– Да, наверное, ты прав. Может, прокатимся?
– Неплохая мысль. Всё равно завтра выходной. Я покажу тебе одно красивое место.
Люблю там гулять.
Ответа на вопрос о том, почему я начал встречаться с Дженни, у меня не было.
Точнее, ответов было много – но правильного не существовало. Во-первых, я чувствовал непреодолимое желание вырваться из этого круга – "я – Лиза – отец".
Иногда я напоминал сам себе игрока, который раз за разом крутит колесо рулетки и горящими глазами наблюдает за серебристым шариком. И, во-вторых, я просто не хотел выставлять себя полным идиотом и делать вид, что не замечаю намёков Дженни.
А её намёки порой были недвусмысленными.
Мы ехали по ночным улицам. Сначала за рулём новой машины я чувствовал себя неуверенно и пребывал в довольно-таки напряжённом состоянии. Но со временем я освоился, и теперь мог позволить себе даже убрать одну руку с руля. За рулём Бетти я постоянно проделывал это, но в машине отца и думать о таком не смел. За рулём его джипа я вёл себя так, как на практическом экзамене по вождению – смотрел только вперёд, лишь изредка поглядывая в зеркала, и держал руль только двумя руками, по принципу "без двадцати четыре". И уж конечно никогда не превышал скорость.
Дженни молчала, и я тоже размышлял о своём. Мысли мои были в последнее время до противного скучны, ибо я думал лишь об одном.
Сначала это мне нравилось то, что происходило между мной и Лизой – и я не заметил, как перешёл какую-то незримую черту. И после этого всё стало совсем не хорошо. Иногда я хотел прекратить всё, обрубить ненужное и вернуться к тому, что было. Но не мог сделать этого. Я не понимал, где я и куда я иду. И до какого момента следует отмотать плёнку, чтобы вернуть прошлое. Да и что мог сделать?
Рассказать всё отцу? Уйти из дома? А тем временем какая-то непреодолимая сила тащила меня ещё глубже. В ту самую глубину, которой, вероятно, не было. Которую выдумал я сам.
Действительно, может, я сам это придумал? Лизу, влюблённость, всё остальное? Да, было бы хорошо, если бы всё оказалось именно так.
И ещё эта Дженни. Я улыбнулся ей, и она с готовностью ответила вежливой улыбкой.
Влюблённое выражение, которое пряталось в её глазах, наверное, должно было тешить моё самолюбие – но на самом деле мне было немного противно. И я сам не понимал, почему.
Пару недель назад мы ужинали у нас дома. Дженни очень понравилась и отцу, и Лизе.
На следующий день отец решил прочитать мне лекцию, которая началась словами:
– Я понимаю, что ты уже не ребёнок, Брайан, и тебе прекрасно известны все подробности о том, откуда берутся дети. Но есть вещи, которые ты должен знать.
Во время разговора о мужской чести, уважении и доверии в отношениях я краснел и бледнел, проклиная себя за опрометчиво принятое решение пригласить Дженни домой.
Я разозлился и сообщил отцу, что человеку, который изменял своей жене направо и налево, об этом говорить не пристало.
– Ты слишком глуп, чтобы понимать всё это, Брайан, – закончил разговори отец.
После этого мы объявили друг другу бойкот и не общались неделю.
– У тебя что-то случилось? – спросила Джейн.
– У меня? Нет-нет. Просто задумался.
– Нам ещё долго?
– Мы почти на месте. Ещё один поворот.
Я повернул направо и поехал медленнее в поисках места для парковки.
– Какой красивый парк! – восхитилась Дженни, разглядывая рощицы по ту сторону улицы.
– Я часто тут гуляю. Вообще-то, там дальше – с другой стороны – есть стадион, где мы с Беном бегаем почти каждое утро. Но парк, разумеется, представляет совершенно особенную ценность. Ночью тут гораздо красивее, чем днём. Можно пройтись. Подумать о жизни.
