Как это понимать? Выходит, при хвалёной немецкой системе зачёта побед, якобы учитывающей всё до последнего самолёта, по крайней мере каждая четвёртая «победа» Марселля не была одержана в воздухе, а была буквально создана из воздуха!
А может быть — каждая вторая? Ведь Зефиров упоминает как одну из конкретных цифр 46 процентов «действительности» «побед».
Странно получается…
Знаменитого Гюнтера Ралля с его якобы 275 «победами» (273 — на Восточном фронте) наши лётчики сбивали восемь раз.
Герхард Баркхорн — второй после Хартмана ас Рейха — свою первую победу одержал на якобы 120-м боевом вылете, а потом якобы сбил на Восточном фронте 301 самолёт. При этом даже его официальная биография признаёт, что он был подбит восемь раз — как и «сам» Харман с его якобы 352 победами.
А сбивший «всего» 59 (официально) немецких самолётов Александр Покрышкин был сбит всего четыре раза (три раза выпрыгивал с парашютом), но он ведь воевал с первого дня войны и начинал на старом И-16.
Зато абсолютный лидер по числу побед среди лётчиков союзников — Иван Кожедуб с его «всего» 62 победами не был сбит ни разу за свои три с лишним сотни боевых вылетов, начиная с лета 1943 года.
Как так?
Ни один блестящий английский или американский лётчик, воюя на отличных самолётах (сам Покрышкин вторую половину войны летал на американской «Аэрокобре»!), ни один блестящий русский лётчик не смог преодолеть планку официальных побед выше цифры 62, а в люфтваффе не один десяток лихо «запрыгивал» за сотню и более «побед», а кое-кто — и за две сотни, а Хартман с Баркхорном — даже за три!
По Михаилу Зефирову асам люфтваффе было сшибать русских лётчиков проще, чем царю Николаю Второму — царскосельских ворон влёт. Но вот ас Герман-Фридрих Иоппин с его 42 победами на Западном фронте начинает воевать против русских и уже 25 августа 1941 года погибает в районе Брянска, успев записать за собой ещё 28 «побед».
А опытнейший (1914 года рождения) ас майор Герхард Хомут, пока воевал на Западном фронте, одержал 61 «победу», но уже на втором боевом вылете на Восточном фронте — 2 августа 1943 года — был сбит и погиб.
При этом типичным для официальных биографий объяснением гибели немецких асов на Восточном фронте может быть пример аса Хафнера. 14 октября 1944 года он вступил в бой с одиночным Як-9, но, как утверждают западные источники, «на одном из виражей, вероятно, был ослеплён солнцем, потерял управление и врезался в землю»…
Итак, если на земле германским генералам мешала воевать в России погода плохая, пасмурная, то асам люфтваффе наоборот — успешно воевать с русскими лётчиками мешала погода хорошая, солнечная.
Причём подобные объяснения были в ходу не только для 1944-го, но и для 1941 года! Скажем, Гейнц Гудериан писал, что днём 10 сентября 1941 года он на окраине города Ромны натолкнулся на группу старших офицеров, и далее — по тексту: «Группа понесла тяжелые потери при налете авиации противника, против которой нельзя было организовать необходимое прикрытие, так как русская авиация действовала с аэродромов, расположенных в зоне хорошей погоды, а наши аэродромы находились в зоне неблагоприятной погоды и в этот дождливый день не имели возможности подняться в воздух…»
Читаешь и диву даёшься! Ну, допустим, это было и гак, хотя для первой трети золотого украинского сентября особое, а тем более затяжное ненастье не характерно. Скажем, накануне, вечером 9 сентября, Гудериан возвращался на свой командный пункт в Кролевец именно самолётом, а вечером 10 сентября запросил по радио для Моделя, вышедшего к Ромнам, «сильное прикрытие истребителями». Если бы немецкие аэродромы безнадёжно раскисли 10 сентября, то вряд ли они просохли бы за ночь, тем более что, по утверждению Гудериана, в ночь с 10 на 11 сентября «лил проливной дождь». Так откуда взялось бы на следующий день воздушное прикрытие?
