В Клане же общепринятыми были два языка – русский, как родной язык Кира, и каирский диалект арабского, который являлся языком предков почти для трети населения Клана. И хотя этнически чистых арабов в клане почти не осталось, все же немало было тех, кто считал себя потомком местных. В разговорной речи доминировал русский, но письменность, наоборот, чаще использовалась арабская, причем по причине вполне понятной: дело в том, что все надписи на вывесках, на заборах, на заправках, в газетах и книгах, которые можно было найти, были на арабском. Так что читать по-арабски и писать на нем для всех было привычней, даже для самого Кира. Впрочем, такое двуязычие никому странным не казалось – привыкли. Макс подозревал, что если бы не Кир, то народ сам по себе быстро целиком перешел бы на арабский, но старик следил за сохранением русского, а потому в устной речи общались все преимущественно на нем, да еще и гордились этим, так как это отличало людей Клана от диких.
Чем больше буер удалялся от города, тем меньше его трясло. В отсутствие зданий ветер дул ровно, без турбулентностей, а потому и песок ложился гладко, словно его катком укатывали. Руку на румпеле перестало долбить, зубы уже не клацали, и можно было расслабиться.
Впрочем, песок покрывал далеко не все пространство, которое охватывал взгляд. Ближе к морю раскинулась плодородная зона, там почва и влажность были такими, что можно было кинуть семечко, забыть про него, а через положенный срок просто идти собирать урожай. Чем вовсю пользовались дикие, не умевшие бурить скважины. Они не могли создавать плантации прямо в пустыне, как это делал Клан, они зависели от естественных и искусственных водоемов, от разливов рек, а значит, постоянно рисковали нарваться на мутантов. И нарывались периодически, из-за чего их численность постоянно менялась.
На смену вымирающим племенам откуда-то приходили новые, и никогда не получалось предсказать, где с ними встретишься, а где нет. Вроде еще вчера тут видели диких, а сегодня уже никого.
Больше всего дикарей жило на некотором удалении от озера Мариут. В самом озере мутантов было не счесть, но далеко от воды они не бродили за ненадобностью, потому что вокруг полно было сочной травы, и козы расплодились в невероятных количествах. Козы были чем-то вроде буфера между мутантами и дикими. И те и другие их ели, но коз меньше не становилось. Мутанты вообще дальше двух километров от воды старались не выдвигаться, а при наличии хорошей еды так и вовсе не делали этого никогда. Дикие знали об этом и пользовались данной особенностью.
Когда плодородная зона с ее потенциальными опасностями осталась позади, Макс, посоветовавшись с Ахмедом и сверившись с картой, взял новое направление, чуть ниже к ветру, что соответствовало курсу бакштаг и являлось прямой линией до поселения. Правда, и скорость снизилась до тридцати пяти километров в час, а это означало, что дорога займет часа два.
Макс вздохнул, представляя, как придется отчитываться перед Киром. Вернулись без топлива и с потерями. Неудачный рейд, возразить нечего. Но что-то говорить все же придется. И в глаза Киру смотреть тоже придется.
Впрочем, куда важнее и неприятнее было другое. Заправка, разрушенная провалом, была последним разведанным источником топлива. Все станции западнее уже осушили, а продвигаться на восток означало приближаться к озеру Мариут, со всеми вытекающими из этого опасностями. Но как ни крути, топливо являлось основной жизненной силой Клана. Без него никак. Значит, снова придется идти на риск и на жертвы.
Снова подумалось о несправедливости ситуации. Неужели всеми своими бедами люди еще не искупили старых грехов человечества?..
Мысль была такой острой, что даже сердце защемило. Макс поморщился, ощущая, как по спине пробежало нечто вроде слабого электрического тока. Кир не был сторонником ни одной религии, но другим верить не запрещал. Он не дозволял только осознанно дурачить народ, создавать какие-то секты или справлять культы на возмездной основе. А так верь во что хочешь.
И многие верили. Только вера у каждого была своя, и каждый по-своему представлял высшие силы и как они способны вмешиваться в дела людей. Но вот если бы кто спросил у Макса, как он себе представляет бога, тот затруднился бы с ответом.
Конечно, это не бородатый старик, каким его рисовали на коптских иконах. Скорее это, наверное, совокупность каких-то непреложных законов. Нечто вроде шестерен, вращающих мир.
И все же иногда хотелось какого-то овеществления бога, чтобы можно было обратиться к нему с просьбой. И иногда Макс, сам не понимая в точности, к кому или к чему обращается, просто просил. И становилось легче. Само по себе. Без оглядки, сбудется или нет.
