Идея Волостного спустить с чердака Ивана Петровича и присовокупить к компании мертвых не нашла поддержки у собравшейся публики. Людям было все равно. Они сами казались мертвецами. Волостной безучастно пожимал плечами, мол, дело хозяйское, до весны не завоняет. Еще и пошутил с пренебрежительной гримасой: «Да уж, господа, чужую боль вам почувствовать не дано…»
И снова что-то забурлило в полковнике Вломове. Он сидел, развалившись на диване, с каменной миной, пускал табачный дым в потолок. Вдруг начал тяжело и прерывисто дышать. Потом подпрыгнул и забегал по гостиной, что-то бормотал под нос, косился на присутствующих. Его лицо при этом поменяло все цвета радуги. Он подлетел к окну, сплющил нос о стекло, уставился на подсобные строения, просвечивающие через завихрения поземки. Окаменел, а когда повернулся, глаза у него горели каким-то демоническим огнем.
– Вы какой-то не такой, – насторожился Волостной. – Продали душу дьяволу, Эдуард Владимирович?
– Нет, – хохотнул полковник. – Буду ждать, пока он заберет ее бесплатно. Ну, что, страдальцы, еще не утратили желание сохранить свои недостойные шкуры и вырваться из гиблого места?
– О, наш добрый полковник, кажется, начинает работать головой, – заметил прокурор. – Развивает творческое воображение. С одной стороны, это несколько опасно… Авраам родил Исаака, Исаак родил Яакова, а наш полковник родил идею. Имеются предложения, Эдуард Владимирович? Будем прорабатывать дополнительные комбинации?
– Вы идиоты! – выплюнул полковник довольно спорный тезис. – Почему никому из вас не пришла мысль обшарить подсобные строения?
– Я там был, – подал голос адвокат. – Лыжи нашел. И больше там ничего интере…
– Закройте свою пасть! – рубанул полковник. – Да, там баня, какая-то кухня, в них ничего нет. Но имеется кирпичное строение, похожее на гараж, и железная дверь, которую при желании можно выломать. Под окном, – он ткнул пальцем в батарею наполненных водой бутылочек, – два небольших лома, ржавая кувалда и лопата, чтобы отбрасывать снег от этой чертовой двери.
– И? – насторожился Волостной. – Что вы рассчитываете узреть за этим «сим-симом»? Портал в иное измерение? Машину, которая все равно не заведется и не проедет по снегу?
– Да что угодно! – взвыл полковник. – Снегоход, например. Хорошие лыжи. Да мало ли что! Куда уж лучше, чем мерзнуть в гостиной, жрать бухло, которое скоро кончится, и ждать, кто будет следующей жертвой. Надо что-то делать, а не сидеть в этом чертовом месте.
– Полковник, кстати, прав, – заметил прокурор. – Не найдем, так хоть согреемся.
– Или замерзнем, – возразил следователь, со скепсисом царапая переносицу. Он был уверен на сто процентов, что затея ничего не принесет, ведь их похищали не глупцы, но уже заряжался ажиотажем. Люди заговорили, перебивая друг друга, даже впавший в депрессию адвокат подключился, забрезжил свет надежды…
– Да, да! – выкрикивала Валентина Максимовна. – Давайте хоть что-то делать!
– Все одеваемся! – распоряжался полковник. – Как можно теплее. Хотя… как угодно, ведь всегда можно вернуться и погреться. И не ковыряться, народ! Ладно, так и быть, инструмент сам захвачу…
– Послушай, там опять что-то происходит. – Ксюша встала под вентиляционную решетку и прислушалась.
Никита оторвался от черных дум, приоткрыл один глаз и зевнул. В гостиной шумел народ. Горланил, что-то яростно доказывая, полковник Вломов. Слова не прослушивались. Кричала женщина, гудели остальные, словно ветер в трубе. А четвертью часами раньше в доме снова был ажиотаж. Судя по всему, всю честную компанию потянуло на чердак. Что-то трещало, рушилось, вопили люди. Они посовещались с Ксюшей и пришли к выводу, что «гостей» по ряду невыясненных причин становится еще меньше. «Естественная убыль населения», – скорбно заключил Никита.
