– То есть пробыли у Курносова вы довольно долго, – заключил Гуров. – Чем же вы там занимались, если не секрет?
– Ну-у, как я уже сказал, выпивали, – смущенно сказал чиновник. – Хозяин показывал нам квартиру, зимний сад… Хвалился коллекцией оружия.
– О чем-то разговаривали?
– Ну разумеется, – кивнул Астахов. – Как же без разговора? Только я бы не сказал, что этот разговор был сильно содержательным. Сами понимаете, о чем могут разговаривать мужики, которые приняли на грудь…
– И о чем же? – заинтересовался Гуров. – Я правда хотел бы знать. Потому что, например, если на грудь принимают опера, то они говорят в основном про убийства. А вот что обсуждают в такие моменты люди вашего круга, не представляю. Наверное, говорят о государственных делах, о секретах большого бизнеса…
– Смеетесь? – серьезно откликнулся Астахов. – О бабах говорили. Ну и о том, стоит ли жениться. Я, по правде сказать, старался в разговор не вступать, потому что из всех четверых только один состою на данный момент в браке… Не знаю, в чем тут причина, но женатый человек в глазах холостяка непременно выглядит комической фигурой.
– Ну, Виталия Андреевича назвать холостяком можно, наверное, с большой натяжкой! – заметил Гуров.
Астахов посмотрел на него исподлобья, подумал и вдруг сказал:
– Как бы теперь наоборот не вышло! Виталий Андреевич в очень неприятную ситуацию попал. И я вам скажу по секрету, что я думаю. Андрей Борисович сгоряча всю вину на Курносова возложил и дал ему от ворот поворот, а зря! Если он хочет все в тайне сохранить, никак нельзя было этого делать. Теперь Курносов со зла может на каждом углу трезвонить, что Панченко обокрали. Сам я Андрею Борисовичу сказать не смею, так, может, вы как-то посодействуете?
– Выходит, вы тоже знали о существовании дорогого колье? – спросил Гуров. – Панченко не делал из этого тайны?
– Я не знал, – пояснил Астахов. – Я про колье услышал впервые в ресторане, когда Курносов об этом вслух сказал при этой женщине. Но значения я не придал. А уже утром, когда Виталий Андреевич мне позвонил и стал меня упрекать, я узнал, что колье стоит четверть лимона и что хранилось оно у Виталия Андреевича дома. Я даже не предполагал, что такое возможно.
– А за что он вас-то упрекал?
– Ну, не знаю, – пожал плечами Астахов. – Знаете, когда такая неприятность, всегда хочется обвинять всех вокруг. Но, между нами, виноват больше сам Виталий Андреевич. Пускай он эту женщину к себе домой привел, но зачем было драгоценности ей показывать?
– Понравилась, наверное, – предположил Гуров. – Расчувствовался человек. Хотел приятное даме сделать. Ну, и спиртное свою роль сыграло.
– То-то и оно, – вздохнул Астахов. – Обидно, что все это и на моей службе может отразиться. Ведь неприятно видеть рядом человека, который о тебе что-то нехорошее знает… Вы меня понимаете?
– Вполне, – сказал Гуров. – Обидеть подчиненного – дело нехитрое. Только, боюсь, помочь ничем не смогу. Близость к начальству чревата определенным риском, а не только одними выгодами. Но давайте вернемся к тому вечеру. Как, по вашему мнению, могло получиться, что Виталий Андреевич уехал домой в компании практически незнакомой женщины?
– Красивая она была, – с затаенной завистью сказал Астахов. – А Виталий Андреевич в меланхолию ударился. В такую минуту мужчина перед женщиной беззащитен.
– Печально. Значит, это его инициатива была? – поинтересовался Гуров.
