Это не был запах дешевых духов, типичный для шлюх, болтающихся в барах с иностранцами. Но зачем нужно было Ивасэ в тот дождливый день по дороге в агитационный пункт заводить разговор о «Riverside»?
– Ты собираешься поехать туда, чтобы снова встретиться с той девушкой? – спросил я.
– А как ты догадался? – несколько раз кивнув и хихикая, ответил он.
Поскольку мы с Адама взяли в свои руки руководство Объединенным фронтом борьбы Северной школы, Ивасэ, вероятно, утратил уверенность в собственной значимости, а девушка позволяла ему самоутвердиться. Я представил себе голое, благоуханное тело этой продавщицы и в сердцах прокричал, обращаясь к Ивасэ: «Порви с ней, выкинь из головы!» Ни о чем не подозревающий Адама сбивал только начинающие менять цвет гортензии вдоль дороги.
Адама оставался бесстрастным.
«Сила воображения побеждает силу власти!» – такой лозунг мы решили вывесить с крыши. Нарасима и Отаки предлагали что-то вроде дежурного меню в столовке: «Сопротивление создает принципы». Такие предложенные мной и Адама лозунги времен майской революции в Париже, как «Отвергнем предопределенное согласие» или «Под тротуаром лежит пустыня», встретили восторженную поддержку у Масугаи и других второклассников.
Придумывать лозунги было забавно. Все писали их на узких бумажных полосках, потом зачитывали. За окном серебристыми иглами падал дождь. Нам не хватало только соломенных шляп, иначе мы напоминали бы поэтов, сочиняющих хайку по случаю праздника Танабата – дня встречи небесных возлюбленных.
– Кэн-сан, баррикады – это славно, но что мы будем делать с фестивалем? Как насчет фильма? – спросил Ивасэ, когда на обратном пути из агитационного пункта мы остановились в кафе «Бульвар» с классической музыкой выпить по чашке кофе. В то время кофе был излюбленным напитком всех учащихся школ в провинции.
– Мы подготовим его за летние каникулы, – ответил я.
– Но прежде нужно успеть написать сценарий, – сказал Адама, попивая содовую.
В те времена все прибывшие в провинциальные города из захолустья, обожали газированную воду.
– А что за фильм ты собираешься снимать, Кэн? – спросил Адама, втягивая содовую через соломинку.
– Я еще не решил, – ответил я, попивая свой томатный сок.
В те дни во всех провинциальных городах самые утонченные молодые люди пили томатный сок. Конечно, это чушь. Томатный сок был еще в новинку, и многие не пили его, потому что он имел вкус помидоров, не был сладким или потому что им не нравился его красный цвет. Я заставил себя привыкнуть пить томатный сок, чтобы таким образом привлекать к себе внимание.
– Разве я вам еще не говорил? Фильм должен быть сюрреалистическим.
– Говорил, говорил.
– А какая там будет музыка?
– Как насчет Мессиана?
– Да, да...
В то время я начал получать удовольствие от умелого одурачивания других. Я понял, что как только кто-то начинает на тебя давить, нужно переключить разговор на тему, в которой собеседник не разбирается. С тем, кто силен в литературе, говорить о «velvet underground», с тем, кто хорошо знает рок-музыку, говорить о Мессиане, с тем, кто силен в классической музыке, говорить о Рое Лихтенштейне, со знатоками поп-арта говорить о Жане Жене. При такой тактике в провинциальных городах в спорах никогда не проиграешь.
– Это будет авангардистское кино? – спросил Адама, доставая блокнот и шариковую ручку. – Можешь изложить в общих чертах сюжет?
– Ну, если мы собираемся начать съемки летом, мы же должны подготовиться. Оборудование, участники...
Адама был прирожденным продюсером. Это меня воодушевило. Воодушевило настолько, что я изложил ему замысел всей истории.
