— Какие ещё кассеты и почему секретные? — до девочки, естественно, не дошло.
Иван поделился собственными наблюдениями, затем смущенно добавил:
— Может, Марго, я, конечно, преувеличиваю, но кажется…
— Ничего ты не преувеличиваешь, — Марго отнеслась к его сообщению вполне серьезно. — Мне тоже её поведение кажется странным. А главное, она моей бабушке так и не позвонила.
— Марго, а они точно не ссорились? — решил на всякий случай выяснить Иван.
— Да ты что! — воскликнула Марго. — Я бы знала. И бабушка в этом случае так бы не удивлялась.
— Тогда у меня есть план, — сказал Пуаро. — Попробуй прямо сейчас заставить Ариадну Оттобальдовну позвонить моей бабке. Скажи, что она точно дома, но, по моим наблюдениям, ведет себя как-то странно. Ну, и изложишь, в чем странности.
— Все изложить? — поинтересовалась Марго.
— А почему нет? Хотя, — спохватился он, — про кассету лучше умолчим. А то твоя ещё проговорится моей и возникнет большой скандал.
— И кассету мы с тобой только тогда и видели, — девочка словно прочла мысли Ивана. — Значит, я говорю про все, кроме кассеты.
— Вот именно, — подтвердил её собеседник. — Кроме кассеты, говори про все, что угодно. А главное, так, чтобы твоя бабушка заинтересовалась и сразу же начала звонить моей.
— Постараюсь, — тихо произнесла Марго. — А уж насколько это получится, ты скоро сам поймешь.
— Тогда давай скорее, а то поздно будет, — поторопил Иван. — Уже ведь начало одиннадцатого.
— Есть, господин начальник! — и Марго, усмехнувшись, повесила трубку.
Ожидая результатов, Пуаро решил сделать хоть что-нибудь из уроков. Однако не успел он дорешить многострадальную алгебру, как телефон ожил. Трубку мальчик предусмотрительно поднимать не стал. Ее с воплем: «Ну, никакого покоя!» — взял Константин Леонидович.
— Алло? — Пауза. — Ах, да-да-да! Здравствуйте, дорогая Ариадна Оттобальдовна! Нет, нет! Что вы! Совсем не поздно! Наоборот, я очень рад вас слышать! Как вы поживаете?.. Ну, замечательно!.. Да, Генриетта Густавовна у себя. Сейчас я её позову.
«Прекрасно, прекрасно, — потер руки Иван. — Рыбка попала в сеть!»
— Генриетта Густавовна! — прокричал отец. — Вас к телефону!
Ответа не последовало. До Ивана донеслось ворчливое бормотание предка:
— Совсем глухая стала. Ничего не слышит. Плейер ей, видите ли, подавай. Она с ним вообще последний слух потеряет.
Приблизившись к двери любимой тещи, он громко постучал.
— Кто там? Я уже сплю, — недовольно проговорила Генриетта Густавовна.
— Вас… Ариадна Оттобальдовна, — нарочито четко ответил Константин Леонидович. — Подойдете или передать, чтобы завтра перезвонила?
— Ладно уж, Константин, — высокомерно откликнулась бабушка Ивана. — Подойду. Иначе вам ведь велишь передать, а вы, как всегда, что-нибудь напутаете.
— Генриетта Густавовна, — рассердился зять. — Попрошу вас запомнить: я никогда ничего не путаю.
— Ах, мне виднее, — барственно выдохнула теща и направилась к телефону.
Иван продолжал, затаившись, внимать происходящему. Сперва до него донесся шепот отца, возвращающегося в гостиную: «Просто сумасшедший дом какой-то». Затем, наконец, бабушка взяла трубку аппарата в коридоре.
