– И как это у него получилось? – заинтересовалась Лиза.
– Сейчас расскажу, – пообещал Жданов. Уселся поудобнее и начал повествование.
Пряхов, внезапно перебравшись в Москву, не забыл про бабушку. Отремонтировал ей квартиру и приезжал навестить.
За полтора года до исчезновения фотограф прикатил к старушке и, когда вытаскивал из машины туго набитые сумки, увидел Софью Борисовну, которая в компании с очаровательной, стройной, длинноногой брюнеткой шла по двору. Молодой человек поздоровался, библиотекарь обрадовалась, увидев своего бывшего благодарного читателя, принялась расспрашивать, как у него дела. Вадим рассказал, что работает в Москве, делает снимки для разных модных журналов.
Наверное, Софья Борисовна, мать юной красавицы, сразу сообразила, что такой вариант упускать никак нельзя. Перед ней приятный, хорошо воспитанный парень, работает и живет в столице, имеет машину, прекрасно одет и, похоже, не стеснен в средствах, вон сколько подарков притащил бабке… И женщина решила действовать.
– Похоже, ты не узнал мою дочь Люсеньку, – засмеялась она.
Брюнетка улыбнулась:
– Привет. Я тебя помню, ты мне один раз велосипед починил.
Вадим удивился: гадкий утенок с разбитыми коленками превратился в райскую птицу.
Вот так и начался их роман. Люсеньке тогда едва исполнилось семнадцать, но мать прекрасно понимала: в крохотном умирающем городке девочке личное счастье не устроить, и работу ей, кроме как в санатории «Конский завод», не найти. А библиотекарь не хотела, чтобы ее дочка-красавица тосковала на ресепшн убогого места или убирала там номера, а потом, от полной безнадежности, вышла замуж за какого-нибудь заезжего вдовца, если не за местного алкоголика. Вот Софья и делала вид, будто не замечает, как Вадик влезает в спальню Люсеньки через окно. И не сказала решительное «нет» дочери, когда та заявила:
– Уезжаю в Москву. Вадька обещает сделать из меня супермодель.
Софья Борисовна собственноручно сложила чемодан девочки, дала ей, сколько могла, денег и помахала рукой вслед уходящей машине.
Люся в столице не пропала. Она поселилась у Вадика, а Пряхов не обманул, занялся карьерой любимой. Он отправлял ее фото в разные издания, заставлял бегать по кастингам, и в конце концов старания увенчались успехом. Малышова понравилась представителю одного крупного агентства, с ней подписали контракт, и юная модель собралась улететь в Америку.
За две недели до отъезда Люся неожиданно рано утром прикатила к матери – попрощаться перед долгой разлукой. Но Софья Борисовна почуяла неладное и спросила, как дела у Вадима. Дочь состроила гримаску:
– Мы с ним сегодня ночью поругались. У него случился приступ звездной болезни, совсем с ума сошел. Вчера получил от главного редактора объединения «Фэшн-ньюс» подарок ко дню рождения – курьерша принесла ему жутчайшую дрянь, фотокамеру, но не настоящую, а из керамики. Вадька носился с сувениром по квартире, не знал, куда его поставить, а мне вещь не понравилась. Ну я и сказала что-то нелестное про нее. А потом уехала на съемки, до двух ночи простояла под софитами, вернулась домой около трех. Смотрю – Вадик не спит, сидит у компьютера. А в комнате стоит отвратительный запах цветочных духов. У бабы Клавы в избе всегда так воняло от горшков на окне, забыла, как растение называется.
– Герань, – подсказала Софья. – Она очень полезная, моль уничтожает.
