Только трое их пришло. Те, кто были старейшими членами. Когда-то их было четверо, но четвертый сгорел в огне, на тихом берегу, среди пальм. Они позаботились об этом.
— Это не может продолжаться. Хотя голоса звучали приглушенно, нервы их были напряжены до предела.
— Это будет продолжаться. — Голос звучал уверенно и властно. Говорил верховный жрец.
— Мы сделали не более того, что было необходимо. — Этот голос успокаивал, утешал. Но за ним скрывалась жажда власти, горячее желание занять место на самом верху. — Нам нужно только не терять головы. Хотя некоторые изменения придется сделать.
— Все рушится вокруг нас. — Беспокойные пальцы потянулись к сигарете и спичкам несмотря на неодобрение остальных. — Рафферти копает глубоко. Он оказался куда толковее, чем можно было ожидать.
Это было сущей правдой, и признание такого просчета вызвало раздражение. Однако, ничего катастрофического в этом не было. — Он ничего не найдет.
— Он уже знает о Паркере. Он заставил того идиота шерифа пересмотреть дело.
— Очень жаль, что Гэррет так много выболтал потаскухе. И очено жаль, что эта потаскуха насторожила нашего бравого шерифа.
Недовольным жестом Джеймс Атертон отвел от себя сигаретный дым. Не буква закона беспокоила его. Теперь он был выше закона. Его беспокоил сидящий рядом тихий, рассудительный человек, заговоривший о переменах. — Но сейчас, когда они поплатились за все это, нет улик, которые бы вывели шерифа на нас. Нет ничего, кроме нашей собственной глупости.
— Я не считаю себя глупцом. — Горящая сигарета осветила перепуганные глаза Мика Моргана. — Черт возьми, у меня другое мнение. Я достаточно долго работаю в полиции, чтобы понять, когда другой коп идет по следу. Мы ошиблись, когда считали, что он и пальцем не пошевельнет из-за Биффа. Он всех в городе проверяет.
— Вряд ли это важно, раз у всех имеющих значение людей, есть хорошее алиби.
— Может, и не было бы важно, если бы он не обнаружил всю эту дрянь на ферме. — Мик ударил кулаком по шаткому столику. — Черт побери, Бифф делал снимки. Этот сукин сын, должно быть, совсем спятил, раз фотографировал их.
С этим согласились, но паники это не вызвало. Главный среди них обладал слишком большой властью, чтобы впасть в панику. — Снимки были уничтожены.
— Но Джейн Стоуки видела их. Она уже узнала одну девчонку. Говорю вам, Рафферти этого так не оставит. Черт бы побрал этого Биффа.
— Бифф оказался болваном, поэтому он и мертв. Если мы в чем и ошиблись, так это в том, что слишком поздно поняли это.
— Это все из-за выпивки, — грустно произнес другой. То совестливое, что в нем еще осталось, скорбело о погибшем брате. — Просто он не мог справиться с алкоголем.
— Оправдания годятся для слабых. — Слова прозвучали очень резко, и оба собеседника Атертона умолкли. — Тем не менее, улики, найденные там шерифом и связывающие девчонку с Биффом, связывают её только с Биффом. Все кончится тем, что именно мертвый будет обвинен в похищении и убийстве. Я уже предпринял шаг в этом направлении. Вы сомневаетесь во мне?
— Нет. — Мик научился не делать этого. Он перевел взгляд с одного мужчины на другого, понимая, что он, как и все остальные, были втянуты в борьбу за власть между этими двумя. — Понимаете, как это тяжело? Я должен каждый день работать рядом с Бадом. Парень мне симпатичен, а он просто с ума сходит из-за своей сестры.
— Мы все сочувствуем семье, — сказал второй. — Но это необходимо было сделать, хотя вполне можно было обойтись и без демонстрации такого уж наслаждения этим. — Тут он жестко посмотрел на Атертона. — Она должна быть последней. Нам нужно вернуться туда, где мы были раньше. Когда мы начинали более двадцати лет назад, это был способ обретения нового знания, изучения других возможных путей, снятия с себя ограничений. Теперь же мы сворачиваем с этого пути.
— То, чем мы были, это то, чем мы стали, — заключил Атертон, сцепив свои длинные пальцы. Про себя он улыбался. Он был достаточно опытным политиком, чтобы распознать предвыборную речь соперника. Но в отличие от своего оппонента он понимал, что их группу скрепляют секс и кровь. И всегда будут скреплять. — Повелитель требует крови.
— Но не человеческой.
— Посмотрим.
Тыльной стороной ладони Мик вытер рот. — Ведь до Биффа мы не убивали никого из своих.
Атертон снова сцепил руки. — Ты забываешь Джека Кимболла.