Далее, я не задаюсь и вопросом о том, откуда Гуде-риану или его информаторам было известно о состоянии погоды за минимум десятки километров от линии фронта в советском тылу — ведь немецкая авиация, по уверению Гудериана, была прикована к земле, и воздушная разведка становилась невозможной. При этом Гудериан вспоминал, что якобы до 14 сентября «погода продолжала стоять плохая» и авиационная разведка «совершенно не действовала»…
И это при том, что в тот же день 14 сентября Гудериан, проезжая по Ромнам, видел гуляющие «празднично одетые толпы местных жителей» — под ливнем, что ли? В день 14 сентября он совершил переезд по маршруту Кролевец — Батурин — Конотоп — Ромны — Лохвица. Неплохой вояж для одного фронтового дня… Конечно, по имперскому автобану Гудериан проскочил бы эти полторы сотни километров за какой-то час, но это ведь была война, к тому же командующий 2-й танковой труппой не просто ехал по маршруту, а инспектировал войска…
Впрочем, оставим в стороне подобные вопросы и обратим внимание на то обстоятельство, что группу старших офицеров вермахта, как и самого Гудериана (он при переезде по мосту через Сейм тоже попал под налёт), русская авиация бомбила 10 сентября 1941 года в Ромнах в дождливую погоду! И если уж погода была лётной для советских бомбардировщиков с якобы «неумелыми» пилотами, то для немецких истребителей, ведомых кавалерами Рыцарского креста, она должна была быть тем более лётной.
И не кроется ли причина безнаказанных советских бомбовых ударов по танковой группе Гудериана не в «хорошей» для русских и «плохой» для немцев погоде, а в ином? Вспомним, что немецкие издатели дневника Гальдера, имея в виду, правда, ноябрь 1941 года, отмечали, что к тому времени германская авиация «не могла одновременно участвовать в нескольких крупных операциях» и могла «использоваться лишь последовательно»… Так не было ли это справедливо для оценки возможностей германской авиации уже к сентябрю 1941 года?
И не уподоблялся ли Гудериан, ссылаясь на благосклонность русской погоды лишь к русским лётчикам, тому «пад-паруччику» из фильма «Белое солнце пустыни», который, будучи вышвырнутым таможенником Верещагиным в окошко, заявил, что у последнего «гранаты не той системы»?
Вот, собственно, на этом я с темой «танкового» и «авационного» «погромов» и закончу, чтобы перейти к анализу предпоследнего, девятого мифа — как раз о «плохой погоде» и «ошибках Гитлера»…
Миф девятый ЕСЛИ БЫ НЕ ОШИБКИ ГИТЛЕРА И, ОПЯТЬ-ТАКИ, ПЛОХАЯ ПОГОДА И ПЛОХИЕ ДОРОГИ, ТО К ОСЕНИ 1941 ГОДА ГЕРМАНИЯ МОГЛА БЫ ВЫИГРАТЬ ВОЙНУ, А ГИТЛЕР — ПРИНЯТЬ ПАРАД ВЕРМАХТА НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
Заканчивая анализ мифа седьмого, где, кроме прочего, имелись и ссылки немцев на плохую погоду и плохие дороги, я обещал вернуться к этой теме ещё раз, когда речь пойдёт об оправдании провала «блицкрига» ошибками фюрера. И эти три фактора: «ошибки», «погода», «дороги» — так плотно соседствуют в западной литературе о войне, что далее я буду говорить о них, не разделяя анализ и переходя время от времени от «ошибок» к «погоде и дорогам» и — наоборот.
Миф о якобы ошибках Гитлера, не слушавшего своих высокомудрых генералов и выбравшего неверные направления ударов по России, а также мифы о «плохих дорогах» и «плохой погоде», которые якобы замедлили темпы германского вторжения, а затем и вовсе свели их «на нет», стали возникать буквально с началом Великой Отечественной войны. Причём на первых порах «погодно-дорожный» миф начал создаваться даже не в недрах ведомства министра пропаганды Геббельса, а в умах германских генералов — как некое оправдание перед самими собой того неприятного факта, что всё в России сразу пошло не так, как задумывалось и желалось.
И уже 27 июня 1941 года, на 6-й день войны, генерал Гальдер записал в дневнике:
«На фронте под влиянием изменений обстановки, состояния дорог (вот когда впервые появляются «плохие дороги». — С.К.) и других (?! — С.К.) обстоятельств события развиваются совсем не так, как намечается в высших штабах, что создает впечатление, будто приказы, отданные ОКХ (Верховное командование сухопутных войск. — С.К.), не выполняются»…
По поводу этих сетований вспоминается классическое: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… А по ним — ходить!»