Мы оставили машину и отправились любоваться парком.
У парка было две стороны. Одна, как я уже говорил – тот самый стадион. А вторая – так называемые "зелёные лёгкие". Бесконечные газоны, деревья и кусты.
Именно зелёную часто захотела посмотреть Дженни, и я ни капельки не удивился – уж чем-чем, а спортом она не интересовалась никогда, и до стадионов ей не было дела.
– Тут здорово, – сказала она, не отпуская моей руки – я люто ненавидел держаться за руки, но Дженни видела в этом какой-то тайный смысл, и разочаровывать её мне не хотелось.
– Да, побольше бы таких мест. Сейчас все только и делают, что строят офисы и заводы.
– И мало осталось тех придурков, которые любят копаться в саду.
Я тихо рассмеялся.
– Один из этих придурков – мой отец.
Джейн смутилась.
– Прости, Брайан.
– Ничего страшного. В этих словах есть доля правды.
– Как ты можешь так говорить о своих родителях?
– Прости, Джейн.
Мы присели на мягкую траву под развесистым деревом. Я закурил, и Дженни тоже взяла из моей пачки сигарету. Разумеется, она не курила, как и подобает хорошо воспитанной девушке из семьи преуспевающих адвокатов. Сигарета в её образ совершенно не вписывалась, и курила она очень забавно – я редко удерживался от улыбки.
– Папа говорит, чтобы я не увлекалась, – сообщила мне Дженни.
– Чем?
– Не чем, а кем. Тобой. Он говорит, что ты научишь меня плохим вещам.
Я помолчал.
– Это из-за моего отца?
– Да, вероятно. Ты ведь знаешь, что о нём говорят. И эта Лиза. Она плохая, Брайан. – Дженни посмотрела на меня. – Я увидела её и поняла, что она плохая.
Очень.
Я повертел в руках ключи от машины. Внезапно мне стало противно. И немного смешно.
– Что в ней плохого? – спросил я, наконец.
– У неё странные глаза. Плохие.
– Злые?
– Нет. – Дженни задумалась. – У неё пошлые глаза.
Я рассмеялся.
– Что же в этом плохого?
– А ты не понимаешь?
– Вероятно, пойму, но только если ты мне объяснишь.
Дженни посмотрела на меня, и смеяться мне сразу расхотелось.
– Вы хорошие друзья, – сказала она. – Что вас связывает, Брайан?
– Пороки.
Дженни замолчала, всем своим видом показывая, что разговор ей противен. Я заметил это даже в тусклом свете уличного фонаря.
– Что это значит? – задала она вопрос.
– Что значит слово "пороки"?
– Нет. О каких пороках ты говоришь?
– О человеческих пороках. О пороках, которым подвластны те, у кого есть тело и чувства.
– Но ведь… у всех разные пороки.
– Отнюдь. Просто мы по-разному ими наслаждаемся.
Дженни вернула мне вторую сигарету, которую собиралась выкурить.
– У меня нет пороков, – тихо проговорила она.
– Они есть у всех. Просто ты до сих пор не понимаешь, от чего тебе плохо, а от чего тебе хорошо. Желаю тебе встретить человека, который тебе это объяснит.
Такого, какого встретил я.
– Уже поздно. Едем домой, Брайан. Папа будет злиться.
Я возвращался домой в состоянии эйфории, которой, как ни странно, не видел причин.
Джейн моей радости явно не разделяла, и поэтому молчала всю дорогу. Когда мы подъехали к её дому, она молча кивнула мне на прощание и скрылась за дверьми.
Ничего не может быть скучнее людей, которые являются или стараются казаться идеальными, размышлял я. Наигранность в поведении Джейн раздражала и отталкивала.
Казалось, сними она эту прозрачную вуаль притворства – и всё встанет на свои места. Пойми она то, что понял я… или я просто подсознательно искал в ней сходство с Лизой и разочаровывался каждый раз, когда осознавал, что его не может быть? От этой мысли меня передёрнуло. Может ли это быть? Конечно. Запросто. И ровным счётом ничего хорошего в этом нет.