– Нет, не думаю, что он собирался проявлять инициативу. Честно говоря, в тот момент я вообще не сориентировался. Думал, они порознь ушли. Виталий Андреевич слегка с Курносовым повздорил и ушел из ресторана. Курносову, видимо, показалось, что Виталий Андреевич глаз на его знакомую положил, и стал Виталия Андреевича опять подначивать насчет свадьбы. Тут вот и насчет колье прозвучало… Короче, Виталий Андреевич ушел, а вслед за ним и женщина вышла. Тут уж какой вечер? Курносов сделался злой как черт, расплатился и уехал один. Хорошо, меня Канунников до дому подбросил, а то поздно уже было…
– А что Канунников обо всем этом думает? – спросил Гуров. – Вдвоем вы, наверное, обсуждали?
– Ничего мы не обсуждали, – ответил Астахов. – Мы с Геннадием Трофимовичем поверхностно знакомы. И человек он не такой простой, как вы думаете. Всю дорогу молчали. Только и сказали друг другу, что «до свидания».
– Понятно. А какое впечатление произвела на вас эта женщина? – спросил Гуров. – То, что она красивая, я уже слышал. Но что-нибудь особенное вы могли бы отметить? Может быть, приходилось видеть ее раньше?
Астахов помотал головой и с некоторой заминкой сообщил:
– То, что я ее не знаю, – это точно. А в то же время вот такое впечатление, что я ее уже где-то видел. Может, на улице или по телевизору?.. Нет, не знаю! Но красивая, как будто актриса! – видимо, в его устах это была высшая похвала.
– А вы хорошо ее рассмотрели? Можете попытаться составить ее портрет?
Астахов не возражал. В результате Гуров получил третий вариант фоторобота, который, к его удовлетворению, оказался очень похожим на фоторобот, составленный по словам Курносова. Это уже было кое-что. Правда, Гуров вполне разделял мнение Марии о том, что женщина без особого труда может изменить свое обличье, но все-таки впервые в деле появилась хоть какая-то определенность.
Таким образом, оставался только один участник вечеринки, с которым Гурову пока не удалось встретиться. На показания Канунникова Гуров возлагал большие надежды, рассчитывая на его профессиональную наблюдательность и умение описать увиденное. Главное теперь было поймать журналиста.
Редакция журнала, где работал Канунников, поразила Гурова своим современным и роскошным интерьером. По-видимому, у этого издания имелись весьма щедрые спонсоры и рекламодатели. Наверное, на гонорары здесь тоже не жаловались.
Гурова ждала большая удача – Канунников оказался на месте и был совершенно свободен. Гуров нашел его в комнате, где журналист травил анекдоты молоденьким девчонкам в обтягивающих брючках – то ли наборщицам, то ли секретаршам. Появление Гурова нарушило эту идиллию, и Канунников, согнав с загорелого лица улыбку, поинтересовался, чем обязан.
Внешностью он напомнил Курносова – такой же спортивный, немного самоуверенный тип, привыкший к роскоши и вниманию женщин. Странно, что в ресторане Алена предпочла не его, а рыхловатого и не слишком интересного Панченко. Впрочем, ничего странного – она выбирала не мужчину, а сына министра, владельца уникального колье.
– Я – оперуполномоченный по особо важным делам, Гуров Лев Иванович, занимаюсь делом вашего двоюродного брата. Хотелось бы побеседовать с глазу на глаз. Здесь это возможно, Геннадий Трофимович?
– Ну разумеется. Если не возражаете, давайте выйдем в холл – здесь это единственное место, где есть хотя бы подобие какого-то покоя.
Наверное, он был прав – в холле, где по углам стояли вечнозеленые пальмы, а через огромное, во всю стену окно открывалась панорама Москвы, было почти пусто и на них никто не обращал внимания.
– О чем же вы хотите со мной беседовать? – небрежным тоном поинтересовался Канунников, когда они уселись на свободные кресла для посетителей.
