Были у Арсения и другие клиенты, живущие в приторно-сиропной среде любовных сериалов. Арсений быстро привык к почетному караулу телеуродцев. Во-первых, за это прилично платили, во-вторых, ничего больше он делать не мог. Перестал не только писать, но и читать: смотрел на витрины книжных магазинов, где обложки бестселлеров менялись с калейдоскопической скоростью, и поражался – как это у людей получается? Но признаваться в творческой импотенции собственному персонажу было как-то неудобно, поэтому Арсений облек отказ в возвышенную форму:
– Невозможно написать приличную вещь по заказу со стороны. Нужно, чтобы заказ шел оттуда, – Арсений постучал по груди.
– Верди написал «Аиду» на заказ ко дню открытия Суэцкого канала, – напомнила Полина. – А «Реквием» Моцарта…
– Да, да! – прервал он нетерпеливо. – Я знаю, многие гении так работали. Но это значит, что заказ их чем-то зацепил, иначе они вряд ли бы взялись. И потом, они были гениями, а я… – Он усмехнулся и развел руками.
Собеседница закинула ногу на ногу и сплела пальцы вокруг колена. Серый джемпер, надетый поверх белой рубашки, удивительно гармонировал с золотисто-каштановыми волосами и обманчиво спокойными серыми глазами. На первый взгляд ей можно было дать лет тридцать. На второй – все сорок пять. А про третий Арсению знать не хотелось.
– Гениями они стали после смерти, а при жизни были обыкновенными трудягами. И за работу брались не потому, что испытывали высокий душевный подъем, а потому, что кушать хотелось. Человек – животное ленивое. Дайте ему побольше жратвы, – (Арсений слегка поморщился, так не вязалось это слово с респектабельным обликом собеседницы.) – и он целыми днями будет валяться на диване. Именно поэтому премудрый Создатель сделал жизнь гениев невыносимой. А Бальзак? Господи, да он из долгов не вылезал! Поэтому работал по пятнадцать часов в сутки, как каторжный, продавал еще не написанные романы, врал, изворачивался, прятался от кредиторов, набивался к знакомым на обед… И всю жизнь мечтал о богатой женушке, чтобы, наконец, улечься на диван и предаться обычному человеческому свинству! – Женщина говорила, не повышая голоса, но Арсений чувствовал, как нарастает ее внутреннее раздражение. Он начинал бояться эту красивую ухоженную даму без возраста. И еще начинал понимать, что избавиться от этого персонажа с помощью любимой клавиши Delete не удастся.
– Все это верно, – признал он, – но это только слова. Они ничего не меняют.
– Любая книга – это только слова, – возразила она. – Но вам удалось найти слова, которые изменили мою жизнь. Разве это ничего не значит? – Полина подалась вперед и положила твердую сухую ладонь на руку Арсения. – Начинайте работать, Арсен.
Арсения окатило теплой ностальгической волной. Арсеном его называли в далекой молодости, когда еще не прошла мода на все кавказское, это потом он начал откликаться на простецкого Сеню. Да и все вокруг как-то опростилось и обесцветилось: и жизнь, и желания, и чувства…
– Я не смогу, – сказал он с тихим отчаянием. – Я… уже давно не могу писать.
– Эту книгу вы напишете, – пообещала Полина и убрала руку с его ладони.
Арсений криво усмехнулся.
– Почему вы так уверены?
– Потому что у вас нет другого выхода, – ответила она серьезно и немного печально.
Глава 2
Арсений подошел к ступенькам, ведущим на выход, испытывая давно забытое чувство нереальности происходящего. Бар, в который его занесло под вечер, находился в темном цокольном помещении. Арсений стоял внизу и смотрел на улицу, где уже зажглись первые фонари, слышал короткие автомобильные клаксоны, чувствовал прохладу вечернего осеннего воздуха и запах сухих багряных листьев, но все это казалось ему декорацией странного сюрреалистического спектакля. «Наверное, это из-за ног, – решил он. – Лиц прохожих не видно, только множество торопливых ног – мужских, женских, детских, в кроссовках и туфельках-лодочках, в кокетливых чулках-сеточках и колготках-гармошках. Символичный образ современного общества». Минуту назад он беседовал с персонажем собственной книги, имеющим лицо и имя, но живущим на ничейной земле, «авторский вымысел». Иногда границы двух миров – реального и выдуманного – сходились так тесно, что Арсений не мог отличить один от другого.
Арсений поднялся, перешагивая через ступеньки, и сразу торопливо пошел куда глаза глядят. Ему не хотелось, чтобы собственный персонаж догнал его, взял под ручку и поинтересовался, не по дороге ли им. Что-то в этом есть ненормальное.
