– Ваши близкие не в курсе по поводу…
– Я ничего им не говорил. Надеюсь, она тоже не посмеет.
– Она – это мать вашей старшей дочери?
– Старшей? – он прочистил горло и оттянул воротник джемпера. – Впрочем, вы правы. Да, конечно… Я взял с нее слово, что она будет молчать.
– Она согласилась?
– Куда же ей было деваться? Она умоляла меня о помощи. Следовательно, я мог диктовать условия. Я думал, она попросит у меня денег… и готов был заплатить.
– Но ее просьба заключалась в другом.
– Именно так, – кивнул Морозов. – В другом.
– В чем же?
– Сначала я хочу знать наверняка, обманывают меня или…
Глория покосилась в угол дивана, туда, где лежала тень. Там сидел карлик и делал ей знаки несоразмерно длинными, как у обезьяны, руками. Эти знаки были утвердительными.
Посетитель поймал ее взгляд и повернулся в ту же сторону. Разумеется, он ничего не увидел, кроме дивана.
– Вам известно, сколько стоят мои услуги? – спросила Глория.
Морозов, несмотря на его приятную внешность, вызывал у нее неприязнь.
– Оленин назвал мне сумму. Честно говоря, она меня поразила.
– Тогда давайте прощаться!
– Нет-нет… вы меня превратно поняли, – спохватился посетитель. – Я привез чек. Вот.
Он достал из сумки-планшета чек и положил на стол перед собеседницей.
– Какие у меня гарантии, что сказанное вами… что вы не ошибаетесь?
– Никаких, – спокойно ответила она.
– Но тогда…
– Здесь не магазин, где выдают гарантийные талоны на приобретенный товар.
В Морозове происходила борьба между деловой практичностью и любопытством, некой зыбкой надеждой на счастливый исход сего отчаянного предприятия. А вдруг проблема исчезнет по мановению волшебной палочки в руке этой странной женщины? Рассеется сама собой? И жизнь господина Морозова потечет по-прежнему гладко, без потрясений.
– Я понял… говорите. Моя судьба в ваших руках…
В его интонации сквозила театральщина. Он сам уловил это и смущенно отвел глаза.
– Вы действительно хотите знать правду?
– Зачем бы я ехал в такую даль, по-вашему?
– Это ваша дочь, – уверенно заявила Глория. – Вы ее родной отец.
– Что?
Он рассчитывал на снисхождение. Не от дамы в бордовых шелках, а от провидения, которое всегда благоволило к нему.
– Двадцать девять лет назад у вас родилась дочь, – бесстрастно повторила Глория. – Теперь у вас их две. Старшая и младшая. Если вы решитесь на анализ ДНК, он будет положительным.
– Но… – Морозов провел ладонями по щекам и сложил их в молитвенном жесте. – Я просто… у меня шок…
– Вы хотели услышать что-то другое?
– Как вы это проделываете? Черт вас возьми…
Он осекся, с беспощадной ясностью осознавая сей нежелательный, но – увы! – свершившийся факт. У него двое детей. Раньше он мечтал о втором ребенке, однако рождение Лили положило конец этим мечтам. Внезапная болезнь, тяжелые роды и последующие осложнения привели к бесплодию жены. Морозовы смирились с мыслью, что больше у них детей не будет.
– Почему я должен вам верить? – простонал Николай Степанович.
Глория молча придвинула к нему чек.
– Забирайте и прощайте.
– Погодите… поймите же меня… я…
– Вы ничего мне не должны, – сухо отвечала она, глядя мимо него на пустой угол дивана, где минуту назад сидел карлик. – Санта вас проводит.
Морозова не обрадовало, а скорее огорчило известие о том, что его мечта сбылась. Таковы люди! Сами не знают, чего хотят. Страдают, когда у них чего-то нет… а потом, едва их желание удовлетворено, опять недовольны. Им не угодишь.
– Простите, Глория…
– Вам не в чем винить себя, господин Морозов. Вы получили ответ на свой вопрос, но не обязаны ему верить.
– Я уже поверил. В глубине души я чувствовал, что Тоня говорит правду. Она была такой искренней… и несчастной, когда позвонила мне. Почему мы беспечно и легкомысленно подходим к судьбе ребенка? Она не имела права молчать!
– Вероятно, ей хотелось отомстить вам.
Глория представила себя на месте женщины, которая вдруг обнаруживает, что беременна. А отец будущего младенца бросил ее. Гордость не позволила ей признаться во всем неверному возлюбленному. Аборт было делать поздно…
Сколько таких маленьких трагедий наблюдала она во время практики в гинекологическом отделении городской больницы. Не перечесть.
– Отомстить? За что? – недоумевал Морозов. – Я не обещал Тоне жениться. Она тоже… не делала никаких намеков. Мы оба были слишком молоды, слишком любили свободу, чтобы связать себя узами брака…
– Почему вы расстались?
