Моя понимать - Константин Костинов 16 стр.


Димка, который имел возможность для сравнения, был вынужден внутренне признать, что товарищ Речник все-таки пока шел по узкой грани между полной анархией и кровавым угаром, именуемым революционным террором. Здесь не отменялись как пережитки прошлого армия, налоги, таможня, пошлины, брак, семья и одежда. Хотя, разумеется, были горячие головы, которые предлагали проекты один лучше другого. Были и те, кто считал, что для полного счастья нужно собрать всех дворян, священников, богачей и несчастных и утопить посреди моря в одной барже. Можно в двух.

Откуда такие сведения у Джона Димка не знал — непохоже, что из городских слухов, слишком серьезный человек — однако подозревал, что Остров черных эльфов не зря казался похожим на Сицилию и у островитян в столице организована своя черноэльфийская мафия. Ушастый спрут.

Это все были хорошие новости. Хорошие, потому что пока не касались лично Димки сотоварищи. Были и плохие.

Розыскные листы на господина Шарля и Димку по-прежнему лежали в полиции. Слово «лежали» на первый взгляд радовало, однако не стоило расслабляться: их периодически доставали, смахивали пыль, делали копию и развешивали на стенах домов. Димке даже стало интересно, в какую сумму оценивали его голову, но таких подробностей Джон не знал.

В столице был объявлен комендантский час. И гуляющий после заката солнца рисковал наткнуться на патруль. Если наткнувшийся не имел ответа на вопрос «Ваши документы» или определенной суммы денег, то мог оказаться в ближайшее время в участке. Где из него быстро выбивали и имя и фамилию и адрес.

Тот, кому повезло не встретиться с патрулем, мог встретиться с расплодившимися ночными грабителями, которые к тому же предпочитали огнестрельное оружие.

Периодически по городу проходили облавы, в которых гребли всех более-менее подозрительных.

Радовало только одно: здешние революционеры еще не завели себе милой привычки отрубать голову за невосторженный образ мыслей. Чтобы попасть под национальную бритву, здесь нужно было совершить что-то на самом деле серьезное и контрреволюционное. С другой стороны оказаться обвиненным в чем-то несерьезном и угодить в камеру — тоже мало приятного.

Хотя нет, была еще одна, пожалуй, самая хорошая новость. Черный эльф Жозеф, старый приятель господина Шарля, бывший антиквар и нынешний начальник революционной полиции по-прежнему был на своем посту, не оказался ни смещен, ни арестован, ни казнен. Впрочем, казнями своих сотоварищей товарищ Речник не баловался.

— Значит, нам нужно встретиться с Жозефом, — подытожил господин Шарль, — Других путей к господину Речнику не осталось.

Димка подумал, что товарищ Жозеф — как там его в партии звали, Кузнец? — вполне может оказаться слишком верным товарищу Речнику и сдать своего старого друга в собственную полицию.

Революция — такое время… Верить нельзя никому.

Хотя…

Господин Шарль и так никому не верит, правда?

* * *

Где живет начальник революционной полиции в городе, в котором действует монархическое подполье?

На работе. Чтобы его не смогли поймать ни дома, ни по дороге. На работе — безопаснее.

Так думал черный эльф Жозеф. До сегодняшнего утра. В его рабочем кабинете, надежно запертом на ночь — Жозеф ночевал в комнатушке без окон — на столе лежала сложенная вчетверо бумажка.

Вчера ее не было.

Эльф осторожно дотронулся до нее, как до острейшего бритвенного лезвия. На врагов не похоже… Те, если бы сумели проникнуть в его кабинет, оставили бы здесь бомбу или отраву, но уж никак не записку.

Жозеф осторожно, кончиком кинжала поддел ее и развернул. Знакомые буквы складывались в незнакомые слова. Незнакомые тем, кто не владел языком Острова черных эльфов.

Привет с родины.

Иногда такие приветы опаснее бомбы.

Жозеф присмотрелся. Не может быть…

«Нужна встреча. Сегодня. Десять дня. Моя квартира. Ч.»

Чарльз?

* * *

Тихая улочка, тихий дом.

С топотом копыт к крыльцу подлетают кареты с символами революционной полиции. Одна, вторая, третья…

Окажись здесь случайный наблюдатель, мог бы подумать, что вернулись времена короля, одновременно с внезапным приступом дальтонизма: из карет выскакивали, слаженно и отработанно, бойцы, обмундированные точно так же, как в свое время гвардейцы из «эльфятника», кроме разве что кружев на рукавах. И зеленого цвета формы. Шлемы, похожие на старые мотоциклетные каски, короткие двуствольные ружья — верхний ствол заряжен пулей, нижний — картечью…

Гордость начальника революционной полиции — Особый отряд.