Увидев выскочившую на дорогу кошку, я тут же вернулся к реальности – резко нажал на педаль тормоза и посигналил полуночному животному. Кошка в страхе метнулась в кусты. Не надо отвлекаться за рулём, сказал я себе. Не хватало ещё попасть в аварию из-за какой-то кошки!
Отец и Лиза не спали – в гостиной горел свет. Я оставил машину, поднялся на крыльцо и вошёл в дом – дверь была открыта.
Собеседники разговаривали на повышенных тонах. Точнее, только отец – Лиза говорила спокойно, как и всегда. Только ссор мне не хватало для полного счастья, подумал я с досадой и остановился в полумраке гостиной.
– Я не знаю, делаешь ли ты это специально, чтобы меня позлить, или же нет – но знай, что мне это не нравится, – сказал очередную фразу отец.
– Почему я не могу позволить себе потанцевать с мужчиной? Это был всего лишь танец.
– Чёрт побери, Лиза, зачем ты делаешь из меня дурака?
Я сделал пару шагов и приблизился к свету.
– Не кричи на неё, – сказал я отцу.
Лиза подняла голову – Привет, малыш. Ну, как прошло свидание? Надеюсь, ты наконец-то соблазнил свою подружку?
– Повтори-ка, Брайан, – сказал мне отец.
– Я сказал, не кричи на неё.
– Я уже много раз говорил тебе, что ты живёшь в моём доме. – Отец поднялся и подошёл ко мне. – И ты не будешь мне указывать.
– Неужели ты до сих пор не понял, что мне плевать на то, что ты говоришь?
Отец с размаху ударил меня по лицу. До этого он ни разу не поднимал на меня руки.
– Неужели ты до сих пор не понял, что мне плевать на то, что ты говоришь?
Отец с размаху ударил меня по лицу. До этого он ни разу не поднимал на меня руки.
Я прижал ладонь к щеке и посмотрел на него – то ли со злостью, то ли испуганно.
– Прекратите сейчас же! – крикнула нам Лиза.
– И тебе я тоже советую замолчать. В конце концов, ты тоже живёшь тут на правах квартирантки.
– Иди спать, – коротко проговорила она, обращаясь к отцу.
Я посмотрел на неё – она повернулась спиной к отцу.
– Надеюсь, ты не будешь его оправдывать и говорить, что он этого не заслужил?
– Иди спать, – повторила Лиза.
– Я жду тебя.
– Не стоит. Сегодня я буду спать у себя.
Когда мы остались одни, Лиза снова повернула голову и посмотрела на меня.
– Кто тебя просил в это вмешиваться, Брийян?
– Никто. Просто я посчитал нужным вмешаться. Что произошло?
– Мы были на вечеринке у одного из его коллег. Он общался, а мне было скучно, и поэтому я пошла танцевать с одним милым молодым человеком. Ничего личного.
– Я тебе верю. Но, похоже, отец всё же сомневается.
Лиза взяла меня за руку.
– Ну да неважно. Лучше поведай мне о твоих успехах, герой-любовник.
– У меня нет настроения о чём-либо рассказывать.
– Может, я попробую это исправить?
Я покачал головой и на некоторое время задумался.
– Знаешь, я думал… я должен поговорить с отцом. Я ужасно чувствую себя со всем этим.
– Тебе решать, малыш. Только тебе.
– А что ты будешь делать, если он выгонит тебя из дома?
На губах Лизы мелькнула улыбка. Дженни назвала бы эту улыбку "плохой".
– Я не думаю, что он это сделает, Брийян. Или я его плохо знаю. А знаю я его очень хорошо. – Она поправила полы халата. – Я спрашиваю тебя в третий раз – как прошло свидание?
– Никак. И я этому очень рад.
