Необходимо совершенно отделить стремление к отысканию объективной правды от искусства строить спор таким образом, чтобы наши суждения казались всем справедливыми. Первое стремление – совсем другая работа: это дело рассудка, способности рассуждать, опытности, чему неспособно научить никакое искусство; последнее же, наоборот, составляет цель диалектики. Ей дают определение «логики очевидности». Это ошибочно, потому что в таком случае ею можно было бы пользоваться только при защите ложных суждений. Диалектика же необходима тогда, когда мы правы, для того, чтобы мы могли защищать эту правоту; с этою целью необходимо знать все некрасивые, искусственные приемы, чтобы уметь отражать их и даже очень часто и пользоваться ими, чтобы сокрушить противника его же собственным оружием. Вот почему объективная правда совершенно не должна рассматриваться в диалектике или рассматриваться как нечто исключительное; задача этой науки состоит в том, чтобы учить, как следует защищать собственные суждения и как опровергать суждения противника. Часто сам спорящий положительно не знает, прав он или нет; а очень часто вполне убежден, что прав, а на самом деле – заблуждается; еще чаще бывает, что оба спорящие думают, что каждый из них прав, а на самом деле истина в колодце.
В начале спора каждый из противников убежден, что правда на его стороне; во время спора оба начинают колебаться; конец же спора должен выяснить правду и подтвердить ее. Поэтому самой диалектике нечего заботиться об этой правде, подобно тому как учителю фехтования нечего заботиться, кто был прав в ссоре, которая привела к дуэли. Наносить и отражать удары – вот что больше всего интересует учителя. То же самое мы замечаем и в диалектике, этом фехтовании умов. Только таким образом понимаемая диалектика может составить одну из ветвей науки. Как скоро мы оставим себе целью единственно объективную правду, так сейчас же вернемся к чистой логике; если же, наоборот, докажем эту правду при помощи фальшивых и ложных суждений, вступим в сферу настоящей софистики. И в том, и в другом случае обыкновенно допускается, что мы заранее знали, где правда и ложь, а это бывает очень редко. Поэтому самое настоящее определение диалектики – то, которое я привел раньше: диалектика есть не что иное, как умственное фехтование для доказательства правоты в спорах.
Название «эристика» ближе определяет данное понятие, чем «диалектика»; больше же всего, по моему мнению, подходит название «эристическая диалектика».
Так понимаемая диалектика является только систематическим, правильным сочетанием и выяснением различных искусственных приемов, к которым прибегает в спорах большинство людей, когда замечает, что правота не на их стороне, но в то же время желает во что бы то ни стало ее добиться. Поэтому было бы отсутствием всякой последовательности иметь в виду в научной диалектике объективную правду и ее выяснение, между тем как в основной, натуральной диалектике этого нет: вся цель основывается единственно на том, чтобы одержать победу в споре. Научная диалектика в том смысле, как мы ее понимаем, рассматривает изложение и анализ искусственных приемов, употребляемых в недобросовестном споре, для того, чтобы в серьезных спорах можно было сразу их распознать и опровергнуть. Поэтому-то главной и единственной целью диалектики должно быть стремление одержать верх и остаться в глазах противника и посторонних слушателей правым, а не стремление к объективной правде.
«В самом серьезном и самом правильном мышлении может наблюдаться полнейшее отсутствие содержания»
По моему мнению, сколько я ни наблюдал и ни следил, по этому вопросу почти еще ничего не сделано. Поэтому поле представляется вполне необработанным. Чтобы достигнуть желанной цели, приходилось пользоваться опытом, наблюдать, как применяется в спорах тот или другой способ, наконец, обобщать повторяющиеся в различных формах приемы и таким образом выделить некоторые общие уловки, которые могли бы сослужить службу как для доказательства своего мнения, так и для того, чтобы опровергнуть чужое.
На следующий раздел надо смотреть как на первый опыт в этом отношении.
Основание всякой диалектики
Вот на чем основывается сущность диспута публичного, академического, в судах, или, наконец, в обыкновенных разговорах.
