– И то верно, – согласился Тришка. – Не знаю, как тебя и благодарить, дяденька, прости – имени-отчества не ведаю.
Он радости, что удалось без лишних хлопот избавиться от ежа, он пустился в стародавние любезности, до сих пор принятые у пожилого поколения домовых.
– Я батька Досифей.
– А по отчеству?
– И так сойдет.
Тришка побоялся даже плечиками пожать. Батька Досифей, при всем при том, что заговорил ласково, вид имел грозный. Одна густая и жесткая волосня чего стоила.
– Стало быть, спешить тебе некуда, – решил подвальный. – Я до Панкратия Дорофеевича дойду, потолкуем. Может, даже прямо завтра ежа твоего отправим. А ты жди меня тут. Вернусь – ужином тебя покормлю, на ночлег устрою.
И пошлепал прочь.
* * *Молчок может и подождать немного – так решил Тришка, когда батька Досифей привел его в свои хоромы.
Подвал был поделен на клетушки, где жильцы раньше хранили дрова, а теперь – всякую дребедень. В одной подвальный нашел ящик с детскими игрушками, совсем древними, и там оказалась мебель – кровать, шкаф, стол со стульями, да все – не на тощих теперешних кукол, а на старинных, основательных. Все было покрыто чистыми лоскутками, на столе стояли плошечки с едой, Тришка еще мешок развязал – прямо хоть пир устраивай!
Пока разложили припасы – заявился и Панкратий Дорофеевич с домовой бабушкой.
– А что? – сказал он, охлопывая Тришку по спине и по плечам. – Малый справный. Такому не помочь – грех. Никишка завтра в дорогу спозаранку отправляется, я ему велел ежа в багажник загнать.
– Я помогу! – вызвался Тришка. – Багажник высоко открывается, ежу придется досточку положить, иначе не залезет, да как бы еще с нее не свалился.
– Сам справится, – отрубил Панкратий Дорофеевич.
Тришка понял – завидовать бедному Никишке не приходится.
Матерый домовой меж тем продолжал его изучать.
– Ты из которых будешь? – спросил наконец.
Тришка растерялся. Конечно же, батя учил его отвечать на этот вопрос, да только задали его впервые в жизни. До сих пор Тришка встречался только с теми, кто и без вопросов знал всю его родню.
– Я из Новых Рудков, – сказал он, имея в виду городской район, где родился.
– Выходит, и Старые есть? – удивился Панкратий Дорофеевич. – Нет, ты мне про род. Кто батя, кто дед, кто прадед. Когда пришли, чем занимаются.
– Батя, Орентий Фирсович, в Новых Рудках домовым в девятиэтажке, мамка при нем. Дед – Мартын Фомич…
– Дед – Фирс, а по отчеству? – перебила его супруга, Акулина Христофоровна, весьма почтенная домовая бабушка.
Тришка смутился – дед Фирс, женив сына, перебрался куда-то на покой, так что внук его почитай что и не знал.
– Да ладно тебе, – вмешался батька Досифей. – Видно же – из домовых.
– Не встревай! Нам род хороший надобен! Чтобы старших много! – прикрикнул на него Панкратий Дорофеевич. – А Мартын Фомич – кто?
– Мамкин батя. Я при нем подручным.
– Где служит? – не унималась домовиха.
Тришка, как умел, описал квартал в центре города.
– Место приличное, – согласился Панкратий Дорофеевич. – Теперь про соседей давай.
Тришка умаялся языком молотить. Когда добрался до старенького Феодула Мардарьевича, собеседник обрадовался:
– Этого я знаю1 Этот – наш! Почтенный! А ты, стало быть, Трифон Орентьевич?
– Так я ж еще не женатый! – удивился Тришка. И точно – молод он был, чтобы зваться по имени с отчеством, не заматерел. Хотя многие безместные молодые домовые сами себя с отчеством величают, и ничего.