– Это будет сочетание «Андалузского пса» и «Поднимающегося скорпиона»... Вначале будет труп черного кота, подвешенный на дереве, мы обольем все бензином и подожжем. Снизу будет подниматься дым, а вверху будет пламя. И вдруг сквозь дым с рокотом пронесутся три мотоциклиста. – Тут мне пришло в голову, что в подобном фильме не остается места для Мацуи Кадзуко. Олененок Бемби никак не увязывался с сюрреализмом.
– Отменяется, – сказал я.
– Труп кошки – черной, бензин, три мотоцикла, верно? – прочитал Адама запись в своем блокноте и поднял взор.
– Отменяется. Подобные фильмы – чушь. Подождите-ка. Я предлагаю другую историю.
Ивасэ и Адама переглянулись.
– Хорошо. Первой сценой будет утренний горный луг. В воздухе еще висит дымка, как на лугах на горе Асо.
– Горный луг? Утром? – рассмеялся Адама. – Как может труп черного кота превратиться в горный луг.
– Напряги свое воображение, представляй. Чистое воображение важнее всего. Тебе это понятно? Значит, будут горы. Потом камера наплывет на юношу, играющего на флейте.
– Но камерой Масугаки невозможно сделать «наплыв».
– Помолчи, Адама-тян! Подробности мы обсудим потом. Юноша играет на флейте и исполняет очень красивую мелодию.
– Понятно, «Венок из маргариток».
– Да, неплохая мысль. Всякий раз, когда тебе приходит хорошая идея, я не сразу въезжаю. А потом появляется девушка.
– Леди Джейн.
– Точно. Девушка в БЕЛОМ ПЛАТЬЕ, безупречно белом, в подвенечном платье, которое скорее напоминает сорочку, сквозь которую все просвечивает. И потом она в нем поскачет на БЕЛОЙ ЛОШАДИ.
– Флейта, белое платье – скорее сорочка, чем подвенечное платье, – прочитал Адама в своем блокноте. – И лошадь? – удивленно вскинул он голову: – Лошадь? Белая лошадь?
– Да.
– Не годится! Где мы возьмем белую лошадь?
– Она совсем не обязательна. Воображение, воображение!
– Ты говоришь о воображении, Кэн, но мы не можем снять то, чего у нас нет. Как насчет собаки? У моих соседей есть большая белая собака из префектуры Акита.
– Собака?
– Ага. Ее зовут Беляш. Она большая, на ней даже женщина сможет ехать верхом.
– Если Мацуи Кадзуко появится верхом на собаке из Акита, у всех крыша поедет. Они решат, что мы над ними издеваемся.
– Успокойтесь, ребята, – сказал Ивасэ, и мы сразу перестали спорить.
Причиной было не вмешательство Ивасэ. Дело в том, что в кафе вошла девушка, похожая на Клаудиа Кардинале в ФОРМЕ ШКОЛЫ ДЗЮНВА, села за соседний столик и заказала чай с лимоном. Я попросил у хозяина, принимающего заказ, поставить для меня «Фантастическую симфонию» Берлиоза в исполнении оркестра Зубина Мехта. Сразу после этого Ивасэ сказал:
– Ты только и знаешь эту компанию: Берлиоз, «Фантастическая симфония», Зубин Мехта.
– Что за чушь? Я знаю еще «Четыре времени года» в исполнении «I Musici».
– Полегче, полегче, – вмешался Адама.
Не дожидаясь чая с лимоном, Клаудиа Кардинале подхватила пластиковый пакет и исчезла в туалете. Из туалета К. К. вернулась совершенно преображенной. Ее волосы опускались кудряшками на лоб, глаза были подведены, а губы накрашены розовой помадой. Бело-синюю униформу продавщицы она сменила на платье кремового цвета, на ногах вместо плоских тапочек появились туфли на шпильках, разносился свежий запах пудры и лака для ногтей. Мы завороженно пялились на ее блестящие ногти. «В чем дело?» – спросила она. «Ничего, ничего», – успокоили мы ее. Она втягивала носом запах сигареты «Hi-lite De-Luxe», которую держала между пальцев, потом начала выдувать дым в воздух, где он смешивался с первыми звуками «Фантастической симфонии».