Лиза протянула мне руку.
– Пойдём, поднимемся наверх. Я соскучилась по тебе, мой хороший.
– А как же отец?
– Разумеется, спит мертвецким сном. Вероятно, даже не снял костюм. Чёртов алкоголик. Не мучай меня, малыш. Мне действительно тебя не хватало.
Я уже и думать забыл об обещании поговорить с отцом. Я знал что не смогу лишить себя очередной порции этого яда. И сократить и без того ограниченное количество предназначенных нам с ней минут.
***
Неделя прошла спокойно. Уж не знаю, какие катастрофы, по моему мнению, должны были произойти – но почему-то это спокойствие действовало мне на нервы. А нервничал я уже давно. И у меня были на это причины.
Во-первых, я собрал всю волю в кулак и решил, что поговорю с отцом. И расскажу ему всё, как есть. Не буду приукрашивать и прощения просить не буду тоже. Хотя бы потому, что виноватым себя не чувствую. Для разговора следовало выбрать удобный момент. Но вот только как знать, какой момент будет удачным? Сначала я был уверен в том, что Лиза обязательно должна была присутствовать – ведь это касается и её. Но потом я пришёл к выводу, что лучше нам с отцом поговорить с глазу на глаз. Кроме того, чёрт знает, что я могу сболтнуть в её присутствии. А если и она начнёт что-то говорить – вот тогда всё точно пойдёт насмарку. Хуже, чем могло быть. Хотя вряд ли может быть хуже. Я постоянно думал о том, как начать, что сказать – и в конце концов достиг той самой стадии, когда от мыслей становится невыносимо тошно, и мучительно хочется наконец-то выплеснуть всё наружу.
Вторая вещь, которую я должен был сообщить отцу, была ничуть не лучше первой.
Она напрямую была связана с моей будущей учёбой – я решил поступать в Гарвардский университет. Просто в какой-то момент я сказал себе, что уже не ребёнок, и сам должен выбирать, где мне учиться. Тем более, что экзамены я сдал гораздо лучше, чем рассчитывал.
Полагаю, не стоит лишний раз говорить о том, что разговор мне предстоял тяжёлый.
С одной стороны, я чувствовал желание отложить выяснение отношений на неопределённый срок. Но что-то – видимо, это была интуиция или же какие-то другие "внутренние голоса" – говорили мне, что время давно уже пришло, и медлить нельзя. Пожалуй, оставалось только собраться с духом. И это было сложнее всего.
В воскресенье в доме было шумно. Отец должен был на неделю лететь в Нью-Йорк, и поэтому он поднялся рано – почему-то он всегда собирал вещи ещё до завтрака.
Лиза помогала ему – она носилась по дому на манер привидения, практически бесшумно, и только её юбка иногда шелестела в гостиной или в коридоре наверху.
Я тоже встал очень рано – мне не спалось. Ночью было жарко и душно, а от духоты меня всегда мучали кошмары, и выспаться мне не удалось. Я проснулся, когда за окном было ещё темно. Часы показывали начало пятого. Мне мучительно хотелось пить.
Я спустился на кухню, налил себе стакан воды и вернулся в спальню. Заснуть мне, разумеется, не удалось, и поэтому я взял с полки первую попавшуюся книгу (это оказался Джек Лондон) и остаток ночи провёл за чтением.
Читал я и теперь, сидя на кухне. Пил кофе, курил сигарету за сигаретой и ждал отца, который никак не хотел появляться.
Сердце моё готово было выскочить из груди – мне никак не удавалось успокоиться.
Мне очень хотелось хотя бы на пару минут превратиться в одного из героев Джека Лондона – в одного из мудрых, смелых и сильных духом людей, которые находили достойный выход из любых ситуаций.
Хотя в моей ситуации они вряд ли когда-нибудь бывали. Никто из них не опустился бы до того, до чего опустился я.
Ждать мне пришлось довольно долго. Я уже начал думать, что с отцом случилось что-то неладное – он никогда не пропускал завтрак.
