Хилари обдумывала это предложение, и оно ей все больше нравилось. И ей следовало благодарить за все мисс Толлингтон.
Отбросив осторожность, девушка обвила руками плечи директрисы и крепко ее обняла.
– О, спасибо вам! Большое спасибо! Я не разочарую вас, мисс Толлингтон.
Мисс Толлингтон с улыбкой взглянула на нее.
– Вы никогда меня не разочаровывали, моя дорогая мисс Девер.
Хилари тут же мысленно дала себе клятву – очаровать миссис Фаррингтон настолько, что эта дама с радостью возьмет ее в Лондон и выведет в свет. Тогда она докажет леди Эндикотт и всему высшему обществу, насколько несправедливым было их предубеждение против нее. Найдет себе мужа, олицетворяющего те качества, которые восхищали ее больше всего. И после этого ей уже не придется возвращаться домой в Ротем-Грейндж.
Никогда.
– Дьявольщина! Тысяча чертей!
Целая череда еще более крепких ругательств сорвалась с губ Давенпорта, когда пульсирующая боль в голове стала совсем нестерпимой. Впрочем, как он вскоре убедился, источником его мучений была не только голова. Все его тело ныло.
Он лежал на подобии соломенного тюфяка в помещении, по виду похожем на амбар. Он понятия не имел, где он и как здесь очутился. На несколько пугающих мгновений, от которых сердце его замерло, а дыхание перехватило, Давенпорт уже подумал, что они в конце концов настигли его и заманили в ловушку. Те самые таинственные, безымянные они, которые неотступно следовали за ним в течение некоторого времени.
Что ж, по крайней мере руки у него не были связаны. И рядом не было охранника, чтобы остановить его при попытке к бегству. Через широко раскрытую дверь внутрь амбара просачивался блеклый, водянистый свет.
Когда его дыхание успокоилось, а рассудок немного прояснился, Давенпорт опустил голову на солому и облегченно вздохнул, все вспомнив. Ксавье, приправивший бренди снотворным, Бекингем и Лидгейт, тайком вывезшие его из Лондона…
Едва очнувшись и взглянув на своих похитителей, граф тотчас же набросился на них с кулаками. То была самая обычная драка, без стиля, без правил. Вряд ли такое сошло бы ему с рук в боксерском салоне у Джексона. Давенпорт невольно ухмыльнулся, вспомнив особенно крепкий удар снизу прямо в челюсть Бекингема. Однако при этом пострадала его правая рука, и, судя по ее виду, он вполне мог получить перелом. Давенпорт разжал пальцы и снова выругался. Возможно, не перелом, но… Что ж, хоть одна отрадная новость.
Разумеется, кузены превосходили его силой. Вряд ли он мог тягаться с ними двумя, несмотря на то что дрался на удивление хорошо для человека, которого опоили снотворным, швырнули на фермерскую телегу и увезли из города.
На его лбу залегла хмурая складка. Стейна с ними не было. Маркиз предоставил другим делать всю грязную работу. Вполне в его духе. И очень жаль. Давенпорту доставило бы ни с чем не сравнимое удовольствие дать надменному маркизу пинок между ног.
Снотворное. Этого граф не предвидел. Но ему следовало бы догадаться, что когда Уэструдеры решают что-то сделать, то всегда добиваются своего. С его стороны было глупостью ослабить бдительность. Ему надо было послать их всех к чертям еще до того, как они загнали его в угол в доме Стейна накануне вечером.
Который, собственно, сейчас час? Погода не была солнечной, однако, судя по проникавшему в амбар свету, Давенпорт понял, что на дворе уже день. Он вынул часы и обнаружил на крышке вмятину. Без сомнения, еще одно последствие его стычки с Лидгейтом и Бекингемом. Оставалось надеяться, что они оба получили свою долю синяков и страдали сейчас хотя бы вполовину так, как он сам.
Он поднес часы к уху и услышал размеренное тиканье. Значит, несмотря на повреждение, они все еще шли. Часы показывали уже два часа дня. Стало быть, полдень давно миновал.
Ему нужно было подняться на ноги, однако почему-то не хотелось покидать относительный покой терпко пахнущей соломы, чтобы испытать возможности собственного тела. Хорошо еще, что кузены не швырнули его в свинарник или в корыто, из которого поили лошадей. Но было уже слишком надеяться на то, что они ждали его где-то рядом, готовые отвезти незадачливого родственника в более цивилизованное место, вроде боксерского клуба Криббса или его собственный особняк в Мейфэре.
Где же он, черт возьми?
Через минуту он встанет на ноги и выяснит это. Всего одну минуту…
Эта минута, как ему показалось, пролетела слишком быстро.
Давенпорт закрыл глаза, стиснул зубы и, несмотря на то что все его тело ныло от боли, поднялся.
