Уладив вопрос с телом, Николя попросил у министра дать ему неделю, чтобы закончить уже начатые дела. Он был уверен, что сможет за этот срок докопаться до истины. И наконец, он позволил себе дать совет министру принять все меры по охране дворца и защите короля.
Месье де Сен-Флорантен прервал свое молчание, чтобы сдержанно дать согласие на предложения своего подчиненного. Он согласился с тем, что новый эпизод расследования до поры до времени следует держать в секрете. Это даст полиции время для необходимых действий, а комиссару Ле Флошу — возможность закончить свою работу. Этим вечером на аудиенции с месье де Сартином он расскажет ему о последних событиях и ходе расследования, которое ведет его подчиненный и делает это «весьма, весьма» удовлетворительно.
Кроме того, министр тотчас же напишет интендантам провинций, чтобы они начали поиски Ле Потра, и в описании укажет, что им следует искать человека с глухонемым мальчиком. Наконец, чтобы удвоить предосторожности, все мастерские водопроводчиков и прочих слуг, находящиеся в Большом парке, будут проверены. Следует переписать всех живущих там людей, сделать необходимые проверки и более не допускать по преступной небрежности самовольный захват земли, находящейся во владениях короля.
Месье де Сен-Флорантен добавил, что он желал бы после окончания расследования дела Рюиссека оставить Ле Флоша на некоторое время в Версале, чтобы тот проверил, насколько надежны здесь меры по защите короля, принцев крови и, — прибавил он, — министров. Он приказал Николя предоставить отчет, в котором он сделает свое заключение и на который можно будет полагаться во время принятия решений.
Что до особого дела Трюша де ля Шо, похоже, оно смутило министра — он довольно туманно высказался о необходимости принимать во внимание интересы персоны, которой, как хорошо было известно комиссару Ле Флошу, трудно противостоять. Николя согласился с этим, сказав, что убежден, что королевский гвардеец — человек лживый и легкомысленный, уверенный в том, что его преступление не подпадет под ранг преступлений против особ королевской крови.
Министр позвонил, чтобы вызвать одного из своих доверенных лиц. Он приказал ему перейти в полное распоряжение комиссара для выполнения всех его поручений относительно транспортировки тела. Человек предположил, что предпочтительнее будет не доверять это дело полицейским, на их молчание не всегда можно положиться. Месье де Сен-Флорантен прервал его, сел за стол и принялся что-то писать, так, как будто в комнате более никого не было. Николя вместе со своим помощником молча вышли из кабинета.
Собрать носильщиков, найти повозку и установить по плану Большого парка дорогу, ведущую прямо к мастерской водопроводчика, где можно было переждать незаметно — все это заняло некоторое время. Они снова встретились в назначенном месте, в сопровождении Бурдо и Семакгюса, и погрузили гроб с телом в повозку.
Повозка выехала из Сатори и направилась к парижской дороге. Николя следовал за ней в своей карете. Городские заставы закроются около девяти часом вечера. Николя отправил вперед гонца на лошади, чтобы тот предупредил об их приезде в Шатле. Гроб опустили в подвал Басс-Жеоль, расположенный за залом публичной демонстрации тел. Когда все формальности были улажены и Семакгюс покинул своих друзей, Бурдо предложил Николя подкрепиться в их любимом кабачке на улице Пье-де-Беф. Они могли бы добраться туда в карете, а потом разъехаться по домам. У Николя с самого утра ничего не было во рту, кроме его обычного утреннего шоколада, к тому же переживания дня только усилили его аппетит, и он с радостью согласился. Его утомила быстрая смена событий, охватила усталость от необходимости сохранять хладнокровие, и в висках пульсировала кровь. Ему следовало плотно поужинать, чтобы восстановить силы. Ведь сегодня ему сначала пришлось защищаться от нападок фаворитки, затем пережить шок от обнаруженного трупа и, наконец, провести полную нервного напряжения встречу с министром.
Но сейчас, сидя за старым расшатанным столом в кабачке, где было так спокойно и уютно, Николя в счастливом забытьи слушал, почти не разбирая слов, разговор между Бурдо и хозяином заведения. Этот знаток предложил ему взять угря под винным соусом, выловленного в Сене, и Бурдо, будучи на своей территории, решил его слегка поддразнить.
— Ты предлагаешь мне одно из этих морских чудищ, что кормят наших клиентов в Басс-Жеоль?
— Я не говорю, что они в рот не лезут, когда рядом есть что повкуснее. Но ты не принимаешь во внимание, и напрасно, что эти твари питаются плодами бука и рябины. Представляешь, какая диета!