Люся скривилась:
– Фу-у-у, гадость! Я только вдохнула, и сразу голова заболела. Спросила Вадьку: «Где ты парфюм взял? Жутко отвратительный!» Что тут началось… Армагеддец просто. Пряхов как заорет! Мол, я ему по гроб жизни обязана, поскольку он меня из навоза вытащил, денег на мою раскрутку немерено потратил… Ну и подобное. А потом завизжал: «Пошла вон!» У меня прямо в глазах потемнело. Вот гад! Вот скотина! Естественно, я ему достойно ответила. По полной программе оттянулась, переорала его. Потом кое-какие шмотки в сумку покидала, и адью. Зависть – страшная вещь. Как же, меня в Нью-Йорк пригласили, а Вадька в Москве остается… В принципе, понятно, что нам вместе не жить: я в Америке, он в России. Но я надеялась на сохранение хороших отношений. А Пряхов не смог порадоваться моему успеху.
Люся от души нажаловалась маме, потом пошла в душ, поспала немного и села завтракать. В момент, когда девушка пила кофе, зазвонил ее телефон. Малышова сначала слушала, а потом зло воскликнула:
– Ну хватит! Совсем даже не смешно! Я думала, ты извинишься за то, что ночью меня из дома выгнал, но ты комедию устраиваешь. А не пойти бы тебе куда подальше…
Люся отключила аппарат от сети, вытащила из трубки симку и в сердцах произнесла:
– Все, теперь никогда не дозвонится! Я даже номер поменяю. Пойду сейчас на базар и куплю новую симку.
– Вадик звонил? Что сказал? – полюбопытствовала мать.
Дочь скривилась:
– Урод! Не зря говорят, что чужой успех некоторых корежит. Вчера он меня выпер, вещи как следует собрать не дал. Я пыталась платья-туфли уложить, а Пряхов вопил: «Вали давай отсюда, гадина!» Потом вырвал у меня из рук сумку, швырнул ее на лестницу, отправил туда же пальто с сапогами и дверь запер. Представь, в каком я очутилась положении. На дворе предрассветный час. Куда деваться? И в квартире, в столе, остались паспорта, документы. Мне без них в Нью-Йорке никак. Сволочь! Знает, что мне вот-вот в США улетать, а на пару недель никто квартиру не сдаст. Кто Вадька после этого? Завистливая, мерзкая скотина. Визжал: «Не ожидал, что такую страхолюдину без вкуса и шарма в США пригласят. Хотя чего ждать от америкосов? Вкуса у них самих ноль! Мои снимки ни разу на нью-йоркскую неделю фотографии не взяли, не нужно им истинное искусство, зато там делают карьеру невзрачные личности вроде Люськи». И ведь ни малейшего повода я Вадьке для истерики не давала. Просто ему захотелось меня носом по полу повозить. Зовут тебя в Америку? Рассчитываешь стать звездой подиума? Помни, в Москве ты никто, ютишься у меня из милости, отправляйся на улицу и кантуйся до отлета с бомжами. Рассчитывает, что я трезвонить начну, буду из-за документов нервничать.
– Вдруг он тебе загранпаспорт не отдаст? – испугалась Софья Борисовна.
Люсенька сложила фигу и повертела фигурой из трех пальцев в воздухе:
– Вот ему! Сама возьму, я прихватила ключи от его берлоги. А если попытается документы заныкать, напишу заявление в полицию.
– Ой, не надо! – испугалась Софья.
– Мама, нельзя всех бояться, – осуждающе покачала головой Люся. – Знаешь, завари, пожалуйста, чаю с малиной. Что-то у меня в горле першит и башка на части от боли разваливается. Наверное, я простудилась, пока на лестнице босая и раздетая прыгала. Вадим меня в халате выпихнул, одевалась у лифта.
Софья Борисовна поспешила к чайнику.
– А что он тебе сейчас сказал, когда позвонил?
Люся поморщилась и потерла ладонями виски.