И вот опять хоровые песнопения в исполнении выживших людей…
– Мне это надоело, – поджав губы, сообщила Ксюша. – Долго мы еще будем, как страусы, прятаться в песок?
– Сравнение некорректное, – обиделся Никита.
– Ну, хорошо, мы не испытываем теплых чувств к этим людям. И раскрывать себя раньше времени не имеем желания. Но, прости, когда на наших глазах убивают людей без суда и следствия, без мало-мальских причин, а мы можем на это повлиять, но не влияем…
– Я давно подозревал, что в душе ты чтишь и уважаешь Уголовный кодекс, – рассмеялся Никита. – Кстати, ты забыла, что нас заперли?
– Перестань издеваться, – разозлилась она.
– Ладно! – Он неохотно выбрался из кровати, застегнул жилетку, потом нагнулся, отодвинул кровать от стены, пробрался в образовавшееся пространство и задрал толстый ковер, который ранее прижимал к стене торец кровати. Образовалась дверь в соседнее помещение – практически плоская, без выступов, лежащая со стеной в одной плоскости. Открывать ее было трудновато, с обратной стороны на голой стене от пола до потолка висел аналогичный ковер. Он протиснулся в соседнюю комнату (на нее никто из «постояльцев» не покушался ввиду отсутствия в помещении электричества), помог выбраться подруге. Они выскользнули в коридор, плотно притворив дверь.
– Подожди минутку, – шепнул Никита. Он поковырялся в потайном уголке жилетки, извлек ключ, дубликат которого имелся у Волостного, отпер дверь их с Ксюшей комнаты. Скользнул внутрь, поправил ковер, придвинул на место кровать и выскользнул обратно. Дверь он запирать не стал, спрятал ключ и взял подругу за руку.
– А вот теперь пошли.
– Какие-то загадочные манипуляции, – озадачилась девушка.
– Думаю, лишними не будут. Пошли, ты же этого хотела? Да не на центральную лестницу, глупая, на боковую…
Они добрались до конца коридора, выходящего в холл, укрылись за косяками и с изумлением смотрели это дикое «муви».
– Ай да полковник… – бормотал Никита. – Ай да сукин сын…
Эдуард Владимирович был в ударе. Поредевшая кучка «постояльцев», похожая на солдат непобедимой армии Наполеона, отступающих по морозу к Березине, высыпала из гостиной и покатилась в сторону входной двери. Полковник замыкал процессию, он тащил под мышкой ломы и какую-то страшненькую, изъеденную ржавчиной кувалду. Прокурор Головач, возглавляющий шествие, распахнул входную дверь и вышел на улицу. Ветер обрадовался, подхватил его, и прокурор принялся ловить срывающееся одеяло. За прокурором вышли женщины и закутанный с головой адвокат. Волостной, волокущий лопату, собрался тоже покинуть дом, но обернулся к полковнику, который нетерпеливо его подталкивал… и, видимо, заподозрил что-то неладное. Омрачилось на мгновение бледное чело.
– Знаете, Эдуард Владимирович, я, наверное, после вас…
– Да хрен тебе! – взревел полковник и толкнул Волостного с такой силой, что тот перелетел через порог, растянулся плашмя на крыльце, и сверху его огрело собственной лопатой. Полковник же никуда не пошел, бросил на пол свою тяжелую ношу, с дьявольским хохотом захлопнул дверь и замкнул запор.
В окно было видно, что люди не сразу осознали масштаб постигшего их несчастья. Прокурор со смехом что-то крикнул поднимающемуся следователю, тот огрызнулся. Потом все пятеро, включая адвоката и мгновенно озябших женщин, уставились на захлопнувшуюся у них перед носом дверь. Доходило туго. Полковник окончательно рассорился с головой, кривлялся перед зарешеченным окном, строил рожи, ржал, как лошадь.