Обученные, дисциплинированные бойцы, убежденные партийцы… Как жаль, что их только два десятка. И тех Жозеф собирал чуть ли не по крохам, лично отбирая каждого.

Убеждения есть у каждого революционера, а вот дисциплина…

Бойцы особого отряда быстро перекрыли улицы, часть вбежала на крыльцо и рванулась вверх по лестнице, блокируя двери квартир. Командир отряда, рослый эльф, постучал в дверь хозяйки.

— Гражданка Мулен?

— А что случилось? — приподнялась в воздух старая летунья.

— Революционная полиция.

— Чем могу помочь? — в старые времена хозяйка понесла бы по кочкам любую полицию, но сейчас приходилось быть вежливой. Гильотина на площади Георгинов способствует уважению к захватившим власть.

— Кто живет в квартире сверху?

— Это та, в которой раньше жил господин Шарль?

— Да.

— Никого… Как ваши ее запечатали, так никто и не живет.

Запечатали?

— Благодарю, — командир выбросил руку вперед и, взмахнув косой, двинулся на второй этаж.

Дверь была просто забита толстыми гвоздями. На замке была наклеена бумажная полоска с непонятной печатью — революционные символы в круге и все — и выцветшими корявыми буквами, завершавшимися кляксой.

— Хыгр… Ломайте.

Дверь заскрежетала и развалилась. Революционные ОМОНовцы умели взламывать любые двери но не умели делать это аккуратно.

Бойцы прижали к стенам, но ни взрыва, ни выстрелов не было.

— Внутрь.

Быстрый обыск квартиры показал, что здесь никто не появлялся по крайней мере с конца лета. Толстый слой пыли, затхлый воздух, паутина, местами превратившаяся в элегантный полог.

Никого.

— Можно входить.

Из кареты вышел черный эльф. Товарищ Кузнец. Жозеф.

Сопровождаемый бойцами он прошел в квартиру своего старого друга. В своих бойцах Жозеф был уверен, если они никого не нашли в квартире, значит там никого не было.

— Оставьте меня одного. И дверь повесьте на место!

Жозеф прошел на кухню. Смахнул пыль с табурета и сел.

На столе стояла тарелка, в которой лежала засохшая куриная косточка.

Черный эльф задумчиво покрутил ее в пальцах

Жозеф верил в Шарля. Если тот решил появиться в десять часов дня в своей квартире, значит, он это сделает. Вне зависимости от количества солдат вокруг. А вот если это была ловушка…

Черный эльф отогнал мысль, что ловушку мог подстроить и сам Шарль. Не то, чтобы это было невозможно, просто тогда у него не было шансов спастись…

Глава 22

— Привет, Джозеф, — послышалось за спиной.

Черный эльф улыбнулся.

— Привет, Чарльз.

У такого старого лиса, как бывший начальник особого королевского сыска в норе должен быть не один запасной ход.

— Ты в столице? — Жозеф повернулся к собеседнику.

Шарль не изменился: все тот же рост, худоба, темная одежда. Разве что морщины и седина, но это грим.

— Да, с недавних пор.

— А до этого?

— Остров.

— Сейчас зачем?

— Помощь.

— Кому?

— Вам.

— Нам… Нам уже не помочь.

* * *

В кухне было накурено. А в лесу после пожара — слегка пахнет дымом. Жозеф уже несколько раз ловил себя на том, что с трудом различает лицо Шарля через плотные клубы дыма.

— Вот такая ситуация.

— Да… — Шарль добавил еще один клуб дыма.

Он не выглядел расстроенным, разочарованным или огорченным. Да и с чего бы? Для Шарля революция не была делом всей жизни и ее провал никак не должен его задевать.

— Значит, господин Речник — в двух шагах от гильотины?

— Я бы сказал — в полутора.

Товарищ Речник был гением. Но гением тактики. В стратегическом плане он проигрывал.

Он сумел организовать и провести революцию, сбросить короля и установить власть партии. Все планы партийцев на «после революции» исчерпывались двумя словами: «Там разберемся». Сначала такой подход казался правильным: какой смысл строить планы, если можешь проиграть и все, что от них останется — записи в пыточной королевской полиции. И вот, после победы, начались трудности.

Как оказалось, доселе тесно сплоченная группа единомышленников очень по разному представляла себе жизнь в стране после победы.

