Жуть! Не дай бог столкнуться с таким в реальности!
– Всегда одна туфля, – продолжал сероглазый. – Всегда полный унитаз крови. Трупа нет. Мы терялись в догадках, как все эти ситуации связаны. Серия ведь самая типичная! И вот эта этикетка на мешочке, найденная сегодня на Курском… Нам потребовалось время, чтобы связать кое-какие нити, найти студию «El choclo». Кстати, может кто-то объяснить мне, что это значит?
– По-испански это означает кукурузный початок, – пояснил АВ. – Танго культовое так называется, но к кукурузе оно не имеет отношения.
Алена кивнула с видом эксперта, потому что «El choclo» она тоже переводила, и там в самом деле не было ни слова про какие бы то ни было сельскохозяйственные культуры. Только про танец, про музыку, про звезды…
Отличный был перевод, который Алена с удовольствием пропела бы, но сейчас, увы, было не до прославлений своего несомненного литературного таланта.
– Ишь ты, – сказал сероглазый. – Мы сначала думали, это магазин какой-то так называется. Оказалось, танцы… танго… Позвонили Александру Великому, – разумеется, Аксютин назвал его по имени-отчеству, – приехали, а у вас тут такое…
– Слушайте, АВ, – сказала Алена недоуменно, – сколько раз покупала у вас туфли, но ни разу не видела на мешочках таких этикеточек: «Студия „El choclo“, обувь для аргентинского танго».
– Не видели, потому что мы их никогда не клеили, – угрюмо сказал АВ. – Это кто-то другой сделал. Но я не понимаю, при чем тут этикетка!
– Сколько, вы говорите, уже зафиксировано подобных случаев? – спросила Алена у сероглазого. – Кстати, как вас зовут?
– Майор Аксютин Геннадий Андреевич, – отрапортовал тот и нахмурился: – Это к делу не относится. Зачем вам?
– Меня зовут Алена, Алена Дмитриева, – сказала наша писательница, которую на самом деле звали Елена Ярушкина. Но она так привыкла к своему псевдониму, сроднилась с ним, можно сказать, что про подлинное имя и фамилию периодически забывала. – И должна же я к вам как-то обращаться. Господин или даже товарищ сыщик – не лучшая форма, вам не кажется?
Он усмехнулся:
– Ладно, зовите меня просто майор, это удобнее всего.
– Договорились, – кивнула Алена. – Так вы мне не ответили, майор.
– Убийств – четыре, включая сегодняшнее. Но этикетка появилась впервые, на предыдущих мешочках ее не было.
– Где все это случалось, в каких районах Москвы?
– Сначала в туалете на Павелецком вокзале, потом в общественном туалете на Приваловой, потом на Курском и вот теперь здесь.
– А я думаю, – сказала Алена, – что больше ничего подобного не произойдет.
– Вашими бы устами… – скептически хмыкнул майор Аксютин, а АВ вздохнул с отчаянной надеждой.
– Нет, серьезно, – настойчиво проговорила Алена. – Вам не кажется, майор, что милицию кто-то старательно подводит именно к студии «El choclo»? Обратите внимание: Павелецкий вокзал находится рядом с Приваловой, а на Приваловой расположена студия. Курский вокзал рядом с заводом, где уже давно анонсирована милонга, которую проводит именно «El choclo»… И если уж вы сразу не увязали аргентинские танго-туфли, которые продаются только в «El choclo», с этой студией, вам на нее конкретно указали в записке.
– То есть кто-то убивал людей и расчленял трупы, чтобы только скомпрометировать какую-то студию аргентинского танго? – скептически поднял бровь Аксютин. – Ну и полет фантазии у вас, Алена Дмитриева!
– Расчленял?! – севшим голосом повторила Алена, почувствовав, как похолодело лицо.