— Расскажи мне лучше о прекрасных девах из Вены и Луары, часто купающихся в этих водах.
— Но Пьер, окуни и щуки с виду гораздо аппетитней, их не выбрасывают на корм собакам…
— Ладно, но твой угорь куда более неудобоварим.
— А мне он не по вкусу.
— И что же тебе по вкусу?
— Мясо этой рыбы и вправду жирновато. Почистив ее как следует и сняв кожицу, я добавляю специи и соль и тушу на медленном огне в соусе или вине. С соте из опят, собранных в Шавиле и бутылкой вина, того же, что я добавил в соус, вам не захочется ничего другого. И добавляю чуточку сливочного масла, оно улучшает вкус.
Два друга решили последовать разумным советам своего хозяина. Морское чудище, которое им подали в горячей глиняной чашке, было просто огромным. Его сочные твердые куски хрустели на зубах. Вначале они ели молча, но утолив первоначальный голод, разговорились, и Николя рассказал Бурдо все подробности своего визита в мастерскую водопроводчика.
— По всей видимости, — произнес Бурдо, — граф де Рюиссек решил избавиться от ненужного свидетеля и угодил в собственную ловушку.
— Это доказывает, что граф стал организатором убийства своего сына. Я не могу себе представить ничего подобного, не понимаю, какие разногласия могли между ними возникнуть. Вы же помните страшные обстоятельства смерти виконта?
— Но вы так же не могли себе представить, как брат мог убить своего старшего брата, несмотря на то, что такое происходило испокон веков, и наши судебные архивы изобилуют подобными примерами.
Николя задумался над замечанием инспектора.
— Кстати, Бурдо, накануне вы хотели мне что-то сказать, но ром слегка помешал вашему красноречию.
— Я не понимаю…
— Ну да, вы говорили о каком-то лице… Вы много раз повторили это слово.
Бурдо ударил себя по лбу.
— Боже мой, я совершенно позабыл! А ведь это важная деталь. Я говорил вам, что мы нашли кучера баварского посла. Вы были очень заняты, и я подумал, что хорошо было бы его допросить.
— Вы были правы. Итак?
— Он рассказал мне очень странную историю. Когда он подъезжал на карете к берегу Сены, к Севрскому мосту, чтобы промыть ногу одной из лошадей, он хорошо разглядел сцену, описанную лакеем. Два человека окунали в воду бесчувственное тело и утверждали, что их друг мертвецки пьян. Но вот чего не заметил лакей и что поразило нашего кучера — это лицо пьяницы. Он с содроганием вспоминал его, бедняга! И его описание соответствует по всем пунктам лицу виконта де Рюиссека. Он до сих пор дрожит при воспоминании об этих ввалившихся щеках! Для пьяницы это уж слишком. Свинец. И смерть, вот чье это дело.
— Знаете, о чем я вдруг подумал? Об одежде, пропахшей речной водой, об этом резком запахе — гнилой воды с наших берегов. Они хотели избавиться от тела, утопив его. С таким балластом он бы тут же ушел ко дну. Чем бы очень порадовал рыб, о которых вы только что говорили.
Бурдо тут же отодвинул тарелку с угрем.
— Никогда я не жаловал, — проворчал он, — рыбу, пойманную в больших городах.
— Но, — продолжил Николя, — нашим малым не дали закончить свое дело, и один из них, несомненно, был лакей Ламбер, придумал этот дьявольский план подбросить тело во дворец Рюиссеков. Он или его сообщник.
— Видам? — спросил Бурдо.
— Возможно, но есть и другие подозреваемые.
— В любом случае, это проясняет нам некоторые подробности и открывает новые перспективы. Я приказал спрятать кучера. Он — свидетель первостепенной важности, жаль только, что он не смог получше разглядеть тех двоих. Его не на шутку напугало лицо мнимого пьяницы.
Николя и Бурдо еще долго проговорили за бутылкой крепкого шинона, готовя план действий. Теперь Николя был спокоен. Еще не имея в руках все карты, он понимал, что сможет сдержать слово, данное месье де Сен-Флорантену, и представит ему виновных в недельный срок. Оставалось только дождаться вестей из провинций, сопоставить их и проверить, подождать, пока месье де ля Вернь найдет имя лейтенанта, ставшего жертвой графа де Рюиссека — эта деталь могла оказаться крайне важной — и, конечно, расставить вокруг главных героев этой трагедии сети шпионов и осведомителей.
