Обернувшись к зеркалу на туалетном столике, девушка вынула из волос последнюю шпильку и дрожащими пальцами заплела густые пряди в одну длинную толстую косу. Она пошарила в элегантных ящичках туалетного столика, однако ленты там не нашлось, поэтому ей пришлось оставить косу свободной.
– Не угодно ли вам, чтобы я помог вам раздеться? – раздался голос прямо за ее спиной.
Хилари вздрогнула. Она даже не заметила, как Давенпорт поднялся с постели. Он двигался бесшумно, как кот.
Девушка вскинула голову.
– В этом нет необходимости.
Она готова была, если потребуется, спать в корсете Дейзи. Однако, поскольку он ей был довольно велик, Хилари надеялась, что сумеет как-то вывернуться и избавиться от него. Жаль, что у нее не хватило присутствия духа еще раз попросить миссис Поттер о помощи. Однако этот человек до такой степени сбивал ее с толку, что она едва была в состоянии мыслить здраво.
Граф улыбнулся ей:
– Ну же, Хани. Будет гораздо проще, если я сам развяжу вам шнурки корсета. Вы не первая женщина, которую я видел в рубашке, уверяю вас.
Угрюмо признавая этот факт, она ответила:
– Спасибо. Я справлюсь и сама.
– Я могу сделать это в темноте. Если вам так больше по вкусу, даже с закрытыми глазами.
– Готова держать пари, что можете, – пробормотала Хилари. – Повернитесь ко мне спиной, я переоденусь.
Миссис Поттер приготовила для своей гостьи батистовую ночную рубашку, украшенную вышивкой. Едва взглянув на нее, Хилари пожалела, что не может одним взмахом волшебной палочки избавиться от платья и натянуть ее на себя. У нее возникло ощущение, что раздевание в присутствии Давенпорта окажется слишком большим соблазном, чтобы ему противиться, – но вот для кого из них, она не знала.
Пожав плечами, Давенпорт отвернулся и подошел к камину.
– Раз вам не нужна помощь, надеюсь, вы не станете возражать, если я сниму с себя мокрую одежду? – И, не дожидаясь ответа, он сорвал с себя мокрую рубашку и разложил ее на кресле перед камином.
Она пыталась, действительно пыталась не наблюдать за игрой его мускулов при каждом движении.
Его руки между тем опустились к пуговицам вечерних брюк, и она протестующе воскликнула:
– Не снимайте панталоны!
Давенпорт вздохнул:
– Моя дорогая Хани, они же совсем промокли. Если я подхвачу простуду, мы так никогда и не доберемся до Лондона.
Она сознавала силу его довода – не то чтобы она желала ему здоровья только ради продвижения своего собственного плана. Должно быть, ему и впрямь пришлось немало страдать, сидя за обедом в мокрой одежде.
В конце концов сочувствие взяло верх над скромностью.
– В таком случае нам лучше потушить свет, – сказала она.
Пожав плечами – жест, который должен был дать ей понять, что она принимала слишком близко к сердцу все, касающееся наготы, – Давенпорт исполнил ее просьбу, погасив лампы и потушив свечи, на школьный манер ущипнув фитиль большим и указательным пальцами. Свечи с шипением погасли – звук, эхом отдававшийся в ее собственном теле при мысли о нем, обнаженном, в одной комнате с ней – совсем как в тот раз.
По крайней мере остался только огонь в камине, чтобы осветить комнату. Девушка повернулась к нему спиной и затем услышала шелест ткани, шум шагов и еще один, более продолжительный звук, похожий на шуршание постельного белья.
– Ну вот, – произнес Давенпорт, – я в постели и покрыт с ног до головы. Вам нечего бояться.
Хилари не могла удержаться от того, чтобы не взглянуть в его сторону. Действительно, как он и говорил, он лежал под покрывалом, пристойным образом натянутым до самого подбородка. Он выглядел как самый проказливый школяр из всех, каких ей когда-либо приходилось встречать.
Пока девушка наблюдала за ним, блеск в его глазах уступил место совершенно иному выражению – темному, с налетом желания.
– Теперь ваша очередь, – произнес он. – Я закрою глаза. – Голос его был хриплым, словно скрип ботинка о гравий.
Она зажмурилась.
– Не верю, что вы будете держать глаза закрытыми.
– Умница, – одобрительно заметил он. – На вашем месте я бы тоже самому себе не поверил.
По какой-то причине ей потребовалось усилие, чтобы отвести от него взгляд, однако она собрала последние остатки слабеющей воли в кулак и сделала это.