– Меня интересуют обстоятельства вечера двадцатого мая, – сказал Гуров. – Вы, я думаю, в курсе того, что случилось той ночью? Наверное, брат позвонил вам утром, так же как и остальным участникам встречи…
– Слава богу, нет! – со смешком ответил Канунников. – С тех пор как я вернулся из командировки в Италию, я свой телефон включаю, только когда сам того хочу. Избегаю ненужных контактов.
– Вот, значит, почему я никак не мог до вас дозвониться! – сказал Гуров. – Но двадцатого мая вы телефон включали, не так ли? Ведь вы звонили вечером брату на работу?
– Вы неплохо осведомлены. Я действительно ему звонил. Видимся мы не слишком часто, но перезваниваемся регулярно. В тот день мы договорились, что я заскочу к нему домой. Я рассчитывал провести вечерок тихо, по-родственному, но у брата были гости – какой-то невзрачный тип из министерства и этот крутой бизнесмен – кажется, его фамилия Курносов. Примитивный субъект, но чем-то он нравится брату. Может быть, тут сыграло свою роль то, что брат сентиментален – ведь они учились в одной школе. Хотя не исключено, что присутствует и материальный интерес. Боюсь только, в этом тандеме лидирующую роль играет отнюдь не Виталий. Однако вы спрашивали, в курсе ли я, что случилось той ночью. Да, я знаю, что брата обчистили. Бедняга! Он всегда плохо разбирался в женщинах.
– Короче говоря, о пропаже уникального колье вы знаете? – уточнил Гуров.
– Да, я слышал, что пропало именно колье, – заметил Канунников. – Но насколько оно уникально, не могу судить.
– Вы его никогда не видели?
– Откуда? – Канунников сделал большие глаза. – Я не слишком-то посвящен в дела могущественного клана Панченко. Отец Виталия мне даже не родной дядя – совсем чужая кровь. Сколько я себя помню, он всегда был где-то наверху. То руководил заводом, то главком, то на партийной работе надрывался. А мой отец был всего лишь доцентом, преподавателем истории. Правда, в престижном вузе столицы, но все равно – это совсем другой уровень. Андрей Борисович Панченко в сторону нашего семейства всегда поглядывал несколько свысока. Не скрою, в свое время меня это немного задевало. Наверное, это даже явилось стимулом для моей карьеры. Мне хотелось доказать, что я кое-чего стою.
– Вы его никогда не видели?
– Откуда? – Канунников сделал большие глаза. – Я не слишком-то посвящен в дела могущественного клана Панченко. Отец Виталия мне даже не родной дядя – совсем чужая кровь. Сколько я себя помню, он всегда был где-то наверху. То руководил заводом, то главком, то на партийной работе надрывался. А мой отец был всего лишь доцентом, преподавателем истории. Правда, в престижном вузе столицы, но все равно – это совсем другой уровень. Андрей Борисович Панченко в сторону нашего семейства всегда поглядывал несколько свысока. Не скрою, в свое время меня это немного задевало. Наверное, это даже явилось стимулом для моей карьеры. Мне хотелось доказать, что я кое-чего стою.
– По-моему, это вам вполне удалось, – заметил Гуров.
– В какой-то степени, – согласился Канунников. – К сожалению, банковского счета за рубежом у меня не имеется, а в остальном… Во всяком случае, я не променял бы сейчас свою жизнь на теплое местечко в министерстве, где чахнет Виталий.
– Да, у вас интересная работа, – сказал Гуров. – Все время путешествуете. Скоро опять в путь?
– Наверное. Все зависит от редактора. В летние месяцы деловая активность обычно спадает. Впрочем, по контракту я оставляю за собой право сотрудничать с любыми изданиями, и, если подвернется что-нибудь увлекательное… Однако пока ничего не подвернулось. Возможно, некоторое время я буду просто отдыхать.
– А что вам особенно запомнилось в том вечере? – спросил Гуров. – Нам сейчас важна любая деталь. Судя по всему, женщина, которая обманула вашего брата, не была обычной аферисткой. В наших анналах она не значится. Вам ничего особого не бросилось в глаза?