– А куда еще, по-вашему, деваются трупы? – как на идиотку, посмотрел на нее Аксютин. – Как можно убить человека в туалетной кабинке, а потом вынести его? Разумеется, только расчленив, а потом положив в большую сумку.
– Слушайте, – осторожно проговорила Алена, – я не очень хорошо разбираюсь в этом… э-э… процессе, но даже я знаю, что все должно быть в кровище…
– Кровищи достаточно, – успокаивающе кивнул Аксютин. – Но умеренно. Мне приходилось уже сталкиваться с такими ситуациями, когда убийца работает профессионально. Сначала он заталкивает труп в большой пластиковый мешок – и уже в этом мешке орудует ножом или секатором.
– Секатором… – Алена сделала глотательное движение, подавляя тошноту.
– При известном навыке, – продолжал хладнокровный Аксютин, – следы крови сведены до минимума. Потом труп кладется в большую сумку – и…
При словах «большая сумка» Алена вдруг вспомнила черненькую тангеру с ее сумкой. Да, в такой вполне может уместиться расчлененное тело… Но, во-первых, девушка вышла из другой кабинки, не оттуда, где произошло убийство, а во-вторых, если всех женщин с большими сумками подозревать в совершении жуткого преступления, то Алена вполне может занять место в очереди первой.
– Господи боже, – простонала она, вдруг кое-что вспомнив, – а я ведь стояла рядом, практически рядом, когда он ее убивал… я слышала какие-то звуки, доносившиеся из кабинки… но мне и в голову не могло прийти, что… я думала, там переодеваются. Это меньше всего было похоже на убийство!
Аксютин посмотрел на нее подозрительно.
– Не стоит, – слабо усмехнулся АВ. – Не там ищете. Алена не только пишет детективы, у нее еще и незаурядные детективные способности, которые она иногда проявляет с пользой. Мы с женой были в Египте и оказались в одной группе с начальником городского следственного отдела из Нижнего Горького, Муравьевым Львом Ивановичем. Такие дифирамбы вам пел… – улыбнулся он Алене. – Я именно потому и решил к вам сейчас обратиться, ну и господам вот… ну, товарищам… посоветовал. Майор хотел сразу оперативников вызвать. То есть представляете, Алена, что бы тут началось?
– Да, вечеринка была бы сорвана, – хладнокровно констатировал Аксютин.
– Это не просто вечеринка, а милонга! – возмущенно воскликнул АВ. – Это сорванная милонга! Это испорченное настроение сотен тангерос. Это дискредитация самой идеи аргентинского танго в Москве!
– И прежде всего – студии «El choclo», – задумчиво проговорила Алена Дмитриева.
– Да ну, бросьте, – отмахнулся Аксютин. – Кому она нужна, эта студия?!
– Как это – кому? – обиделся АВ.
– Как это – кому?! – обиделась и Алена. – Например, мне. И не только мне. И очень сильно нужна, не сомневайтесь. А также можете не сомневаться, что кому-то она так же сильно не нужна. Мешает. И он устроил всю эту кровавую жуть с единственной целью: сорвать праздничную милонгу и скомпрометировать студию «El choclo».
– У вас что, враги есть? – со скептическим выражением лица повернулся Аксютин к АВ.
– Ну, скажем так – конкуренты, – дипломатично ответил тот. – Конечно, есть, как и у любого бизнесмена. Ну и, конечно, в борьбе иной раз идут на недозволенные приемы.
– В танцульках-то? – еще более скептически хмыкнул Аксютин.
– Ого! – печально кивнул АВ.
– Ого! – сердито кивнула Алена. – Вообразите, к нам собрался приехать, чтобы провести мастер-класс, Энерджайзер. И вот накануне его приезда одна фифа, которая занимается в Москве у другого преподавателя и хочет, чтобы все наши тангерос ходили только на его мастер-классы, распространяет слух, будто Энерджайзер – самый плохой в Москве преподаватель, то есть полный отстой. А фифа эта, к сожалению, из тех, про которых говорят, что она, как ржавчина, все проест. Ей поверили. И на тот мастерс пришло довольно мало народу. А Энерджайзер – он просто супер, – горячо воскликнула Алена, – не такой, конечно, как АВ, но все равно – супер!