– Ешь давай, Трифон Орентьевич, – велел дядька Досифей.
Тришка, обрадовавшись, что можно помолчать, и занялся делом.
Поужинали, проводили гостей, и тогда батька Досифей указал Тришке место для ночлега.
После дневки сон не шел. Тришка ворочался, улаживался то так, то сяк, и все ему было плохо. Вдруг он услышал осторожный голосок.
– Эй! Как там тебя! Спишь, что ли?
– Не-е, не сплю, – шепотом отвечал Тришка, потому как в двух шагах похрапывал на постели грозный дядька Досифей.
– Иди сюда живо…
– Ты кто?
– Никита я, автомобильный… Давай живее!..
Первое, что пришло на ум, – автомобильный не может управиться с ежом. И то – поди заставь такую здоровую скотину подняться наверх по тонкой и узкой досточке.
Тришка на цыпочках покинул уютное жилье подвального.
Никита ждал за углом.
– За мной! – приказал он. И повел вон из подвала, на двор, где стояла вверенная его попечению колымага.
Еж действительно торчал у приоткрытого багажника, вот только ни досточки, ни чего иного Тришка не заметил – а ведь зрение у домовых острое, они впотьмах видят не хуже, чем днем.
– Ты, дурень, гляжу, никак не поймешь, во что вляпался, – хмуро сказал автомобильный. – Бежать тебе нужно отседова! Бежать без оглядки. Пока не оженили!
* * *Домовой не сам придумывает, что жениться пора, а за него это старшие решают.
Коли видят, что не ленив, хозяйством занимается в охотку, в меру строг, в меру ласков, дурью башки ни себе, ни соседям не забивает – то и начинают невесту присматривать.
Невест мало. За хорошей через весь город сватов посылают. Так вот отец Тришкин женился – потом ночей пять приданое перетаскивали. И вот Никифор Авдеевич аж на окраину жениться ездил. Тришку как раз к деду переселили, и он свадьбу видел, потом помогал приданое таскать. Позавидовал, но в меру. Он уже тогда решил, что всеми правдами и неправдами доберется до Америки. А там уж невеста найдется!
Про свой умысел он только одному холодильному Ермилу и рассказал. Ермил в целом одобрил – он и сам, притерпевшись к холоду, хотел уйти в рефрижераторные, чтобы уехать отсюда подальше. Но внес поправку.
– Жену лучше везти с собой. Там еще неизвестно, сыщешь или нет, а так – она завсегда под боком. И семейного везде лучше примут. Видят – домовой основательный, на хорошее место определят.
Проповедовать о пользе жены Ермил мог долго – а толку что? Все равно дед Мартын Фомич о внуковой семейной жизни и слышать бы не пожелал…
Поэтому Тришка, услыхав странное Никишкино сообщение, первым делом обрадовался.
– Вот и ладно! – воскликнул он. – Я-то не против, была бы невеста согласна.
– Да ты ее хоть раз видел?
– А что, нужно?
Тришкина мать суженого только за свадебным столом увидала – и ничего, живут дружно. Ей перед свадьбой нарочно посланные родственники донесли, каково у него хозяйство, как содержит, сколько добра и припасов. Она еще покапризничала – кровать хотела с мягкой перинкой, да еще дома к черносливу пристрастилась – так чтобы на новом месте запас чернослива ее ожидал. Сделали по ее слову – она и пошла замуж довольная.
Тришкиному отцу тоже хватило того, что про невесту рассказали. Хозяйственная, не крикливая, и роспись приданого длинная, пока сваха наизусть выпалила – взмокла. Он только желал, чтобы супруга была в масть, чуть с рыжинкой. Ну так на то есть порошок из травы, хной называется. Была ему к свадьбе эта самая рыжинка! Ну а потом как-то обтерпелся и с естественной супругиной мастью.
– Ох, ну ты и дурень…
Тришка застыл с разинутым ртом.