В гневном молчании Хилари пыталась отыскать взглядом какой-нибудь предмет, который мог бы послужить ей вместо ширмы. Ну конечно! Занавески на кровати с балдахином. Они были сделаны из тонкого муслина, не такого прозрачного, как газ, но и непроницаемым его тоже нельзя было назвать. Тем не менее, учитывая скудное освещение, она не думала, что он сможет что-либо увидеть сквозь них. Девушка поплотнее задернула занавески вокруг кровати, не обращая внимания на его насмешливые протесты.
– Моя дорогая Хани, вы предусмотрели все, не так ли? – Давенпорт вздохнул. – Мне так не терпелось за вами понаблюдать.
– У меня сердце кровью обливается, – отозвалась она язвительно, вынимая булавки из корсажа.
Давенпорт улыбнулся. О чем Хани не подозревала, так это о том, что благодаря огню в камине ее силуэт вырисовывался сквозь занавески кровати довольно отчетливо. Он чувствовал себя великолепно, лежа на отделанных рюшами подушках и наблюдая за этим зрелищем.
Наклонившись, она принялась возиться с корсажем, затем протянула руку к туалетному столику. Он услышал, как шпильки с тихим звоном легли на фарфоровое блюдечко.
Действуя быстрее, чем ему того хотелось, она спустила рукава с буфами по предплечьям и потянула остальную часть платья вниз, высвобождаясь из него. Затем она аккуратно разложила платье на кресле и неловкими пальцами взялась за корсет. Снять его оказалось куда более трудной задачей. Сначала она пыталась стянуть его через голову – стройные, как у танцовщицы, плечи вырисовывались силуэтом на фоне занавески. При этом зрелище Давенпорт тут же почувствовал шевеление в паху. Однако лямки на плечах ограничивали ее движения, так что она не смогла дотянуться до шнурков на спине.
Девушка чуть слышно фыркнула от досады, затем ее руки скользнули назад. Но для того, чтобы развязать корсет подобным способом, ей нужно было быть по меньшей мере акробаткой. Она даже попыталась высвободить руки из лямок, ухватившись за верхний край корсета и поворачивая его так и этак вокруг собственного бюста.
При виде того, как изгибалось и напрягалось ее тело, рот Давенпорта сделался влажным. Его мысли переметнулись к ее пальцам, которые она засунула под корсет, касаясь груди. Он представил себе, как вложит туда свои собственные пальцы, высвобождая ее груди из плена, и еще больше возбудился.
Еще одно раздраженное женское фырканье. Он ждал, что она обратится к нему с просьбой о помощи, – ждал в тишине, нарушаемой только тиканьем часов. Он почти мог слышать яростную перепалку, бушующую внутри ее сознания.
В конце концов, она не стала его ни о чем просить. По-видимому, оставив все попытки справиться со шнурками корсета, она поставила ногу на кресло и подобрала складки нижней юбки, выставив напоказ лодыжки – стройные лодыжки, насколько он мог судить, а уж в этом вопросе он, конечно же, был судьей. Тени только подчеркивали изящные очертания ее рук, возившихся с одеждой вокруг бедер, постепенно спуская чулок с колена. Затем настала очередь другой ноги.
Давенпорт чуть не застонал. Ему хотелось целовать ее во всех местах, которых касались ее пальцы, – сначала все ниже и ниже, а потом все выше и выше. Его тело жаждало ее, и он задавался вопросом, представится ли ему другая такая возможность удовлетворить свои порочные желания. Но для этого она должна была хотеть его, пылать к нему той же страстью, какой он пылал к ней.
Снова подняв руки, девушка исхитрилась натянуть на себя через голову ночную рубашку. Таким образом, она осталась в рубашке, сорочке и нижней юбке. По крайней мере у нее хватило ума развязать тесемки нижней юбки, позволив ей упасть на пол.
Но какое представление! Он и вообразить не мог, насколько неудобно спать в кресле, но если ей так хочется строить из себя мученицу, кто он такой, чтобы ей мешать? Хотя…
Давенпорт предпринял еще одну, последнюю попытку.
– Если хотите спать в постели, то здесь более чем достаточно места для нас обоих, – предложил он. – Столько, что между нами сможет проехать почтовый дилижанс.
– Нет, спасибо.
Голос ее прозвучал резко, однако он почувствовал в нем признаки досады и улыбнулся.
– Вы не передадите мне одно из одеял? – спросила она.
Он стащил с кровати тонкое лоскутное одеяло и нагнулся, чтобы передать ей.
– Надеюсь, мы можем теперь избавиться от этих занавесок на кровати? – осведомился он. – Они уж слишком похожи на погребальный саван.
– Нет, думаю, лучше оставить их как есть.
Она выхватила у него из рук одеяло и быстро забралась в облюбованное ею кресло.
– По крайней мере отодвиньте кресло от камина, – произнес он. – Вы же не хотите, чтобы какая-нибудь случайная искра попала на вас, пока вы спите?
– Вы не передадите мне одно из одеял? – спросила она.
