Фиалковский Конрад Опасная игрушка
Конрад ФИАЛКОВСКИЙ
ОПАСНАЯ ИГРУШКА
Фантастический рассказ
Перевела с польского Н. Стаценко
Я купил его сыну на день рождения. Фея взмахнула волшебной палочкой, и робот-автомат принес светящийся изнутри перламутровым светом саркофаг-коробку, в котором он спал бестревожным перламутровым сном. Тогда она мило улыбнулась мне и произнесла:
- Мне кажется, что ты будешь доволен им.
Я кивнул и, в свою очередь, улыбнулся ей.
- Ты пришел к нам один, без сына, поэтому я не стану рассказывать, что мишку нельзя обижать, нельзя выкручивать ему лапы, выковыривать фотоэлементы и вырывать конденсаторы, не забудь передать это сыну.
- Не забуду, - заверил я ее. - Я постараюсь относиться к нему, как к собственному ребенку.
- В таком случае мне очень приятно, что мой воспитанник приобрел себе заботливого отца. Тебе надо будет только переделать его программу так, чтобы он называл тебя папой.
Теперь мы оба засмеялись, и мне пришло в голову, что кто-то очень хорошо знает свое дело, если принимает на работу в Дома сказок таких очаровательных фей. Она взмахнула на прощание волшебной палочкой, и я оказался на бесшумно скользящей к выходу движущейся дорожке. Толпа маленьких детей, до этого момента окружавшая меня и с завистью рассматривавшая мишку в коробке, со смехом рассыпалась и перекочевала к большому видеотрону, на экране которого был изображен полосатый диск Юпитера. Он висел неподвижно и, как видно, был нужен только для того, чтобы мужской голос рассказывал зрителям, как Томек-космонавт преодолевает верхние слои его атмосферы. На другой стороне экрана в лучах видеотронного солнца переливалась видеотронная гора из стекла. Она тянулась вверх на тысячи метров и имела идеально ровную поверхность, по которой, напоминая ползущую по оконному стеклу муху, без видимых усилий взбирался принц в скафандре инопланетянина. За горой темнел дремучий лес, взятый взаймы у "эры дымящихся фабрик". Между пнями, поросшими пушистым мхом, деловито сновали электронные гномики с красными светящимися колпаками. На окраине леса, возле избушки бабы-яги, стоял автомат, в обязанности которого входило отвечать на все вопросы детей, как видно, уже имеющих немало неразрешенных проблем. Если бы существовал такой же автомат для взрослых, можно представить, какая очередь создалась бы вокруг него...
Я вышел. Внушительных размеров андруад* в доспехах средневекового рыцаря вежливо попрощался со мной при выходе, напоследок поинтересовавшись, не оставил ли я в Доме сказок своего ребенка. Он, видимо, не привык иметь дело со взрослыми, наведывающимися сюда без детей. Нет, я не потерял своего ребенка. Мой сын на этот раз остался дома. В эту минуту он скорее всего сидел перед видеотроном, следя за перемещающимися по экрану изображениями. Это было его обычным послеполуденным времяпрепровождением. Мне кажется, что правы те психологи, которые не советуют забирать детей в определенном возрасте с Земли. Мой сын прилетел на Марс слишком рано или слишком поздно. На Земле остались его друзья, с которыми он играл в космонавтов, приспосабливая окрестные холмы под необследованную территорию таинственной планеты; остались наш сад, где он знал каждый куст, и дом с раздвижными стенами, источающий аромат сандалового дерева. На Марсе дети были совсем другими, они предпочитали автоматы путешествию босиком по траве. Поэтому я и купил ему электронного мишку.
_______________
* А н д р у а д - автомат, напоминающий по форме человеческую
фигуру.
- Мы назовем его... ну, скажи, как его можно назвать? - спросил он меня, когда мы открыли коробку, извлекли из нее инструкции и добрались до места, в котором было написано: "Перед тем как привести мишку в движение, ему необходимо выбрать имя, которое и будет навсегда закреплено в свободных клетках его программы".
- Ну так как? - повторил он, когда я не ответил.
- Может быть, Катион? - предложил я.
Он раздумывал с минуту.
- Нет, такое имя подходит живой собаке, но не мишке. Его имя должно быть обычным.
- Тогда придумай сам что-нибудь.
- Это мог бы быть Боб... - Он вопросительно посмотрел на меня.
- Превосходно, пусть это будет Боб.
Я нащупал спрятанную в шубке кнопку питания, и когда темные глаза мишки вспыхнули зеленым светом, произнес:
- Тебя зовут Боб. Встань!