Отец появился тогда, когда я приготовил себе ещё кофе и вернулся за стол.
– Доброе утро, – сказал он мне. – Почему ты встал так рано? У вас с Беном сегодня игра?
– Нет. Мне не спалось – всю ночь снились плохие сны.
– Тебе надо ложиться спать вовремя, Брайан. Я говорил тебе это тысячу раз. Так ты не только провоцируешь мигрень, но и вредишь здоровью в целом.
– Пустяки, пап, всё хорошо. – Я положил книгу на стол. – Где Лиза?
– Ей срочно понадобилось что-то в городе, но она так и не сказала мне, что.
Скоро вернётся. Ты завтракал или желаешь присоединиться?
– Нет. Я поем позже. У меня нет аппетита.
– Ты плохо спал, а теперь отказываешься от еды. С тобой явно происходит что-то нехорошее. Уж не влюбился ли ты?
– Я хотел с тобой поговорить, пап.
Отец сел за стол.
– Судя по выражению твоего лица, разговор предстоит серьёзный. Только не говори, что твоя милая подруга беременна, и ты, как настоящий мужчина, решил на ней жениться. Моё сердце этого не выдержит.
– Нет, совсем нет… – Я подумал, что фраза звучит немного двусмысленно, и замялся. – В общем, я подумал и решил, что я хочу учиться в Гарварде.
Отец сперва нахмурился, потом покачал головой. И принялся за еду. Он думал – и я терпеливо ждал того момента, когда он заговорит.
– Ты решил поступать в Гарвардский университет.
– Да.
– На факультет…
– Востоковедения.
– Что же, всё не так ужасно, как я думал.
Как хорошо, что у него сегодня хорошее настроение, подумал я.
– Во-первых, Брайан, я вряд ли скажу правду, если сообщу тебе, что разочарован.
Хотя я бы хотел, чтобы ты учился здесь. Когда-то я тоже хотел поступать в Гарвардский университет, но существовало очень много вещей, с которыми мне приходилось считаться. Слава Богу, тебе о них можно не думать. Во-вторых, у меня есть пара вопросов. Вопрос первый. Ты понимаешь, что не сможешь жить дома?
– Конечно. Для этого есть общежитие. Хотя я надеюсь, что у меня будут деньги на отдельную квартиру.
Отец сделал продолжительную паузу. Он отлично знал, что в общежитии я долго не протяну – уж слишком высоко я ценил личную свободу.
– А теперь – второй вопрос. Откуда ты возьмёшь деньги?
– Я буду работать.
– В ущерб учёбе?
– Чёрт возьми, но работают все!
– Последи за языком.
Я замолчал и сердито насупился.
Отец завершил трапезу и принялся за кофе.
– Что же. Я уважаю твоё решение, Брайан. И хочу тебя уведомить, что я готов сколько угодно помогать тебе в денежном плане. Ты знаешь, что у меня есть такая возможность. Разумеется, я не буду разубеждать тебя, если ты решишь работать – хотя я против этого. Но если твоя учёба пострадает из-за работы – пеняй на себя.
Ты понимаешь меня?
– Конечно, пап.
Отец закурил и сделал пару глотков кофе.
– И… я хотел сказать тебе ещё кое-что, пап.
– Я внимательно тебя слушаю.
Я глубоко вздохнул и начал рассказ. Отец ни разу не перебил меня. Он сидел вполоборота ко мне, курил и молча слушал. И мне сейчас меньше всего хотелось, чтобы он молчал.
После того, как я договорил, отец продолжил безмолвствовать, и молчал довольно долго. Потом он убрал ладонью волосы со лба, вздохнул и отвернулся. Я неожиданно для себя почувствовал лёгкость во всём теле – будто я выпустил из души что-то, что прижимало меня к земле и мешало жить. Нет чувства более приятного и одновременно гадкого, чем такая лёгкость.