Арсений сунул руку в карман и вытащил бумажку, которую Полина дала ему на прощание. Он даже не взглянул на нее там, в баре, просто удивился, до чего покладистое животное человек. Когда нам что-то протягивают, первое побуждение – взять. Это может быть чек на десять тысяч долларов, а может динамитная шашка с подожженным запалом, все равно ты обнаруживаешь готовность принять дар.
Он развернул сложенное вчетверо послание. Лаконичнее не бывает: «пятьдесят тысяч долларов». Так и сказано прописью, очевидно, во избежание недоразумений. Почерк какой-то неженский, с наклоном влево.
Арсений скомкал блокнотный листок и швырнул в ближайшую урну. Столько ему не платили, даже когда первая книга разошлась пятисоттысячным тиражом и кинопродюсер бандитской наружности предложил Арсению договор на экранизацию. Нет, это не он сумасшедший, это баба сумасшедшая. Одни сдвинутые воображают себя Наполеонами, другие Жозефинами, а она выбрала манию поскромнее. Удачного лечения, дамочка, подробности расскажете вашему психиатру.
Ему мучительно захотелось курить. Вообще-то он «завязал» пять лет назад. Не потому, что боялся рака легких, и не потому, что врач констатировал аритмию, стенокардию и что-то еще, связанное с сердечным клапаном. Просто обнаружил, что в мире сузившихся желаний и возможностей он может прекрасно обходиться без сигарет. До вчерашнего вечера…
Стоп, стоп! Не думать об этом! Во всяком случае, не сейчас.
Не обнаружив в карманах ни сигарет, ни денег, Арсений попросил закурить у проходящего мимо мужчины. Тот удивился, но вытащил пачку «Парламента». На вкус сигарета показалась великолепной. Он брел, затягиваясь, пуская дым и испытывая приятное прояснение в голове. Как там писал Хемингуэй? «Время идет по кругу. Всегда. И рано или поздно ты снова засовываешь что-нибудь в свою постаревшую немую пасть. Бутылку, сигарету или ствол винтовки. Но сейчас – не в августе, не в сентябре, не в этом году, – сейчас ты можешь делать, что хочешь».
Больше всего сейчас Арсений хотел вернуться в отель и обнаружить Нину живой, хотя их отношения давно и безнадежно зашли в тупик. Может, это случилось потому, что Нина уверенно двигалась вверх и делала карьеру, а Арсений так же уверенно исполнял обратное сальто? Нет, даже не поэтому. Потому, что Арсений с этим смирился. Как может женщина уважать мужика, признавшего себя побежденным? Они спали в одной кровати – общей коммунальной территории, разделенной посредине знаком «Проезд закрыт». Они даже ругаться перестали – какой смысл? С точки зрения окружающих, их брак был не лучше и не хуже множества других, а что происходит за закрытыми дверями, никого не касается.
Неделю назад он получил приглашение выступить на собрании никому не известного литературного клуба. Нина только плечами пожала: «А тебя там ни с кем не перепутали?» Арсений отшутился: «Намекаешь на Акунина?» – хотя пренебрежение жены его задело. Он твердо решил ехать один, однако в последний момент Нина вспомнила роль супруги писателя. А когда лимузин доставил их от трапа самолета в трехкомнатный «люкс», где на столе лежал толстый конверт с наличными – гонорар за выступление, то взглянула на Арсения с некоторым удивлением. Словно пыталась понять, стоит ли он таких трат.
На литературные посиделки она, впрочем, не пошла. Арсений был этому рад. Он боялся, что провинциальный литературный клуб состоит из трех немолодых калек, страдающих от нехватки общения. Однако его ждал еще один приятный сюрприз: зал библиотеки был почти полон людьми разного возраста, в том числе и молодыми. Одна девица, сидевшая в первом ряду, без передышки сыпала вопросами насчет прототипов отважной Полины; видно, что книжный источник изучила основательно. Арсений чуть не поинтересовался, где она откопала это старье, но вовремя спохватился. К чему подвергать сомнению свою авторскую востребованность, для этого существуют критики. И конечно, в последнем ряду он заметил ее, женщину-загадку. Вопросов она не задавала, просто сидела и слушала. Иногда улыбалась. Иногда хлопала. Иногда рассматривала публику. За последнее время Арсений привык к ней как к собственной тени. Даже гадать перестал, что ей нужно, просто принимал как данность, что она скользит где-то рядом.
Вечер ему понравился. Арсений отвык быть в центре внимания и ощущал легкое головокружение, словно выпил на один бокал больше, чем следовало. Он проявил поразительную изобретательность, уходя от ответов на вопросы типа: «Над чем вы сейчас работаете?» Даже чувство юмора, казалось давно растворившееся в кислотной сериальной среде, напомнило о себе неожиданным всплеском. Можно сказать, что в тот вечер он собой гордился. Поэтому когда незнакомый мужчина отозвал его в сторону и сказал, что с женой случилось несчастье, Арсений не сразу понял, что ему пытаются втолковать.