– Перестань, перестань, перестань, – твердили Ивасэ с Адама, но я не обращал на них внимания, думая только о том, как бы найти способ привлечь К. К. к участию в нашем фильме.
– Не желаете ли сняться в кино? – спросил я ее.
– Вы из Северной школы? – спросила К. К., проигнорировав мой вопрос о кино.
– Мы собираемся снять малотиражный фильм и хотели бы пригласить вас принять в нем участие.
К. К. показала свои красивые зубки и громко расхохоталась.
– Вы, ребята, окончили Северную, верно? – сказала она, по-прежнему игнорируя мое предложение. Она упомянула одного прощелыгу из группировки Сирокуси и со смехом спросила, знаем ли мы его. – Он раньше учился в средней школе Аймицу. Высокий, крутой парень!
Мы утвердительно кивнули. Я спросил, как ее зовут. Оказалось, что К. К. зовут Нагаяма Миэ. Я собирался еще поговорить с ней о фильме, но вдруг Ивасэ встал и подал знак Адама, после чего они оба схватили меня за рукава рубашки и потащили к выходу. Возле кассирши мы остановились, пропуская трех учащихся в форме индустриального училища. Все они были в ПЛОСКИХ ФУРАЖКАХ и заправленных в широкие штаны светлых рубашках. Они бросили на нас взгляды, и мы посторонились. Главарь банды из индустриального училища сразу присел к столику Нагаяма Миэ. Она помахала нам рукой, и тогда главарь обернулся и посмотрел на нас. Расплатившись на выходе из бара, мы поспешно вышли и метров сто бежали.
– Значит, это и была та самая Нагаяма Миэ? – выпалил запыхавшийся Ивасэ. – Она вовсе не подружка главы банды из индустриального, – объяснил он. – Она вообще никому не принадлежит, но всегда ошивалась в таких сомнительных компаниях, что была на грани исключения из школы.
Мы утвердительно кивнули. Я спросил, как ее зовут. Оказалось, что К. К. зовут Нагаяма Миэ. Я собирался еще поговорить с ней о фильме, но вдруг Ивасэ встал и подал знак Адама, после чего они оба схватили меня за рукава рубашки и потащили к выходу. Возле кассирши мы остановились, пропуская трех учащихся в форме индустриального училища. Все они были в ПЛОСКИХ ФУРАЖКАХ и заправленных в широкие штаны светлых рубашках. Они бросили на нас взгляды, и мы посторонились. Главарь банды из индустриального училища сразу присел к столику Нагаяма Миэ. Она помахала нам рукой, и тогда главарь обернулся и посмотрел на нас. Расплатившись на выходе из бара, мы поспешно вышли и метров сто бежали.
– Значит, это и была та самая Нагаяма Миэ? – выпалил запыхавшийся Ивасэ. – Она вовсе не подружка главы банды из индустриального, – объяснил он. – Она вообще никому не принадлежит, но всегда ошивалась в таких сомнительных компаниях, что была на грани исключения из школы.
– Решено, – сказал я. – Используем эту девчонку на церемонии открытия фестиваля.
Ивасэ, понурив голову, посоветовал мне быть поосторожней, потому что в нее влюблен главарь банды из индустриального, который возглавляет Клуб кэндо и может до полусмерти отлупить меня бамбуковым мечом.
– А я и не подозревал, что возможно забить до смерти бамбуковым мечом, – весело рассмеялся Адама.