XI
ПРИЗНАНИЯ
Среда, 14 ноября 1761 года
После Дня Всех Святых похолодало, и город окутал туман. Генерал-лейтенант полиции вошел через главные ворота Шатле, согревая руки в муфте. С помощью отца Мари он попытался высвободиться из тяжелой шубы. Он заворчал, раздраженный неловкими движениями привратника. Николя и Бурдо наблюдали за этой сценой. Инспектор прислонился к стене, как будто хотел остаться незамеченным. Что до Николя, он вдруг вспомнил, как много лет назад он впервые встретился здесь с месье де Сартином. Его всегда поражал контраст между старыми средневековыми стенами и роскошной обстановкой. В это хмурое серое утро комната была освещена дрожащими огнями множества свечей, вдобавок к свету пламени в огромном готическом камине. Месье де Сартин был чувствителен к холоду, поэтому было предписано постоянно отапливать большой зал, в котором магистрат появлялся лишь раз в неделю, по средам, для символического судебного заседания. Но очень часто эту обязанность выполнял кто-то другой. Сартин облокотился на спинку кресла, приподнял фалды сюртука и подставил спину под жар камина. Он задумался на секунду, затем знаком пригласил Николя начать разговор.
— Месье, сегодня я осмелился прийти сюда вместе с инспектором Бурдо для того, чтобы доложить вам о предположениях, которые я сделал относительно насильственной смерти троих членов семьи де Рюиссек. Прошу вас провести нашу встречу в полной секретности в вашем кабинете. Я прошу об этом в целях сохранения в тайне некоторых деталей дела, которые в данных обстоятельствах затрагивают интересы близких к трону особ.
— Смею надеяться, месье, — ответил Сартин с улыбкой, — что мы все же приподнимем сегодня завесу и узнаем имена виновных!
— Будьте уверены, месье, вы их узнаете. Я хотел бы вернуться к странным обстоятельствам начала этого дела. С первого момента вмешательство вышестоящих повело расследование по ложному пути. Не хочу сказать, что судебному ведомству препятствовали, его вынудили искать в определенном направлении. С момента нашего приезда во дворец де Рюиссеков, когда мы еще ничего не знали, все уже говорили о самоубийстве. Ярость месье де Рюиссека по отношению к вам, его высокомерие и недомолвки в ответ на мои вопросы могли, конечно, объясняться боязнью скандала, но я заметил нечто, что не мог себе объяснить. На пути моего расследования без особых причин воздвигали препятствия, улики оказывались спорными, и постоянно в ход расследования кто-то вмешивался.
Месье де Сартин застучал пальцами по спинке кресла.
— Все это так, Николя, но расскажите мне коротко и ясно, что натолкнуло вас на мысль о том, что мы имеем дело с убийством, ведь комната была заперта изнутри?
— Улик более чем достаточно. Состояние раны указывало на то, что выстрел был сделан post mortem. Затем — руки трупа. Вы не можете не знать, что на руке стреляющего из пистолета, особенно из тяжелого кавалерийского оружия, как в нашем случае, должны остаться следы пороха, часто он оседает и на лице. Руки и лицо виконта де Рюиссека были идеально чисты. И не забудьте о выражении ужаса на его лице.
— Разумеется, и я тому свидетель, — сказал Сартин, встряхнувшись, словно пытаясь избавиться от навязчивого образа.
— Были и другие непонятные детали, не ведущие ни к чему и лишь ставящие под сомнение любые догадки. Так, запах стоячей воды от одежды убитого, угольная пыль, налипшая на подошвы его сапог. Но определяющим оказалось другое — прощальное письмо, всего из двух слов, которые — заметьте — были написаны с заглавной буквы. Местоположение лампы на письменном столе, кресла, пера и чернильницы и даже поворот листа бумаги — все подтверждало мне, что человек, написавший эти несколько слов, был левшой.
— Но может быть, виконт де Рюиссек был левшой, вы же ничего о нем не знали.
— Совершенно верно, и я увидел, что выстрел был нанесен в шею с левой стороны. А для правши нанести себе такую рану было бы крайне затруднительно, если вообще возможно.
Месье де Сартин заволновался:
— Теперь я ничего не понимаю. Кто был левшой и кто — правшой?