Он стащил с кровати тонкое лоскутное одеяло и нагнулся, чтобы передать ей.
– Надеюсь, мы можем теперь избавиться от этих занавесок на кровати? – осведомился он. – Они уж слишком похожи на погребальный саван.
– Нет, думаю, лучше оставить их как есть.
Она выхватила у него из рук одеяло и быстро забралась в облюбованное ею кресло.
– По крайней мере отодвиньте кресло от камина, – произнес он. – Вы же не хотите, чтобы какая-нибудь случайная искра попала на вас, пока вы спите?
Девушка, похоже, нашла его слова убедительными, однако, прежде чем Давенпорт успел предложить ей помощь, она сама вскочила с кресла и передвинула его, как ей было сказано. Затем она снова скрылась под непроницаемыми складками одеяла, подперев ногами подбородок.
– Может быть, дать вам подушку? – осведомился он.
– Нет, благодарю вас. Здесь есть валик, который вполне сойдет за подушку.
Они оба погрузились в молчание.
– Хани, я не могу удержаться от мысли…
– Нет.
– Но вы даже не дослушали меня…
– Нет! – Она раздраженно вздохнула. – Вы просто выдумываете еще одну причину, пытаясь заманить меня в эту постель, а я не собираюсь вас слушать.
– Жаль, – произнес он, снова откинувшись на спину и подложив под голову руки. – Эта кровать – одна из самых удобных, на каких мне случалось ночевать. Осмелюсь заметить, что этой ночью я буду спать как ребенок.
– В таком случае я предлагаю вам перестать болтать и сделать так, как вы сами сказали.
Он улыбнулся, услышав в ее голосе обиженную нотку.
– Спокойной ночи, Хани.
– Спокойной ночи. – Это прозвучало скорее как приказ, чем как пожелание.
Давенпорт покорно погрузился в молчание. Он ждал, как показалось его усталому, измученному телу, целую вечность, но в конце концов был вознагражден звуком ровного, глубокого дыхания Хилари.
С грацией, достойной пантеры, он соскочил с постели.
Глава 10
Хилари медленно приходила в себя после чудесного сна. Она не сразу открыла глаза, но наслаждалась мягкостью и теплом, окружавшими ее подобно кокону. Зарывшись поглубже в подушку, она едва ли не зажмурилась от удовольствия.
Во сне она видела античного бога, отчаянно сражавшегося, заслонявшего ее от бури собственным телом, отражавшего удары молнии мощным мечом. Теперь, в тишине забрезжившего рассвета, бог подхватил ее на руки, и они вместе поплыли по небу с облаками.
Рука, обхватившая ее за талию, казалась крепкой, сильной и надежной, грудь, к которой она прислонилась спиной, была словно облачена в доспехи, жесткие и прочные, но не холодные на ощупь, каким обыкновенно бывает металл, а теплые. Такие теплые…
Она чувствовала себя всецело в его власти. Спокойная. Умиротворенная.
Тут бог вздохнул, и его дыхание жаром обдало ей ухо. Вздрогнув от удовольствия, Хилари еще теснее прижалась к нему. Она хотела навсегда остаться в этом сне – в довольстве и безопасности.
Бог что-то пробормотал и прикоснулся к ней носом, щекоча короткие волоски на затылке. По ее спине снова пробежал трепет. Его ладонь легла ей на живот, потом скользнула вверх, все ближе и ближе к ее…
Глаза ее тут же широко раскрылись.
– Давенпорт!
Взвизгнув, Хилари так и подскочила на постели, разбрасывая простыни и одеяла. Она запуталась в складках занавесок, не сумев отыскать проем между ними. Девушке так не терпелось отделаться от негодяя, который самым низким образом воспользовался своим преимуществом над ней, что она скатилась с матраца, минуя занавески, прямо на пол.
– Ох-х!
Издав невнятное восклицание, Давенпорт одним резким движением раздвинул занавески.
– О черт! Вы не ушиблись?
Она гневно взглянула на него, задыхаясь и ловя губами воздух. Он опустился на колени рядом с кроватью, держа руки на бедрах, совершенно обнаженный, как в день своего появления на свет.
Хилари хотела было крикнуть ему, чтобы он прикрылся, однако не в силах была выговорить ни слова. Все, что она могла, – это тяжело дышать и отфыркиваться.
И еще смотреть на него.
При свете дня лорд Давенпорт представлял собой действительно величественное зрелище, заслуживавшее внимания. И, к ее крайнему изумлению, его… мужской орган как будто становился все больше и прямее – о небо! – прямо у нее на глазах. Ее лицо пылало, но она не в состоянии была отвести глаза от странного «снаряжения» между ногами Давенпорта.