Словно подброшенный невидимой пружиной, мишка выскочил из коробки. Небольшая, с метр ростом фигурка, забавная мордочка с рыжевато-бурым волосом... Он встал, осмотрелся, а потом снова нырнул в коробку, достал из нее щетку и принялся расчесывать свою взлохмаченную шерсть. Покончив с этим занятием, он, слегка заикаясь, обратился к сыну:
- Я т-теперь твой мишка?
- Да.
- А это кто? - он показал лапой на меня.
- Мой папа.
- Эт-то хорошо.
- Послушай, - предложил я сыну, - может, обменяем его на другого. Посмотри, он ведь сильно заикается.
- Совсем немножко и только иногда, когда меня слишком долго не включают. У других мишек дефекты намного серьезнее. Я знал одного мишку, у которого на лапе было напряжение более ста вольт, - неудачная конструкция, и он всем старался подавать лапу.
- Ну что, обменяем?
- Не соглашайся. Я умею играть в мячи и р-решать задачи по математике. Кроме того, я могу подражать голосам и р-разобрать видеотрон.
- Ну так как?
- Пусть остается этот.
- Сразу видно, что ты славный мальчик. Я буду тебе хорошим мишкой. Ты скоро убедишься в этом.
Так мишка остался у нас. Это был удивительный автомат. Не раз меня приводила в недоумение загадочная прихоть неизвестного конструктора, вмонтировавшего в детскую игрушку такую гибкую и сложную систему.
В том, что это был не обыкновенный стандартный автомат из тех, что производятся серийно для игр с детьми, я был совершенно уверен с самых первых дней. Мишка проявлял некоторые черты человеческого характера, доступные только наиболее совершенным автоматам. Например, он был ленивым. Разумеется, он повиновался любой команде, исходящей от нас, но при этом старался выполнить ее таким образом, чтобы потратить как можно меньше времени, избегая ненужной суеты, так свойственной большинству автоматов. После того как он совершал требуемое действие, он мог часами оставаться в неподвижности. По прошествии некоторого времени я обнаружил, что он в определенном смысле привязан ко мне и всегда готов оторваться от меланхоличного созерцания своих мохнатых лап, чтобы сопровождать меня, когда я поднимался из-за стола и направлялся к пультам управления вспомогательными мнемотронами.
Однажды под вечер я сидел в своем кабинете и бился над разрешением проблемы управляемых полигравитационных полей. Мишка, как всегда, когда сын уже спал, составлял мне компанию, забравшись в угол и сидя там неподвижно. Время утекало час за часом, однако, несмотря на это, я почти не продвигался вперед. Пульт управления уже несколько раз напоминал мне, что память перегружена, недвусмысленно давая понять, что задачу необходимо решать с помощью мнемотрона большей емкости. Склонившись над экранами, я почти не обращал внимания на то, что делается в кабинете. Неожиданно я услышал характерное покашливание и поднял голову. Передо мной стоял мишка.
- Ты все еще не спишь, Боб?
- Я редко сплю.
- Как это понимать, ведь у тебя в программе предусмотрено чередование сна и бодрствования?
- Да, но программа не должна быть для меня неизменной. Я могу ее регулировать.
- А что ты делаешь по ночам?
- Думаю, решаю задачи...
- Может быть, ты доказал теорему Пифагора?
- Нет, но я нашел решение твоей задачи с управляемыми полигравитационными полями.
- Ты шутишь?
- Н-нет, н-на самом деле. Вот результат.
На простейшем функциографе, который он держал в лапе, были написаны какие-то вычисления. В первый момент я хотел вытолкать его из кабинета. Я бьюсь над сложнейшей задачей в течение нескольких часов без какого-либо результата, как вдруг заявляется самонадеянная детская игрушка и выписывает из своего маленького мозжечка готовое решение. Тем не менее я сдержался. Ведь это был всего-навсего автомат, к тому же мишка моего сына.
- Спасибо, - коротко сказал я. - А теперь иди в комнату.
Я отложил функциограф в сторону и вернулся к задаче. Результат получил только под утро, когда большой купол марсианской базы уже белел в первых лучах восходящего солнца. Результат был идентичен решению мишки.
- Боб, Боб! - позвал я.
Он появился через минуту, передвигаясь своей неторопливой походкой.
- Как тебе удалось это решить? - спросил я. - Ведь эта задача под силу только мозгу с большим запасом памяти.
Он молчал.
- Отвечай! - приказал я.
Безусловное повиновение человеческой воле было основополагающим началом заложенной в нем программы.
- Такой мозг сконструирован в строгом соответствии с принципом поливариантного процесса мышления. Соответственно его емкость мышления значительно шире, чем у аналогичных автоматов других конструкций.