– Опомнился! Сообразил, что не следует собачиться с человеком, который может за него в Нью-Йорке разным людям словечко замолвить. Сначала от зависти ума лишился, а теперь остыл, доперло до хама – надо назад отыгрывать. Что говорил? Пургу нес. Сначала не своим голосом пищал: «Людмила Малышова? Если хотите увидеть Вадима живым, немедленно сделайте то, что он велит». Потом своим тенором запел: «Люся, езжай домой, открой шкатулку, которую мне Левон подарил, там ключ от банковской ячейки…» Дальше я слушать не стала. Знаю, знаю, кто его надоумил комедию ломать, – Никита Бастрыкин, у него креатив из всех мест фонтанирует. Готова спорить, Вадик ему про скандал сообщил, а тот ему посоветовал: «Изобрази, что ты в беде, и дура Люська сразу про обиду забудет, на помощь кинется». Хотя я и правда глупая, раз с Пряховым долго жила. Но все же не настолько идиотка, как он думает. Мама, не переживай, денек тут побуду, поем, посплю, а завтра с утра поеду в Москву и заберу свои документы.
– Доченька, а вдруг с Вадимом и впрямь что-то нехорошее случилось? – задергалась старшая Малышова. – Я хочу с тобой отправиться в столицу.
– Ой, я тебя умоляю! – возмутилась Людмила. – Естественно, это спектакль! Лучше пойду лягу, сил никаких нет, устала. Если тебе охота, едем завтра в Москву вдвоем.
Но женщинам не удалось сразу осуществить задуманное, Люсенька проснулась с температурой, насморком и кашлем, действительно простудившись. За документами она поехала лишь через пять дней. Софья Борисовна решила сопровождать дочь.
Люся беспрепятственно открыла дверь квартиры своим ключом. Вошла в спальню и обрадовалась, увидев, что ее паспорта в целости и сохранности. А потом, заметив включенный компьютер, удивилась. Пряхов, едва они начали жить вместе, рассказал ей о своей боязни пожара. Оказывается, в детстве Вадик стал свидетелем того, как сгорел дом соседей, и с той поры боялся оказаться на пепелище, поэтому всегда, уходя из дома и перед сном, проверял, отключены ли все электроприборы. Люсенька посмеивалась над фобией любовника, но тот не обращал внимания на ее подколы. Одним словом, Пряхов никак не мог покинуть квартиру, оставив ноутбук в спящем режиме.
Но сейчас, доставая бумаги, Малышова случайно задела «мышку», и экран засветился. Появилась почта. Более сорока неотвеченных писем! Половину посланий отправили разгневанные клиенты, которые выговаривали фотографу за пропуск назначенной съемки. Остальные содержали интересные рабочие предложения и вопросы, почему Пряхов не отвечает.
Глава 28
Малышова села за клавиатуру и поняла, что последний раз Вадим заходил в Сеть в свой день рождения, то есть утром того дня, когда получил в подарок глиняный фотоаппарат, а ночью поругался с ней. Люся насторожилась. Ей было хорошо известно: Пряхов активно живет в социальных сетях, общается в Твиттере с коллегами во всем мире, пару раз в сутки непременно плавает по Интернету. И вдруг полный штиль… Встревоженная девушка взглянула на городской телефон и включила автоответчик. Из трубки полились упреки: «Вадим, какого черта? Мы пропустили съемку!» – «Ты где? Почему не приехал? Позвони немедленно!» – «Уважаемый господин Пряхов, более не можем ждать, когда вы ответите на наше предложение», – и далее в том же духе.
Люся испугалась. Неужели последний звонок Вадима был не шуткой? Вдруг любовнику реально требовалась помощь?
Людмила решила посоветоваться с мамой и пошла на кухню. Софья Борисовна мыла посуду и встретила дочь словами:
– Ну и грязь тут! На плите сковородка, на которой жарили мясо, в ней уж плесень заколосилась. Хлеб в пакете зацвел, молоко в холодильнике прокисло.
Манекенщица поняла: с Вадимом случилась беда, и стала гадать, что произошло. После ссоры Пряхов, похоже, заснул. В спальне на кровати, на левой половине, обнаружились смятое одеяло, скомканная подушка. Правая часть, где всегда спала Люсенька, была прикрыта пледом. А в ванной валялась на полу пижама парня. Значит, Вадик встал утром, куда-то ушел и, судя по всему, больше не возвращался.
