Визирь Асад ад-Дин был человеком тучных форм. В седле он держался крепко, командовал войсками здраво и мудро, бился без страха, но имел одну слабость. Он слишком большое внимание уделял кушаньям и питью. Особенно любовью Асад ад-Дина, названного Львом Веры, пользовались сытные блюда из мяса животных и птиц, жирные и пряные. Когда он ел, пот выступал на его челе, челюсть уставала жевать, и после приема пищи обыкновенно новый визирь Египта погружался в тяжелую дрему. Нередко бывали случаи, когда живот отказывался справляться с тем, что в него поместили, и на помощь Асад ад-Дину приходили его лекари, которых была целая дюжина. Они промывали ему желудок, отпаивали и по мере возможности облегчали его страдания. Дело это было привычное, и особо никого не удивляли частые приступы болей у визиря. Но однажды его хворь продлилась несколько дней, усиливаясь и не отступая, несмотря на все старания лекарей. Визирю становилось хуже и, наконец, он скончался.
Ночью к Юсуфу ибн-Айюбу прислали слугу, чтобы сообщить печальные вести. Он не стал дожидаться рассвета и прибыл к ложу покойного незамедлительно, взяв с собой личных лекарей, охрану и Басира.
Грузное туловище Асада ад-Дина лежало на постели, накрытое простыней и умытое. Пришедшие лекари снова осмотрели его и указали причиной смерти сильный жар, вызванный воспалением горла. Покинув опочивальню, Басир подозвал к себе стоящую невдалеке Эмилию.
— Они говорят, что это не могло быть покушением, — хмуро произнес он, отходя подальше от любопытных ушей стражи и вельмож. — Но я чувствую здесь злой умысел, как собака чует запах падали.
Элиана покосилась на закрытую дверь.
— Владыке угрожает опасность?
— Не исключено, — подтвердил Басир, и по его мрачному настроению девушка сделала вывод, что господин убежден в своей правоте. — Здесь поблизости есть холм, очертания которого напоминают лежащего льва. Мы проезжали мимо него.
Элиана кивнула.
— За ним есть дом, его с дороги не видно, он в ущелье. Живет там человек, которого тебе нужно привезти сюда, ко мне, — Басир снял с пальца перстень и положил на ладонь девушки.
— Как его имя?
— Тебе не понадобится это знание. Если захочет, он сам назовет себя. Ступай и поторопись. Возьми мою лошадь, и не жалей ее.
Басир очень бережно относился к своей белоснежной лошади благородной породы, и то, что он сказал, означало, что дело крайне срочное. Элиана незамедлительно отправилась в путь.
Холм, о котором шла речь, находился на востоке. Дорога была пуста, луна освещала ее так ясно, что были видны даже мелкие ночные твари, копошащиеся в камнях. Под россыпью звезд Элиана гнала хозяйскую лошадь во весь опор, и лишь приближаясь к Спящему Льву, чей величественный профиль был посеребрен лунным светом, она успокоила животное. Дом обнаружить удалось не сразу, он находился в низине между двух холмов. В полной тишине звучал только стук копыт. Элиана собралась спешиться, когда вдруг лошадь испуганно заржала и поднялась на дыбы, сбросив девушку из седла. Нога застряла в стремени, и, шарахнувшись вбок, лошадь протянула Эмилию по камням.
— Стой, глупая тварь! — разозлилась девушка, освобождая ногу. Только тогда она увидела торчащую в окаменевшей земле стрелу. Подняв взгляд, она рассмотрела силуэт на вершине холма. Темная фигура сидящего человека была неподвижна.
— Животное куда умнее своего наездника, — послышался голос. Незнакомец распрямился во весь могучий рост и большими прыжками спустился с холма. — Кто же в здравом уме отправится в ночной путь через пустыню?
Он подошел ближе и посмотрел сверху вниз на сидящую в пыли девушку. Один глаз мужчины косил, но другой смотрел точно на нее. На спине у него была накидка из шакальих шкур, на груди висела связка бус из ракушек и клыков.
— Меня прислали за вами, — сказала Элиана, протягивая ему перстень.
Человек не подал виду, что удивился, и, рассмотрев украшение, вернул его.
— Я знаю, кто послал. Но не понимаю: зачем?
Элиана коротко описала случившееся ночью.
— Значит, наш новый визирь тоже мертв? — усмехнулся мужчина, направляясь к своему жилищу. — Тогда я не помогу ему. О моих талантах ходят разные слухи, но не верьте тому, что я могу оживлять мертвецов.
Элиана привязала лошадь к стволу сухого дерева и поспешила за ним.
— Речь идет не о нем, а о жизни другого человека. Возможно, смерть визиря не была случайностью.