Я застыл в изумлении, потому что хриплый низкий голос, который произносил эти слова, нисколько не походил на обычный заикающийся слог мишки.
- Что ты сказал? - только через минуту спросил я его шепотом.
- Я н-ничего не говорил, - теперь мишка заикался, как обычно.
- То есть как ничего? Повтори!
- Я н-ничего не говорил.
- Нет, не это. Что ты сказал перед этим?
- Н-не понимаю.
Это было похоже на правду. Голос существовал за границами его сознания. Он не знал о нем ничего. Слова, которые он произнес, были скорее похожи на цитату из руководства по прикладной кибернетике. Какой-то бред про поливариантное мышление. Я подошел к видеофону и набрал номер Тана, одного из моих коллег-кибернетиков. Он специализировался на теории неорганического мышления и должен был знать об этом больше.
- Тан, это Андрей. Скажи мне, пожалуйста, ты слышал что-нибудь о поливариантном мышлении?
Приветливая улыбка сошла с лица кибернетика. Только в этот момент я заметил, что Тан сонный и небритый. По всей видимости, я вытащил его из постели. Тем не менее он нашел в себе силы доброжелательно улыбнуться мне. Тан был известен своей вежливостью, и сейчас я на собственном опыте убедился в этом.
- К сожалению, Андрей, я затрудняюсь припомнить что-нибудь подобное. Откуда ты вообще взял это название?
- Я услышал его от автомата.
- Это, наверное, какой-нибудь автомат для кибернетического программирования? Тогда спроси у него ответ на этот вопрос.
- Нет, это не кибернетический автомат.
- А что же в таком случае?
- Мишка моего сына.
- Но это невозможно. Ведь это совершенно примитивный автомат.
- Я сам в недоумении, Тан.
- Андрей, - произнес Тан после минутной паузы, - а может, ты слишком много работаешь в последнее время? Люди уже просыпаются, а ты до сих пор еще не ложился.
- Послушай, Тан. Я говорю серьезно. Жаль, что ты не веришь.
- В это трудно поверить. Но я все равно попробую разыскать что-нибудь о поливариантном мышлении в главном каталоге кибернетической информации. Если удастся, я немедленно дам тебе знать.
- Спасибо, Тан.
Я повернулся к столу, но мишки в кабинете уже не было. Он сидел перед дверью детской комнаты и так безмятежно спал, как будто ничем другим в эту ночь и не занимался.
Время шло, и я почти забыл эту историю. Мишка не подавал поводов к упрекам. Самым удивительным было то, что и товарищи моего сына относились к нему без оттенка пренебрежительного превосходства, как к другим автоматам. С поразительной быстротой он решал все их школьные задачи, и мне пришлось категорически запретить ему это. Потом мишка проявил себя астрономом, и они с сыном долгие часы просиживали у радиотелескопа. В любое время дня и ночи он мог без запинки назвать точные сферические координаты всех звезд. Но меня особенно поражала невероятная целенаправленность действий мишки. Если он шевелил левой лапой, можно было быть уверенным, что скоро ею ему придется что-то делать.
Шла всего вторая неделя пребывания мишки в нашем доме, когда я вдруг заметил на функциографе сына несколько вычерченных эллипсов с ручными эксцентриситетами и одним общим фокусом. Заинтересовавшись невиданной фигурой, я спросил у сына:
- Что ты начертил здесь?
- Это не я, а Боб.
- Но что это такое?
- Гипотетическая планетная система Формальхаута-альфа созвездия Летающей Рыбы.
- Откуда он это знает?
- Боб все знает! - ответил он мне с такой уверенностью, которой я не мог не поразиться.
- Я бы на твоем месте не торопился принимать на веру рассказы мишки, которых у него в памяти наверняка не один десяток. Все мишки должны что-нибудь рассказывать детям. Но это не значит, что такой взрослый мальчик, как ты, должен верить любой сказке, которую они рассказывают.
- Не верь, если ты не хочешь, но это совсем не сказка, - упрямо возразил он.
- Ты думаешь, что это соответствует истинному положению вещей?
- Нет, это только гипотеза Гладстона. - Он посмотрел на меня так серьезно, как может смотреть на старого профессора молодой научный работник.
- Кто тебе это сказал?
- Боб.
- Боб! - позвал я громко.
Он появился через минуту.
- Это действительно планетная система Формальхаута?
- Так утверждает Гладстон в своей гипотезе. Свое предположение он основывает на характерном смещении полос гравитационного спектра этой звезды.