Ну, в самом-то деле! Менее двух лет назад, в Польше, где дороги были, как правило, ничуть не лучше, если не хуже, чем в России, всё шло без сучка, без задоринки, как по маслу. А ведь тогда военные действия начались на два месяца позже, и осенняя непогода сразу затрудняла немцам боевые действия. Тем не менее с поляками проблем не было, и приказы, отданные ОКХ, вполне выполнялись.
Впрочем, дела для вермахта вскоре вроде бы наладились, тема «плохих дорог» временно была закрыта. Зато достаточно быстро возникла тема «плохой погоды». Например, 21 июля 1941 года, на 30-й день войны, Гальдер записал:
«На Умань наступают лишь части 16-й и 11-й танковых дивизий (из 1-й танковой группы группы войск «Юг». — С.К.). Остальные войска группы армий из-за плохой погоды продвигаются вперед крайне медленно…»
Однако непосредственно перед этим следует запись:
«Группа армий «Юг»: Главные силы 1-й танковой группы все еще скованы контратаками 26-й армии противника, чего, впрочем, и следовало ожидать. На Умань…» и т. д.
То есть продвижению пехоты фон Рундштедта и танков фон Клейста не так мешала украинская распутица (да и какая в благодатном украинском июле может быть распутица?!), как сдерживала их советская 26-я армия! К тому же сразу после записи о «плохой погоде» Галь-дер был вынужден отметить:
«Группа армий «Центр»: На северном фланге группы армий нашим войскам, к сожалению, пришлось оставить Великие Луки.
Это очень невыгодно. Значительные силы противника смогут (перед 16-й армией) выйти из-под угрозы окружения…»
Итак, невыгодное положение для вермахта создают русские угрозы, а не русские грóзы… И лишь 27 июля 1941 года Гальдер записывает:
«На фронте группы армий «Юг» разразились сильные грозовые ливни. Всякое движение замерло. Можно лишь попытаться продвинуть танковый клин, направленный на Умань, дальше на юг с целью перехвата железной дороги и шоссе (выделение моё. — С.К.), идущих через Умань на восток…»
Однако июльские грозы в знаменитые «воробьиные ночи» характерны не только мощными ливнями, но и скоротечностью. Сразу после них устанавливается, как правило, отличная погода. И обратим внимание на то обстоятельство, что не всегда, выходит, были плохи дороги в России, если в районе Умани требовалось перехватывать шоссе.
Пройдёт не так уж много лет, и в 1956 году на страницах коллективного немецкого (однако написанного за доллары) сборника трудов гитлеровских генералов «Роковые решения» генерал Гюнтер Блюментрит вздохнёт:
«На бескрайних просторах Востока нельзя было рассчитывать на лёгкие победы…
Некоторые наши военачальники в течение всей Первой мировой войны находились на Западном фронте и никогда не воевали на Востоке, поэтому они не имели ни малейшего представления о географических условиях России…»
Но, во-первых, многие германские военачальники в Первую мировую войну всё же воевали на Восточном фронте или воевали против Советской России в Гражданскую войну. Во-вторых, в германском Генштабе что — не знали о рельефе и климате России и о том, что её дорожная сеть, несмотря на все усилия большевиков за две с лишним пятилетки, скорее плоха, чем хороша? А в-третьих, и Блюментрит признавал после войны:
«Многие из наших руководителей сильно недооценили нового противника. Это произошло отчасти (ну-ну. — С.К.)потому, что они не знали ни русского народа, ни тем более русского солдата»…
Итак, кроме состояния русских дорог не учли ещё и русского солдата… Промах и впрямь немалый!
Но как же дороги? Они-то действительно были нередко плохими! Так-то так, однако и советским войскам тоже ведь приходилось пользоваться ими при манёврах, переброске войск и т. д. Это соображение может показаться банальным, однако оно от этого не перестаёт быть верным. И это ещё надо посмотреть — кому в начале войны «плохие» русские дороги мешали больше — вермахту или РККА? Ведь именно на этих дорогах и выходила быстро из строя не полностью отработанная ходовая часть наших новых танков и уже сработанная длительной эксплуатацией ходовая часть наших старых танков!
А пыль? Да, 2 августа 1941 года Гальдер пометил: «Состояние дорог. Пыль портит моторы». Но пыль портит любые моторы, а качество немецкой техники было более высоким, значит, и пыль ей вредить должна была меньше, чем советской. Причём Роммелю в Северной Африке пыль не мешала наступать даже в пустыне. До поры, до времени, конечно, а точнее — до Эль-Аламейна.