Люся по-прежнему чувствовала обиду и не намеревалась возобновлять с любовником отношений, но она добрый человек, поэтому занервничала. Малышова позвонила одному из постоянных заказчиков Вадима, полицейскому, который в своей структуре являлся начальником средней руки. Тот велел сразу идти в отделение, рассказать о произошедшем. И пообещал посодействовать, чтобы, нарушив правила, у нее приняли заявление о пропаже человека, хотя она и не родственница.
Девушка поступила так, как советовал полицейский. У нее на самом деле взяли показания, сказали, что оповестят, если появится какая-нибудь ясность. И все. Люся благополучно улетела в Нью-Йорк, хорошо там устроилась, прекрасно зарабатывает. Софья Борисовна собирается к дочери в гости. О судьбе Пряхова ни старшая, ни младшая Малышовы ничего не знают. Фотограф словно в воду канул.
Денис замолчал.
– Очень знакомая история, – хмыкнула Лиза. – Фигурка в подарок, скандал, бесследное исчезновение… Только денег не хватает.
– Что-то мне подсказывает: доллары присутствовали и на этом балу, – пробормотала я. – Вадим успел сказать Люсе про ключ от ячейки.
– Фофан был немолод, Друзь тоже, они не доверяли банкам, поэтому спрятали доллары как умели, – произнес Троянов. – Пряхов же отнес капитал в деньгохранилище. На счет он его положить не мог, а в бронированный ящик – без проблем.
– Ну а теперь – та-ра-ра-рам! Приз в студию! – объявил Денис. – После разговора с Таней я подумал: будущий антиквар вернулся из санатория «Конский завод» раньше времени, прервал свой отдых, чего прежде никогда не случалось. Почему?
Жданов обвел нас торжествующим взглядом.
– Я предположил, что Фофан там, в санатории, нашел деньги. Побоялся держать их в своем номере, где мешки легко могла заметить горничная, и смылся в Москву.
– Миллионы долларов были разбросаны по территории лечебницы? – хмыкнула Лизавета. – Он их собирал, как грибы?
– Очень смешно… Сначала дослушай! – огрызнулся Денис. – Я решил задать директрисе санатория ряд вопросов и пошел к ней в офис. Ее на месте не оказалось. Стены ее кабинета были украшены множеством фотографий, и я принялся их рассматривать. Пока начальница где-то бегала, времени на разглядывание хватило. Впрочем, я сразу сообразил: здесь существует традиция общих съемок, отдыхающих принимают, как в советских здравницах, заездами.
– Это что такое? – не поняла Кочергина.
– Ты не знаешь? – удивилась я. – Назначается несколько дней, когда принимают людей с путевками. Например, пятого числа народ является и, заселившись, начинает лечиться. А после окончания санаторного курса так же дружно отбывает. Номера моют, затем заезжает новая смена. В советские годы у отдыхающих существовала традиция в первый день фотографироваться всем заездом в центральном холле или перед входом в здание. Через пару дней каждому вручался снимок, на оборотной стороне которого значилось: «Дом отдыха, например, «Лесная быль», май тысяча девятьсот семьдесят второго года». Далее шел список имен и фамилий тех, кто проводил совместно с тобой отпуск.
– Точно! – подхватил Денис. – У моих родителей были такие фотки.
– А я сам раньше ездил в санатории МВД, – сказал за моей спиной Глеб Валерьянович. – Где-то дома, в альбомах, полно подобных снимков.
Я резко обернулась к двери, на пороге стоял наш эксперт. Борцов смутился:
– Простите, не хотел мешать.
Жданов хлопнул в ладоши:
– Звучат фанфары, бьют барабаны! Наступает самый волнующий момент – откидывается крышка сундука с сюрпризами. Я нашел фото того года, когда Фофан удрал из санатория раньше срока. Угадайте, кто с ним рядом стоит?