Спустя примерно час Давенпорт уже ехал верхом сквозь моросящий дождик в сторону Стамфорда. Он взял на время крупного приземистого мерина у фермера, в чьем сарае он был брошен, и выяснил у него направление до ближайшей почтовой станции.
Как оказалось, кузены бросили его посреди Линкольншира, за многие мили от его усадьбы, без денег и без какого-либо средства передвижения. В том состоянии, в котором он находился – избитый, в синяках, весь покрытый кусочками соломы, – Давенпорту понадобилось все его природное высокомерие, обаяние и сила убеждения, чтобы уговорить фермера расстаться с лошадью.
Тем не менее Давенпорт твердо намеревался сдержать слово. В кармане у него еще оставалось несколько мелких монет, и он заплатит какому-нибудь конюху на постоялом дворе, чтобы тот отвел лошадь обратно на ферму.
Беглый осмотр окрестностей не обнаружил никаких признаков человека, преследовавшего его в Лондоне. Вероятно, этот парень был застигнут врасплох, когда кузены Уэструдера внезапно похитили его жертву. Если так, то какая ирония судьбы!
Однако Давенпорт не мог избавиться от подспудно терзавшего его неприятного предчувствия. За многие годы, прошедшие с тех пор, как ему пришлось исчезнуть из общества, он научился доверять собственным инстинктам.
Граф пустил лошадь легким галопом. Будь он проклят, если согласится покорно вернуться к себе в Давенпорт, преследовал ли его кто-нибудь или нет. Если он позволит кузенам распоряжаться собой сейчас, то уже не избавится от них никогда. Они не только сделают его трезвым как стеклышко, но, прежде чем он успеет опомниться, женят его на какой-нибудь туго затянутой в корсет богатой наследнице. Сама мысль о браке с благовоспитанной английской барышней вызывала у него дрожь отвращения.
Он еще не добрался до деревни, как вдруг увидел приближающуюся к нему фигурку – маленькую, в перепачканной одежде, которая понуро брела под дождем, волоча за собой пару картонных коробок. Женщина. Да, вне всякого сомнения, женщина.
Прищелкнув языком, Давенпорт осадил своего мерина, заставив его идти шагом.
– Эй! – крикнул он. – Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, мисс?
Дождь все усиливался, покрывая каплями ее лицо, когда незнакомка подняла голову, чтобы взглянуть на него. Из-под промокшей насквозь соломенной шляпы показалось грустное прелестное личико – изящное и утонченное, как на картинках из книги сказок, изображавших фей. Пухлые, роскошные губы странным образом нарушали равновесие, словно принадлежали совсем другому человеку. Эта часть ее облика скорее наводила его на мысль о домах терпимости и греховных усладах.
Она вздрогнула, едва увидев его лицо. Давенпорт внутренне поморщился. Без сомнения, вид у него из-за синяков был самый устрашающий.
– Нет, спасибо, сэр. – Ее голос был холодным и сдержанным. Одна из тех чопорных леди, которые вызывали у него такую неприязнь.
Тем не менее, несмотря на настоятельную потребность как можно скорее попасть в Лондон, он не мог оставить даму в таком затруднительном положении.
– Позвольте мне проводить вас туда, куда вам нужно. – Давенпорт жестом указал на своего мерина. – Согласитесь, он достаточно крупный для нас двоих. Боюсь, что вы промокнете насквозь, но по крайней мере так вы доберетесь до дома быстрее.
Он улыбнулся ей, невольно задаваясь вопросом, насколько ужасно выглядел со стороны.
– Не бойтесь. Я попал… э-э-э… в небольшую переделку, но я не собираюсь причинять вам вреда.
Девушка взглянула ему прямо в глаза.
– Я знаю точно, что означают эти синяки на вашем лице. Вы напились и ввязались в какую-нибудь потасовку на кулаках. Судя по вашему виду, вам здорово досталось.
– Ну, на самом деле их было двое, – пробормотал Давенпорт после минутного замешательства. Что эта девушка могла знать о пьяных драках?
Ее пухлые губки сжались в упрямую линию.
– А теперь, если вы не возражаете, мне нужно успеть добраться до дома, пока не началась гроза.
Обогнув его, девушка с трудом продолжила путь. У Давенпорта не оставалось другого выхода, как только развернуть лошадь и последовать за ней.
– Далеко ли отсюда ваш дом? – крикнул он ей вдогонку.
Не обращая на него ни малейшего внимания, она все брела и брела вперед.
Ветер между тем усиливался, дождь бил им прямо в лицо. Давенпорт поежился. Он все еще был в своем вечернем костюме, а его кузены, будь они неладны, не оставили ему из любезности хотя бы сюртук, чтобы защититься от буйства стихии. Уже настала весна, однако хлещущий дождь пронзал холодными иголками.