«Господи, выведи нас из этого тупика… – подумал Макс. – Или хотя бы дай знак, что выход есть. А мы постараемся, мы отыщем!»
Но ответа не было, и не было знаков. Лишь раскаленное солнце полыхало в выгоревшем от жары небе, почти белом, с едва заметным намеком на голубой цвет. Буер мерно катился вперед, а ветер надувал паруса и свистел в тросах такелажа. Все как обычно. Ничего нового. Но надо было взять себя в руки и не киснуть. Зачем? Ответа на этот вопрос у Макса не было. Да и ни у кого в целом мире, наверное. По крайней мере пока.
Глава 2
Кирилл бросил взгляд на старинные «Командирские» часы, пристегнутые к левому запястью ветхим кожаным ремешком, поправил на лбу куфию, намотанную на арабский манер, и, сощурившись, внимательно оглядел ровную, как стол, линию горизонта на востоке.
Наблюдательный пункт был устроен на плоской вершине одной из ржаво-коричневых скал, возвышавшихся местами к западу от поселения. При взгляде издалека эти скалы навевали ассоциацию с торчащими из вековых песков пальцами мумий, настолько контрастно выглядели они посреди бескрайней плоской пустыни.
Высота, на которой оборудовали наблюдательный пункт, составляла всего метров пятьдесят, так что Кирилл, поднимаясь на площадку по проложенной серпантином тропе, даже не запыхался, несмотря на возраст. Чего не скажешь о восемнадцатилетнем парне, выполнявшем функции личного порученца при главе Клана – он и взмок, и пыхтел за спиной, мучимый одышкой.
К сожалению, не всех рожденных после Великого Перехода природа одарила отменным здоровьем, но пользу должны были приносить все, Клан не мог себе позволить нахлебников. Поэтому кто не мог входить в состав боевых отрядов, работал в поселении или при штабе.
Ветер на высоте ощущался сильнее, он уверенно и мощно дул с севера, уже превысив отметку в двенадцать метров в секунду, судя по показаниям анемометра. Четырехлопастный датчик прибора стремительно вертелся на шесте у края приспособленной для наблюдения площадки. Еще чуть в стороне торчала в небо полосатая бело-красная мачта антенны связи, а у самого парапета стоял на азимутальной монтировке мощный высокоапертурный телескоп-рефрактор с оборачивающей призмой.
Кожа Кирилла давно уже утратила былую белизну, отличавшую его, рожденного далеко на севере, от родившихся здесь. Да и возраст давал о себе знать – по грубым, словно дубленым щекам пролегли борозды глубоких морщин. На затылке из-под куфии выбивались несколько седых прядей – уже третье десятилетие Кирилл носил длинные волосы, и, несмотря на пятидесятилетний возраст, на его голове не было и намека на зарождающуюся лысину.
Порученец, стоявший в двух шагах позади Кирилла, наконец, отдышался. Это был один из новеньких. Кирилл нередко путал их имена и прозвища, и дело было вовсе не в плохой памяти. Причиной являлась слишком короткая продолжительность жизни людей Клана, связанная с неизбежностью мутаций.
Кириллу трудно было подстроить свое восприятие времени к такому искаженному и ущербному ритму, в котором жили теперь другие. Но у новенького прозвище было таким ярким и запоминающимся, что врезалось в память без всяких усилий. Неизвестно почему и за что прозвали его Джейраном. Хотя мама его назвала Сидором, а по бытующим в Клане традициям это имя сократили до удобной трехзвучной формы – Сид. Но он охотно отзывался и на Сида, и на Джейрана, избавляя Кирилла от мучительного перебора в памяти имен давно мутировавших соратников или от беспомощных обращений типа: «Эй, поди сюда».
– Видите? – спросил парень.
– Глаза у меня уже не те, что раньше, – без всяких эмоций ответил Кирилл. – Поэтому твоим я доверяю больше. На связь с ними пробовали выходить?
– Солнце! – Парень показал пальцем в небо и виновато пожал плечами.
Действительно, условия прохождения сигнала в средневолновом диапазоне, на котором работали рации Клана, в значительной степени зависели от солнечной активности вообще и от времени суток в частности. Другими словами, от состояния ионосферы. Днем можно было наладить связь лишь на дистанции километров в десять, а ночью и до двадцати получалось. Вот только кому придет в голову ночью удаляться от поселения на двадцать километров?