— С Джеком Кимболлом произошел несчастный случай. — Мик зажигал одну сигарету от другой. — Мы с Паркером зашли поговорить с ним, ну, может припугнуть немного, чтобы он не очень-то болтал об этой сделке с торговым центром. Ничего дурного не хотели ему сделать. Это был несчастный случай.
— Ничто не случайно. Повелитель наказывает слабых. Мик только кивнул в знак согласия. Сам он глубоко в это верил. — Джеку надо было бы встряхнуться. Мы все понимали это. Я-то считал, что после его смерти мы избавились от слабого звена в цепи. Но у нас еще могут быть из-за него проблемы.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вот поэтому-то я и настоял на нашей встрече. Кэм взялся за документы по земельной сделке.
Воцарилось внезапное, страшное молчание, нарушаемое лишь неровным дыханием Мика и непрерывной грызней полевой мыши в подполе. — Почему?
— Думаю, из-за Клер. На днях она пришла в контору вся натянутая как струна. А потом я узнаю, что он звонит в суд округа и просит дать ему возможность ознакомиться с документами.
Секундное молчание. Слабое постукивание пальцами по дереву. — Он ничего не найдет.
— Ну, я знаю, что мы здорово замели все следы, но посчитал, что вы должны быть в курсе. Если он свяжет то дело с нами…
— Не свяжет. А ты, будучи помощником шерифа, должен направить его по другому следу. Пожалуй, нам понадобятся кое-какие новые улики.
— Улики?
— Предоставь это мне.
— Я как раз думал… — Мик очень тщательно подбирал слова. — Раз Кэм сует теперь во все свой нос, и город так возбужден, может, мы отложим пару церемоний. Хотя бы до первого августа. Праздника урожая. К тому времени…
— Отложим? — На этот раз голос Атертона уже не звучал приглушенно, а был резок, как скальпель. — Отложим наши ритуалы из-за глупцов и слабовольных? Мы ничего не откладываем. Мы ничем не поступаемся. Мы ничего не боимся. — Он грациозно встал, и его фигура возвышалась теперь над остальными. — Мы проведем нашу черную мессу, как было намечено. И мы призовем Его гнев на головы наших преследователей.
Клер дотащилась до дома только после четырех часов. Сразу направилась к холодильнику, открыла банку пива и проглотила половину её содержимого. Пиво помогло отбить привкус сладкого клюквенного десерта, поданного на обед. Проходя из кухни в гостиную, она на ходу сбросила туфли.
— Блейр, Блейр, ты дома? Наверное, нет, — пробормотала она себе под нос, не услышав никакого ответа и продолжая держать банку с пивом. Скинув жакет, она небрежно бросила его на стул. Поднимаясь наверх, она одной рукой запрокидывала в рот пиво, а другой расстегивала пуговицы блузки.
Шум, доносящийся сверху, заставил её сделать медленный и осторожный глоток. Какой-то скрип, звук тяжелого передвигаемого предмета. Оставшись в чулках, она неслышно поднялась на верхнюю ступень лестницы.
Дверь на чердак была открыта. У неё даже чуть-чуть упало сердце при мысли о том, что сейчас Блейр, как и она до него роется в старых коробках, воскрешая прошлое.
Но встав в дверном проеме, она увидела Кэма, а не своего брата.
— Что ты здесь делаешь? Кэм, вываливавший содержимое из очередной коробки, поднял глаза. — Я не слышал, как ты вошла.
— Это очевидно. — Она вошла в комнату. Вещи её отца, предметы, составлявшие его жизнь, лежали на полу, разворошенные. — Я спросила, что ты здесь делаешь?
— Ищу что-нибудь, что могло бы помочь. — Он уселся на корточки. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы он понял, что ему надо очень осторожно выбирать слова. — Возможно, у твоего отца еще что-то было. Записная книжка. Какие-нибудь бумаги.
— Вот как. — Отставив недопитую банку с пивом, она взяла в руки отцовскую рубашку для работы в саду. — А у вас есть ордер на обыск, шериф?
Изо всех сил стараясь быть терпеливым, Кэм как будто нашел у неё понимание. — Нет. Блейр разрешил. Клер, мы что, снова примемся за старое?
Она покачала головой и отвернулась. Медленно, с необычной тщательностью, сложила рубашку и положила её на пол.-^— Нет. Нет, можешь перетряхнуть каждый клочок, если это поможет раз и навсегда покончить со всем этим.
— Я могу забрать коробки домой, если тебе так удобней.
— Лучше делай это здесь. — Она отвернулась. — Прости, что я опять вела себя по-свински. — Но на коробки она не смотрела. — Так будет лучше всего, и как-то намного легче, что этим занимаешься именно ты. Помочь тебе?
Ему было приятно сознавать, что она могла вызывать у него не только любовь, но и чувство восхищения. — Пожалуй. Пока я ничего не нашел. — Он встал и подошел к ней. — Что ты сделала со своими волосами.