Ветер между тем усиливался, дождь бил им прямо в лицо. Давенпорт поежился. Он все еще был в своем вечернем костюме, а его кузены, будь они неладны, не оставили ему из любезности хотя бы сюртук, чтобы защититься от буйства стихии. Уже настала весна, однако хлещущий дождь пронзал холодными иголками.
Плечи девушки оставались расправленными, словно у полкового старшины на параде, пока она с видимым усилием пробиралась сквозь непогоду. Поля намокшей шляпы обвисли, коричневый пелисс[4] потемнел от влаги, тонкие пряди белокурых волос, выбившиеся из тугого пучка на затылке, змейками струились по спине.
Молния расколола горизонт, раскаты грома заставили девушку испуганно остановиться. Однако она не обернулась в его сторону. Вместо этого она гордо приподняла подбородок, расправила плечи и снова зашагала вперед.
– Это безумие, – произнес Давенпорт, едва поравнявшись с ней. – Не будьте такой глупышкой. – Он наклонился к ней, хотя она по-прежнему не удосужилась на него взглянуть. – Дайте мне ваши коробки.
Ее ровные белые зубы вонзились в мякоть нижней губы, и ему вдруг захотелось успокоить истерзанную часть ее тела – лучше всего при помощи поцелуя.
Давенпорт моргнул и, откашлявшись, произнес:
– Ну же, мэм. Безусловно, короткая поездка верхом в моем обществе все же предпочтительнее, чем эта ужасная гроза.
Она вздохнула:
– Хорошо. Благодарю вас.
С явной неохотой она передала ему картонные коробки. Он тщательно прикрепил их к седлу, после чего протянул ей руку и скомандовал:
– Поставьте свою правую ногу на мою.
Девушка повиновалась. Ее пальцы сомкнулись вокруг его ладони, и он подсадил ее в седло. Она могла быть совсем невесомой, однако из-за дождя ее юбки намокли и отяжелели. Его плечо снова пронзила острая боль, однако улыбка не исчезла с лица Давенпорта.
Незнакомка не улыбнулась ему в ответ. Она лишь моргнула, впервые по-настоящему всмотревшись в его черты, но на лице ее по-прежнему читалось отвращение.
– Спасибо, – произнесла она натянуто.
Давенпорт обхватил ее за талию и пристроил мокрый, забрызганный грязью узелок поудобнее на седле перед собой.
– Вы совсем замерзли, – заметил он.
Девушка держалась настолько прямо, насколько ей это позволяли обстоятельства, словно ей к спине привязали линейку. Граф усмехнулся. В самом деле, она вела себя просто нелепо.
– Успокойтесь. Я не кусаюсь.
– Я совершенно спокойна, – ответила она сухо.
– Вам будет гораздо удобнее, если вы прислонитесь ко мне, – пробормотал он с явным намерением вывести ее из себя, его дыхание обдавало ей ухо. – Объединенное тепло двух тел, согревающих друг друга, отлично защищает от простуды.
Она бросила на него подозрительный взгляд.
– Это чистая правда, уверяю вас. Здесь все дело в теплопроводности…
Давенпорт продолжал объяснять ей принципы передачи тепла, но, несмотря на все мудреные, многосложные слова, которые он использовал, чтобы произвести на нее впечатление, она наотрез отказалась участвовать в эксперименте.
– Благодарю вас. Я не боюсь простуды.
Она смотрела не в его сторону, а на дорогу перед ними. Очевидно, уже одно то, что она позволила какому-то безымянному наглецу сопровождать ее домой – да еще в такой скандальной близости от него, – явилось страшным ударом по ее самолюбию.
Мысленно пожав плечами, Давенпорт пустил лошадь быстрым шагом, с удовольствием отметив про себя, что ей приходилось прижиматься к нему в такт движениям животного. Несмотря на ее холодную и влажную одежду, а также его собственные ушибы и болячки, все его тело напряглось, требуя немедленных действий.
С близкого расстояния он заметил, насколько совершенной была ее теплая кремовая кожа – и что глаза у нее оказались не голубыми, как можно было ожидать, судя по ее белокурым волосам, а светло-карими, с золотистыми проблесками. Увы, высокий воротник пелисса скрывал красивую, истинно королевскую шею. Она одевалась как старая дева, хотя совсем недавно вышла из подросткового возраста.
– Думаю, в подобных случаях полагается поддерживать вежливую беседу со своим спасителем, – произнес он, желая поддразнить ее.
Повернув голову, девушка взглянула на него. Кто бы подумал, что эти глаза теплого карего оттенка могут смотреть так холодно?
– Мы не представлены друг другу, – произнесла она. – Поэтому мне не о чем с вами говорить.
