Однажды Сталин был, правда, инициатором и активно участвовал в совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА по сбору опыта боевых действий против Финляндии, которое проходило 14–17 апреля 1940 года, после окончания советско-финской войны. К слову, полная стенограмма этого совещания была издана очень ограниченным тиражом издательством «Наука» лишь в 1999 году.
В конце 1939 года, в начальный период «финской» войны, Красная Армия тоже провалилась — не катастрофически, как летом 1941 года, однако весьма постыдно. Сталин был этим, естественно, обеспокоен и, как я понимаю, решил сам для себя кое-что понять и другим дать возможность разобраться. Так было решено апрельское совещание 1940 года.
Обсуждение получилось полезным и живым. Просто ради собственного удовольствия, хотя и в интересах читателя — тоже, я несколько отвлекусь от темы (возможно, впрочем, и нет!) и приведу следующий фрагмент стенограммы выступления полковника Младенцева, командира 387-го стрелкового полка 136-й стрелковой дивизии:
«МЛАДЕНЦЕВ. Надо также отметить, что бойцы не боялись финнов и ходили в штыковые атаки.
Что ещё нужно отметить? Нужно отметить то, что наши бойцы боялись финнов тогда, когда их не видели, финны стреляют, а бойцы не видят их (финские снайперы и впрямь были способны воздействовать на самые крепкие нервы. — С.К.). Это на бойцов действовало морально, когда же бойцы видели живых финнов, они рвались в бой и их нельзя было удержать. Бойцы всегда стремились вперед, а не назад. Эту особенную черту нужно отметить.
Другую картину показали бойцы, прибывшие в пополнение из Гуляй-поля (смех).
ГОЛОС. Махновцы бывшие (Гуляй-поле — родина и «столица» Махно. — С.К.)
МЛАДЕНЦЕВ. Этот народ плохо дерется, бывшие махновцы, очевидно, потому что им по 37, 38 лет, очевидно, махновщину захватили.
Челябинское пополнение было хорошее, народ дрался хорошо и крепко дрался.
СТАЛИН. Эти мужики серьезные.
МЛАДЕНЦЕВ. Хорошо дрались…»
На апрельском совещании 1940 года в ЦК были подробно изучены провалы и обобщён положительный опыт финской войны. Атмосфера совещания была деловой и, одновременно, — раскованной, товарищеской. Выступило почти пятьдесят человек, в том числе сам Сталин с заключительной речью.
И после этого, как я понимаю, Сталин решил, что военные из «финских» провалов необходимые уроки извлекли и в возможной войне с немцами прежних ошибок не повторят.
Увы, начало Большой войны показало обратное…
Внимательный читатель может, впрочем, спросить: «Но где же последовательность автора? То он хвалит генералов РККА, то их осуждает… Но разве маршал Тимошенко или генерал армии Жуков, или генерал-лейтенант танковых войск Федоренко, начальник Главного автобронетанкового управления РККА, чем-то принципиально отличались от того же генерал-майора Кондрусева? Сложись иначе, тот же Кондрусев мог бы сидеть в ГАБТУ, а Федоренко — лежать в поле под Александровкой… Виноваты не столько конкретные люди, сколько система…»
И читатель, как ни странно, будет во многом прав. Вот только «системе», которая программировала будущие провалы, было к июню 1941 года не двадцать четыре неполных года (считая от ноября 1917 года), а добрых шестьсот с большим гаком лет, считая со времён развитого монголо-татарского ига. Это тогда в русском народе — широком и вольном, как русская природа, — наряду с народом Иванов, копившим силы для Куликова поля, начал складываться также народишко Ванек и Манек, всегда готовых целовать тогда — иноземный, а позднее — просто барский сапог.
Народ Иванов жил по правилу: «Служить, так не картавить, а картавить — так не служить!»
Народишко Ванек существовал по правилу: «Не сметь своё суждение иметь»…
Причём этот второй, мелкий и слабодушный, народишко Ваньков и «митьков» получил своё развитие во всех слоях населения России. И в высших слоях его процентное отношение к народу Иванов было намного большим, чем в народной толще.
В СССР Сталина, в России Сталина, ценили Иванов, но старая «Расея» оставила в наследство новой России — кроме прочего — и массовую «ваньковую» психологию. Иваны жили делом, Ваньки — шкурой. Генерал Иван Руссиянов готовил дивизию к войне и был к ней всегда готов. А «ванёк» с генеральскими петлицами готовился по преимуществу к отчётам, смотрам, проверкам, парадам и банкетам.