Кирилл наклонился к телескопу и прильнул глазом к окуляру, подкручивая фокусировочный узел. Когда изображение линии горизонта стало резким, хоть песчинки считай, за ней стало отчетливо различимо облако пыли, какое может оставить только приближающийся колесный транспорт. Или внушительный отряд диких на боевых верблюдах.
Любой колесный транспорт в здешних краях принадлежал Клану, а в то, что дикие сумеют между собой договориться и создать коалицию против Клана, верилось с трудом. Выходило, что пыль подняли возвращающиеся из пригорода Александрии буера под командованием Макса. Но почему так рано? С учетом времени набора топлива, его транспортировки к окраине и последующего частичного разлива в емкости других буеров, ждать их можно лишь часа через три, не раньше. Значит, что-то случилось. А «что-то» в новом мире почти всегда означало «что-то плохое».
Наблюдательный пункт располагался на высоте пятьдесят метров, значит, расстояние до видимой линии горизонта составляло двадцать пять километров. А пыль еще дальше. Выходило, что до буеров, если это именно буеры, дистанция пока километров тридцать. Может, и тридцать пять. В любом случае для радиосвязи, имеющейся в распоряжении Клана, слишком много. Придется ждать.
Кирилл задумался. Непривычно тревожно стало у него на душе. Не тревожно даже, скорее волнительно. Ну, не может всегда все быть плохо! Не бывает так. По любой из теорий математической статистики не может, да и по здравому смыслу тоже. Тридцать лет каждый день, каждый час было плохо. И мало того, что плохо, мало того, что гибли и мутировали друзья, любимые женщины, даже собственные дети, мало того, что каждый миг приходилось думать не о жизни, а о выживании, так еще и просвета не было никакого, ни малейшего намека на хоть сколько-нибудь светлые перспективы. Наоборот, с каждым годом ресурсов старого времени становилось меньше, а погибших в памяти – все больше.
И от этого делалось невыносимо. Так мучительно, что хоть вой.
А сегодня это облако пыли за чертой горизонта. Конечно, почти наверняка это возвращается группа Макса. Возвращается рано, а значит, ни с чем. Да еще и с потерями, куда без них. То есть почти наверняка это снова что-то плохое. Как обычно. Но почему-то странно ощущал себя Кирилл, так, словно в его израненной, больной и давно очерствевшей душе все еще теплилась надежда на что-то хорошее. Не на хорошее даже, черт бы с ними, с черно-белыми оценками, а просто на другое. Надежда на какой-то выбор.
Ну, вроде бы, что могло сулить это облако пыли? Да ничего хорошего. Но фантазия Кирилла помимо воли начала строить предположения, рождать в голове образы и картинки. А вдруг Макс возвращается рано из-за того, что нашел нечто невероятное? Или встретил кого-то, кто может перевернуть всю жизнь Клана?..
«Нет, прочь эти мысли! – зло подумал Кирилл. – Долой их, в шею! Какие, к чертям, надежды? На что? Кого или что мог найти Макс там, где уже десятки раз побывали высылаемые за топливом экспедиции? Даже теоретически невозможно. Все, к черту. Не до иллюзий…»
Он украдкой сделал несколько глубоких вдохов. Благо Джейран глазел по сторонам, трое наблюдателей, несших дежурство, травили байки у края площадки, а больше никого поблизости не было. Это хорошо. Никто из подчиненных, никто из Клана, даже матери детей Кирилла, не должны видеть в нем ничего, кроме непоколебимой уверенности. Для всех без исключения он – Железный Кир. А мысли читать, к счастью, никто не умеет.
Чем тешить себя бесплодными надеждами, лучше подготовиться к предотвращению возможных опасностей. Поскольку ничего, кроме новых опасностей, раннее возвращение экспедиции не сулило. Чем оно могло быть обусловлено? Скорее всего, нападением, которое не удалось отразить, после чего пришлось спасаться бегством, вместо того чтобы набирать топливо. Мутанты в западной части города не появлялись – слишком сухо, слишком далеко от их главного логова, которым являлось озеро Мариут. Значит, скорее всего, дикие. И каким же числом, чтобы обратить в бегство хорошо оснащенную группу Макса? Странно…
Сердце опять забилось чаще, но Кирилл усилием воли отогнал непродуктивные мысли. Главная опасность состояла в том, что раз Макс возвращается так рано, значит, он возвращается без топлива. А без топлива Клану не выжить. Точнее, выжить-то люди выживут, но одичают очень быстро без технологий, основанных на применении огня. А это все равно уничтожит Клан. Не людей Клана, а сам Клан как понятие. Это, может, еще и хуже.