— О, глупая девчонка! — воскликнул тот, входя в дом, — смерть не бывает случайной. Ни визиря, ни рабыни-еврейки.
Элиана зашла следом за ним. В доме было душно, пахло сухими травами, скисшим молоком, овечьей шерстью и еще чем-то. На столе стояло сооружение из стекла и железа удивительной формы и непонятного предназначения. Мужчина прошел вглубь хижины, сел на пол перед сколоченным из дерева грубым столом, и стал есть из миски, не обращая внимания на присутствие посторонней.
— Вы не собираетесь ехать? — уточнила Элиана.
Тот покачал головой, не глядя на нее.
— Вы должны.
— Вот же пустая голова, — тяжело вздохнул он. — Тот, кому я обязан, не обращается ко мне. А перед прочими у меня долгов нет. А теперь пошла прочь, пока я не доел этот чудесный козий суп и не освободил свои руки.
Элиана огляделась еще раз. Этот человек лекарь, судя потому, что она видела. Или даже алхимик. О могуществе алхимиков она слышала много, хоть и не во все верила. Но если Басир считает, что этот человек может определить, грозит опасность владыке или нет, то плевать ей на предрассудки.
— Вы отправитесь со мной, — сказала она твердо.
И когда алхимик с усталым раздражением обернулся, то увидел, что девушка стоит близко, а в ее руке находится кинжал. Он крякнул и с усмешкой вернулся к своей трапезе:
— Смотри, не поранься.
Элиана обошла стол и села напротив него.
— Мне приказали привести вас. Скажите, что мне сделать? Умолять вас? Пытать? Чем заплатить, чтобы вы отправились со мной?
— А если я скажу, что давно не знал женской ласки? — он подпер сухую, сожженную солнцем щеку и посмотрел на нее здоровым глазом. — Сможешь ли безропотно отдаться пустынному зверю, чтобы исполнить приказ господина?
Элиана содрогнулась. Она смотрела на чудовище с безобразным лицом, и ей хотелось с криком выбежать из хижины. Но стоило вспомнить о доверии хозяина и безопасности владыки, как все сомнения отступали.
— Если тело бедной еврейки единственное, что вам нужно, вы получите его, — произнесла она помертвевшими губами и дрожащими непослушными пальцами принялась распутывать узел на поясе.
Алхимик с любопытством смотрел на то, как она справляется, и как только веревка поддалась, остановил ее жестом:
— Достаточно. Ты оскорбила меня тем, к какому дикарству приравняла, — произнес он жестко.
Элиана замерла, не зная, куда себя деть. Ей хотелось плакать от стыда и бессилия.
— Но твоя преданность удивляет меня, — добавил мужчина, задумчиво помешивая суп пальцем. — Ты не похожа на гулящую девку, для которой такой способ расплаты — привычное дело. Значит, вопрос и впрямь крайне важен. Ты очень послушна господину.
Облизав палец, он поднялся и принялся бережно укладывать в сумку какие-то стеклянные колбы и крошечные деревянные шкатулки без резьбы.
— Веди, — хмуро бросил он затаившейся Элиане, боявшейся лишний раз вздохнуть. — Все эти истоптанные копытами тропы для меня на одно лицо, могу и перепутать ненароком.
* * *Басир провел алхимика в опочивальню покойного, когда там никого не осталось, а сам вышел. Дожидаясь, пока чудесник сообщит о своих соображениях, он даже не смотрел в сторону тихой и бледной, как сумеречная тень, Элианы. Алхимик долго находился за закрытой дверью, а когда вышел, то выглядел уставшим и злым. Его лицо было испачкано копотью.
— Что сказали лекари? — спросил он, подходя к Басиру.
— Говорили о болезни, которая воспалила внутренности и вышла через горло. И сыпь на коже тоже тому доказательство.
— Да, все почти так. Небывалое расширение зрачков (а должно быть, никто не удосужился поднять ему веки), мучительная жажда, судя по количеству кувшинов с водой, которые не успели убрать, красная кожа на лице. Подобные симптомы имеют другое объяснение. Я проверил кровь покойного. Он был отравлен Сонной Одурью.[9]
Басир шумно вздохнул, но никак иначе не выдал своей обеспокоенности.
— Это могло быть случайностью?
— Растение не растет в наших краях, — возразил алхимик. — Кто-то должен был привезти его и позаботиться о том, чтобы визирь употребил отраву в пищу.
Басир сплел руки на груди, глядя на закрытую дверь опочивальни так, будто оттуда вот-вот может выйти демон смерти.
— Благодарю тебя, — произнес он. — Более я не нуждаюсь в твоих услугах. Не сейчас.
— Это могло быть случайностью?