«Ваньки» всех уровней и провалили ту войну, выигрывать которую пришлось Иванам. И это — не «лирика», это — и есть правда истории и правда эпохи.
Конечно, выше изложена схема, а схема не может отразить всю полноту жизни. Реально и немалое число Иванов носило в себе черты «ваньков», а в душе немалого числа «ваньков» теплился огонёк Ивановой души. С началом войны Иваны окончательно выжгли в себе «ваньков», а часть «ваньков» возвысилась до уровня Иванов.
Неисправимые же «ваньки», как с генеральскими, так и с красноармейскими петлицами, не приняв боя или после первых разрывов снарядов отступали, поднимали руки, а то и, как генерал Власов, служили врагу.
Впрочем, даже война не изжила в стране окончательно ни «ваньковую» психологию, ни носителей этой психологии на всех «этажах» общества. Более того, кое-кто из «ваньков» за время войны даже «вырос» — не все ведь попадали в плен. А кое-кто даже удостоился высоких наград, а то и Золотых Звёзд, в глубине души оставаясь при этом всё тем же «ваньком». К тому же в победившей стране для удачно мимикрировавших сановных «ваньков», в том числе в погонах, складывалась объективно благоприятная обстановка — всегда выгоднее делить сладкий пирог победы, чем горький сухарь поражения.
И, как я уже говорил, после смерти Сталина всё начали валить на него. Благо это всемерно поощрял Никита Хрущёв, а многие из представителей послевоенного «маршалитета» и высшего генералитета были тут ему естественными союзниками, потому что им тоже не нужна была правда о том, как начиналась война.
Сталин после войны великодушно не обнародовал тот факт, что войну преступно проморгал не один Паанов, а чуть ли не всё военное руководство. Ведь готовность к войне определяется не тем даже, встретили её те или иные части в окопах, а тем, как эти части обучены, как снабжены, как была организована армейская жизнь до войны.
В принципе, здесь всё наладить было намного проще, чем в народном хозяйстве, потому что армия ничего не производит, она только потребляет. И генералам надо было лишь запрашивать, получать, распределять и учить подчинённых всех уровней пользоваться распределённым.
Некоторые высшие генералы не смогли перед войной сделать толком даже этого. А кто-то и явно предал.
Что оставалось Сталину? Он ведь непосредственно перед 22 июня 1941 года оказался в очень сложном положении. Он надеялся на генералитет, а тот проваливал дело войны ещё до её начала.
Причём вот ведь что… Допустим, Сталин даже заподозрил бы Павлова в прямом предательстве. Ведь даже в этом случае Сталин не мог распорядиться об аресте Павлова до начала войны, потому что арест в такой момент всего лишь предполагаемого предателя на таком посту не менее опасен для общего тонуса армии, чем оставление его на месте.
Но вот война началась. Предполагаемый провал стал фактом. Что делать? Не наказать после провалов вообще никого было нельзя — надо было показать генералам, что терпение Сталина и Родины кончилось. Однако наказывать многих тоже было нельзя — с кем-то же надо было теперь воевать!
При этом, даже точно зная о том, что кто-то предал, открыто судить и расстрелять его как прямого изменника было опять-таки опасно, потому что официальная информация о прямой измене части генералитета сделала бы невозможной никакое управление войсками по вполне понятным причинам.
Но и тыкать чересчур пальцем не то что в предателей, но даже в просто нераспорядительных сотрудников Сталин тоже не мог. Такие — не такие, других не было. Воевать надо было с теми, кто есть.
Поэтому Сталин и не ткнул пальцем в очевидное, и смолчал.
И объяснил военный провал внезапностью и вероломностью нападения.
То, что он покрыл этим грехи, а то и измену кого-то из военного руководства, знал очень ограниченный круг лиц, часть из которых к тому же погибла или была расстреляна.
Потом надо было опять-таки воевать…
А уж когда пришла Победа — стоило ли ворошить прошлое?
Так считал Сталин — он же не знал, что после его смерти почти все его маршалы (кроме Рокоссовского) поведут себя в меньшей или большей степени подло и позволят Хрущёву оболгать своего верховного вождя, да ещё и сами грязи на его могилу нанесут.
Так и остались по сей день виновными в провале первых дней войны не они, а «тиран Сталин» — совместно с «палачом» Берией, конечно.