– Получили, ублюдки! – орал он сиплым басом. – Вот будете теперь знать!
До Волостного дошло, он подхватил лопату и с перекосившимся от ярости лицом бросился на дверь, принялся очумело по ней дубасить. Прозрел и прокурор, подлетел к окну, вцепился в решетку, затряс ее как грушу. На помощь примчался адвокат, он взялся с другого конца, решетка заходила ходуном, но держалась прочно. Перчаток у них не было, а обрывки одеял, намотанные на руки, они сразу потеряли. Когда им на помощь прибежал Волостной и втроем у них был шанс свернуть решетку, прокурор и адвокат от нее уже отклеились, корчились, растирая оледеневшие руки. Обезумевшие от страха и холода женщины бились грудью в дверь, орали, как припадочные. А полковник продолжал гримасничать, махал им ладошкой – дескать, адью, господа, разражался неестественным хохотом. У людей покрывались инеем ресницы, сводило скулы, их колотило, ведь одеты они были совсем не по-зимнему.
– Интересно, – пробормотал Никита, – минут на пять их хватит?
Он уже представлял, что еще пара минут, и движения людей начнут замедляться, они перестанут чувствовать конечности, отнимется позвоночник, придет апатия и равнодушие, захочется немного полежать… И полковник это представлял, ждал, подпрыгивая от нетерпения, когда же они там уймутся…
– Еще посмотрим? – удивленно посмотрела на Никиту Ксюшу.
– Ладно! – Он оторвался от косяка. – Будем считать, что полковник наказал их достаточно. Пора наказать полковника.
– Еще посмотрим? – удивленно посмотрела на Никиту Ксюшу.
– Ладно! – Он оторвался от косяка. – Будем считать, что полковник наказал их достаточно. Пора наказать полковника.
И зашагал по диагонали через холл. Полковник не сразу обнаружил наличие постороннего. Он припал к окну, хищно скалился, глядя, как люди изнемогают от холода и умоляют открыть дверь. Потом он что-то уловил краем глаза, дернул головой, тупо уставился на приближающегося человека. Вроде тот заперт был? Не выясняя причин, он стиснул кулак и, не стирая с лица волчьего оскала, бросился с упреждением. Никита увернулся от удара, отпрыгнул в сторону и подхватил лом. Кулак рассек воздух, полковник в растерянности завертел головой. Бросился снова, тяжелый, убедительный, несокрушимый. Никита рухнул на колени и наотмашь врезал ломом по ногам. Полковник споткнулся, расквасил нос, заорал от обиды и боли. Никита перепрыгнул через него, кинулся к двери, но полковник схватил его за штанину, страшный, кровоточащий, одичавший, орал какие-то непотребства, и Никита, успев отбиться ладонью, покатился по полу. Поднялись одновременно, но только Вломов попытался пойти в атаку, как заревел от боли и рухнул на колено – Никита серьезно повредил ему лодыжку. Тужился, пытался подняться, все же привстал, как колосс на глиняных ногах. А Никита уже подбегал к двери, отбросил задвижку, отпрыгнул, чтобы и ему не досталось. Ну, все, теперь другие перехватят эстафету.
Взбешенная, окоченевшая публика, напоминающая стаю диких варваров, с воплями и проклятьями лезла в дом.
– Вот он, тварь, это он – убийца… – хрипела Валентина Максимовна, бросаясь с растопыренными клешнями на растерявшегося обидчика. Что-то сипло исторгала и махала кулачками задубевшая Ольга Дмитриевна. Пищал и задиристо вертел кулаками адвокат. Волостной подхватил второй лом и, словно пролетарий, выламывающий из мостовой оружие своего класса, набросился на полковника. Но споткнулся об упавшую Валентину Максимовну, и оба покатились по полу. Только прокурор достиг цели, впечатал плюху в живот Эдуарду Владимировичу, но мало каши ел, тот с рычанием загнанного в ловушку тигра оттолкнул его. У прокурора переплелись замерзшие конечности, он ударился головой об пол, хотел подняться, но передумал, решил еще немного поваляться. А битва уже кипела. С фланга отступающего хромоногого полковника внезапно атаковал Чичерин, набросил ему на голову одеяло и принялся бить по физиономии. Тот с рычанием стащил одеяло, отвесил адвокату чувствительную плюху, и он запрыгал на одной ноге, но боевого задора не растерял. Налетел Волостной, рубанул ломом по плечу, за Волостным две женщины вцепились когтями в полковника полиции, принялись рвать и таскать его.