– Обычная история. Безденежье, неустроенный быт… учеба. Между нами все чаще возникали ссоры, сначала мелкие, потом… – он махнул рукой. – Ранние браки ни к чему хорошему не приводят. Если бы мы даже поженились, то давно бы разошлись.
– Зато у вас не было бы сомнений насчет дочери.
– Значит, вы настаиваете, что…
– Я ни на чем не настаиваю. Мои слова легко проверить. Зачем вы вообще пришли ко мне? Отправляйтесь в медицинскую лабораторию и получите результат анализов. Заплатите за анонимность, в конце концов.
– Не надо… Я не осмелюсь предложить дочери… вернее… Боже! Я не смогу заставить ее держать рот на замке! Как я объясню ей, почему она обязана молчать?
– Встретьтесь с ней, познакомьтесь. Поговорите. Возможно, она войдет в ваше положение.
Морозов сник и сразу постарел лет на десять. Из крепкого бодряка превратился в потрепанного жизнью уставшего человека. Большой бизнес изматывает даже сильных. Но его, кажется, гнетет что-то еще…
Перед Глорией возникла женская фигура в белых одеждах… с распущенными волосами и… с косой. Смерть?
– Как вы это делаете? – спросил посетитель, поднимая на хозяйку дома воспаленные глаза.
Его ум отказывался принимать ничем не подкрепленную информацию. Хотя душой он уже согласился с новыми реалиями.
– Просто… – сказала Глория. – А вы ждали сложных манипуляций? Мне следовало напустить туману или воскурить травяного дыму? Водрузить посреди стола хрустальный шар и долго пронизывать его взглядом? Погадать на воде? На кофейной гуще? Или вы предпочитаете карты? Принести колоду Таро и сделать расклад? Если дело в этом, извольте…
– Нет, я… не то имел в виду… впрочем, в чем-то вы правы.
– Вы ждали театрального эффекта, – усмехнулась она. – Тщательно подготовленного спектакля. Стало быть, я вас разочаровала!
– Вы меня… вы… я повержен…
Он не позволял себе пустить слезу при женщине. Не позволял дать волю своим чувствам: горю, сожалению, страху. Кажется, в его сердце проснулась прошлая любовь… забытая, далекая и оттого полная романтики и юношеских грез. Он боялся, что под напором этой былой любви его налаженный жизненный уклад даст трещину, а то и вовсе развалится. Выходит, у них с Тоней родилась дочь… плод той пылкой и трепетной страсти, которая больше не повторилась…
– Я много лет убеждал себя, что люблю жену… я действительно люблю ее! – вырвалось у него. – Но это совершенно другое чувство… спокойное, ровное.
«И пресное, – добавил он про себя. – Наконец я понял, чего мне не хватало в постели с Лерой. Неизвестности, неопределенности… нервной щекотки. Супружеский секс что-то теряет…»
У него рябило в глазах. Здесь, в зале с раскрытым черным зевом камина, разные оттенки красного напоминали то ли страсть, то ли кровь…
– Я не все рассказал вам, – неохотно признался Морозов.
– Я знаю.
– Может, и не надо говорить?
– Решайте сами.
Вокруг них порхала тень призрака с косой: не той, которую заплетают. А той, которой косят. Не только траву…
– Это связано со смертью, – все-таки произнесла Глория. – С насильственной смертью.
– Да-а… – удивленно протянул Морозов. – Как вы…
– Послушайте, – перебила она. – Давайте к делу. Вам важен результат, а не процесс.
Николай Степанович рассеянно кивнул. На его лице отразилась гамма эмоций – от замешательства до жгучего любопытства. Он впервые сталкивался с таким интересным явлением и не мог побороть желания разложить все на составляющие. Он привык анализировать данные, а не принимать на веру. Его рассудок сопротивлялся тому, что он слышал и видел.
– Вашей дочери угрожает опасность?
– Именно это обстоятельство и заставило Тоню найти меня и обратиться за помощью, – подтвердил он. – Мою дочь… подозревают в убийстве…
ГЛАВА 4
Москва
В тот вторник Лавров провел летучку в своем кабинете и, когда подчиненные разошлись, решил выпить чашечку чаю.
Завтракать он не успевал. Пробки на дорогах вынуждали его выходить из дому загодя и так рано, что его аппетит еще спал. Он пробовал пользоваться метро, но и это не всегда помогало.
Включив чайник, начальник охраны взялся было за бумаги, как его взгляд уперся в престранную вещицу. Это была маленькая пластилиновая кукла, сделанная ребенком. По крайней мере, слепили ее довольно примитивно. Неизвестный «скульптор» примостил свой шедевр на подвесной полке между цветочным горшком и пепельницей.