— Адочка, здравствуйте. Нет, ещё не спала, но собираюсь. А у вас что-нибудь срочное?.. Ах, просто соскучилась. Я тоже, милая. Мне Ваня передавал, но, знаете, все дела, дела…
«Во врет! — возмутился Иван. — Ну, какие у неё там дела? Сперва плейер слушала. Потом чай пошла пить. Потом меня искала по всей квартире. Потом предкам на меня капала и вместе с нами ужинала. Вот и вся её занятость».
— Ну, просто ни минуты свободной, — нарочито усталым голосом продолжала вещать Генриетта Густавовна. — Но завтра утром своих отправлю, и мы с вами, Адочка, обязательно как следует поговорим. Вы будете утром дома?.. Вот и прекрасно. Ну, доброй ночи.
Бабушка положила трубку и, вернувшись в комнату, опять заперлась на замок. Иван был разочарован. Все их с Марго старания были абсолютно напрасны. Правда, может, завтра бабушка что-нибудь и расскажет Ариадне Оттобальдовне, однако это произойдет не в его, Ивана, присутствии и в лучшем случае Маргарите удастся вытянуть что-нибудь из своей бабушки. А та, вполне вероятно, упустит какие-нибудь важные подробности или решит по каким-то своим соображениям умолчать.
«Господи, — вдруг спохватился Иван, — а что я, собственно, так волнуюсь? Скорее всего, это вообще окажется полной ерундой. Мало ли из-за чего такие, как моя бабка, разводят тайны?» Однако, как Пуаро ни успокаивал себя, на душе было тревожно, и он никак не мог отделаться от ощущения, что за странным сегодняшним поведением бабушки кроется что-то серьезное, а быть может, даже и опасное.
Мальчик и сам не мог объяснить причину столь сильного беспокойства. Собственно, бабушка, на его взгляд, и раньше часто вела себя достаточно странно. Однако, раскрывая вместе с друзьями множество преступлений, Иван привык доверять собственной интуиции. А она подсказывала…
Мысли его прервал телефонный звонок. Иван схватил трубку.
— Марго, ты?
— Нет, это Каменное Муму, — усмехнулась девочка. — А верней, его Арчибальд. Гав-гав!
Гордое имя Арчибальд носил карликовый пинчер Каменевых.
— Облом у нас, Арчибальд, — поддержал шутку Пуаро. — Не стали бабушки разговаривать.
— Знаю, — откликнулась Маргарита. — То есть, моя-то была готова, это твоя не стала.
— Дела у нее, — передразнил Генриетту Густавовну внук. — По-моему, она просто не захотела.
— Знаешь, — очень серьезно произнесла девочка. — Я бабушке обо всем, кроме кассеты, рассказала, и, по-моему, ей это совсем не понравилось.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Иван.
— Трудно объяснить, но мне так показалось, — ответила Марго. — И ещё бабушка сказала: «Удивительно, Геточка обычно такая общительная и каждой новостью стремится со всеми поделиться. А тут как воды в рот набрала».
— А я о чем, — подхватил Иван. — Каждой новостью поделиться! Да она обычно по десять раз одно и то же готова повторять. Это так меня достает!
— На тебя не угодишь, — усмехнулась Марго. — Рассказывает — тебе не нравится, не рассказывает, ты тоже недоволен.
— Да нет, ты не понимаешь! — с волнением выпалил Иван. — Когда она рассказывает, может, это меня и достает, зато все в порядке вещей. А теперь…
— Понимаю, — вздохнула девочка. — Если честно, мне партизанство твоей бабушки тоже совсем не нравится. Ладно, вернемся завтра из школы, и я свою обо всем расспрошу.
— Это только часть задачи, — откликнулся Иван. — Мне обязательно надо целиком прослушать кассету.
— Мне тоже, — заявила Марго.
— Постараюсь переписать, — пообещал Иван. — Ладно. До завтра.
— Слушай, а ты утром за мной не поднимешься? — спросила девочка. — А то мне одной неудобно газету тащить.
— Без вопросов. Жди. Спокойной ночи, — на одном дыхании проговорил мальчик.