Ставится тезис, который должен быть опровергнут; для этого существует два способа и два пути.
1. Способы бывают а) по существу (к делу) и б) к оппоненту или к сказанному им. При помощи первого мы опровергаем абсолютную или объективную истину тезиса, доказывая несогласие с настоящими чертами, отличающими предмет, о котором идет речь. При помощи же второго мы опровергаем относительную истину тезиса, доказывая, что эта последняя противоречит другим суждениям или взглядам противника или же доказывает несостоятельность его аргументов, причем объективная истина предмета остается в конце концов невыясненной. Например, если в споре о философских или естественно-научных предметах противник (который в таком случае наверняка англичанин) позволяет себе цитировать библейские аргументы, то мы имеем полное право опровергнуть его при помощи тех же аргументов, хотя такие аргументы – только к оппоненту, не проясняющие существа дела. Это похоже на то, как если бы кто-либо стал платить долги фальшивыми деньгами, которые были получены им от того же кредитора. Такого рода способ действий можно во многих случаях сравнить с представлением суду подложного обязательства, на которое ответчик со своей стороны отвечает подложной же квитанцией, хотя заем мог существовать и на самом деле. Так же как и в последнем случае, аргументация к оппоненту имеет преимущество краткости, ибо очень часто правдивое и толковое выяснение правды потребовало бы слишком много труда и времени.
2. Что касается того, каким путем следует двигаться, то стремиться к достижению цели можно двояким образом: прямым или косвенным. При помощи первого пути мы нападаем на первооснову тезиса, а посредством второго – на его результаты. Первым путем мы доказываем несправедливость самого тезиса, а вторым, – то, что такой тезис не может быть правдивым.
Рассмотрим вышесказанное подробнее:
1) Опровергая прямым путем, то есть нападая на основания тезиса, мы или показываем, что сами они неверны, отрицая главную или второстепенную посылки и в обоих случаях нападая на материю, служащую основанием заключения; или же мы допускаем эти основания, но показываем, что тезис не вытекает из них, и говорим «не следует», нападая таким образом на форму заключения.
2) Опровергая косвенным путем, то есть нападая на тезис при помощи его следствий, на основании неточности этих последних выводим заключение о неточности и неверности самого тезиса по закону ложная причина ведет к ложному следствию, при этом мы можем воспользоваться или инстанцией, или апагогией.
а) Инстанция есть только приведение противоположного примера, она опровергает тезис, показывая предметы или явления, относящиеся к тезису и вытекающие из него, но к которым он однако не может быть применен, а следовательно, он не может быть и истинным.
б) Об апагогии говорим в том случае, когда временно признаем правильность тезиса, но потом связываем с ним какое-то другое, признанное истинным или безусловно истинное положение так, чтобы взятые вместе они сделались бы посылками того заключения, которое с полною очевидностью для всех было бы ошибочным; ибо оно или противоречит самому существу вещей или свойству предмета, о котором идет речь, признанному достоверно, или же, наконец, другому положению, высказанному лицом, которое выставило тезис. Отсюда апагогия может быть к оппоненту и по существу. Если вывод противоречит несомненным истинам, достоверность которых очевидна всем даже a priori, то это доказывает, что мы довели противника до абсурда.
«Можно быть объективно правым, но не казаться таковым другому, а даже очень часто и самому себе»
В каждом из этих случаев ложность заключения противника должна зависеть только от его тезиса; если достоверность остальных посылок не подлежит сомнению, то неверен тезис.
Всякая придирка в споре может быть всегда подведена под один из приведенных выше формальных способов, и потому в диалектике эти способы играют ту же роль, что при фехтовании удары, наносимые противнику по правилам. Приводимые же далее уловки можно сравнить со стратегическими хитростями и увертками, а особенные придирки в спорах – с тем, что учителя фехтования называют «свинскими ударами».
Уловки
Уловка 1. Распространение. Необходимо вывести утверждение противника за пределы его естественных границ, обсуждать его в самом общем и обширном смысле и расширить его как можно больше. Чем более общим является утверждение, тем большее открывается поле действия и тем более оно открыто для нападения и придирок. Противоядием служит точная и подробная постановка предмета спора или обстоятельств спора.
Уловки
Уловка 1. Распространение. Необходимо вывести утверждение противника за пределы его естественных границ, обсуждать его в самом общем и обширном смысле и расширить его как можно больше. Чем более общим является утверждение, тем большее открывается поле действия и тем более оно открыто для нападения и придирок. Противоядием служит точная и подробная постановка предмета спора или обстоятельств спора.
Пример 1. Я доказывал, что «лучшей считается английская драма». Противник хотел воспользоваться инстанцией и заметил, что «насколько всем известно, англичане не создали ничего выдающегося ни в музыке, ни в опере». Я возражаю, что музыка не входит в состав понятия «драма»; последнее включает только трагедию и комедию, о чем противник отлично знал, только хотел обобщить мое положение, распространив его на всё театральные представления, а следовательно, на оперу и музыку, с тою целью, чтобы наверняка разбить меня впоследствии.
Наоборот, спасти свое положение сможем, если станем как можно больше сужать высказывание и, конечно, если сумеем соответственным образом выразить свои мысли.
Пример 2. Ламарк утверждает, что полипы лишены всякого ощущения, на том основании, что у них совершенно нет нервов. Между тем, не подлежит ни малейшему сомнению, что полипы ощущают, так как идут на свет, осторожно перемещаются с веточки на ветку, чтобы схватить добычу. Отсюда следует предположение, что нервная система полипов равномерно распределена в общей массе всего организма, как будто слилась с ним в одно целое, ибо совершенно очевидно, что эти животные получают раздельные впечатления, не обладая отдельными органами чувств.
Так как только что сказанное достаточно ясно опровергает гипотезу Ламарка, то этот ученый прибегает к следующего рода диалектической уловке: в таком случае все составные части организма полипа должны быть приспособлены ко всяким ощущениям, а также к движению, к воле и мышлению; тогда полип имел бы в каждом пункте своего тела все органы наиболее совершенных животных, а следовательно, каждый пункт мог бы видеть, обонять, слышать и так далее, а также думать, соображать и делать заключения; каждая часть его тела была бы совершенным животным, и сам полип стал бы существом даже более развитым, чем человек, ибо каждая частичка его тела обладала бы всеми теми качествами, которыми человек обладает только в целом. Затем не было бы никакого препятствия распространить все то, что было сказано о полипах, и на монады, эти самые несовершенные существа, а затем и на растения, которые также живут, и так далее. Употреблением такого рода диалектических уловок автор сам выдает себя и показывает, что он сам признает себя в душе неправым. Из утверждения, что целое тело полипа способно к восприятию светового ощущения, Ламарк делает заключение, что целое тело полипа думает…
Уловка 2. Воспользоваться созвучностью с целью распространения положения на то, что или ничего, или во всяком случае очень мало имеет общего с предметом, о котором идет речь, кроме идентичности самого слова, потом искусно подменить его и сделать вид, что опровергнуто само положение.
Пример. Я поносил издавна сложившееся мнение, что по нанесении кому-либо оскорбления честь этого пострадавшего субъекта остается запятнанной до тех пор, пока оскорбление не будет смыто кровью противника или своею собственной. Как на главное основание моего мнения, я указывал на то, что честь не может быть запятнана тем, что человек выносит и терпит от других людей, но только своими собственными поступками, потому что никто не может ручаться ни за что и ни от чего не может быть вполне гарантирован. Противник заметил, что если какого-нибудь купца несправедливо обвиняют в надувательстве, нечестности и безалаберном ведении дела, то такое обвинение оскорбляет его честь, приносит материальные убытки, и что в таком случае, чтобы восстановить свое честное имя, он должен призвать клеветника к ответственности и заставить его взять свои слова назад.