– А чего на нее смотреть? – неуверенно сказал, когда очухался. – Домовиха – она домовиха и есть… Мой батя женился не глядя – так что же, и он – дурень?
– Он на твоей мамке женился, а ты на ком собрался?
Никишкина логика заставила Тришку вдругорядь разинуть рот. Автомобильный вроде и был прав – но на ум не брело, как же ему, поганцу, возразить?
– Так домовиха же… – другого довода у Тришки не нашлось.
– Домовиха! Как же! Во-первых, не домовиха, а подвальная. Батьки Досифея дочка. Во-вторых, девка она порченая.
– Это как?
– А так. Гуляет. Вот ты у батьки Досифея ночевать укладывался – она дома была?
– Не было, – согласился Тришка.
– Только к утру заявится, – авторитетно заявил автомобильный. – И, думаешь, трезвая?
– Кто, домовиха – нетрезвая? – это в Тришкиной башке никак не совмещалось.
– Подвальная! И курит к тому же. Ее тут все уже знают, ей жениха не найти. Свахи этот подвал за три версты обходят. Даже если какая дурочка придет принюхаться – соседи ее просветят. А тут ты заявился! Вот он я – берите меня голыми руками! Конечно, батька Досифей и не чает, как за тебя свое сокровище сбыть. И Панкратий Дорофеевич ему помогать собрался. Они сообразили, что ты хорошего рода, только простоват, вот и взялись за работу!
– Так что же теперь? – спросил потрясенный таком предательством Тришка.
– А что пожелаешь! Хочешь – возвращайся к Досифею, жди, пока суженая с гулянок прибредет. Но я бы на твоем месте…
Тут автомобильный прислушался.
– Замок лязгнул! – сообщил он. – А у нас еж еще не усажен! Живо!
– Так что же теперь? – спросил потрясенный таком предательством Тришка.
– А что пожелаешь! Хочешь – возвращайся к Досифею, жди, пока суженая с гулянок прибредет. Но я бы на твоем месте…
Тут автомобильный прислушался.
– Замок лязгнул! – сообщил он. – А у нас еж еще не усажен! Живо!
Они вдвоем подтащили дощечку, установили ее краем на входе в багажник и погнали ежа вверх. Он идти не захотел, а свернулся клубком – хоть кати его, подлеца!
– Хозяин по лестнице спускается… – тыча в ежа палкой, шептал Никишка. – Ну, пропали мы! Заболтались!
Тришка взбежал по досточке и изучил внутренность соединенного с салоном багажника. Кроме пустых ящиков, увидел он еще несколько прочных мешков, в том числе один небольшой. Схватив его и выбросив, сам выпрыгнул следом.
– Ты чего? – удивился Никишка.
– Я мешок придержу, а ты его туда закатывай!
Пользуясь длинной щепкой как рычагом, Никишка закатил колючий шар в развестое чрево мешка, и тут же Тришка захлестнул его веревкой. Потом они подтащили мешок к досточке, забрались повыше и поволокли его вверх. Еж сопел, пыхтел и фыркал, но воспротивиться не мог.
– Ахти, а у меня и не подметено! – тихонько восклицал Никишка. – И луковой шелухи гора! Ахти мне, зазевался!
Когда хозяин, зевая, подошел к машине и откворил дверцу, все было готово – и даже мешок развязан, чтобы еж, покочевряжившись, вылез и ехал с удобствами.
– Он всегда спозаранку выезжает, а к обеду уже обратно с грузом, – шепотом объяснял автомобильный Тришке. – Там и теплица есть, он помидоры берет. Знаешь, какие помидоры? Ни в магазине, ни на рынке таких нет! Всякие заморские сорта, они уже и на помидоры не похожи. Их в ресторане за большие деньги подают. И картошка разных сортов. «Адрета» – она для картофельного пюре хороша, а на драники эту, как ее, нужно… Тьфу, забыл. И морковка желтая! Красная – она в салаты, а желтая – в плов, вот. А как выбирает! Пятнышко – с мушиный глаз, а он его видит и тотчас морковину бракует!