Не успел он положить трубку, в комнату просунулась всклокоченная голова Константина Леонидовича:
— Быстро спать. А то завтра проспишь будильник. А я тебе не палочка-выручалочка.
— Да проснусь я, проснусь. — Иван очень не любил подобного давления на психику.
Впрочем, ложиться и впрямь было пора. Хотя спать совершенно не хотелось. Но ничего не поделаешь. Отец теперь не отстанет, пока не ляжешь и не погасишь свет.
Когда наутро Иван поднялся к Марго, она вместе с родителями обматывала полиэтиленовой пленкой рулон ватмана.
— Ну и погодка, — посетовал отец Марго, Кирилл Дмитриевич. — Когда эти метели кончатся? Опять машину придется из сугроба выкапывать.
— Ты лучше пленку держи! — прикрикнула на него жена. — Ну, что ты наделал, Кирилл!
Пленка в руках отца Маргариты свернулась жгутом.
— Я ничего не делал. Это она сама! — возмутился Кирилл Дмитриевич.
— Р-ротозей! — прокричал из комнаты Ариадны Оттобальдовны попугай. — Пр-ромор-ргали, р-раззявы!
Кирилл Дмитриевич засмеялся и отмотал новый кусок пленки.
— Умоляю тебя, Кирилл, внимательней, — зорко следила за его действиями Виктория Георгиевна.
— Да, па, — поддержала маму Марго. — Нам ведь её ещё успеть повесить надо.
— А до этого газету надо сдать на проверку Тарасу Бульбе, он ведь просил, — напомнил Иван.
— Я гляжу, у вас цензура, — хмыкнул Кирилл Дмитриевич.
— Апар-ртеид, — сказал политически подкованный попугай. Затем из комнаты Ариадны Оттобальдовны послышалось хлопанье крыльев, и Птичка Божья с тоскою добавил: — Гер-расим. Гер-расим?
Кажется, он скучал по своему заклятому врагу.
— Не горюй, — решил ободрить его Иван. — Вечером, может, увидитесь.
— Не горюй, — решил ободрить его Иван. — Вечером, может, увидитесь.
Попугай снова захлопал крыльями и радостно возопил:
— Ур-ра! Гер-расим тр-рус!
— Готово, — Кирилл Дмитриевич протянул Ивану тщательно запеленатую в пластик газету. — Теперь вам никакая метель не страшна.
— Тогда мы побежали. Пока!
И, чмокнув родителей, Марго выбежала на лестничную площадку.
Возле своего подъезда уже стояли Варя и Герасим. Борясь с метелью, Каменное Муму втянул голову в плечи и был сейчас очень похож на нахохлившегося Птичку Божью. Иван в который раз подумал, что этих двух заклятых врагов и впрямь связывает что-то мистическое. Марго, видимо, посетили те же мысли, ибо она объявила:
— Муму, а Птичка только что о тебе вспоминал. По-моему, соскучился.
— А я нет, — отрезал Герасим. — И вообще, пошли. Нас уже Луна наверняка заждался.
Варя демонстративно шумно вздохнула:
— Какая же ты зануда, Камень Мумуевич.
— От ещё большей зануды слышу, — совсем зарывшись в шарф, огрызнулся Герасим.
— Самокритично, — фыркнула Варя. — Все слышали? — посмотрела она на Марго и Ивана. — Наше Каменное Чудо признает, что он зануда.
— Зато ты, Варька, отнюдь не Пушкин, — мстительно произнес Муму. — Рифмы у тебя плохие и неточные.
— Ну, извини, — Варя остановилась возле светофора. — Уж какой объект, такие и рифмы.
— Эй! — раздалось с противоположной стороны улицы Правды.
Ребята увидели Луну, который, не выдержав, пошел им навстречу. Его совершенно замело снегом. Ну, вылитый белый медведь.
