис пересек Хладбище Домашних Любимцев, оставив позади могилку «Марты, нашей любимицы-крольчихи, умершей 1 марта 1965 года» и могильный холмик Генерала Паттона. Он перешагнул неровный кусок доски, которая отмечала конец кладбища – «Полинезия». Металл стал звенеть громче, и Луис остановился. Здесь, к краю тонкой доски, надгробием врытой в землю, был прибит жестяной прямоугольник. Луис прочитал: «Ринго – наш хомяк. 1964 – 1965 годы». Он и издавал тот самый, звенящий на все Хладбище металлический звук. Луис с остервенением отодрал кусок жести от палки-надгробия… и тут волосы у него встали дыбом.