– Это не я, перестаньте! – орал, отступая, полковник. – Это не я убил всех тех людей… Простите, бес попутал…
– А это ты на том свете будешь рассказывать, Эдуард Владимирович… – рычал Волостной, снова вскидывая стальную штуковину. Удар пришелся по второму плечу и по уху. Полковник завыл, схватился за поврежденное ухо… и вдруг взревел, как циркулярная пила, отвесил затрещину Ольге Дмитриевне, увлеченно царапающей ему физиономию, и та завертелась, как юла. Ударил под дых Валентине Максимовне, собирающейся прокусить ему горло. Закружился, нанося по воздуху ожесточенные удары. Повернулся и побежал к гостиной, оставляя кровавый след, тяжело припадая на левую ногу. Волостной швырнул ему вдогонку лом, попал под копчик, полковник подпрыгнул, что-то хрустнуло, но он продолжал бежать, истекая кровью. Похоже, он намеревался оккупировать гостиную и там забаррикадироваться (понимал, что в живых не оставят), но ловкий адвокат уже зашел с тыла, поджидая его у порога. Он взмахнул лопатой, оброненной Волостным, ударил по черепу, и Эдуард Владимирович схватился за макушку. Но сил у полковника хватало, он сменил направление, перевалился через порог санузла, захлопнул дверь и запер ее на задвижку.
Атакующие растерялись, стали дергать дверную ручку. Тупо выставились на закрытый туалет. Подлетел прокурор, пнул по двери, но проблема заключалась в том, что дверь открывалась наружу и была относительно прочна и увесиста. Он схватился за ногу, запрыгал.
– Эдуард Владимирович, дорогой, – вкрадчиво сказал следователь, припадая к двери. – Откройте, пожалуйста, мы все равно до вас доберемся.
– Это не я! – провопил изнутри полковник.
– Это не вы нас выставили на мороз с целью убить, мы понимаем, – сказал Волостной. – Отворите, будьте любезны, не заставляйте ломать дверь.
– Оригинально, – сказал прокурор, глядя на дверную ручку, почему-то оказавшуюся у него в руке. – Ну что ж, будем мочить в сортире.
– Я его прибью… – мстительно протянул адвокат. – Видит бог, я его прибью своими руками. Так вот по чьей мы тут милости… – И поднял лопату, словно полковник уже выходил с покаянно поднятой головой.
– Да выломайте вы эту чертову дверь!!! – чуть не хором завопили женщины. – Вы мужики или кто?!
И попятились, когда Волостной занес лом и с размаху долбанул. Вылетело несколько щепок. Он снова размахнулся, врезал вторично. Дверь держалась, но уже прогибалась и сыпалась.
– На мороз его, суку… – шипел, скаля зубы, Чичерин. – Как он нас, падла, чуть не заморозил…
После третьего удара дверь снова устояла. Волостной утомился, перевел дыхание, утер холодный пот со лба.
– Отличный способ согреться, – ухмыльнулся он.
– Будем стоять и смотреть? – шепнула Ксюша на ухо Никите. Они торчали посреди холла, прильнув друг к дружке, никому не интересные.
– Подождем еще немного, – отозвался Никита. – Честно говоря, не представляю, как буду один противостоять пятерым взбешенным маньякам.
– Ты не один, – напомнила Ксюша.