Она машинально дотронулась до головы. — Я немного укоротила их.
— Мне нравится.
— Спасибо. Так где Блейр?
— Сначала мы были вместе. Нам встретилась Труди Уилсон. На ней была её форма медсестры.
— Да?
— Ну, Блейр тут же залился соловьем. Видимо он неравнодушен к девушкам в туфлях на каучуке, так что я оставил его в надежных руках Труди. — Кэм взглянул на распахнутую блузку Клер. — У тебя там что-нибудь надето?
Она посмотрела вниз. — Возможно, что и нет. Я одевалась в такой спешке.
— Бог мой, Худышка, я просто с ума схожу, постоянно гадая, есть на тебе белье или нет.
Она улыбнулась, поигрывая двумя все еще застегнутыми пуговицами.
— А почему бы тебе самому не проверить это? Он поднял её и почти опустился с ней вниз по лестнице, как на площадке их встретил Блэйр.
— Оп-ля.
Сузив глаза, Кэм посмотрел на него. — Опять эти твои словечки.
— Извини. Я, ну, я просто зашел сказать, что у меня свидание.
— Тебе повезло. — Клер смахнула с лица волосы. — Ждать тебя вечером?
— Нет. Пойду сейчас приму душ. — ^ Он сделал было несколько шагов. — Кстати, примерно через пятнадцать минут тебя будут показывать.
— Показывать где?
— По ТВ. Элис мне сказала. А если вы подождете разыгрывать Ретта и Скарлетт до моего ухода, я буду вам очень признателен. — Он закрыл за собой дверь в ванную.
— ТВ?
— О, ну это ерунда. — Клер снова уткнулась в шею Кэму. — Та встреча в Женском клубе.
— Я совсем забыл. Ну и как все прошло?
— Нормально прошло. Я сразу перестала чувствовать тошноту, как только увидела тех разлегшихся белых гипсовых львов.
— Не понял.
— Разлегшиеся белые гипсовые львы. Куда мы идем?
— Вниз, к телевизору.
— Тебе совсем не нужно это смотреть. Это чистая глупость.
— Но я хочу посмотреть. Так расскажи мне про львов.
— Это те невероятно уродливые статуи перед домом Атертонов.
— Перед домом Атертонов полно невероятно уродливых статуй.
— Ты мне еще объясняешь. Я говорю о тех львах — часовых, так привольно там лежащих. Я все время представляла себе, как они вскочат с постамента и сожрут всех пластиковых уток и деревянных овечек и загонят бедного парнишку-конюшего на дерево. После этого трудно было всерьез воспринимать все мероприятие. Кэм, я действительно терпеть не могу смотреть на себя по телевидению.
— Окей. — Он спустил её на пол. — Тогда я буду смотреть, а ты принеси мне что-нибудь выпить. Ты была там в этой блузке?
— Да.
— Вот в таком виде?
Наморщив нос, она начала застегивать пуговицы. — Конечно, нет. Я совсем расстегнула её для ТВ.
— Хорошо придумала. Так почему тебя тошнило до того, как ты увидела львов?
— Терпеть не могу выступать перед публикой.
— Тогда зачем ты это делала?
— Потому что я безвольная размазня.
— Нет, воля у тебя есть. Я это знаю, потому что ты просто бесишься, когда я задеваю её. Принеси коку или что-то в этом роде, хорошо? Я ведь на дежурстве.
— Конечно. Всегда рада обслужить гостей. — Она проскользнула на кухню, а он стал искать нужную программу по ТВ. Когда она вернулась, он сидел на диване, положив ноги на кофейный столик. — Извини, но я не приготовила поп-корн.
— Неважно. — Он притянул её к себе.
— Я действительно не хочу смотреть.
— Тогда закрой глаза. Бьюсь об заклад, ты их сразила наповал. Худышка.
— Они вежливо поаплодировали. — Она вытянула ноги рядом с ним. — Миссис Атертон заставила меня вернуться и захватить какую-нибудь вещь, над которой я сейчас работаю. О, черт, я совсем забыла. Я так и оставила её там.
— Что это за вещь?
— Резьба по дереву. Руки и плечи. Твои, кстати.
— О, Боже.
— Его совершенно искреннее огорчение вызвало у неё усмешку. — Пожалуй, кое-кто из дам тоже тебя узнали. Я совершенно определенно слышала, как они захихикали. Но в основном им хотелось узнать, вырезала ли я когда-нибудь из дерева цветочки или детишек. Мне кажется, что показанные мной руки и плечи вызвали у них чувство неловкости, потому что отсутствие головы наводило, их на мысль об обезглавливании, в то время как я пыталась изобразить мужественную силу и элегантность.
— Сейчас кажется стошнит меня.