Одни хотели изменить все. Буквально все. Неважно, есть в таких изменениях смысл или нет, главное — не так, как было. Где взять деньги и как заставить людей принять изменения эти товарищи не задумывались, все чаще и чаще склоняясь к необходимости террора для несогласных.

Другие начинали делить народ на «правильных» и «неправильных». И последних планировали уничтожать. Просто так, чтобы не портили светлый облик революционной страны.

Были и третьи, которые не провозглашали лозунгов. Они тихо отгрызали и уносили в норку все ценное, до чего могли дотянуться. Эти третьи считали, что революция продержится недолго и своей задачей ставили хапнуть и унести как можно больше.

Титаническая задача товарища Речника выглядела примерно как попытки построить новый дом на месте старого без чертежей, когда одна часть строителей крушить стены и выламывает двери, не думая о том, что будет стоять на их месте, другая пытается выгнать из дома тех, кто мог бы помочь, а третьи отвинчивают бронзовые ручки и тащат мебель.

Можно бороться с врагами, но как бороться со вчерашними друзьями? Остатки революционного идеализма не позволяли товарищу Речнику публично назвать своих коллег предателями и казнить. Приходилось действовать тайком.

У главы революции был тайный союзник. Генерал Юбер.

Бывший командир дворцовой гвардии был типичным прагматиком. Юбер понимал, что король на трон уже не вернется — тяжело носить корону, когда у тебя отрублена голова — поэтому нужно делать ставку на того, кто наведет порядок в стране. Но и прямо помогать Речнику он считал неправильным. В итоге два хладнокровных прагматика сошлись на следующих совместных действиях: товарищ Речник прикрывает генерала от ареста — что не очень трудно, когда начальник ревполиции твой вернейший союзник Жозеф — а генерал обещает устранять только тех революционеров, кто слишком заигрывается с казнями.

Пару месяцев шаткое равновесие удерживалось. А потом исчез генерал. Возможно, убит. После этого монархическое подполье начало откровенную охоту за Речником. И только за ним. Но не только оно.

Две попытки отравления, три выстрела, одна бомба… И это — не самый беспокойный месяц.

Спасали вождя только девчонки из его личной гвардии, обучаемые неунывающим троллем Сержем, неудачливым стрелком в господина Шарля. И даже этих девчонок Речнику ставили в вину. Мол, завел себе то ли придворных фрейлин, то ли кровавых псов, то ли гарем… В общем, зачем ему девчонки — непонятно, но все равно это плохо.

Дальше — больше.

Речник начал впадать в паранойю: его планы, казалось бы, доверенные только надежнейшим людям становились тут же известны тем, против кого он действовал: оппозиции в партии, подполью, интервентам из Той страны…

— Чарльз, мне страшно. Верных людей у Речника осталось всего два: я и товарищ Сталевар. Нам он ПОКА верит. И то, пару раз мне казалось, что он проверяет меня на предательство. У нас во дворце — неуловимый шпион, а я не знаю, как его поймать. Ладно, я, я всего лишь бывший антиквар, но мои люди, которые до революции работал и в полиции, они тоже разводят руками.

— Значит, ты хочешь, чтобы находящийся в розыске враг революции вам помог?

— Да на тебя мы не рассчитывали, кто ж знал, что ты появишься… Чарльз, если ты можешь — помоги. Мы справились бы и сами, но не оказалось бы слишком поздно. Вчера товарищу Речнику поставили ультиматум: или он уходит в отставку или народу становится известно о его связях с монархистами, после чего он будет осужден и обезглавлен.

— То есть приговор уже известен до суда? Забавно…

— Ничего забавного. У товарища Речника не так много выходов…

— Ну почему? Я вижу здесь шесть выходов, значит у господина Речника их как минимум восемь.

— Боюсь, он может протянуть время и не успеть. Речник парализован тем, что его планы могут оказаться известны из-за того самого неуловимого шпиона. Он боится высказать их вслух. А одному ему не справится…

— Да… Ситуация куда хуже, чем виделась издалека… Тут одной «летучей мышью» не обойдешься…

— Кем?

— Неважно. Господин Хыгр подсказал одну очень занимательную идею…

— Твой яггай? Ты притащил его в столицу?

— Да, мой яггай со мной.

— Чарльз, вот скажи мне, как можно незаметно ввезти в город огромного волосатого дикаря?

— По-моему, это не тот вопрос, который должен задавать начальник полиции.

— А все же?

— Выгони взяточников, а то в столицу незаметно въедет армия вторжения.