Машина двинулась.
– Ох ты! А как же я?! – Тришка метнулся к дверце.
– Прыгай, прыгай! – посоветовал Никишка. – Как раз и суженая, того гляди, заявится! Опохмелять свою гулену будешь!
– Да не женят же меня против воли! – возопил Тришка.
– Тихо ты! Не женят, думаешь? Еще как женят! В тычки жениться поведут! Батька Досифей – он такой.
Хозяин слышал возню в багажнике, но о том, что Панкратий Дорофеевич нанял автомобильного, не знал, а полагал, что там поселилась мышь. И очень даже просто – когда берут картошку из буртов, вместе с ней можно и целое мышиное семейство прихватить.
Машина выехала со двора, завернула за угол и по пустой утренней улице резво понеслась к окраине – туда, где улица перерастала в междугородное шоссе.
Прыгать было поздно…
* * *Полтора часа спустя Никишка сообщил, что уже немного осталось. И точно – машина, сойдя с шоссе, протряслась по большаку, еще куда-то свернула и остановилась посреди большого двора, где порядок, возможно, был, но для городского взгляда какой-то непонятный.
Хозяин вылез и пошел в дом. По дороге он успел позвонить по сотовому, сказал, что подъезжает, и его уже ждали с горячим чаем.
– Первым делом ежа выгоняем, – распорядился автомобильный. – Еще диво, что не обгадился.
Еж от дороги совсем обалдел, опять свернулся и признаков жизни не подавал.
– Ну, сверху вниз-то полегче будет, чем снизу вверх, – заметил Тришка. – Отворяй багажник.
Но тут-то он и дал маху.
Вредный еж забрался в щель между ящиками, и никакими щепками невозможно было его оттуда выковырять.
– Ну, не скотина ли? – пожаловался автомобильный.
– Скотина, – согласился Тришка. – Знаешь, что он у Феодула Мардарьевича учудил? Хозяйские носки воровать повадился. Люди разуваются на ночь, носки же никто не прячет. А он на шубу их наколет – и под ванну, гнездо вить.
– Умный, – неожиданно одобрил шкодника Никишка.
– Умный – а Феодулу Мардарьевичу каково? Ему и так за порядком уследить трудно, а тут еще этот вредитель!
– Шел бы на пенсию, – заметил автомобильный.
– На пенсии теперь долго не протянешь. Раньше всем миром за стариками смотрели, теперь каждый в одиночку выкарабкивается. Хорошо, если у кого дети. А если нет? Вот в Америке – другое дело…
Никишка посмотрел на Тришку с большим подозрением.
– Ты там был, что ли?
– Не был, а по телевизору видел. Там богато живут! У каждого свой дом, в доме по восемь комнат, по десять! Значит, команда домовых нужна! Значит, домовые в почете и тоже живут богато! Вот ты тут – автомобильный, на гнилой картошке спишь, а там будешь домовым дедушкой. Поехали вместе, а? Я уж английский язык учить начал!
Ответить автомобильный не успел – из кустов раздался тихий свист, который подействовал на ежа как будильник. Зверь вскочил на ноги, которые тому, кто с ежами незнаком, могут выпрямленные показаться непропорционально длинными, и поспешил из багажника прочь. На самом краю остановился – но свист раздасля снова, да такой требовательный! И еж, соскочив вниз, понесся к кустам. Там и пропал.
– Ахти мне! – воскликнул Никишка. – Это же хозяин здешний! Ну, доигрались!
И полез за ящики.
– Ты куда? – изумился Тришка.
– Лезь за мной, дурак! Может, отсидимся! А то так отбиваться будем! У-у, деревня сиволапая!
Действительно, в кустах показался некто сивый и тут же сгинул.
– Америка, Америка! – передразнил Тришку автомобильный. – Тут тебе сейчас такое кино будет – хуже всякой Америки!