Вечер ему понравился. Арсений отвык быть в центре внимания и ощущал легкое головокружение, словно выпил на один бокал больше, чем следовало. Он проявил поразительную изобретательность, уходя от ответов на вопросы типа: «Над чем вы сейчас работаете?» Даже чувство юмора, казалось давно растворившееся в кислотной сериальной среде, напомнило о себе неожиданным всплеском. Можно сказать, что в тот вечер он собой гордился. Поэтому когда незнакомый мужчина отозвал его в сторону и сказал, что с женой случилось несчастье, Арсений не сразу понял, что ему пытаются втолковать.
– Что с ней? – он представил Нину прыгающей на костылях. Бабаёжка, гипсовая ножка. Ничего более ужасного он тогда представить не мог.
– Вам лучше вернуться в гостиницу, – человек взял его под руку. От него несло перегаром, с которым бессильно боролась мятная жвачка во рту. – Я вас отвезу.
Так рухнула его жизнь. Хорошая, плохая – неважно. Та, к которой он привык. А попытка спрятать голову в песок и не признавать очевидное – она от обычной мужской трусости. Поэтому он до сих пор никому ничего не сообщил, просто-напросто сбежал от проблем с утра пораньше. Но мучительнее всего было чувство вины от того, что он не «убивается». Когда живешь с другим человеком почти двадцать лет, он становится физической частью тебя самого. Иногда занозой в сердце, иногда дополнительной извилиной мозга, иногда болью в печенке… в общем, чем-то ощутимым. А он не чувствует ничего, кроме страха перед реальностью, с которой ему теперь придется столкнуться лоб в лоб.
Арсений подошел к краю дороги и вытянул руку. Вспомнил, что у него нет денег, но напрягаться не стал: расплатится в гостинице. Шофер окинул взглядом мятую одежду клиента и неожиданно согласился подождать с деньгами. Очевидно, отель считается в городе респектабельным местом.
Доехав до пункта назначения, Арсений первым делом стрельнул взглядом в ту сторону, где вчера вечером железные столбики, соединенные желтыми лентами, образовывали круг. А внутри круга неумелый художник изобразил человеческое тело, лежащее в неестественной позе. Толпа глазела на рисунок с любопытством и восторгом. Все это напоминало какой-то жуткий шаманский ритуал.
Слава богу, сейчас отель живет обычной жизнью: оцепление снято, люди входят и выходят через вращающиеся стеклянные двери, где-то внутри негромко играет музыка, а сбоку от входа под большими полосатыми тентами-маркизами выстроились столы с местной сувенирной продукцией – финифтью.
Арсений повернулся к таксисту.
– Я быстро. Если хотите, можете пойти со мной.
– Да нет, я подожду, – проявил доверие водитель.
Шестиэтажное здание было выстроено в духе новомодного бетонного конструктивизма с фасадом из огромных тонированных окон и большой смотровой площадкой на крыше. Странное место для смотровой площадки, невысоко ведь. Хотя все относительно. Для человека, стоящего на площадке, не смертельно, а для человека, летящего вниз, – наоборот.
«Какого черта ее понесло на эту площадку?» – вот запоздалый вопрос, который пришел на ум Арсению в прозрачной кабинке лифта. Насколько он знал Нину – а он знал ее хорошо, – осмотр городских достопримечательностей с высоты был не в ее вкусе. Сначала она обревизовала местные магазины, потом сходила на экскурсию в Кремль, а потом, по идее, должна была заявить, что больше тут делать нечего.
«Однако она этого не заявила, – снова посетило его озарение. – Почему?»
Пол кабинки дрогнул, и двери разошлись с мелодичным хрустальным переливом. Арсений вышел, на ходу доставая магнитную карту, и двинулся по пустому коридору, с двух сторон освещенному настенными бра. «А ведь мы были единственными людьми, жившими на этом этаже», – подумал он, открывая дверь. В общем, ничего странного в этом нет: этаж дорогой, «люксовый», конец туристического сезона… и все же эта мысль была тревожной, как подозрение.
Темноту номера насквозь пропитал запах знакомых духов. Арсений торопливо щелкнул выключателем и начал поиски бумажника, стараясь не замечать вещей Нины, разбросанных по комнате. Бумажник нашелся в кармане замшевого пиджака, который Арсений надевал вчера на встречу с литературными поклонниками. Содержимое было в порядке, и он так же торопливо выскочил в коридор, не выключая свет. Еще одно маленькое усилие – и он спрячется в номере от любопытных взглядов. Забаррикадируется в кабинете, благо там лишь его вещи, и как-нибудь переночует. А утром уже не так страшно. Утром он решит, как жить дальше…
Во вращающихся дверях Арсений чуть не столкнулся с высоким мужчиной в джинсовом костюме.