Берия ведь «преступно отмахивался» от мифических предупреждений мифических «секретных сотрудников» Алмаза и Кармен. А советский народ, «запуганный» — по Марку Солонину — «деспотом Сталиным» насмерть, вначале не хотел воевать, и только зверства гитлеровцев ситуацию для Сталина изменили…
Ну что же, уважаемый читатель! Мы подошли теперь к анализу и этого мифа, уже не «дубового», а подлого и для русского народа оскорбительного.
Миф седьмой ВСЁ В СССР ПЕРЕД ВОЙНОЙ ДЕРЖАЛОСЬ НА СТРАХЕ ПЕРЕД НКВД, И ПОЭТОМУ НЕМЦЕВ В РОССИИ НАРОД ВСТРЕЧАЛ ХЛЕБОМ-СОЛЬЮ. КРАСНОАРМЕЙЦЫ И ИХ КОМАНДИРЫ НЕ ХОТЕЛИ И НЕ УМЕЛИ СРАЖАТЬСЯ, РККА БЫЛА ФАКТИЧЕСКИ ПОЛНОСТЬЮ РАЗГРОМЛЕНА И РАЗБЕЖАЛАСЬ, И ЛИШЬ ОГРОМНЫЕ ПРОСТРАНСТВА РОССИИ И ПЛОХАЯ ПОГОДА ОСЛАБИЛИ ПРОДВИЖЕНИЕ НЕМЦЕВ И НЕ ДАЛИ ИМ ВОЙТИ В МОСКВУ
Должен признаться, что я не лучшим образом знаком со всем тем массивом сенсационных «отечественных» «исследований», которые в последние полтора десятка лет с мазохистским сладострастием упоённо «обосновывают» этот миф. Причина же моего равнодушия проста: для того, чтобы понять «ароматические» данные некоторых специфических субстанций, совсем не обязательно долго и тщательно их обнюхивать.
Однако, как я понимаю, «классиком» этого мифа можно считать всё того же Марка Солонина с его книгой «22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война»… Там соответствующих примеров, подкрепляющих седьмой миф, вполне документальных и достоверных, приведено в избытке, и желающих их тщательно обнюхать я отсылаю к книге Солонина.
Сам же приведу лишь один пассаж из этой книги. На странице 364-й Солонин, ссылаясь на страницу 367 статистического сборника «Гриф секретности снят», изданного в 1993 году под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева, сообщает о наших огромных безвозвратных потерях основных видов вооружения в 1941 году и иронизирует:
«Потерю 20,5 тысячи танков и 17,9 тысячи боевых самолётов (выделение Солонина. — С.К.) советские историки объяснили давно и просто: старые, ненадежные, слабо бронированные «гробы», работали на взрывоопасном бензине… О чем тут еще спорить?»
Что ж, спорить здесь не о чем… Бензин действительно взрывоопасен… Но вот сообщить кое-что для сведения читателя, пожалуй, надо…
Во-первых, на странице 367-й даны сводные потери основных видов вооружения по всем пяти годам войны. И цифра в 20,5 тысячи единиц потерянной за 1941 год техники приведена не только по танкам, а по танкам и САУ (самоходным артиллерийским установкам). Да, к 22 июня 1941 года в РККА не было значительного количества самоходных орудий — после 1937 года их разработка, начатая в 1931 году, была свёрнута. Но, во-первых, сам принцип подсчёта показывает, что в потери этого вида вооружений включены все валовые потери — включая бронемашины, лёгкие танки, танкетки и т. д., а в РККА образца июня 1941 года этого старья — благодаря технической «политике» двух последовательных начальников вооружения РККА Уборевича и Тухачевского — было очень много. Сергей Переслегин, исследователь основательный, как-то в одной из своих статей заметил, что армия перед войной была перенасыщена лёгкими танками. Думаю, и без войны — за счёт списания и перевооружения немалая часть их этих 20,5 тысячи единиц техники и так безвозвратно «убыла» бы из РККА — на переплавку. Кроме того, вскоре после 22 июня 1941 года в РККА появились «наспех — как сообщает «Энциклопедия танков», — построенные» САУ на базе пушки ЗИС-30. Эти САУ создавались именно что наспех и были быстро выбиты, однако какую-то прибавку в общую цифру потерь дали.
Конечно, потери 1941 года были огромны. Но в той войне они вообще были огромны. Даже в победном для РККА 1944 году потери танков и САУ составили 23,7 тысячи единиц, а ведь это были уже грозные современные машины, конструкция которых была «обкатана» войной! Резуны и солонины могут, конечно, ехидно замечать на это, что у немцев потери были меньшими.