— Послушайте дальше, — ответил Николя. — Правша может выпустить пулю в левую нижнюю часть собственной головы, только изогнувшись, к тому же он рискует промахнуться. Однако некоторое время спустя я обнаружил в туалетной комнате бритвенный прибор из серебра с перламутром. Осмотрев его, я понял, что он мог принадлежать только правше. Впоследствии я получил подтверждение: виконт де Рюиссек действительно был правшой. Однако когда первый неоспоримый факт был установлен, возник другой вопрос: был ли этот просчет убийцы случайным, или же он, предвидя расследование, хотел убедить нас, что убийца или тот, кто желал заставить нас поверить в версию самоубийства, — левша.
— К чему доказывать версию самоубийства, если так много деталей указывают на убийство?
— Так же, возможно, стоило обратить внимание на тот факт, что он не мог совершить самоубийство. Имеющий уши да услышит. Все это было только предисловие.
— Месье комиссар Ле Флош снова водит нас по лабиринту, повороты которого известны ему одному! — вздохнул Сартин.
— У меня были другие доказательства. Лакей в носках, заявивший, что он только что поднялся с постели, но его галстук был идеально завязан. И он не проявил никаких чувств, когда увидел труп. Вы это знаете, ведь вы были там, месье. Он делал все, и даже больше, чем необходимо, чтобы заставить нас поверить в версию самоубийства виконта. Он хватил через край, когда рассказывал о меланхолии своего хозяина. После вашего ухода я осмотрел библиотеку покойного, и меня заинтриговало ее содержимое. Шляпа убитого, вывернутая наизнанку и брошенная на кровать, также меня удивила — вы ведь знаете примету…
В тени послышался изумленный вздох Бурдо.
— Допрос Пикара, мажордома де Рюиссеков, подтвердил мои сомнения. Он почти ничего не видел и не мог точно знать, когда вернулся виконт. Он подтвердил мне, что лакей плохо влиял на своего господина. С другой стороны, я увидел в его поведении волнение и печаль человека, терзаемого сильным беспокойством. И наконец, в саду дворца я нашел следы и лестницу и с уверенностью смог объединить все эти факты.
— Но тогда вы еще не могли объяснить загадку запертой комнаты?
— Нет, месье. Разгадка осенила меня, когда мы с Бурдо тайно приехали в Гренель. Из страха быть обнаруженным нежданным гостем, я укрылся в шкафу, и это позволило мне понять, как все было на самом деле. Ламбер, лакей виконта, в одежде своего хозяина проходит перед полуослепшим мажордомом, поднимается наверх, закрывает за собой дверь и открывает окно своему сообщнику. Вдвоем они затаскивают тело виконта по приставной лестнице наверх, в комнату и имитируют картину самоубийства. Ламбер прячется в шкафу и выходит из него, когда мы уже находимся в комнате, в полутьме, и все наше внимание занято трупом. Игра была рискованной, но она стоила свеч.
— А граф де Рюиссек? Какое мнение о нем сложилось у вас после первого знакомства?
— Его реакция была не совсем та, что я ожидал. Мне показалось, что он слишком скоро согласился на вскрытие тела, как будто был уверен, что его не будет. Месье де Ноблекур позже раскрыл мне глаза на сложную натуру графа. Его прошлое, его известная всем преданность, его репутация, а также место при дворе, возле дофина и мадам Аделаиды, позволяли ему многое. Также я узнал от нашего друга о существовании младшего брата виконта: он готовился к постригу, однако вел жизнь, полную удовольствий, и не знал счета деньгам. Уезжая ночью из Гренеля, я получил через мажордома анонимное письмо, но все говорило о том, что оно написано мадам де Рюиссек. Она назначила мне встречу на следующий день в часовне Девы Марии, в кармелитском монастыре, чтобы «попросить совета».
— И там, как водится, ваш свидетель умирает. Сначала сын, потом мать и, наконец, отец.
— Тут не до шуток, месье. Не вызывающее сомнений убийство мадам де Рюиссек доказало существование в этом деле все того же левши. Настоящего левши или того, кто хотел им казаться. Это было подтверждено в присутствии свидетелей господином де Беркиньи, одним из ваших комиссаров, на первом осмотре тела. Я, как вы знаете, решил не объявлять об этом преступлении, которое могло сойти за несчастный случай. Сегодня, месье, я хочу, чтобы вы выслушали человека, у которого больше нет причин молчать. Это достойный ветеран войны. Я дал ему слово, что он не будет привлечен к суду. Мы можем только упрекнуть его за молчание, причина которого — преданность своим хозяевам. Бурдо, позовите сюда Пикара.
Бурдо открыл дверь кабинета генерал-лейтенанта и сделал знак привратнику, который пригласил старика войти. Он, казалось, постарел еще больше и опирался на палку. Николя пригласил его сесть.