– Ну, это чепуха, – пожал плечами Аксютин. – Мало ли кто что сказал.
– Зато здесь и сейчас – не чепуха, – парировала Алена. – И я убеждена, что все дело именно в стремлении скомпрометировать студию «El choclo».
– Ах, вы убеждены… – протянул майор Аксютин. – Ну, тогда конечно…
– Слушайте, – сказала Алена примирительно, сделав вид, что не заметила откровенной издевки в его голосе. – А каких групп была кровь тех девушек, ну, которые предположительно убиты и… того-этого?..
Аксютин достал капэкашник и открыл какой-то документ:
– Первая.
– У всех?
– Ну да, а что? Очень распространенная группа крови. Например, известно, что ее больше всего сдают на донорских днях.
– Ага! – радостно воскликнула Алена. – А вы не могли бы узнать, товарищ майор, не было ли каких-то случаев кражи донорской крови первой группы на станциях переливания?
Аксютин посмотрел на нее со странным выражением.
– Вы соображаете, что говорите? – осведомился скучным голосом. – Что за бред? Даже если бы я и решил последовать вашему нелепому указанию, то как я могу заставить людей заниматься этим в ночь под Рождество?!
– Во-первых, это Рождество, – сказала Алена. – А во-вторых, вы хотите сказать, что вся московская милиция – кроме вас, конечно! – этой ночью или спит, или непотребно квасит, а миллионы жителей столицы нашей необъятной родины, города-героя Москвы, брошены на произвол судьбы?!
У Аксютина так сверкнули глаза, что Алена подумала: происходи действие в вестерне, он выхватил бы свой «кольт» и выпалил в нее в упор. А происходи дело в криминальном романе, выхватил бы свой боевой «макаров», или «ТТ», или из чего там еще стреляют работники милиции в криминальных романах?
Однако дело ограничилось лишь сверканием глаз. А потом Аксютин вдруг усмехнулся:
– Ну и языкастая леди! Неужели вы и Муравьева вашего так же убалтываете? Ну ладно, я могу попытаться узнать… насчет хищений крови.
– Попытайтесь, попытайтесь. Причем спрашивайте о хищениях в районе тех дней, когда найдены были трупы, – напутствовала Алена. – Ведь кровь должна быть свежая, верно? Это раз. А во-вторых, это должна быть кровь женщины, причем молодой. Иначе сразу будет понятно, что подделка. Я читала, по составу крови можно даже пол определить и возраст. Это правда?
Мгновение АВ и Аксютин смотрели на нее неподвижно, потом АВ с уважением покачал головой, а Аксютин… Аксютин махнул рукой и рассмеялся:
– Браво! Теперь я верю, что Муравьев не зря вами бредит. Вы угадали. Убийств… – Он замолк на мгновение. – Никаких убийств не было.
* * *– Не было?! – почти испуганно переспросил АВ.
– Не было.
– А что же… что же было? – АВ мотнул головой куда-то в сторону.
– Была очень старательная попытка нас убедить, что здесь произошло убийство. Как и во всех предыдущих случаях. В крови обнаружены консерванты, которые помещают туда в пунктах сдачи крови. То есть кровь, как вы изволили выразиться, – Аксютин с улыбкой в глазах глянул на Алену, – несвежая. Это раз. Только в одном случае из трех предыдущих – анализ сегодняшней мы еще не проводили, сами понимаете, – пролита кровь молодой девушки. Один раз – мужчины тридцати лет, второй – мужчины под сорок, причем больного гепатитом. Вы представляете?! И случаи хищений мы проследили. Они происходили в Лугокамске, на районной станции переливания крови. Правда, примерно месяц назад. Виновный – санитар – сказал, что ему заплатила, причем очень щедро, какая-то женщина. Ничего толкового больше он сказать не мог, кроме того, что чуть не сдох из-за этой бабы: напился до полусмерти, деньги частью пропил, частью потерял, да еще и в вытрезвитель угодил. Так что убийств все же нет, но есть случаи истерик, сердечных приступов, шока у тех, кто эти декорации обнаруживал и видел, так что дело все равно на уголовное очень даже тянет – нарушение общественного порядка и злостное хулиганство.