Английский военный историк Фуллер, отдавая дань тезису о плохих дорогах, делает тем не менее ценное признание: «Обширные равнины России облегчали проведение охватывающих операций». То есть «бескрайние просторы Востока» были для вермахта на первых порах скорее благом. Ведь и Гитлер, и его генералы были согласны в том, что главная текущая цель войны — «разгромить живую силу русских», — как это отметил главком Браухич 25 июля 1941 года (см. «Дневник» генерала Гальдера, т. 3, кн. 1, стр. 189). А уничтожить Красную Армию было проще всего в ряде «котлов», образованных серией фланговых, охватывающих операций!
А далее я скажу вот что…
Уж не знаю почему, но от внимания западных историков той войны ускользнули, похоже, предварительные записи генерал-полковника Гальдера на совещании начальников штабов группы армий 25 июля 1941 года (они приведены в «Военном дневнике» издания 1971 года на страницах 182–193 книги 1-й тома 3-го).
Разговор на совещании шёл исключительно деловой, пропагандировать друг друга было незачем, но и оценить ситуацию надо было всеобъемлюще. Тем не менее в записях Гальдера о необходимости учёта фактора плохих дорог и плохой погоды ничего не сказано. Зато там можно прочесть вот что:
«Автострады!
Не годится, когда нам докладывают, что местность для нас непроходима, а противник оттуда постоянно ведет контратаки».
Собственно, Гальдер одной этой записью высек и себя, и своих коллег, после войны ссылавшихся, как и сам Гальдер, на «плохие дороги». Но в реальном масштабе военного времени Гальдера постоянные разговоры о «плохих дорогах», оказывается, раздражали. Ещё бы! Для Красной Армии и бездорожье становится подходящим театром военных действий, а вермахт не может воевать без имперских автострад!
Да, с автострадами в тогдашней России было неважно… И в «Воспоминаниях солдата» Гудериан писал:
«Плохое состояние дорог не давало возможности передвигаться с большой скоростью… Только тот, кто сам проезжал по этим топким и грязным дорогам до передовых позиций, мог представить себе то напряжение, которое испытывали войска и материальная часть…»
Но помилуйте! Грязь не способствовала высокому моральному состоянию войск и материальной сохранности боевой техники и у русских. Однако не это даже суть важно. Существенно то, что Гудериан проехал за 10 часов 165 километров 10 сентября, а 130 километров за 10,5 часа 11 сентября 1941 года. Тоесть в тот период 1941 года, когда по расчётам «блицкрига» в России всё должно было быть закончено, а вопрос темпов передвижения по России с повестки дня снят! Почему же вышло иначе?
А потому, что первичным фактором срыва «блицкрига» стало упорное русское сопротивление, а уж оно обусловило со временем, к осени 1941 года, появление и вторичного фактора — плохого состояния русских дорог. Приэтом даже в якобы русскую распутицу немцы — когда русские им это позволяли — продвигались более чем быстро. Описывая немецкое наступление на Севск 1 октября 1941 года, Гудериан сообщает:
«…я отправился к передовым подразделениям наших танковых частей и объявил благодарность личному составу подразделения, которым командовал майор Юнгенфельдт. На обратном пути я сообщил командиру корпуса о своем приказе продолжать наступление. Передовые части корпуса продвинулись за этот день на 130 км!»
Требуются комментарии?
Говоря о состоянии войск на 9 сентября 1941 года, Гудериан пишет:
«Малочисленный состав всех частей и соединений настоятельно показывал, что войска {…} нуждаются в отдыхе и доукомплектовании…»
Но в чём причина? В плохих дорогах и погоде? Или — в ошибках Гитлера? Нет, выпущенный мной в фигурных скобках текст таков: «…после напряженных и кровопролитных боев, длившихся беспрерывно 2,5 месяца…».
Да ведь и сам Гальдер в помянутых выше записях на совещании 25 июля 1941 года отмечает вот что:
«Фактор внезапности миновал — появились новые факторы…
Опыт: Совсем другой противник, поэтому — совсем другой опыт… <…>
Общая оценка противника:
Численность танковых войск у противника оказалась больше, чем предполагалось. Особенно отмечается упорство сопротивления противника. Перед группой армий «Юг» противник оказался на высоте в вопросах общего руководства (это ведь о маршале Будённом и генерале Кирпоносе. — С.К.)и ведения наступательных действий оперативного масштаба. Перед группами армий «Центр» и «Север» противник показал себя с плохой стороны (сказываются прежде всего катастрофические последствия провала Павлова. — С.К.)…»