Унылый сезон дождей закончился. Во время чистки бассейна я подкрался к тренерше, у которой уже был климакс, и СТОЛКНУЛ ее как бы нечаянно в грязную воду. Кто-то схватил меня, и вислоухий Аихара влепил мне тринадцать затрещин. На выпускных экзаменах Адама получил менее восьмидесяти баллов. Годом раньше он был первым по химии, а теперь опустился почти на самое дно. «Ты хочешь лишить Ямада будущего?» – кричал на меня учитель, отвечающий за вступительные экзамены. «Я не понимаю, почему я должен отвечать за плохую успеваемость Адама?» – кричал я ему в ответ. Ивасэ в третий раз за время учебы в повышенной школе потерпел любовную неудачу; его избранницей была лучшая девушка из волейбольного клуба. Мне только однажды удалось поговорить с Мацуи Кадзуко. Она спросила меня про «Bookends», Саймона и Гарфанкела. Я пролепетал, что в следующий раз непременно принесу пластинку. «Когда вам будет удобно», – с ангельской нежностью сказала Бемби. Ради моей ангельской Бемби мне нужно было любыми способами возвести баррикады. Мы начали к этому готовиться. Как и планировалось ранее, мы решили начать свою акцию в ночь накануне девятнадцатого июля. Мы заготовили полотнище для лозунга и краску. Нашей штаб-квартирой стал агитационный центр. Всего на приготовления мы потратили 9250 иен. Каждый из нас внес по тысяче иен.
– Слушайте, – сказал я, отдавая им последние инструкции. – Мы встречаемся в полночь под вишней возле бассейна. Ни в коем случае не пользуйтесь такси. Отаки, ты можешь дойти пешком из дома? Нарусима, Фусэ и Мияти тоже смогут прийти пешком. Вы останетесь ночевать у Нарасима, хорошо? Поскольку Масугаки живет в гостинице, пусть Мидзогути, а также Накамура и Хори переночуют у него. Из дома выходите по отдельности, ни в коем случае не все вместе. Не привлекайте к себе внимания, не оглядывайтесь. И помните, что краску, проволоку, прищепки и веревку для подвешивания лозунга нужно по частям доставить заранее в дом Масугаки и в дом Нарасима. В ту ночь все должны быть одеты в черное. Никакой кожаной обуви. Мы оставим после себя только банки из-под краски, неиспользованные веревки, все остальное заберем с собой. Мы с Ямада оповестим прессу.
Потом КРАСНОЙ КРАСКОЙ я написал на белой тряпке: «Сила воображения побеждает силу власти».
За три дня до решающих действий, в выходные, когда я был дома, Ивасэ попросил меня и Адама прийти в школу. Под палящим летним солнцем Кюсю он со слезами на глазах оповестил нас, что затея с баррикадой его не устраивает.
– Извините, Кэн-сан и Адама, я помогу сделать все приготовления и приму участие в фестивале, но идея баррикады меня не устраивает...
Мне показалось, что он отказывается от участия не по политическим причинам. Потом я сказал об этом Адама, и он ответил:
– Какая разница? Мы же делаем это потому, что нам интересно. А этого уже более чем достаточно. – При этом он был так же удручен, как и я.
Потом наступило 19 ИЮЛЯ.
СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ ПОБЕЖДАЕТ СИЛУ ВЛАСТИ
Мне нужно было выйти из дома в одиннадцать вечера, что сделать было непросто. Мать, сестренка и дедушка с бабушкой уже спали, но отец еще бодрствовал. Он смотрел телешоу «ПОСЛЕ ОДИННАДЦАТИ». Каждый раз, когда шла эта передача, он ложился спать позже, чем обычно.
Как и большинство домов в Сасэбо, наш тоже стоял на склоне холма. На узкой равнинной полоске находились только американские военные базы и дома немногочисленных людей, занимавшихся их обслуживанием. У нас был двухэтажный дом со множеством каменных лестниц. Чтобы не потревожить отца, я не решался выйти через главный вход и спускался по узкой лесенке. Комната моя была на втором этаже. Вначале мне нужно было пожелать отцу спокойной ночи. Я постучался в дверь его кабинета:
– Спокойной ночи, папа!