— Ты еще и не видел этой вещи. — На секунду она заколебалась, представляя себе, как он будет огорчен, затем все-таки решилась признаться. — Кэм, кто-то украл одну из моих скульптур. Ту, из ночного кошмара.
Он не шелохнулся, но она почувствовала, как он весь напрягся. — Когда?
— Должно быть вчера ночью. Наверное, подростки…
— Чушь.
— Ладно, я не знаю, что и думать. Единственное, что я знаю, так это то, что она пропала.
— Они взломали дверь?
— Нет. — Она выставила вперед подбородок. — Можешь орать, если хочешь. Я забыла запереть гараж.
— Черт побери, Клер, раз я не могу положиться на то, что ты будешь запирать дверь, мне придется поместить тебя в камеру.
— Ну хорошо, я буду запирать эту чертову дверь. — Гораздо легче было сердиться на него, чем размышлять о пропаже скульптуры. О том, что совсем рядом находится тот, кто украл её. — Я установлю сигнализацию, если от этого зависит твое счастье.
— Переезжай ко мне. — Он нежно дотронулся до её щеки. — Мое счастье зависит от этого.
Она почувствовала, как что-то словно толкнуло её изнутри и отвернулась. — Я не нуждаюсь в подобных мерах безопасности.
— Я говорю совсем о другом, Худышка.
— Я знаю. — Она с трудом выдохнула. — Рафферти, прояви себя здесь как полицейский. Найди мою статую. — Секунду спустя она заставила себя взглянуть на него. — Не торопи меня, пожалуйста. И не злись.
— Я не злюсь. Я беспокоюсь.
— Все будет в порядке. — Уютно устроившись около него, она действительно так думала. — Давай немного отвлечемся и посмотрим, как я глупо выгляжу перед всей этой публикой. О, Боже, начинается. Кэм, почему бы нам…
Он закрыл ей рот рукой.
— Звезда из мира искусства в нашем округе, — объявила дикторша. — Клер Кимболл, знаменитая скульпторша…
— Фу. Скульпторша! — У неё вырвался негодующий возглас, хотя Кэм и зажимал ей рот.
— Замолчи.
— ……сегодня в доме мэра Эммитсборо. Мисс Кимболл, уроженка Эммитсборо, добившаяся известности в Нью-Йорке.
— Всякое искусство есть выражение чувств. — Когда лицо Клер заполнило экран, она переместила ладонь Кэма к своим глазам. — Искусство скульптора очень часто носит более личный характер, так как здесь художник непосредственно связан со своим произведением через материал, который он обрабатывает своими собственными руками.
— Ты потрясающе выглядишь.
— Я говорю как настоящая зануда.
— Нет, ты и говоришь потрясающе. Я просто поражен. А это я?
Она взглянула на экран сквозь его пальцы и увидела деревянную скульптуру. — Да.
— Не так плохо, — сказал он довольным тоном.
— Это великолепно. — Она раздвинула его пальцы, чтобы лучше видеть.
— Скульптура, — продолжал объяснять её телевизионный двойник, — часто представляет собой осязаемое воплощение чувств, воспоминаний, надежд, разочарований и сновидений художника. Таким способом художник с помощью модели или своего воображения как бы освобождает реальность, расширяет и воспроизводит её.
— Может, выключим звук?
— Тише!
— Характер скульптуры, будь то страстный, романтический или, напротив, холодный, зависит от настроения художника и выбранного им материала. Мои произведения — это часть меня самой, иногда лучшая часть, иногда самая мрачная. Но они всегда отражают то, что я вижу, чувствую и то, во что верю.
На экране снова появился диктор в студии.
— Теперь ты доволен? Я говорила так ужасно напыщенно.
— Нет, ты говорила искренне. Худышка, ты лепишь образы из своих снов?
— Иногда, конечно. Послушай-ка, одно интервью сегодня я уже дала. — Она обняла его и стала легонько водить пальцами по его затылку. — Я думала, мы во всем разобрались.
— Минутку. А украденная скульптура, она тоже навеяна тем твоим сном об отце?
— Возможно. Не знаю.
— Ты ведь смогла бы нарисовать то, что видела той ночью, не так ли?
— Ради Бога, Кэм.
— Ведь смогла бы.
Она закрыла глаза.
— Да, смогла бы.
ГЛАВА 26
Чип Доппер скорее предпочел бы возиться под трактором, чем сидеть в его кабине. Он никогда не любил заниматься сенокосом даже на своем собственном поле. И вот сейчас в эту чертову рань, в половине седьмого утра, ему приходилось косить траву на поле миссис Стоуки. Но его мамаша придерживалась правила, ну того, насчет добрых соседей и самаритян, а когда его мамаша соблюдала какое-нибудь правило, то всем приходилось этому подчиняться.