Ему вдруг захотелось рассмеяться. Нижняя часть ее спины находилась так близко от его чресл, что их знакомство и впрямь можно было назвать очень тесным. И тем не менее она упрямо цеплялась за правила приличия.
– Что ж, позвольте мне исправить эту ошибку, – начал было Давенпорт. – Я…
– Прошу вас, не утруждайте себя. – Она метнула на него испепеляющий взгляд. – Не думаю, что мы когда-нибудь встретимся снова.
Тут Давенпорт рассмеялся.
– Ого! Если вы так думаете, то, должно быть, плохо знаете мужчин, мисс… – закончил он вопросительным тоном.
– А вы настойчивы, не так ли? – Девушка приподняла бровь, но не повернула головы. По-видимому, она твердо решила не смотреть в его сторону дольше необходимого. Неужели он представлял собой такое отталкивающее зрелище?
– Настойчив? – Он задумался над ее словами. – Да, наверное.
В своих научных изысканиях он всегда отличался упорством, даже одержимостью. Однако после своего возвращения в мир живых Давенпорт обнаружил, что лишь очень немногое заслуживало его пристального внимания. Тем не менее он будет настойчив с этой исполненной достоинства юной леди – хотя бы для того, чтобы слегка взъерошить ей перышки.
Девушка между тем продолжала его игнорировать.
– Очень хорошо, – произнес Давенпорт. – Раз вы не желаете назвать свое имя, мне придется придумать его самому.
– Может ли ваша лошадь идти быстрее? – спросила она.
– Что ж, посмотрим. – Он пришпорил мерина, пустив его легким галопом, и одновременно воспользовался случаем, чтобы обнять девушку и крепко прижать к себе, якобы для того, чтобы уберечь от падения. Она яростно запротестовала, однако он никак на это не отреагировал.
– Пожалуй, я могу называть вас Жанной, – решил он. – В вашем облике есть нечто от мученицы, которую сжигают на костре. Но я осмелюсь предположить, что это просто потому, что вы вынуждены ехать верхом в обществе закоренелого негодяя вроде меня. Если бы вы улыбнулись, то стали бы совсем не похожи на Жанну. Вы ведь улыбаетесь хоть изредка, не так ли?
Ответа не последовало. Немая ярость волнами исходила от нее.
– Значит, не Жанна. Тогда что-нибудь из греческого пантеона… Афродита? Или я просто принимаю желаемое за действительное?
– Что за глупости! – выпалила она. – Даже если бы мы были представлены друг другу по всей форме, я бы никогда не позволила вам обращаться ко мне по имени.
Девушка очаровательно покраснела, терзая зубами злосчастную нижнюю губу. Его вдруг охватило неудержимое желание. Да что такое с ним происходит, черт возьми? Она была явно не тем типом женщины, который он обычно предпочитал. Давенпорт и представить себе не мог, что такая, как она, способна шарить в его штанах, все равно – при лунном свете или без него.
Дождь немного утих, однако молнии по-прежнему неистово рассекали небо. Буря вот-вот должна была разразиться прямо у них над головами, но Давенпорта это совсем не заботило. В этой девушке было нечто, чему он пока не мог подобрать точного определения, и он не собирался так легко отпускать ее от себя.
Они проехали две мили или около того, прежде чем графу пришла в голову мысль обратить ненастье в свою пользу.
– Боюсь, нам придется искать укрытие где-нибудь поблизости, – заметил он. – Находиться под открытым небом в такую погоду может быть небезопасно.
– Пусть лучше в меня ударит молния, чем я останусь с вами наедине где бы то ни было, – приглушенным голосом заявила она. – Если хотите, поезжайте вперед. Мое… место назначения вон там, чуть дальше по дороге.
Давенпорт заметил в ее тоне легкую неуверенность. Разве она не говорила раньше, что направляется домой? Или она была настолько предубеждена против него, что не хотела, чтобы он узнал, где она живет?
Он и понятия не имел о том, что они уже приблизились к концу их захватывающего путешествия. Ему хотелось знать о ней больше, продолжать поддразнивать ее до тех пор, пока ему не удастся пробиться сквозь эту ужасающую броню из приличий и условностей к скрывающейся под ней живой женщине из плоти и крови.
Давенпорт задавался вопросом, кто сейчас ждет дома это вспыльчивое юное создание. Во всяком случае, не муж и не любовник. С одной стороны, у нее на пальце не было обручального кольца. С другой стороны, ее девственность казалась настолько очевидной, словно само это слово было выгравировано у нее на лбу. На самом деле у добродетели вряд ли нашелся бы более стойкий сторонник, чем эта молодая леди. Даже несмотря на опасность свалиться с лошади, она упорно держалась за переднюю луку седла, вместо того чтобы откинуться назад, в его объятия.