Он и впрямь был античным богом. Одним из тех развратных божеств, которые спускались с неба на землю, чтобы овладеть невинной девственницей во время сна…
Тут ее руки взметнулись к груди.
– Где мой корсет?
Глаза ее как безумные метались по комнате. Давенпорт повернулся к ней спиной, позволив ей созерцать свой великолепный вид сзади, и стал рыться в постельном белье.
О господи! Ей чуть не стало дурно.
Он отыскал корсет, тесемки которого безвольно свисали вниз, и передал ей:
– Вот он.
Хилари не сделала ни движения, чтобы принять у него корсет.
– Что произошло в этой самой постели минувшей ночью?
Ей отчаянно хотелось поскорее осмотреть свое тело, чтобы убедиться в том, что он не совершил ничего непристойного – то есть ничего более непристойного, чем снять с нее корсет. Однако это было невозможно, пока он наблюдал за ней.
Это тут же напомнило ей о том, что следовало сделать ему замечание по поводу его наготы.
– Умоляю вас, прикройтесь, милорд, – произнесла Хилари сдавленным голосом.
Она отвела от него взор, но слишком поздно. Боже правый, этот человек оказывал самое разлагающее действие на ее мораль. Ей ни в коем случае не следовало смотреть на мужское тело подобным образом. Однако зрелище оказалось на удивление притягательным – как она могла противиться такому соблазну?
Давенпорт вздохнул:
– Поскольку других развлечений сегодня утром не предвидится, полагаю, мне лучше одеться. Не были бы вы так добры передать мне мою одежду?
– Да, конечно, – с трудом выдавила она из себя.
Когда Хилари вернулась с его вещами, уже высушенными перед камином, Давенпорт снова забрался под одеяло.
– Этой ночью ничего не произошло, – наконец снизошел он до ответа. – Ничего, кроме того, что я снял с вас корсет – с закрытыми глазами, уверяю вас – и уложил на кровать прежде, чем погрузиться в сон самому.
Она кинула на него враждебный взгляд, однако в душе испытывала огромное облегчение.
– Я же говорила вам, что не нуждаюсь в…
– Ну да. Можете винить во всем мое воспитание, – произнес он, натягивая через голову рубашку и прикрыв грудь, еще несколько минут назад прижатую к ней. – Не могу допустить, чтобы леди страдала от неудобств, тогда как я сам нежусь в роскошной постели. Это было бы несправедливо.
– Но этим утром я… вы… – Ей стоило огромного труда закончить фразу. Хилари совсем не нравилось, что в ответ на его возмутительные выходки у нее так часто не находилось слов. Тем не менее, какими бы ни были его внутренние побуждения, с его стороны было весьма великодушно позаботиться о том, чтобы она спала с удобствами.
В действительности Хилари и не думала, что он лишил ее чести. Ей уже приходилось слышать о том, что первый раз для девственницы всегда бывает болезненным, а принимая во внимание длину и толщину этой штуки между ногами Давенпорта, она могла заключить, что слухи эти были верными. Она не испытывала никаких неприятных ощущений там, внизу. Кроме того, в глубине души она знала, что Давенпорт не опустится настолько низко, чтобы надругаться над ней во время сна. Как бы сказал он сам, в этом нет ничего забавного. Нет, этот дьявол в облике мужчины хотел, чтобы она отдалась ему полностью – и по своей воле.
Но этого ему не добиться никогда!
Все же Хилари чувствовала себя слегка разочарованной тем, что не была в сознании дольше, пока он прикасался к ней. Сохрани она хоть капельку рассудка, она бы продолжала притворяться, что спит…
Хилари нахмурилась, недовольная тем оборотом, который приняли ее мысли. Давенпорт положительно сбивал ее с пути истинного. И чем скорее она расстанется с этим человеком, тем лучше для ее добродетели и душевного спокойствия…
Ее взгляд между тем скользнул к его рукам, пока он повязывал перед зеркалом галстук. Ни на минуту не забывая о том, где была одна из этих рук всего несколько мгновений назад, она словно зачарованная наблюдала за тем, как ловко он управлялся с тканью, завязав ее узлом по последней моде. Это был простой черный галстук, без сомнения, один из лучших в гардеробе мистера Поттера, и почему-то ей показалось, что черная ткань чрезвычайно подходила к его облику негодяя. Давенпорт не брился по крайней мере два дня, и хотя синяки на его лице успели поблекнуть, они все еще оставались ясно различимыми даже под двухдневной щетиной на его подбородке.
Он выглядел как пират или разбойник с большой дороги. Не то чтобы ей случалось встречать мужчин того или другого сорта воочию, но в нем присутствовало высокомерие прирожденного забияки, которое становилось тем заметнее, чем более растрепанным был его вид. Он совсем не походил на человека, способного пролежать всю ночь в постели женщины и при этом целомудренно держать руки в стороне.