- Боб, - спросил я тихо, - откуда ты все это знаешь?
- Я обладаю определенными знаниями в этой области, оставленными мне для популяризации космологии.
- Кем оставленными?
- Оставленными в моей программе.
- В каких пределах ты знаешь космологию?
- В рамках начального курса, как минимум.
Под впечатлением этого разговора я сочинил телеписьмо с благодарностью Дому сказок. Ответ я получил в тот же день. Дом сказок выражал свое удовлетворение тем, что у меня нет причин для недовольства электронным мишкой и что благодаря моим стараниям он смог подняться до такого высокого и нехарактерного для других автоматов уровня реализации интеллектуального потенциала. При этом меня просили сообщить поподробнее все кибернетические операции, которым я подверг мишку, чтобы добиться максимальной степени реализации при относительно небольшом объеме памяти.
Так стало ясно, что ни я, ни Дом сказок не могли считать себя виновниками в появлении уникального мишки. Но так как гении среди автоматов, так же как и гении среди людей, не появляются сами собой, Дом сказок направил запрос на Землю, чтобы она проверила, откуда и каким образом появляются на свет электронные мишки. Ответ должен был поступить через несколько месяцев. Не так просто отыскать в многомиллиардной массе жителей Земли тех, кто имел непосредственное отношение к электронному мишке, появившемуся несколько месяцев назад на Марсе.
Потом по видеотрону попросил о встрече Тан, и мы условились на полдень. Он, как всегда, пришел вовремя. Мы прошли в комнату сына. Они с мишкой оживленно обсуждали последнюю серию какого-то космического видеопутешествия, в которой сбросивший скорость корабль уже переходил с параболической орбиты на эллиптическую. Тан некоторое время с интересом прислушивался к их разговору. Потом шепотом спросил у меня:
- Как его зовут?
- Кого, сына?
- Нет, автомат.
- Боб.
Он слушал еще минуту, не прерывая разговора, потом неожиданно позвал:
- Боб, иди сюда!
Автомат повиновался без промедления.
- Что такое эллипс? - спросил Тан.
Боб, не задумываясь, отчеканил определение.
- А я не понимаю. Объясни мне.
Боб принялся терпеливо объяснять, как нерадивому ученику объясняют простое задание. Тан оборвал его:
- Ты считаешь, что достижение других галактик на звездолетах возможно?
Автомат с минуту колебался, но все же ответил:
- Я не знаю. Мне необходимы все данные, чтобы сделать точные расчеты.
За этим вопросом посыпались другие. Это продолжалось так долго, что даже мой сын не выдержал и спросил у меня:
- Когда он уйдет, чтобы мы с Бобом закончили расчет?
Тан ответил моему сыну улыбкой и задал последний вопрос:
- У тебя есть рефлекс повиновения?
- Нет, - ответил мишка.
- Хорошо, ты можешь вернуться к своим расчетам. А мы, - он посмотрел на меня, - пойдем в кабинет.
- Пока это только мое предположение, - сказал он в кабинете. - Мне кажется, что мозг мишки был забракован после психического контроля системы как возбудитель нестабильности поведения и отправлен на склад. Там в него, судя по всему, вмонтировали большое количество стабилизирующих элементов, ограничивая его возможности и одновременно увеличивая устойчивость.
Тан говорил так, будто сам лично присутствовал при сборке автомата.
- Помнишь, я задал ему вопрос о возможности достижения других галактик? Каждый нормальный мишка ответил бы в строгом соответствии со стереотипными программами, что это возможно, однако этот мишка потребовал данные для расчетов. Мне кажется, что он не всегда рассказывал сказки.
Я не стал вызывать кибернетический автомат и не разобрал мишку на части. Я вполне мог сделать это, если бы не представил себе недоуменный взгляд диспетчера: "Ты вызываешь автомат для ремонта детской игрушки? Неужели ты думаешь, что нам больше нечем заниматься?"
Я бы, конечно, стал объяснять ему, что речь идет совсем не о ремонте, что наш мишка особенный и слишком превосходит другие бытовые автоматы, чтобы быть простой игрушкой, но я сомневался, что это добавит диспетчеру веры. Во всяком случае, я ничего не предпринял.
Тем временем мой сын и мишка превратились в неразлучную пару, проводя время либо в обсерватории, либо в пустыне за базой, где в марсианских камнях кристаллы кварца блестели точно так же, как в земных из моего детства.
Где-то под конец марсианской зимы, когда холмы на горизонте потемнели от пробивающейся растительности, контроль радиосвязи Марса зарегистрировал перехват серии сигналов, которые, судя по пеленгу, передавались с нашей базы.