– Ах, прости, всегда забываю. Тебе оно надо? Угадай с трех раз, пожалел бы нас полковник, попадись мы ему под горячую руку?
– Ну, я так не играю, – надулась Ксюша. – Мы же с тобой не отъявленные злодеи…
– Вы уже выходите, Эдуард Владимирович? – вкрадчиво осведомился Волостной после четвертого удара. – Прошу вас, проявите понимание. Чем дольше мы тут стоим, тем тяжелее будут для вас последствия.
– Вы обещаете, что дадите мне высказаться? – простонал полковник.
– Естественно, Эдуард Владимирович, – встрепенулся прокурор. – Вы сможете сказать в свою защиту все, что вам заблагорассудится.
– Подождите, я немного подумаю…
И даже в туалете он не смог обойтись без своей традиционной сигареты. Чиркали спички, он пытался прикурить, но спички ломались, не желали загораться. Но вот, наконец, получилось… Вдруг разразился дикий рев. Было слышно, как он там топает, бьется об стены, орет, как буйно помешанный. Люди недоуменно переглядывались, пятились. Распахнулась дверь, и в холл вывалился объятый пламенем полковник! Все бросились врассыпную, крича от страха. Он метался от стены к стене, пытался сбить с себя пламя. Ожоги волдырились на окровавленном лице, горели волосы, занималась одежда.
– Помогите… – хрипел Эдуард Владимирович. Но как-то не было желающих оказать ему посильное содействие. Он метнулся к Валентине Максимовне, простирая руки, она заверещала сиреной, помчалась, как от чумы. Он закружился волчком, упал, принялся биться в падучей. А одежда на нем уже пылала, волосы обгорели, обугливался череп. Никита, выбравшись из оцепенения, кинулся к полковнику, стаскивая с себя жилетку. Рухнул на колени, стал сбивать пламя…
От того, что еще недавно было бравым полковником, валил густой зловонный дым. Человеческие тела горят неохотно, но обугливаются и дымятся – вполне. Никита отпрянул, не в силах терпеть этот дух. Помочь полковнику он уже не мог. Кожа слезла с лица, обугливалось мясо, и сумасшедшим блеском горели глаза. Несколько конвульсивных движений, и еще одна душа, брыкаясь и чертыхаясь, покатилась в ад…
– Уберите его, немедленно! – вопили женщины, зажимая носы. Дважды упрашивать не пришлось: не сговариваясь, адвокат и Волостной схватили за ноги это обгоревшее недоразумение, доволокли до порога, распахнули дверь, со страхом посмотрели друг на друга. Выходить наружу никто не рискнул, тело вытолкали на крыльцо ногами, захлопнули дверь.
– А если он еще живой? – тряслась крупной дрожью Ольга Дмитриевна.
– Не вы ли собирались его прикончить с особым цинизмом, Ольга Дмитриевна? – спотыкаясь, бормотал прокурор. – Вот, считайте, исполнилась ваша мечта. Собаке – собачья смерть. Да помер он, не сомневайтесь.
– Послушайте, а что это было? – пролепетала Ольга Дмитриевна, прижимая к груди красивые пальцы.
– Мне кажется, я чувствовал запах газа… – раздвинул перекошенные челюсти адвокат. – Но как-то не придал значения, не до газа как-то было…
– Какой еще г-газ? – У Валентины Максимовны зуб на зуб не попадал.
– Обычный, бытовой… – Волостной облизал пересохшие губы, и на чело его улеглась печать просветления. – Все на самом деле очень просто, господа. Газовый баллончик для компактной плиты стоял на кухне и был в свободном доступе – так же, как уксус, так же, как кухонные ножи… Кто-то запустил этот газ в решетку вентиляции, находящуюся в гостиной. Туалет от гостиной отделяет двойная стена, и если вытяжка не работает, то газ пойдет в туалет. Он не обладает таким характерным запахом, немного есть, но не сильно. Разумеется, это было сделано еще до того, как полковник выдвинул замечательную идею прогуляться до подсобных строений.