— И это называется весна, — дождавшись, когда четверо друзей пересекли улицу, начал он.
— Картина называлась «Пашка на Севере», — мигом отреагировала Варя.
— Да вы сами не лучше! — захохотал Луна, и от сотрясения часть снега свалилась с него на Герасима.
— Осторожней! — шарахнулся тот. — Здесь люди.
— Это не я, а метель, — ответил Павел.
— Слушай, Ваня, а ты никому ещё не рассказывал про бабушку? — посмотрела на Пуаро Маргарита.
— А что с ней такое? — Варины голубые глаза азартно блеснули. — Кошелек на улице свистнули?
— Ну, почему обязательно свистнули? — удивился Пуаро. — Просто она теперь зачем-то все время в комнате запирается.
— Ах, Ваня, — закатила глаза Варвара. — Это как раз понятно. Будь у меня такой внучек, я бы тоже наверняка запиралась, а тем более в старости, когда, говорят, покоя сердце просит.
— Но у нее-то сердце до вчерашнего дня совсем не просило покоя, скорее наоборот, — возразил Иван.
— Вообще-то она всегда не особенно тихая, — заметила Варвара, которой нередко самой приходилось терпеливо выслушивать пространные монологи Генриетты Густавовны.
— Как раз вчера, — перебил её Иван, — она, считайте, со мной почти не разговаривала. А когда я пришел домой, слушала по моему плейеру какое-то тиканье.
По дороге к «Пирамиде» он успел рассказать друзьям обо всем, что произошло накануне вечером.
— Н-да, — Герасим остановился у входа в вестибюль. — Бабка твоя чудит.
— Ну ты-то, Герочка, у нас большой знаток старшего поколения, — фыркнула Варя. — У тебя есть свой собственный Лев-в-квадрате.
— Он как раз не чудит, а очень даже последователен, — заспорил Каменное Муму. — Раньше у него под началом была целая лаборатория, а теперь, когда он на пенсии, остались только я, мои предки и Арчибальд. Вот он нами и руководит. А вот Ванькина бабка, по-моему… — и он замялся, подыскивая слово поделикатней.
— Я вообще сперва сам подумал, что у неё крыша съехала, — помог ему Иван.
— Факт, съехала, — с облегчением выдохнул Муму. — В этом возрасте такое иногда случается.
— Ну, не только в этом, — Варвара кинула на него лучезарный взгляд.
Герасим скрипнул зубами. Варя, поняв, что переборщила, испуганно попятилась. Тут школьная дверь широко распахнулась, и на улицу выскочили Дятлова и Баскаков.
— Ребята, скорее, скорее! — закричала Наташка. — Валентин Макарович уже пришел.
— И впрямь! — с жаром подхватил Баск. — Иначе до начала урока повесить не успеем.
— Бежим-спешим! — и Варя, ловко обогнув все ещё дующегося Герасима, первой влетела в дверь.
Вскоре Команда отчаянных, пыхтя от стремительного восхождения по лестнице, уже стучалась в кабинет завуча.
— Входите, — разрешил Майборода. — О-о-о! — бурно приветствовал он ребят. — Давно жду. Разворачивайте. Полюбуемся.
К письменному столу Тараса Бульбы был приставлен ещё один, вместе с которым они образовывали букву «т». На этом-то длинном приставном столе Команда отчаянных и развернула стенгазету. Едва глянув, Валентин Макарович восторженно хлопнул себя по колену:
— Во, молодцы! Очень празднично смотрится. И текст как здорово лег.
Ребята переглянулись. Тарас Бульба любовался на собственную статью.
— Ну, тогда мы пошли вешать? — обрадовался Сеня.
— Погоди, погоди, — на полпути к газете перехватил его руку Валентин Макарович.
Ребята снова переглянулись. После горького опыта с прошлой стенгазетой Майборода проявлял вполне понятную бдительность. Иначе опять может выйти, что он похвалит, а потом, повинуясь приказу директрисы Екатерины Дмитриевны Рогалевой-Кривицкой, вынужден будет снимать.