— Растение не растет в наших краях, — возразил алхимик. — Кто-то должен был привезти его и позаботиться о том, чтобы визирь употребил отраву в пищу.
Басир сплел руки на груди, глядя на закрытую дверь опочивальни так, будто оттуда вот-вот может выйти демон смерти.
— Благодарю тебя, — произнес он. — Более я не нуждаюсь в твоих услугах. Не сейчас.
Алхимик кивнул, заменив этим поклон.
— Твоя награда, — Басир снял с пояса кошелек, но пустынный лекарь отступил.
— Эта девчонка, — он кивнул на молчаливую Элиану, — показалась мне забавной. Меня давно никто не удивлял из людского племени. Считай, что в этот раз мы в расчете.
Он прошел мимо Басира, а, поравнявшись со сжавшейся девушкой, добавил:
— Она бесконечно верна тебе. Редкий дар, который не умеют ценить.
Сказав это, он ушел, прижимая к бедру тяжелую сумку. Басир посмотрел ему вслед, затем перевел взгляд на свою рабыню.
— Даже половина этой верности, — произнес он со стариковской печалью, — не принадлежит мне.
Украина. Одесская область. Наши дни
Только спустя несколько минут Вадим понял, что у него открыты глаза, и он смотрит на потолок транспортера. Осознав это, он моргнул и захотел позвать кого-нибудь, чтобы ему помогли освободиться от проводов, но в горле пересохло, и вместо окрика послышался нечеловеческий рык.
— Полегче, полегче, — женщина по имени Сэб удержала его от попытки сесть и принялась освобождать от проводов.
— Уже отключили? — услышав их голоса, в фургон вернулся Алекс. Он посмотрел на Вадима, затем перевел взгляд на экран планшета.
— Воспроизведение прервалось.
— Что? — переспросил Алекс. — То есть, он сам отключился?
— Не сам, — нахмурилась Сэб, — его отключили, но не я. Возможно, тот, кто имел доступ к памяти раньше.
— Раньше? — Вадим сел, потирая голову, которая трещала так, словно к затылку приложились полной пластиковой бутылкой. — Нет, дамочка, раньше меня никто не потрошил так.
Женщина нахмурилась, по-мужски широким жестом взяла планшет и поднесла его к носу Вадима:
— Это — показания работы твоего мозга, его активность в момент воспоминания, — она провела пальцем по экрану и постучала ногтем в том месте, где плавная кривая внезапно рванула вверх и осталась там, на самом пике до прерывания, — а это — то, что предшествовало отключению. Мозг буквально вскипел от потока информации, он не мог справиться, чтобы ее переварить и выдать в виде образов.
— Хочешь сказать, что это внешний сигнал? — уточнил заскакивающий в фургон Колин. Он взял планшет, изучая результат. — Вроде команды гипнотизера?
— Очень точное сравнение, — одобрила Сэб. — Я все думала, как это описать. Да, именно: будто в самый разгар сеанса невидимый доктор вывел пациента из транса.
Вадим слушал их, сжимая виски. Помимо головной боли нахлынула тревога. Он больше всего в жизни боялся двух вещей: стоматологов и сумасшествия. Взрослый мужчина, прошедший ад на советской подлодке, до сих пор уговаривал себя, как маленького, сходить к врачу, если разболелся зуб. И только невыносимые физические муки и беспомощность медицинских (и не только) средств для блокирования боли вынуждали его на такой шаг. Но с сумасшествием все обходилось иначе. Когда он был маленьким, его бабушка пережила инсульт. И превратилась в другого человека, чужого, заколдованного. Она внешне оставалась такой же, как прежде, но не всегда узнавала его. Иногда называла чужим именем или внезапно начинала кричать, прогоняя напуганного мальчика. А бывало, что смотрела добро, как прежде, вязала тихонько, а потом вдруг начинала говорить, и все слова были между собой перепутаны, как старые нитки. Он не понимал, но боялся ее огорчить, поэтому улыбался в ответ. Потом бабушка включила газ и забыла его закрыть. Так повторялось часто, и отец стал запирать ее в комнате. Вадим помнил, как она плакала, как просила выпустить.
Нет, он никогда не спятит, никогда! Лучше сразу на кладбище.
— Вадим, — позвала Сэб, смешно коверкая его имя своим акцентом, — вы уверены, что никогда раньше не сталкивались с таким аппаратом?
— Уверен, — буркнул он мрачно, — с таким — никогда. А вот с другими дело было.
О проекте «Гидра» он старался не вспоминать, хотя и забыть это было невозможно. Но он приложил столько усилий, что события службы погрузились в туман. Он помнил лица своих сослуживцев, и мог без запинки назвать даты и локации, в которых находился, но всё остальное растворилось в сознании, как паршивый кофе, оставив только мутную грязь. Время холодной войны, когда казалось, что враги окружили родину со всех сторон, было тяжелым, но не так, как сейчас, когда враги копошатся внутри страны, как трупные черви.