Дольше стоять на наблюдательной площадке не имело смысла. Если это возвращается Макс, скоро с ним можно будет связаться в эфире и выяснить все детали. Если не он, надо готовить оборону. И, в любом случае, необходимо на ближайший час или два остановить все работы, связанные с расходом топлива. Так как, если буера придут пустыми, важна будет каждая капля солярки.
– Дай мне связь со штабом, – велел Кирилл Джейрану.
Тот засуетился ввиду неопытности, затем достал из заплечного мешка переговорный модуль и произнес:
– Штаб, Киру на связь!
По тому, как он это сказал, заметно было, что парня распирает от гордости быть порученцем самого Железного Кира.
– На связи штаб! – тут же ответили из радиорубки.
Кирилл взял переговорный модуль и приказал, нажав тангенту:
– Отправьте людей в энергетическую зону. Все печи остановить до моего особого распоряжения. Посмотрите по журналу, кто еще может расходовать топливо, кроме электриков, и остановите все производства, связанные с расходом солярки.
– Принял! – отрапортовал радист.
– Дальше. Снарядите три отделения и выдвиньте их к третьей линии обороны. Пусть займут позиции. К каждому отделению прикрепить снайпера с винтовкой старого времени. Пусть возьмут три буера для артиллерийской поддержки.
– Остальных маршем? – уточнил радист.
– Да. Ноги ни у кого не отвалятся. Кроме того, задействовать все огневые точки, устроенные на скалах. В ждущем режиме. Без моей команды оружие старого времени не применять.
– Принял.
– И постоянно вызывайте группу Макса. Мало ли, может, ответят раньше, чем наблюдатели разглядят, что да как.
– Есть, принял!
– Тогда все, конец связи.
Кирилл вздохнул, вернул Джейрану переговорный модуль и окликнул старшего из наблюдателей. Тот вскочил на ноги и пулей метнулся к Кириллу. Авторитет – этого Железному Киру было не занимать.
– Глаз с горизонта не спускать, – велел Кирилл. – Как только станет ясно, кто к нам приближается, тут же доклад в штаб. Я буду там.
– Есть! – вытянувшись по струнке, ответил парнишка лет шестнадцати на вид.
Тридцать лет прошло, а Кирилл все не мог привыкнуть, что в целом Клане, из всех восьми сотен подчиненных ему людей нет никого старше двадцати пяти лет. Одни юнцы. Рано и быстро взрослеющие, но, по сути, все равно дети. Дети, которых ему, Кириллу, каждый день приходится посылать на смерть. Одного этого достаточно, чтобы держать нервы натянутыми, как струна. Но показывать этого нельзя. Никому.
Кирилл вздохнул и не спеша направился к тропе, ведущей вниз. Джейран засеменил следом. Вид сверху открывался обширный, но лишь само поселение вносило разнообразие в неизменный пейзаж окружающей пустыни. Оно занимало внушительную площадь и делилось на несколько зон: жилую, производственную, сельскохозяйственную, складскую, энергетическую. С запада оно вплотную примыкало к невысокой скалистой гряде, дугой раскинувшейся с севера на юг. Частично гряда прикрывала от пыльных бурь, приносимых жарким западным ветром из Ливийской пустыни, но она же позволяла в случае обороны занять выгодные огневые позиции на высотах.
Еще в самом начале существования Клана стало понятно, что наиболее выгодным жильем в пустыне являются жилища, не возвышающиеся над песком, как дома, а заглубленные в грунт. Благодаря наличию на складах города и в порту огромного количества сухих бетонных смесей такие небольшие бункеры с узкими бойницами окон оказалось несложно обустроить. Они, подобно серым черепахам, греющимся на солнце, раскинулись по всей жилой зоне.
Группы по нескольку домов под землей соединялись тоннелями, чтобы в случае необходимости соседи могли прийти на помощь или чтобы жильцы могли покинуть жилище, не выходя на поверхность. Но в то же время каждое из помещений дома, а также проходы между землянками-бункерами, могли быть намертво заблокированы металлическими дверями. И это не было прихотью. Это было суровой необходимостью на тот случай, если кто-то из жильцов неожиданно для других мутирует. На ночь же закрывались все двери, защищая всех от каждого и каждого от всех.
Дома, вне зависимости от ранга владельцев, были одинакового размера – в каждом по три комнаты и кухня. Жилище Кирилла тоже не отличалось от остальных. Больше других в жилой зоне было только здание штаба – его выстроили в несколько раз больше жилых домов, в нем располагалась радиорубка, основные хранилища с оружием и боеприпасами старого времени, а также зал для военных советов.