Ну, это, во-первых, как сказать, — если комплексно анализировать как ход военных действий, так и сами данные по потерям и «победам» немцев. При анализе мифа восьмого я приведу на сей счёт любопытные данные. Главное же — немцы ведь при меньших потерях войну и проиграли. Всерьёзной, «без дураков» войне более высокие потери победителя — это и есть цена победы.
Далее… Особенно недобросовестно Марк Солонин приводит цифру потерь по самолётам. Он подаёт дело так, как будто все эти почти 18 тысяч самолётов были сбиты в боях. Но это — не так! И даже очень не так, потому что на стр. 367-й упомянутого статистического справочника 1993 года сказано:
«В авиации большая доля потерь — свыше половины (выделение везде моё. — С.К.) — составляют небоевые потери. Они связаны с обучением летчиков, с сокращением сроков их подготовки, особенно с освоением новой техники, а также недисциплинированностью летного состава, руководителей полетов при выполнении летно-учебных задач. Количество небоевых потерь зависело и от конструктивных, производственных недостатков машин»…
Для 1941 года процентное соотношение боевых и небоевых потерь было, скорее всего, меньшим, чем свыше пятидесяти процентов, хотя — как сказать. Фронтовые потери лётного и технического состава ВВС, общая нервозная обстановка первых месяцев войны никак не могли способствовать ни сохранению (не говоря уже о повышении) качества подготовки молодых лётчиков, ни высокому качеству производства самолётов и их тылового обслуживания.
То есть Солонин цифру-то потерь из справочника под редакцией генерала Кривошеева дал, а об оценках структуры этих потерь умолчал, хотя сам с этими оценками знаком был. И это для его «анализа» — норма.
Между прочим, не знаю, осведомлён ли об этом Марк Солонин, но в его иронической констатации о «взрывоопасном» бензине в бензобаках советских «гробов» есть доля правды. Бензин на советских самолётах начала войны был в некотором отношении действительно более «взрывоопасным», чем на немецких самолётах — и по своему октановому числу, и в силу отсутствия протестированных (то есть защищенных, изнутри обрезиненных) бензобаков, которые резко снижали пожароопасность в случае повреждения бака пулями или осколками снарядов. У немцев же такие баки с бензостойкой резиной к началу войны имелись (германская химия всегда была в мире самой передовой), и в первых боях наши лётчики глазам своим не верили: всадил очередь точно в бензобак, а немец летит себе и даже не дымит.
Так обстоит дело с «демократическим» антисталинским «анализом» потерь боевой техники РККА… Что же до «массовой сдачи в плен», сладострастно описываемой Солониным, то мне просто противно приводить, а затем опровергать те или иные — действительно имевшие место быть — факты измен, сдач, растерянности и т. д., которыми М. Солонин пытается доказать, что РККА с первых дней войны как организованная сила распалась.
Но это не значит, что я на этом заканчиваю анализ и опровержение седьмого мифа как такового. Нет, я свой анализ только начинаю, не закрывая глаза как на то, что в 1941 году РККА хотя и покрыла себя славой, однако крупных побед не обеспечила, так и на то, что приход немцев далеко не для всех на оккупированной территории оказался трагедией, побуждающей к отпору захватчикам или хотя бы к моральному их неприятию.
Как известно, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Применительно к письменным источникам я бы этот коэффициент уменьшил на порядок и сказал: «Лучше раз увидеть, чем десять раз прочитать». Ведь фотодокумент нередко вмещает в себя и, в буквальном смысле слова, зримо выявляет то, что или очень сложно, или даже невозможно описать словами.
Так вот, в уже упоминавшейся мной книге-фотоальбоме Франсуа де Ланнуа «Немецкие танки на Украине. 1941 год» имеются, кроме прочего, и выразительные фотографии украинских деревень, украшенных арками из зелени; с жителями, радостно встречающими колонну германских бронемашин. Есть там и фото украинских крестьянок, преподносящих солдатам Рейха букеты цветов и потчующих фотогеничного германского мотоциклиста из роты пропаганды молоком из крынок. Есть в книге де Ланнуа и фото наших пленных, с самодельным флажком из свастики идущих в плен без какой-либо охраны.
Всё это было, но, повторяю, я не буду приводить те или иные воспоминания, подтверждающие правдивость подобных фотографий. Тексты такого характера в изобилии имеются в книгах Резуна, Солонина, Солженицына и прочих изготовителей «золотых кирпичей» (выражение Резуна) для закладки в «будущую подлинную, — по Резуну же, — историю войны». Читатель при желании может сам познакомиться с такими текстами в их лживо «правдивых» опусах.