Курить в офисе Колбин строго запретил, и пепельница осталась на полке в виде напоминания о вредной привычке. Сам хозяин кабинета к табаку не пристрастился. Мог закурить, если надо… но без удовольствия.
Насвистывая свой любимый мотивчик «Тореадор, смелее в бой…», Лавров направился к полке и протянул руку к кукле. Однако что-то его удержало, и рука застыла в воздухе, не решаясь прикоснуться к фигурке. Чем-то «пластилиновый мальчик», как мысленно окрестил его начальник охраны, напоминал…
– Черт! Неужели это я?
Кукла в самом деле смахивала на Лаврова. Широкие плечи, плотная шея, короткие волосы. Одежду «скульптор» обозначил несколькими штрихами, очевидно нанесенными пластмассовым стеком[3], которые обычно кладут в коробки с пластилином. На левой стороне груди тем же стеком было выцарапано сердце…
– Че-е-еерт…
В сердце «пластилинового мальчика» торчала металлическая булавка. Обыкновенная портняжная иголка с головкой на тупом конце.
– Эт-то что еще за вуду? – пробормотал Лавров. – Кто тут развел африканскую магию?
Смешно, но он так и не осмелился дотронуться до куклы, как будто этим он мог дать силу заклятию, которое, несомненно, было наложено на фигурку. Мысль о розыгрыше мелькнула, но не задержалась в его уме. Для такой выдумки нужен особый склад мышления. Вряд ли им обладали охранники, которые находились у Лаврова в подчинении и запросто заходили в его кабинет.
Он оставил все как есть и вернулся на свое место за столом, забыв и о чайнике, и о терзавшем его чувстве голода.
Кто угодно мог оставить у него в кабинете пластилиновую куклу. К нему заглядывали все кому не лень. Может, одна из девушек или молодых женщин, работающих в офисе, заимела на него зуб? И решила сжить со свету?
– Пам-па-рам-пам-пам… – пробормотал он, постукивая в такт пальцами по столешнице.
В груди вдруг резко кольнуло, Лавров схватился за сердце и скорчился от боли.
– Вот те на… – выдохнул он, боясь разогнуться. – Начинается…
«Пластилиновый мальчик» ехидно ухмылялся, взирая с полки на своего огромного двойника. «Скульптор» вместо рта нанес стеком на его лицо полоску с загнутыми верх краями, обозначающую зловещую улыбку.
– Рано радуешься… – простонал начальник охраны, лежа на столе и прислушиваясь к ощущениям в области сердца.
Кажется, отпустило. Он осторожно вдохнул… потом еще раз. Боль стихла. Лавров приподнялся и медленно выпрямился, проклиная чертову куклу и собственный страх. Он никогда не был суеверным. Что же теперь?
– С кем поведешься, от того и наберешься, – буркнул он, вспоминая Глорию.
Глория! Вот кто поможет ему разобраться с «пластилиновым мальчиком». Зря, что ли, она поселилась в доме колдуна… и сама пошла по его стопам?
Спасительная идея придала Лаврову уверенности, и он – продолжая держаться рукой за сердце – попробовал встать из-за стола.
Получилось!
Он торжествующе хмыкнул и расправил плечи. В груди заныло. Но это уже были отголоски, а не боль. Лавров приободрился.
– Тебя никто не должен видеть, – заявил он кукле и погрозил пальцем. – Ну-ка, Гюльчатай, спрячь личико…
С этими словами он взял со стола лист бумаги, подошел к полке и хотел накрыть фигурку, но замешкался. В первый раз он не заметил одной важной детали: в середине сердечка, откуда торчала булавка, была выведена буковка «Р».
«Роман! – догадался начальник охраны. – Это же мое имя! Написано, чтобы я не спутал «мальчика» с кем-то другим…»
Несколько забористых ругательств слетело с его языка.
– Тс-ссс! – зачем-то оглянулся он по сторонам и прижал палец к губам. – Тихо, Рома… на тебя открыли охоту…
Он представил себя со стороны и сдавленно хохотнул. Сердце отозвалось ноющей болью. Вернее, слабым эхом боли.
– Уф-ф-ффф… – перевел дыхание Лавров и застыл на месте, прислушиваясь.
Внутри его тренированного выносливого тела как будто поселилось нечто чужеродное и опасное.
– Врешь, не возьмешь! – выдохнул начальник охраны, делая-таки шаг вперед и накрывая злосчастную куклу листом бумаги. – Ну что? Как тебе там, в темноте?
«Пластилиновый мальчик» оставался немым.
– Пока, парень! – бросил ему Лавров. – Не скучай тут без меня. Увидимся!..
В коридоре ему навстречу попалась секретарша Колбина, потом молоденькая бухгалтерша. Обе, казалось, очень подозрительно улыбались, а бухгалтерша прошла мимо и повернулась, чтобы еще раз взглянуть на начальника охраны.