– Маргарита Валерьевна Друзь, – подсказала Кочергина.
– И Лора Павловна Селезнева, – добавил Роберт. – Особого фокуса у тебя, Денис, не вышло. Все и так догадались, что великолепная четверка столкнулась в «Конском заводе».
– Тройка, – поправил Жданов. – Вадима среди отдыхающих нет.
– Но он часто приходил в санаторий в библиотеку, – напомнила я, – значит, мог встречаться с Фофаном, Друзь и Селезневой.
– Ежу понятно, именно там они нарыли капитал, поделили его, коренным образом изменили свою жизнь, исполнив все желания, – хмыкнул Троянов.
– Вы не знаете самого главного! – ликующе заявил Жданов и открыл свой айпад. – Роб, высылаю тебе фото того заезда. Выведи его на большой экран, пусть все увидят.
Я впилась глазами в монитор, а Денис стал пальцем показывать на лица.
– Вот Юрий Николаевич, через три человека слева – Маргарита Валерьевна. А в первом ряду Лора Павловна.
– Где? Не вижу. Можешь еще раз на нее указать? – попросила я.
Жданов схватил карандаш и ткнул им в изображение:
– Да вот же!
Троянов прищурился:
– Женщина слегка похожа, но, прости, это не наша Лора.
– Она, она! – заверил Жданов. – Я попросил директрису порыться в архиве, врач нашла медкарту Селезневой. Все сходится – ее зовут Лорой Павловной. Приехала в санаторий после операции по удалению желчного пузыря, ей предписывалась строгая диета. А еще ее беспокоил шрам, который превратился в рубец.
– Ну, значит, это не наша Селезнева, – пробормотал Троянов. – Встречаются же полные тезки. Сейчас гляну…
– Адрес проживания, между прочим, тот же, что был ранее у любимой женщины Ивана Никифоровича, – не сдавался Жданов. – В регистрационной анкете указаны номер дома, который сейчас расселен, и коммунальной квартиры, откуда переезжала Селезнева. Место работы тоже совпадает – портниха в ателье.
Кочергина посмотрела на меня:
– Странно, однако.
– Иван Никифорович, – опять прозвучал за моей спиной голос Борцова, – глупый вопрос, но ответь: Лоре удаляли желчный пузырь? Ты уверен? Не ошибаешься?
Борцов спрятал телефон и доложил:
– Шрама от удаления желчного пузыря у Лоры не было.
– Орган могли убрать лапороскопически, – сказала я, – тогда следов не остается.
– В истории болезни Селезневой написано про рубец, – напомнил Денис.
Роберт резко повернулся на кресле:
– Тань, какие блюда готовила нам Лора?
Вспомнив про свою нынешнюю диету, я закатила глаза.
– Кролик в сметане, слоеные пирожки, котлетки… Но как связаны выдающиеся кулинарные таланты Селезневой с ее холециститом? – не сообразила я.
– У моей матери была проблема как раз с желчным пузырем, – сказал Жданов. – Она после операции соблюдала жесткую диету: ничего жареного, жирного, копченого. А Лора Павловна садилась обедать вместе с нами. Ела, правда, совсем немного, но…
– Понятно, – остановила я его. – Ты прав, после резекции желчного пузыря не стоит даже смотреть на слоеное тесто, которое содержит уйму сливочного масла. Получается, наша Лора не та Лора, что отдыхала в «Конском заводе»? Но ведь она прекрасно вписывается в картину. Арина Обнорская рассказала, как, случайно разбив статуэтку, предназначенную для Селезневой, от страха перед анонимом всучила Лоре «Венеру». Да, любимой женщине Ивана Никифоровича досталась не та фигурка, но ведь ее имя тем не менее было в списке получателей! Думаю, четыре наших пропавших украли огромную сумму, принадлежащую тому, кто позже шантажом заставил несчастную Арину раздавать керамические фигурки.