– Да чего ты с ними не поделил? – совсем растерялся Тришка, послушно втискиваясь в какие-то занозистые щели.
– А ничего я с ними не делил! Просто мы – городские, они – деревенские! Вот они нас и не любят. В ящик лезь… вот сюда… и бумагой накройся…
– Они что же – на приступ пойдут?
– Чш-ш-ш!
– Так ты мне хоть палку, что ли, дай…
– Палку ему!.. Их и дрыном не проймешь!..
Но не деревенские жители пошли штурмовать багажник – из дому вышел хозяин автомобильного с другим хозяином – тем, что продавал ему овощи.
Как выяснилось, это дело было у них отработано. Товар уже ждал покупателя в ящиках – оставалось только убедиться в качестве. Мужчины повыставили на жухлую осеннюю траву пустые ящики из машины, загрузили ее полными, попрощались, и хозяин автомобильного уехал.
Тришка же, сжавшись в комочек, трепетал и прислушивался. Ящики колыхались и гремели. Когда же шум и движение прекратились, он выглянул в щель и ахнул.
Овощевод отнес пустые ящики под навес и составил их многоэтажной стенкой. И таково было Тришкино везенье, что он окахался на самом верхнем этаже.
– Никиша! Автомобильный! – позвал Тришка.
Никто не откликнулся. И даже когда стало понятно, что автомобильный ухитрился остаться в машине, Тришка звал еще некоторое время. А потом замолчал и крепко затосковал…
Все его имущество осталось в подвале. Ни крошки продовольствия он не имел. Правда, судьба избавила его от ежа. Но ничего хорошего взамен не дала. Тришка даже не представлял, куда его завезли и в какой стороне город.
Одно он знал твердо – уж английский-то язык тут точно не понадобится…
* * *Голод, страх и одиночество – горести, плохо переносимые домовыми. Настоящего голода они, кстати, и не знают – всегда сыщут, чего бы пожевать. Бояться же не привыкли – наоборот, это их всегда побаиваются. С одиночеством вообще забавно – домовой считает себя выше неразумного хозяина, однако хозяин с семейством его, домового, забавляют, и, живя в доме, приримая участие в деятельности человеческого семейства, он даже не задумывается о нехватке собеседников своего роду-племени.
Тришка целый день просидел голодный и одинокий. Страха в конце концов не стало – скорее всего. местные домовые даже и не знали, что вместе с автомобильным приезжал еще кто-то. А если и слушали шум, поднятый вокруг ежа, то решили, что горожане как приехали вдвоем, так и уехали. Правда, до таких умных вещей Тришка досоображался не сразу.
В конце концов он осторожно слез с ящиков и пошел вдоль стенки, натыкаясь на неизвестные и совсем ему непонятные вещи. Он был городским домовым уже в четвертом, чтоб не соврать, поколении, и отродясь не видывал простых граблей.
Хозяйство у овощевода было просторное, за навесом была теплица, за теплицей стоял длинный сарай с огромными воротами, туда Тришка и шмыгнул на всякий случай.
Он увидел каких-то железных уродов, вовсе не похожих на известные ему автомобили. Обходя один, на высоченных колесах, он обнаружил у стенки кое-что знакомое. Хозяева называли это «иномарка». Нарядная желтенькая иномарка была словно со зла запихана между грязнобокими чудищами. Тришка подошел поближе – и тут в него угодил камушек, пущенный чьей-то меткой лапой. Ойкнув, Тришка шлепнулся на задницу и потрогал бедро. Тут же пролетел другой камушек, но на сей раз незримый враг промахнулся. Поняв, что подлец спрятался за колесом иномарки, Тришка кинулся прочь. За порогом сарая он споткнулся, шлепнулся и тут же услышал человечьи шаги. Перекинувшись на всякий случай котом, он сел ждать – не прозвучат ли какие-нибудь умные слова.