Лавров любезно поклонился. Бухгалтерша смутилась и ускорила шаг. Стук ее каблуков долго отдавался у него в ушах.
На улице он понял, что служебный внедорожник забрал глава компании. Во всяком случае, на парковочной площадке машины не было. А в легковушке до Черного Лога не доберешься. Тем более в дождливую погоду.
Лавров поднял голову и чертыхнулся. Над городом плыли тучи. Того и гляди, разразится майская гроза.
– Врешь, не возьмешь! – повторил начальник охраны, покачнулся и провел рукой по лицу, сбрасывая наваждение.
Парень, охраняющий парковку, торопливо подошел к нему.
– Вам плохо, Роман Васильевич? Может, воды?
– Я так скверно выгляжу?
– Ну… – замялся тот. – Я подумал, может, у вас с похмелья голова кружится…
– Я столько не пью, Игорь! – сердито ткнул пальцем в его бейджик Лавров. – Понял?
– Понял… извините…
Парень попятился, а начальник, пошатываясь, достал брелок, открыл свой темно-синий «опель», уселся и включил зажигание.
В глазах темнело, к горлу подкатывала тошнота. Лавров схватился за виски и с силой потер их. В голове чуть прояснилось.
– Игорь! – поманил он охранника, высунувшись из машины. – Если меня будут спрашивать… я отлучился по делам. Так и скажешь.
– Хорошо, Роман Васильевич, – кивнул парень, вытягиваясь и только что не беря под козырек.
– Расслабься, Игорь…
– С вами все в порядке? – наклонился к нему охранник. – Может, я поведу?
– А кто вместо тебя здесь будет?
– Толяна попрошу… сменщика моего. Он мигом прибежит.
Лавров боролся с дурнотой, и предложение парня показалось ему заманчивым. Однако он все же отказался.
Никому не следует знать, куда он направляется… и, главное, о чем он собирается говорить с Глорией…
* * *У поварихи Кравцовой сегодня все валилось из рук. Омлет на завтрак вышел пережаренным, перед обедом она чуть не ошпарилась кипящим бульоном, потом порезалась, шинкуя лук. Из глаз текли слезы, из ранки на пальце сочилась кровь. Она с сердцем отложила нож и побежала к аптечке за ватой, перекисью и пластырем.
– Давайте помогу, – с сочувствием предложила посудомойка в коротеньком фирменном халате с вышивкой на карманах.
Вышивка изображала растение с широкими овальными листьями, ниже шла надпись: «Фикус».
Ресторан с этим названием работал с девяти утра до одиннадцати вечера. Утром посетителей было мало. Зато в обед почти все столики были заняты, – служащие из близлежащих офисов приходили сюда перекусить. Комплексные обеды в «Фикусе» славились домашним вкусом и умеренными ценами.
По вечерам здесь нередко устраивались корпоративные гулянья. Кравцова работала сутки через двое. Раньше это давалось ей легко, но с возрастом она начала сильно уставать. Да и комплекция оставляла желать лучшего. Тучность не только не красит женщину, но еще и мешает двигаться. У поварихи появилась одышка, ноги болели, в пояснице стреляло. Она с трудом выдерживала смену.
Кровь никак не хотела останавливаться. Посудомойка выбросила в мусорную корзину промокшую вату и достала новый клочок.
– Больно? – подняла она глаза на Кравцову.
– Нет…
– Ножи слишком острые.
– Смотреть надо, – вздохнула повариха. – А тут делаешь одно, думаешь о другом… Так и палец себе отхватить недолго.
Наконец они справились с кровотечением, заклеили ранку пластырем, и Кравцова вернулась к своему разделочному столу. Только взялась за мясо, как ее окликнули.
– Антонида Витальевна! – крикнул с порога администратор. – К вам пришли!
– Кто?
Молодой человек быстрыми шагами пересек кухню, приблизился к ней и шепнул:
– Товарищ из органов…
– Господи!
– Идите, он ждет…
– А как же это? – она показала ножом на куски подготовленной к нарезке свинины.
– Вера пока все сделает. Я разберусь… вы идите, идите.
Кравцова нехотя вытерла руки о бумажное полотенце и зашагала к выходу.
В зале было почти пусто. За двумя столиками сидела мужская компания, а за третьим… Повариха сразу узнала оперативника, который уже беседовал с ней.
Тот вежливо поздоровался и пригласил ее присесть. Перед ним на клетчатой скатерти стояла чашка с чаем и недоеденные блинчики.
– Извините, голодный с утра…
– Ничего, кушайте, – понимающе кивнула Кравцова.
Она заметно волновалась, не знала, куда деть руки, но потом положила их на стол. Оперативник покосился на ее заклеенный пластырем палец и спросил: