- Замечательно. Ты отлично поработала, милая.
- Информации в сети о Маргулисе совсем немного, - сказала Вероника, сделав глоток вина. - Большая часть этих данных взята с официального сайта компании "Карат". А про Сайкина Платонов просветил.
- То есть, как я понял, Маргулис находился в Израиле, когда повесился Сайкин?
- Да. Кстати, он охотно давал показания израильским властям, когда расследовалось самоубийство Сайкина. Даже рассказал, из-за чего они поссорились - якобы Ирина Мозырь первоначально была подругой Маргулиса, а Сайкин путался у них под ногами. Короче, любовный треугольник. В конце концов, Сайкин все же отбил девушку у Маргулиса, они уехали в Россию и там поженились. Самоубийство Сайкина было настолько очевидным, что Маргулиса даже не подозревали в том, что он мог "заказать" бывшего друга и компаньона.
- Неужели в биографии Маргулиса совсем нет темных пятен?
- Пока темных пятен не обнаружено, - Вероника берет с тарелки шампур и стягивает зубами кусочек мяса. Я наблюдаю, как она ест, и думаю о своем. Сегодня я узнал о Маргулисе много и ничего. Ничего существенного, что могло бы помочь понять его мотивы.
- А Данилов? - спрашиваю я Веронику.
- Ноль. О Данилове даже Интернет умалчивает.
- Ну, тогда нанесем ему визит сами, - сказал я. - Разыграем богатеньких Буратино, скупающих неизвестные шедевры непризнанных обществом гениев.
- Вы хотите, чтобы я пошла к Данилову с вами?
- Конечно. Сыграешь глупенькую гламурную блондинку, помешанную на живописи. А я буду твоим консультантом - нищим батаном-искусствоведом, идет?
- Я в институте в драмкружке занималась, - заявляет Вероника и обворожительно улыбается. - Такую дурищу сыграю, останетесь довольны.
****************
Ян Васильевич Данилов, как он нам представился, был с тяжелого похмелья. Он оценивающе осмотрел Веронику и, по всей видимости, моя помощница произвела на маэстро нужное впечатление. Должен сказать, что Вероника смотрелась великолепно. И пускай мы приехали на моей "Ладе", а не на "Мерседесе", и платье Вероники, типа от Фенди, было сшито ее мамой, а сумочка якобы от Тиффани была на самом деле китайской репликой - Данилов повелся. Тем более что Вероника сразу сообщила с самым таинственным видом, что о нашем к нему визите не следует никому говорить. После этого художник пригласил нас в дом. Впрочем, "дом" - это сильно сказано. Хибара Данилова на улице Красных Партизан напомнила мне склад бутафории в театре, где можно увидеть все, что угодно, от фальшивой греческой амфоры до пачки памперсов и пароходной сирены. Данилов сразу повел нас в свою студию на чердаке дома, где позволил полюбоваться своими картинами, а сам стоял в позе Наполеона у двери и с маниакальными искорками в глазах наблюдал, как Вероника, охая, ахая и экстатически попискивая, рассматривает его мазню.
- Шикарно! - повторяла она, делая огромные глаза. - Кульно! Нет, Кирилл Сергеевич, просто посмотрите, какая прелесть! Это же прям Мандильяни какой-то.
- Модильяни, дорогая Вероника Михайловна, - поправил я, перехватил свирепый взгляд Данилова и тут же добавил. - Да, пожалуй, что-то есть. Я бы сказал, манера класть мазок...
Честно говоря, творчество Данилова показалось мне достаточно депрессивным, и мое внимание с самого начала привлекла только одна работа - огромное полотно, занимавшее почти всю стену студии. Это был очень неплохой пейзаж, во всяком случае, он в лучшую сторону выделялся среди всех прочих работ Данилова. Думаю, именно про эту картину упоминал в нашем разговоре Маргулис. На картине был изображен меланхолический осенний луг с пожухшей травой, неглубоким оврагом, двумя растущими рядом дубами, старинной мельницей вдалеке и очень живописными руинами в центре всей композиции. Картина мне напомнила лучшие работы Клода Моне, и я подумал, что у Данилова и впрямь есть талант - Маргулис сказал правду. Поэтому я подошел к картине, несколько секунд любовался ей, а потом сказал:
- Вероника Михайловна, вот это полотно мне нравится больше всего.
- Эта картина не продается, - внезапно заявил Данилов.
- Не продается? - Вероника с недоумением посмотрела на художника. - Почему?
- Не продается, - повторил Данилов.
- Даже за тысячу долларов? - спросила Вероника.
- Даже за миллион, - гордо ответил художник, шумно вздохнул и поскреб пятерней свою мохнатую как у орангутанга грудь.
- Жаль, - Вероника скорчила обиженную гримаску. - Я бы купила ее. Такая красивая...
- Могу продать эту, - Данилов показал пальцем на небольшое полотно, на котором голый красный мужчина вел за руку голого фиолетового мужчину по синей траве в ядовито-зеленые заросли вроде как конопли. - За пять тысяч долларов.
- Кирилл Сергеевич, что скажете об этой картине? - осведомилась Вероника, разглядывая шедевр.
- Фовистическая традиция, неплохой колор, достаточно проработанная композиция, - выдал я с самым глубокомысленным видом. - Весьма, весьма оригинально.
- Тебя ведь Кириллом зовут? - вдруг спросил художник.
- Кириллом, - ответил я.
- Слушайте, я тут после вчерашнего... Не поможете страждущему?
Честно говоря, я обрадовался этому предложению. Пьяный Данилов наверняка станет снисходительнее к простым смертным и спустится с Парнаса на землю, так что есть шанс разговорить его и узнать о Завратном. Естественно, мы с Вероникой тут же ухватились за такую возможность расколоть Данилова. Я вручил художнику пятьсот рублей, и он пулей вылетел из студии, оставив нас наедине с его картинами.
- Этот Маргулис просто извращенец, - сказал я, разглядывая картину, на которой красовалась пышная белая задница в целлюлитных ямочках, окруженная венком из черных роз. - Что тут ему могло понравиться? Мазня, как Бог свят, мазня. Ты заметила, сколько тут этюдов с голыми мужиками?
- С самого начала, - призналась Вероника. - Наш художник по-моему мужеложством балуется.
- Вот только эта картина, - я опять подошел к пейзажу на стене, - будто другой человек писал. Действительно здорово. Правильно говорят, что даже самый бездарный художник способен однажды создать что-то стоящее. А может, мы еще не доросли до понимания истинных масштабов гениальности маэстро Данилова.
- Мы что, действительно купим у него картину? - шепнула Вероника.
- Ни в коем случае. Скажем, что нам нужно время подумать, назначим новое рандеву. Эти картины только в привокзальном сортире вешать.
Данилов вернулся минут через десять и уже в подпитии. Нам было предложено спуститься вниз, и хозяин заботливо сервировал для нас на ящике угощение и закуску - полбулки черного хлеба, нарезанную ломтями дешевую колбасу и селедку в шкуре. Я заметил, как брезгливо сморщилась Вероника.
- Как вы про меня узнали? - спросил Данилов, разливая "Ржаную" в маленькие рюмки для нас и в граненый стакан - себе.
- Маргулис порекомендовал, - сказал я. - Он очень высоко ценит ваше творчество.
- Я так и подумал, - Данилов выплеснул полстакана водяры в свою глотку, занюхал кусочком колбасы и посмотрел на меня посоловевшим взглядом. - Он тоже приценивался к картине, которую вы хотите купить.
- Чего же не продали?
- Не хотел, вот и не продал.
- Странный вы человек, Ян Васильевич, - сказал я, пригубив водку. - Всегда считал, что художники мечтают о таких покупателях, как Александр Михайлович.
- Художники мечтают о свободе творчества, - заявил Данилов и разлил остатки водки. Вероника встревожено посмотрела на меня. Я сделал успокаивающий жест - мол, все под контролем.
- Знаешь, что я думаю? - спросил Данилов, жахнув очередную порцию. - Вас Маргулис послал. Не уймется никак, жид пархатый.
- Ошибаетесь, Ян Васильевич, - ответил я. - Это была инициатива Вероники Михайловны, которая слышала о вас только хорошее. В том числе и от Маргулиса. Так что не стоит приумножать число сущностей без необходимости. Слышали о бритве Оккама?
- Чего? - Данилов скривился. - Короче, вот мое слово. Пейзаж не продается. Или берете то, что я продаю, или до свиданья. Провожать не буду.
- И все-таки, почему вы не хотите продать пейзаж? Вы же можете новый написать, не так ли? Или у вас уже есть покупатель?
- А вот это, уважаемые, не ваше дело, - Данилов засопел, сорвал пробку с новой бутылки. - Это мои дела.
- Понимаю. А если мы заплатим больше?
- Больше - это сколько?
- Десять тысяч долларов, - сказала Вероника. - Это ооочень много!
- У вас столько нет, - хмыкнул Данилов.
- А если есть?
- Все верно, вы на Маргулиса шестерите, - вздохнул Данилов. - Теперь ясно. Все, базар окончен. Идите с богом, люди добрые. Картина не продается.
- И все-таки, почему вы не хотите продать пейзаж? Вы же можете новый написать, не так ли? Или у вас уже есть покупатель?
- А вот это, уважаемые, не ваше дело, - Данилов засопел, сорвал пробку с новой бутылки. - Это мои дела.
- Понимаю. А если мы заплатим больше?
- Больше - это сколько?
- Десять тысяч долларов, - сказала Вероника. - Это ооочень много!
- У вас столько нет, - хмыкнул Данилов.
- А если есть?
- Все верно, вы на Маргулиса шестерите, - вздохнул Данилов. - Теперь ясно. Все, базар окончен. Идите с богом, люди добрые. Картина не продается.
- Послушай, Васильич, - я решил отойти от дипломатических политесов, - давай по-человечески поговорим. Я тебе честно говорю, Маргулис тут не при чем. Просто интересно, чего ты так за эту картину уцепился. Картина как картина, пейзажик-натюрмортик, типа утро в еловом лесу, только медведи по делам отлучились. Банально, стандартно, хоть и талантливо. Но Веронике Михайловне нравится, а она привыкла получать от жизни все, чего хочет. Да и тебе деньги не помешают. Или кто-то тебе больше посулил, а?
- Кто-то? - Данилов наполнил свой стакан на три четверти. - Ваш кореш Маргулис мне за картину всего тысячу пятьсот баксов предложил, жлоб. А там только затрат на три штуки минимумэ.
- А Завратный сколько пообещал? - решился я.
В следующее мгновение я едва не погиб. Данилов внезапно взревел, как разъяренный медведь, и бросился на меня, держа бутылку за горлышко. Дай Бог здоровья тому отставному морпеху, который в свое время выучил меня в Мурманске приемам самозащиты! Я уклонился от удара, который неминуемо разбил бы мне голову, и очень удачно провел апперкот в подбородок художника. Данилов устоял на ногах, но бутылку выронил. Мгновение мы смотрели друг на друга разъяренными взглядами, а Вероника истошно вопила: потом Данилов с какой-то непонятной растерянностью глянул на меня, вытер выступившую на губах кровь и бросился к лестнице, ведущей наверх, в студию. Я побежал за ним. Последнее, что я увидел - это фигура Данилова с раскинутыми в стороны руками, он будто пытался закрыть собой странную картину, которой так дорожил. Я метнулся к нему, и тут почувствовал, что теряю равновесие. В ушах раздался испуганный крик Вероники, потом полыхнул ослепительный свет, и больше я ничего не помню.
Глава вторая
Не спрашивай, почему судьба привела туда,
где ты паче ожидания оказался
- спроси, что ты можешь сделать там,
куда она тебя привела
Черная книга Азарра
- Двенадцать Вечных, он открыл глаза!
Голос был женский, взволнованный и очень приятный. А потом я увидел лицо. Совсем юная девушка. Темные глаза смотрели на меня с тревогой и радостью.
- Эрил! - позвала девушка. - Эрил!
- Эрил? - повторил я. У меня снова появилось ощущение кошмара.
- Он может говорить, - справа от меня возникла фигура с горящим факелом. - Он вспомнил свое имя. Это хорошо. Возблагодари Вечных, Бреа, твой брат вернулся к нам из объятий Тьмы.
- Ах! - Девушка вздохнула и взяла меня за руку, губы у нее задрожали. Казалось, она вот-вот заплачет. - Как ты нас напугал, Эрил!
- Эрил? - произнес я, абсолютно не понимая, что происходит. - Бреа?
- Ты не узнаешь меня? - Темноглазая перестала улыбаться. - Эрил, это же я, твоя сестра Бреа.
Чувство реальности понемногу возвращалось ко мне, и я понял, что происходит что-то очень странное. Что-то, чему нет и не может быть никакого объяснения. Начать с того, что я лежал на широкой лавке в темной и весьма грязной лачуге, укрытый до самой шеи вонючим покрывалом из овчин. Крыша надо мной была дырявая, и в зияющие дыры светило яркое солнце. Девушка по имени Бреа была довольно миленькой, однако ее румяные щечки были в грязных разводах, и одета она была в какие-то странные выцветшие лохмотья, будто созданные нездоровой фантазией модельера-авангардиста. Человеку с факелом, который стоял у моего изголовья, было на вид лет сорок-сорок пять, лицо у него было суровое, изборожденное морщинами, а сивые волосы были стрижены в скобку, словно у католических монахов. Да и его длиннополая одежда из грубого темного сукна явно указывала на принадлежность к духовному сословию.
- Где я? - спросил я, не смея пошевелиться.
- Дома, - сказала Бреа, продолжая смотреть на меня взглядом, в котором смешались любовь и страх. - Ты ничего не помнишь?
- Ничего, - ответил я, и это была святая, самая правдивая правда. Я и в самом деле не помнил ничего, что произошло со мной и с Вероникой с того момента, как мы погнались за Даниловым.
- Бедный мой брат! - Бреа нежно провела ладонью по моему лбу. - Тебе, наверное, было очень плохо. Я думала... думала, нам не удастся тебе помочь. Этот припадок...
- Какой припадок?
- Мы были на службе в храме, и у тебя вдруг начались судороги. Ты упал на пол и начал страшно кричать. А потом лишился чувств. Отец Дейнон, благослови его Вечные, не растерялся - велел принести тебя домой и сам два дня неотлучно находился при тебе, чтобы прогнать овладевших тобой демонов Завратья.
- И это было трудно, - сказал человек с факелом. - Злая сила крепко овладела тобой, Эрил. Наверное, ты чем-нибудь прогневил Вечных, если они допустили такое.
- Ничего не понимаю, - я попробовал пошевелиться, и мне это удалось. Уже хорошо, по крайней мере, я не превратился в беспомощного инвалида. И тут я вспомнил о Веронике. - А где девушка?
- Девушка? - Бреа испуганно посмотрела на меня. - Какая девушка?
- Которая была со мной. Вероника.
- Он опять бредит, - сказал человек с факелом. - Рано мы обрадовались.
- Погодите, дайте-ка я вам все объясню, - я скинул с себя вонючую овчину и попытался сесть. Заодно огляделся по сторонам - и в самом деле, какая-то жуткая халупа, больше похожая на звериную нору, чем на человеческое жилье. Елки зеленые, куда это меня закинуло? Мне стало очень страшно, и этот страх, наверное, очень отчетливо отразился на моем лице, потому как девушка отшатнулась от меня с жалобным вскриком. - Прошу вас, выслушайте, а потом говорите все, что угодно. Я был с девушкой. Мы пришли к одному человеку, чтобы узнать у него кое-что очень важное. Но этот человек повел себя странно. Он стал убегать от нас. Мы побежали за ним, а потом... вот потом я совсем ничего не помню.
- Отец Деймон, я боюсь! - охнула Бреа.
- Не бойся, дитя мое, у Бледной Жницы мы твоего брата отбили, и у демонов Безумия мы его тоже отвоюем. - Человек с факелом присел на край моей постели, поднес факел ближе к моему лицу и долго смотрел мне прямо в глаза. - Эрил, очнись. Демоны помрачили твою память, но теперь ты вернулся домой. Ты снова дома. Не было никакой девушки. Грязный суккуб пытался овладеть твоим телом и душой, принял облик женщины и помрачил твой разум.
- Это мой дом? - Я оглядел лачугу. - И меня зовут...
- Эрил Греган, - закончил за меня отец Деймон. - Так назвали тебя в день Внесения во храм.
- "Так, а я-то считал, что меня зовут Кирилл Москвитин! Что, мать его так, происходит? Белочка? Нет, невозможно - я выпил всего две рюмки прежде чем Данилов напал на меня. Может, водка была паленой, я отравился, и у меня галлюцинации? Одно ясно - это не дурка. Слишком убого даже для районной психушки. Что за хрень натворил этот поганец Данилов?!"
- Хорошо, - сказал я примирительно, - меня зовут Эрил Греган. Может, тогда скажете мне, преподобный, кто я такой?
- Ты овца из моего стада, - ответил священник. - Твои родители были добрыми верущими, и Вечные благословили их двумя детьми. Это Бреа, твоя сестра. Ты узнал ее?
- Эрил, ты же узнал меня? - Девушка схватила меня за руку. - Во имя всех Вечных, скажи, что ты меня узнал!
- Конечно, узнал, - я решил идти до конца. - Ты моя сестра Бреа. Любимая сестра. Прости, я тебя напугал.
- Ты всех напугал, сын мой, - сказал Деймон. - В наших краях подобной одержимости давно не случалось. Но сейчас, когда ты вернулся из Темной Долины, я смогу тебе помочь. Теперь твоя душа в безопасности, и ты должен благодарить Вечных за то, что они не позволили демонам забрать тебя в свое черное царство. Ты и вправду не помнишь того, что случилось с тобой?
- Отец Деймон, моя память оставила меня, - сказал я самым жалобным тоном. - Мне придется многое вспоминать.
- Ты перенес тяжелый недуг, вызванный демонской порчей, но ты поправишься, - священник похлопал меня по плечу и улыбнулся одними губами. - Я буду присматривать за тобой. А сейчас отдыхай и восстанавливай силы. Ты нужен нашей общине. Мы все будем возносить Двенадцати Вечным молитвы о твоем полном исцелении.
************
Все мы порой видим по ночам кошмары, и каждый знает, какое чувство облегчения наступает при пробуждении, когда становится ясно, что все, что с тобой происходило мгновение назад - всего лишь дурной сон. У меня этого чувства не было. Больше того, чем больше я приходил в себе, тем больше мной овладевала самая настоящая паника. Я непонятным невероятным образом оказался черт знает где. И эта мысль напугала меня донельзя. Я был в таком шоке, что даже не мог думать сколько-нибудь связно. Даже сейчас, когда я вспоминаю те минуты, мне делается нехорошо. Больше всего мне хотелось вскочить на ноги и бежать из берлоги, в которой я очнулся, крича во всю глотку - но я понимал, что это ничего не изменит. Мне нужно было понять, что случилось со мной и с Вероникой. И найти мою помощницу.