* * *

Димка внимательно смотрел на таракана, ползущего по стене сарая. Ночь, вернее, ранее утро. Спать Димка не собирался, а сонливости яггаи не чувствуют.

Господин Шарль ушел куда-то на ночь глядя, наотрез отказавшись взять с собой Димку. С одной стороны, вооруженный двумя револьверами яггай — охранник надежнее танка. С другой стороны, если тебе нужно проникнуть куда-то незаметно, то брать с собой яггая… Проще приехать на том самом танке, разницы уже не будет.

Таракан исчез в щели. Где-то далеко на улице загрохотали выстрелы. Димка закрутил на столе револьвер. Тот сделал несколько оборотов и указал стволом на листы с чертежами.

Димка поднял листок и посмотрел на него на вытянутой руке. Это уже не тушенка…

В столице дорожает еда. Еда дорожает потому, что ее мало. Мало ее потому что неурожай и никто не хочет везти продукты в столицу. Никто не хочет везти продукты в столицу, потому что в смутные времена деньгам не очень доверяют, уж очень быстро они падают в цене. Товарищ Речник пытается наладить натуральный обмен, но идет это туго, потому что в столице мало товаров для обмена. Мало их потому, что мастера не хотят работать за маленькую плату, а если платить им столько, сколько они хотят, то продукты выйдут ненамного дешевле, чем сейчас. Есть люди, которые работали бы дешевле, но у них не хватает мастерства.

Вывод? Нужно придумать что-то позволяющее делать дешевые вещи быстро, в достаточном количестве и без привлечения мастеров.

Дешевые вещи. Ширпотреб. Штамповка.

Димка еще раз взглянул на чертеж. Навряд ли промышленный шпион, попадись ему этот листок на глаза, догадался бы, что здесь изображено. Мало того, что нарисовано руками яггая, так еще и с пояснительными надписями на русском. Не менее корявыми.

Таракан опять выполз на свет. Димка взял со стола нож — большой, с грубой деревянной рукоятью — и, не целясь, метнул. Нож, разумеется, не воткнулся. Он с грохотом ударил торцом рукояти в стену. От таракана осталось мокрое место.

Специально бы целился — не получилось.

— Поздравляю с добычей, — господин Шарль выглядел… целеустремленным.

Как охотничий пес, идущий по четкому, горячему следу.

Димка осторожно выдохнул. С господином Шарлем все в порядке…

— Но я пришел поговорить не о ваших охотничьих успехах, господин Хыгр.

Взгляд бывшего начальника особого королевского сыска уперся в глаза яггая.

— Господин Хыгр, вспомните, пожалуйста, что вам известно о существующих в вашем мире возможностях незаметного подслушивания.

Димка взглянул на останки таракана.

Глава 23

Вождь революции в Этой стране, фактический глава государства — хотя формально оно управлялось Комитетом — бывший юрист, бывший заключенный, умнейший человек своего времени — пусть и тролль, товарищ Речник седел за рабочим столом в своем кабинете.

Молча.

Что может чувствовать человек, который выигрывает одну битву за другой и при этом неумолимо проигрывает войну?

Если бы товарищ Речник знал древнегреческую мифологию, он наверняка вспомнил бы Лернейскую гидру, ту самую у которой после отсечения одной головы вырастали две новых. Но вождь на Земле никогда не был, да и ситуация не вызывала настолько благородных ассоциаций. Речнику вспоминался волшебный свинарник из старой сказки, в котором после каждой выброшенной лопаты навоза появлялись две новых. Чем больше чистишь — тем грязнее.

Война, дворянские восстания, крестьянский мятеж на юге, неурожай, надвигающийся голод, недовольные горожане, недовольные крестьяне, предательство и интриги старых коллег…

С каждой из проблем можно было справиться по отдельности. Но вместе они создавали непробиваемую стену — утрясешь одно, всплывает что-то другое. И самое главное: никому нельзя доверять. Все приходится делать самому. А он — не железный.

«Без меня творятся одни глупости…»

Вот, например, трудности с хлебом. Крестьяне отказываются продавать его, ссылаясь на неурожай. Он, Речник, организовал производство товаров для села — ножи, иголки и тому подобное — и что? Мастера разбегаются, сырье кончается и виноватых не найти. Отправил товарища Пивовара решать вопрос с крестьянами — тот чуть не вызвал бунт, пытаясь отбирать зерно безвозмездно. Да еще вместе со своим дружком, Каменотесом, имеет наглость ставить ему ультиматумы. Похоже, эти два товарища решили, что раз их не казнили в первый раз, так им теперь все будет сходить с рук…

Назад Дальше