Таким путем при помощи омонима он подставил мещанскую честь или доброе имя, обесславленное клеветой, на место рыцарской чести, иначе называемой предмет гордости, которая может быть опорочена простой обидой. Далее, так как оскорбление первого рода чести в целях чисто утилитарных не может быть оставлено без последствия, но должно быть опровергнуто гласно, публично, то, на основании того же самого, оскорбление рыцарской чести не может быть оставлено без мести, но должно быть смыто и опровергнуто еще более сильной обидой и поединком. Благодаря созвучности в слове «честь» происходит смешение двух совершенно различных понятий.
Уловка 3. Утверждение, выставленное только в относительном смысле, принимается в смысле абсолютном или, по крайней мере, в совершенно ином смысле и затем в этом именно смысле опровергается. Вот пример Аристотеля: «Мавр черен, но что касается зубов – бел; итак, он в то же время черен и не черен». Это вымышленный пример, который на деле никого не обманет; возьмем другой из действительной жизни.
Пример. В одном философском разговоре я признал, что моя система защищает и хвалит квиетистов[4]; вскоре после того речь зашла о Гегеле, и я утверждал, что он большею частью писал ерунду или что автор писал слова, а читатель теперь должен придумывать им смысл. Противник не стал опровергать этого по существу, а ограничился тем, что выставил аргумент к оппоненту: «Вы только что хвалили квиетистов, а они тоже писали много ерунды».
«Когда желаешь вывести заключение, не надо обнаруживать его слишком рано»
Я согласился с этим, но сделал поправку в том отношении, что хвалю квиетистов не как философов и писателей, и потому не за их теоретические произведения, а как людей, – за их поступки в практическом отношении. Что же касается Гегеля, то речь идет именно о теоретических произведениях.
Таким образом нападение было отражено.
Первые три уловки имеют много общего, а именно: противник говорит не о том, о чем начали спорить. Кто позволит, чтобы его опровергнули одной из этих уловок, тот проявляет неведение довода[5]. Все, что говорит противник в этих уловках, справедливо; но между его положением и поставленным тезисом нет действительного противоречия, а только кажущееся, а потому тот, на кого направлена атака, должен отрицать заключение, а именно следование неверности своего тезиса из верности тезиса противника, а это составляет прямое сбивание доводов его собственного сбивания доводов путем отрицания следования.
Уловка 4. Не допускать верных аргументов, предвидя заключение. Есть два средства.
а) Когда желаешь вывести заключение, не надо обнаруживать его слишком рано, но во время разговора приводить аргументы поодиночке, ибо в противном случае противник может попробовать воспользоваться всякого рода придирками. Когда сомнительно, согласится ли противник с твоими аргументами, следует привести аргументы аргументов, построить просиллогизмы, причем приводить как можно большее число таких аргументов без всякого определенного порядка, прикрывая таким образом свою игру до тех пор, пока противник не согласится с тем, что тебе нужно. Такое правило предлагает Аристотель в своей «Топике»[6]. Примеры излишни.
«Следовало бы каждому человеку высказывать только правильные мнения, а потому сперва думать, а потом говорить»
б) Для доказательства своего тезиса можно пользоваться и ложными аргументами, если противник не соглашается с верными, или если он не убежден в их верности, или если замечает, что из них прямо вытекает нужный для твоего доказательства вывод. Тогда надо воспользоваться положениями по существу своему ложными, но верными при применении к оппоненту или к высказанному им, и аргументировать, исходя из способа мышления противника. Правду можно доказать при помощи ложных аргументов, хотя никогда – наоборот. Можно также опровергать ложные положения при помощи ложных же положений, если противник считает их верными, и тем самым пользоваться его образом мышления. Если, например, противник – последователь какой-нибудь секты, которую мы отрицаем, то мы имеем право употребить против него изречения этой секты в качестве аксиом[7].
Уловка 5. Сделать исподтишка предвосхищение основания[8] по отношению того, что следует доказать, одним из способов: 1) применить другое название (например, вместо «честь» сказать «доброе имя», вместо «девственность» – «добродетель»);
2) когда в споре дело касается подробностей, потребовать общего допущения (например, доказывая несостоятельность и неуверенность медицины, постулировать несостоятельность всей науки);