– Извините, – сказал он машинально, но ответа не получил. Оглянулся на незнакомца, исчезающего за стеклом, где я его видел?
Арсений отсчитал деньги, прибавил к условленной сумме еще одну сотенную купюру и нагнулся к распахнутой дверце машины.
– Простите, что задержался.
– Да нет, вы быстро, – радостно ответил таксист, засовывая деньги во внутренний карман куртки. – Спасибо! – Арсений кивнул и хотел выпрямиться, когда вопрос ударил его прямо в лоб: – А правда, что у вас тут вчера кого-то убили?
Арсения передернуло.
– Это был несчастный случай, – сказал он сквозь зубы и захлопнул дверцу, чтобы не слышать вопросов, на которые так охочи жадные до крови обыватели.
Арсений перебежал через дорогу к табачному киоску и купил пачку «Парламента». Закуривая двадцать вторую по счету сигарету, он отметил, как легко и быстро возвращаются дурные привычки. Вечерняя улица выглядела приятно оживленной, и Арсению захотелось оттянуть момент возвращения в номер, насквозь пропитанный духами Нины. Он потолкался возле столиков с украшениями и безделушками, кое-что повертел в руках, якобы прицениваясь. Ничего покупать он, конечно, не собирался, просто хотел побыть среди людей.
– Если понравится, сделаю скидку, – пообещал бойкий юноша в кожаной кепке, лихо сдвинутой набок.
Арсений кивнул и, затягиваясь ароматным сухим дымом, подумал: «Где же я его видел?»
Того мужчину, на которого он налетел при выходе из гостиницы. Лицо он увидел мельком, секунду, но такие не забываются. Красивый, мерзавец. Стоп, почему «мерзавец»? Внешность вполне респектабельная, Арсений даже употребил бы слово «представительская». Так выглядят пресс-секретари в солидных компаниях. Ну и одеваются соответственно… Ага! Вот почему он не узнал его сразу! В самолете этот парень был в дорогом костюме с белой рубашкой и стильным серо-синим галстуком. Помнится, на галстуке поблескивала маленькая золотая прищепка – аксессуар в Нинином вкусе. Да и сам парень был во вкусе жены: она в последнее время все чаще засматривалась на ухоженных тридцатипятилетних мужчин с нерастраченной потенцией. Арсений решил, что если так будет продолжаться дальше, то Нина хлебнет горя, но пускай ее предупреждает об этом кто-нибудь другой.
То, что у них разные посадочные кресла, обнаружилось еще на регистрации. Одно под номером 7б, другое – 4 в. «Компьютерный сбой, – объяснила девушка за стойкой. – Ничего, поменяетесь в самолете, там есть свободные места».
Свободных мест и вправду хватало, но Нина меняться раздумала при первом же взгляде на соседа. Арсений покорно пошел к своему 4 в. Он не ревновал, но и симпатии к хорошо одетому, молодому, красивому мужчине, всю дорогу развлекавшему его жену, испытывать не мог.
– И как он тебе? – поинтересовался Арсений в машине. Обнаружив, что их встречает автомобиль представительского класса, Нина предложила соседу поехать с ними. Тот, слава богу, тактично отказался. Поцеловал Нине руку на прощание, кивнул Арсению и направился к стоянке такси.
– Он милый парень, – ответила Нина неуверенно. – Неглупый и с чувством юмора.
Арсений понял, что она говорит правду. Когда Нина врала, это звучало так, словно она сообщала, что земля круглая.
– Так будем брать или как… – начал парень в кожаной кепке, но договорить не успел. Сверху раздался громкий стук – словно с размаху закрылась створка окна, – и на тент обрушилось что-то очень тяжелое, вроде мешка с песком.
– Ох! – Парень в кожаной кепке пригнулся, рефлекторно закрывая руками голову. Полосатая ткань, как гамак, провисла прямо над столом с сувенирами. – Ну ни фига себе! – Он опустил руки и задрал голову, обозревая громадный полосатый пузырь. Острый кадык под подбородком натянул кожу с такой силой, словно вот-вот ее проткнет.
Ткань угрожающе затрещала.
– Быстро отсюда! – Кепка выскочила из-под навеса.
Он успел вовремя. Полосатый тент с противным рвущимся треском разошелся, и на стол перед Арсением вывалилось человеческое тело. Истерически взвизгнула женщина, подросток выхватил мобильный телефон и, возбужденно дыша, поднял его над головой: «Улыбочку, снимаю!»
Арсений сильным ударом выбил мобильник у него из рук.
– Придурок, – выругался подросток, поднимая телефон. Но продолжать съемку рядом с психом не рискнул: протиснулся сквозь плотную толпу любопытных и снова поднял мобильник повыше.