– Особого? Нет. Смазливая бабенка определенного сорта. На таких обычно западают наши нувориши. Кстати, посоветовал бы вам обратить пристальное внимание на господина Курносова. Женщина появилась в компании с его подачи. Возможно, это не простое совпадение, как вы думаете?
– Возможно, – коротко сказал Гуров. – Но сейчас меня интересует не это. Вы помните, о чем говорилось за столом?
– Ну о чем говорится за столом? Обычный треп. Когда появилась эта красотка, мужчины, конечно, приняли стойку. Я и сам слегка позволил себе порисоваться. Каюсь, грешен. Но все как-то быстро закончилось пшиком. Виталий быстро опьянел и едва ли не принялся объясняться даме в любви. Его дружку это было только на руку, и он начал подзадоривать Виталия, напоминая ему о свадьбе. Он как бы намеренно подталкивал брата к этой бабе, понимаете? Хотел, чтобы взыграло мужское самолюбие. Но переборщил, наверное, – брат психанул, решил, что весь мир ополчился на него, и бежал. Наверное, я тоже был слегка пьян, потому что из поля зрения у меня совершенно выпало, как эта дамочка устремилась следом за Виталием. Конечно, в такую минуту для нее не составило большого труда втереться ему в душу. С женщинами у брата всегда возникали проблемы, и он в них совершенно не разбирается.
– Итак, вы разошлись? – сказал Гуров. – Куда вы отправились потом?
– Домой, куда же еще? – пожал плечами Канунников. – Все равно настроение уже было безнадежно испорчено. И, откровенно говоря, мне хотелось спать – никак не войду в норму после Италии, – смена часовых поясов, знаете… Ах, да, я еще подбросил до дому того чиновника из министерства, к которому брат испытывает необъяснимую симпатию. Впрочем, скорее всего, ее можно объяснить – и весьма элементарно. Рядом с таким блеклым типом брат наверняка чувствует себя гораздо значительнее…
– Вы не слишком-то уважаете Виталия Андреевича, верно? – глядя Канунникову в глаза, спросил Гуров.
Журналист немного смутился.
– Вы меня неверно поняли, – поспешил возразить он. – К брату я испытываю самые теплые чувства. Но мне казалось, что вас интересуют некие скрытые моменты… Психологические пружины, так сказать.
– Честно говоря, я предпочел бы сейчас знать местонахождение расторопной блондинки, которая так вас всех очаровала, – сказал Гуров. – Она дожидалась вас у входа в клуб. Там вы, случайно, не обратили на нее внимания?
Журналист задумался, а потом решительно помотал головой.
– Нет, там я ее не заметил. Мы о чем-то разговаривали с братом и даже не заметили, что Курносов отстал. А потом он появился в ресторане уже вместе с дамой.
– Если я попрошу вас проехать со мной, чтобы составить портрет подозреваемой, вы не откажетесь? – спросил Гуров.
– Прямо сейчас?
– А чего тянуть?
Канунников махнул рукой и сказал со смехом:
– Надеюсь, вы не бросите меня в темницу?
– Ну что вы! В темницу у нас может бросить только суд, – добродушно заметил Гуров. – Да и с какой стати бросать вас в темницу? У вас есть что-то на совести? Тогда напишите чистосердечное признание, и, возможно, суд проявит к вам снисхождение. Получите срок условно.
Канунников снова рассмеялся и сказал:
– Видимо, дело в том, что нас с детства воспитывали в страхе перед милицией, поэтому у нас в крови – относиться к представителю закона со страхом и недоверием. Человек инстинктивно сторонится милиционера – как бы чего не вышло. На Западе, знаете, совсем по-другому.
Тут он сел на своего любимого конька и принялся рассказывать Гурову о взаимоотношениях граждан и полиции в различных точках земного шара. Говорил Канунников интересно, живо, с любопытными примерами, и в другое время Гуров с удовольствием бы его послушал, но сейчас его волновало совсем другое.