Конечно же, ничего подобного я не говорил, а просто сказал: «Я пошел спать». Он оторвался от созерцания девочек в бикини, удивленно посмотрел на меня и спросил: «В чем дело? Ты уже ложишься?» Потом он начал рассказывать, что когда учился в школе, то занимался до четырех утра, но потом, видимо вспомнив про «После одиннадцати», прокашлялся и сказал: «Не огорчай маму!» Я остолбенел. Неужели отец догадывается о том, что должно произойти сегодня ночью? Но откуда он может знать? Тогда почему он выдал убийственную фразу: «Не огорчай маму». Я сразу поднялся на второй этаж, переоделся и выбрался на площадку для сушки белья. Светила полная луна. Стараясь не издать ни звука, я надел баскетбольные кеды. В те времена мы не употребляли слова «кроссовки» и называли их «баскетбольными кедами». С площадки для сушки белья я спустился на крышу. Прямо подо мной было небольшое кладбище. В лучах луны надгробия, находившиеся несколько выше по склону холма, оказывались почти на одном уровне с крышей. Это были настоящие могилы. Я решительно спрыгнул на кладбище, но потом несколько растерялся. Не то чтобы я был суеверным, но всякий раз, когда я таким образом убегал в джаз-кафе, в порнокино или в пансион к Адама, меня не оставляло предчувствие какого-то грядущего возмездия. Когда я был маленьким, у моего деда был приятель – лысый капитан. Поскольку мой дед ушел в запас всего-навсего лейтенантом, он испытывал почтение перед Лысым даже через несколько десятилетий после войны. Лысый средь бела дня являлся, чтобы выпить с дедом, и это продолжалось до вечера. Я любил Лысого, потому что он всегда приносил мне книжки с картинками. Но у него была дурная привычка: когда он напивался, то выходил из дома и мочился на кладбище. Дедушке это не нравилось, и он часто говорил, что тот понесет наказание и умрет. И потом Лысый однажды действительно умер от разрыва сердца. Поэтому всякий раз, когда я выскакивал, чтобы всю ночь смотреть порнофильмы, и был вынужден ступать по могилам, то непременно складывал ладони и молился: «Извините меня, извините меня...» В тот раз я тоже твердил молитву, но ситуация была иной: я шел не смотреть порно, а возводить баррикаду. Я надеялся, что духи умерших меня простят.
В ПОЛНОЧЬ все встретились под вишней у бассейна. Мы разделились на две группы: одна должна была делать граффити, а другая снимать печать с прохода на крышу и вывешивать лозунг. Мы с Адама попали в группу граффити. Отправляющиеся на крышу рисковали больше: им предстояло спускаться вниз по веревкам. Я убедил Нарасима, Отаки, Масугаки и прочих второклассников отправиться на крышу, ссылаясь на то, что у Адама боязнь высоты, а мне нежелательно получить травму.
Мы уже собирались отправляться на задание, как Фусэ, темнокожий любитель пошлятинки, попросил немного подождать.
– В чем дело? Мы же уже все решили.
– Такая возможность редко выпадает, – сказал Фусэ, и на губах его заиграла похотливая улыбочка.
– Какая возможность?
– Я недавно проверял. Туда можно войти без ключа.
– Без ключа?
– В женскую раздевалку при бассейне. Это займет не более пяти минут, и мы сможем туда заглянуть. – Он неприлично захихикал.
«Какую чушь ты несешь, болван! Когда перед нами стоит священная задача забаррикадировать крышу, ты предлагаешь заглянуть в ЖЕНСКУЮ РАЗДЕВАЛКУ?! Если ты на этом зациклен, мы с самого начала потерпим поражение», – подумали все, но никто не произнес ни слова. Все немедленно приняли предложение Фусэ.
В женской раздевалке витали сладостные ароматы. Это не значит, что все помещение было пропитано запахами. Пробираясь туда в темноте, мы отчетливо ощущали след, оставленный девушками, которые вот-вот станут женщинами. Поскольку никто не плавает в нижнем белье, все наши мысли были о голых девичьих телах. Я велел остальным перестать шарить руками по полкам, чтобы не оставить отпечатков пальцев, но после того, как Масугаки обнаружил на нижней полке сорочку, все всполошились и, забыв про меры предосторожности, начали искать другие оставленные там вещи.