— Говори, — поторопил его Алекс Батлер.
— Ты американец? — спросил Вадим, прищурившись. — Холодная война, «железный занавес» — помнишь такие вещи? Хотя ты был еще мальчишкой.
— В те годы погиб мой отец, — глухо произнесла Сэб. — В восемьдесят третьем.
— Погибли многие, — подтвердил Алекс, его взгляд, обращенный к Вадиму, стал тяжелым. — Ассасины делали все, чтобы не допустить войны. О жертвах с обеих сторон конфликта умалчивали. Тамплиеры держали под контролем атомное и ядерное оружие.
— Я служил на флоте, — продолжил Вадим. — Тебе это известно.
— Проект «Гидра».
— Именно. После того, как нас отозвали, я попал в один центр… вроде госпиталя. Нас там обрабатывали. Лечили, можно сказать. Вылечили.
— Мне нужны подробности, — настойчиво произнес Алекс.
— Слушай, парень, я советский моряк, а ты хочешь, чтобы я американцу наши секреты сдал? Так запросто?
— Советского Союза больше нет, — напомнил Колин.
— Ассасинов, кажется, тоже больше нет, — жестко напомнил Вадим. — Или я ошибаюсь?
Сэб выругалась и отошла, взмахнув руками в знак капитуляции перед чужим упрямством.
Алекс долго смотрел на Вадима, будто пытаясь рассмотреть на его лице ответы на свои вопросы, потом чуть заметно улыбнулся:
— Мы не американцы. У нас десятки паспортов, в каждом из них — другое гражданство и даже имя. Я родился недалеко от Кандагара. Там находился оперативный отряд ассасинов, помогающих мирным жителям.
— А я родилась в Киото, — негромко отозвалась Сэб. На удивленный взгляд Колина, вспылила, — и что?!
— Ничего, люблю суши, — усмехнулся тот.
Вадим почесал затылок. «Чудилы не врут, — подумал он, — но это не значит, что им можно доверять. С другой стороны, что я теряю? Они не узнают ничего особенного, кроме того, что мою бошку почистили. Может, тогда отвяжутся. Зачем им психопат?»
— Хорошо. Будь по-вашему, — Вадим, воодушевленный собственными размышлениями, изобразил смирение. — Это было в санатории недалеко от Коктебеля. Названия не спрашивайте — не знаю. Но показать смогу. У меня зрительная память отменная.
Алекс кивнул и скомандовал:
— Едем.
Крым. Коктебель. Наши дни
Крымский воздух особый. Он густой от эфирных масел можжевельника и кипариса, жаркий от разогретых гор, соленый от моря. Он обволакивает, втекает в легкие, наполняет грудь. И чем южнее по полуострову передвигаться, тем насыщеннее палитра ароматов. Вадим наслаждался этим воздухом, прикрыв глаза, пока толчок в плечо не вывел его из состояния покоя.
— Закрой окно, вонь глаза выедает, — проворчала Сэб. — Там что-то сгнило?
Вадим нахмурился. Чужакам не объяснить, что гниющие арбузы, персики и дыни возле рынка — это такая же традиция, как гамбургер в их Америке.
Санаторий, куда были направлены выжившие бойцы после проекта «Гидра», находился вдалеке от моря. Забор из металлической сетки сильно покосился. Кипарисы разрослись по обе стороны дорожки из бетонных плит, тень создавали кроны акации.
— Это санаторий? — уточнил Колин.
Вадим вышел из машины. Сердце защемило. Он отлично помнил, как сидел на лавочке, от которой теперь остался только остов, как звенел фонтанчик со страшненькой девочкой-пионеркой, которой теперь вовсе нет. Он один дошел до распахнутых дверей с разбитыми стеклами. Ассасины даже не потрудились его проводить. Очевидно, что здание заброшено.
Послышались шаркающие шаги и цокот когтей по плитке. Обернувшись, Вадим увидел с десяток беспородных собак разных размеров, а среди них, не то вместо вожака, не то как наседка среди утят, шла квадратная женщина, одетая в плащ и косынку, несмотря на жару. За плечами болталась порванная кожаная сумка, превращенная в рюкзак. Собаки пару раз гавкнули в сторону Вадима, но без агрессии, скорее из страха, и плотнее обступили своего человеческого соратника.
— Чего стоишь? — спросила женщина, останавливаясь. Невозможно было определить ее возраст. Лицо могло принадлежать старухе, но кожа на руках, не знающих ухода, была молодой. — Закрыто.