Впрочем, он не стал прерывать журналиста, и тот развлекал его рассказами до самого управления. Там Гуров сдал разговорчивого журналиста компьютерщикам и примерно через сорок минут получил на руки третий портрет предприимчивой красавицы. Портрет его разочаровал.
От наблюдательного журналиста Гуров ожидал большего. Женское лицо, воплощенное на листе бумаги с помощью Канунникова, отличалось, если так можно выразиться, удручающей безликостью. Не было даже отдаленного сходства с остальными портретами, и вообще, у Гурова возникли сомнения, что по последнему фотороботу можно опознать кого бы то ни было. Он, скорее, напоминал стилизованные изображения женщин с плакатов застойных времен.
Сдержанная реакция Гурова не ускользнула от внимания журналиста.
– Что-то не так? – поинтересовался он. – Мое творение вас чем-то не удовлетворяет?
– Нет-нет, все в порядке, – поспешил успокоить его Гуров. – Мы будем с ним работать. У меня к вам просьба. Поскольку вы пока не собираетесь отправляться в новое путешествие, возьмите мой номер телефона. Если вдруг вспомните что-нибудь интересное, позвоните мне обязательно.
– Обязательно позвоню, – пообещал Канунников и, немного помявшись, добавил: – А вам позвольте еще раз напомнить о моем совете. Конечно, я не профессионал, но мне кажется, вам следует вплотную заняться Курносовым. Может быть, установить за ним, как это у вас называется, наружное наблюдение? Мне представляется, что эта женщина совсем неспроста оказалась в нужном месте в нужный час.
– Я приму ваш совет к сведению, – серьезно ответил Гуров. – Не сомневайтесь.
Журналист уже ушел, а Гуров все еще сидел в задумчивости за своим столом и смотрел в окно. Мысль, высказанная Канунниковым, самому ему давно не давала покоя – он тоже чувствовал, что в нужном месте и в нужный час женщина оказалась совсем не случайно.
Глава 8
– Сегодня у нас гости, – объявила Мария, когда после спектакля ее встретил Гуров и препроводил в машину. – Я пыталась тебе дозвониться, но мне фатально не везло. Поэтому придется сейчас заскочить в магазин и купить все необходимое. Неудобно встречать человека с пустыми руками.
– Если ты имеешь в виду меня, – подал голос с заднего сиденья Крячко, – то особенно не волнуйся. Я самый непривередливый гость на свете. Глоток «Смирновской» и какая-нибудь сухая корочка…
– С каких это пор ты претендуешь на звание гостя? – насмешливо поинтересовалась Мария. – Мне уже давно кажется, что вы с Гуровым что-то вроде сиамских близнецов. На месте вашего начальства я бы давно платила вам одну зарплату на двоих.
– Скажешь тоже – одну на двоих! – возмущенно заметил Крячко. – Едим-то мы в два горла! А пьем?! Однако если ты отказываешь мне в статусе гостя, то кто этот счастливец, в честь которого будут закупаться продукты?
– С кем я имею дело! – вздохнула Мария. – Как низко пал авторитет сыщика! Не сомневаюсь, Шерлок Холмс давно бы уже вычислил не только имя гостя, но и его номер обуви и породу любимой собаки…
– В этом дуэте я могу претендовать в лучшем случае на роль Ватсона, – скромно сказал Крячко. – Ты слишком многого от меня требуешь. Самое большее, на что я способен, – это с вероятностью в пятьдесят процентов определить пол гостя. Подозреваю, что это мужчина…
– Мужчина лет тридцати пяти, но выглядит старше, – хладнокровно добавил Гуров, не отрывая глаз от дороги. – Одевается с богемной небрежностью, слегка небрит, самоуверен, говорит громко, носит обувь сорок второго размера. Собак не держит, потому что никого, кроме себя, не любит… Работает в кино на вторых ролях. Из выпивки предпочитает «Абсолют», сексуальная ориентация традиционная…