— Та-ак, — склонившись над газетой, потеребил пышные казацкие усы Тарас Бульба. — Это, значит, иллюстративный материал. Хорошие коллажи, — похвалил он. — Главный положительный момент, что педагогический состав на этот раз не затронут.
— Старались, — бодро отрапортовал Сеня.
— И молодцы, — ободряюще улыбнулся Майборода. — Главное, безобидно и с юмором. Вышли на правильную дорогу.
— Если бы не вышли, — склонившись к самому уху Марго, прошептала Варвара, — юмора стало бы больше, а безобидности меньше.
Уголки губ у Марго чуть вздернулись вверх. Она кивнула. Прошлую стенгазету Команда отчаянных делала с куда большим воодушевлением, однако, как показала практика, для взрослых главное не это.
— В общем, оправдали доверие, — продолжал восхищаться Майборода.
— А что нам за это будет? — не удержался Герасим.
Валентин Макарович совершенно не ожидал подобного вопроса.
— Что, что? — подергал он себя за усы. — Это в каком смысле, Каменев?
— В самом прямом, — выпятил подбородок Каменное Муму. — Мы, между прочим, время потратили и силы.
— Правильно, Валентин Макарович, — тряхнув золотыми кудрями, с ангельским видом подхватила Варя. — Так сказать, отрывали время от законного отдыха.
«Эх, — с сожалением подумал завуч. — Ну, времена. Дожили. Никаких духовных порывов у молодежи. Одна меркантильность. Хорошо еще, не финансового характера. А в следующий раз, глядишь, гонорар потребуют. Мы вот в их годы ни о какой выгоде даже не задумывались. Но что поделаешь. Как говорится, новые времена, новые реальности. Придется идти навстречу. А то в следующий раз попросишь, а они откажутся. Не самому же мне праздничную газету рисовать». И он пообещал:
— Вопрос о поощрении будет рассмотрен в самое ближайшее время и, думаю, положительно. А теперь валяйте, вешайте, — он поспешил отделаться от ребят, пока те не потребовали чего-нибудь конкретного.
Команда отчаянных устремилась к кабинету литературы, где была классная комната их восьмого «А».
— Очень удачно прошло! — совершенно искренне радовалась Наташка Дятлова.
Счастье её, что она не видела, как на неё посмотрела Варя. Этот взгляд был красноречивее всяких слов.
— Наташа, — покровительственно произнесла она. — Все так прошло, потому что было рассчитано именно на это. Зачем нам сейчас лишние неприятности?
— Ну, наверное, незачем, — смутилась Дятлова.
— Вот, — остановился возле пустого стенда Баск. — Нам специально освободили. Герка, гони кнопки.
— А я забыл, — развел длинными руками тощий Герасим.
— Зато я не забыла, — Варвара полезла в рюкзачок. — Мумушечка держит одну сторону, Баск — другую. А ты, Ваня, прижимай середину.
— Ага, — буркнул Герасим. — Мы, значит, будем работать, а вы с Марго стоять и смотреть.
— И смотреть тоже, — сказала черноглазая Марго. — Потому что, если мы не посмотрим, вы обязательно криво повесите.
— Точно, — поддержала её Варвара. — Я давно знаю: с глазомером у мужиков беда.
— Конечно, когда стоишь, ничего не делаешь и только смотришь, легко проявлять глазомер, — Герасим впал в обличительный пафос. Угол газеты выскользнул у него из рук и вновь свернулся в рулон.
— Браво! — Варя захлопала в ладоши. — Действительно, откуда тут глазомеру взяться, когда ты, Мумушечка, так напряженно трудишься.
Герасим хотел подхватить свою часть газеты, однако, попятившись задом, плюхнулся Ивану на ногу. Тот взвыл от боли и выпустил середину. Газета свалилась на пол.