– Ну вот, теперь вы верите, что это антирекламная провокация? Что круги смыкаются вокруг «El choclo»? – возбужденно воскликнула Алена.
– Какая фраза! – хмыкнул Аксютин. – Круги смыкаются… Что и говорить, писательницу сразу видно! Ну ладно, предположим, что вы правы.
– Однако я не совсем понимаю, при чем здесь бутерброд? – осторожно осведомился АВ.
– Какой бутерброд? – отрывисто спросила Алена. – Ах да, бутерброд! А что, в этом туалете тоже нашли бутерброд? – повернулась она к Аксютину.
– Громовой! – вместо ответа позвал Аксютин, и тот явился, как послушный джинн, раб лампы – или служебных обязанностей, что, впрочем, почти одно и то же. Правда, джинн являлся практически беззвучно, а явлению Громового предшествовал скрип двери.
– Покажи бутерброд, – велел Аксютин, и Громовой достал из портфельчика пластиковый пакет с лежащим в нем бутербродом, в свою очередь затянутым пленкой.
– Куплен в одном из вокзальных кафе быстрого обслуживания, – сообщил он. – Кафе называется «Зефир». А предыдущий был куплен в кафе, которое называется… как его… – Он запнулся, вспоминая.
– «Борей»? – легкомысленно хихикнув (с тех пор как стало ясно, что убийства не происходили, на душе значительно полегчало!), предположила Алена, которая никогда не упускала случая продемонстрировать свою начитанность и изысканные аллюзии.
– «Пастила»? – непроизвольно облизнулся АВ. Алена понимающе улыбнулась ему – она тоже обожала пастилу!
– Нет, всего лишь «Квадра-М», – прозаично сказал Аксютин. – Неведомо, почему оно «Квадра», но оно тоже находится на Курском вокзале.
– Разумеется, продавцы не помнят, кто эти бутерброды покупал, – предположила Алена.
– Разумеется, нет, – кивнул Аксютин. – Вокзалы ведь, народищу чертова уйма… А два предыдущих бутерброда были куплены на Павелецком вокзале, в буфете.
– А что там еще повторяется во всех этих случаях, кроме бутерброда? – спросила Алена. – Какой-то крест… Крестиками, что ли, убийца разбрасывался?
– Да нет. Просто во всех случаях бутерброд лежал на полу, а перед ним была надпись обычным мелком: нарисован крест, потом восьмерка, потом буква С. И все.
– Нет, не все, – снова подал голос Громовой. – Там еще точка стояла.
– Ну, точка, – пожал плечами Аксютин.
– Слушайте, – вкрадчиво сказала Алена, – а вы не могли бы это написать? А то я как-то лучше соображаю, когда наглядно…
Аксютин не стал спорить, вынул из кармана блокнот, ручку, старательно начертал на чистом листке: «+8С». – и добавил:
– Ну и бутерброд лежал тут, рядом с точкой. Да вот, посмотрите, у нас есть фото предыдущих надписей, и сегодняшнюю я на мобильный снял.
Он подал Алене три обычных цветных снимка, а потом достал телефон и открыл кадр.
– Только на сей раз он еще приписал «ха-ха», видите? И восклицательный знак поставил.
В целом все выглядело так: «+8С (бутерброд) ХА-ХА!»
– Занятно, – проговорил АВ задумчиво. – Это, надо полагать, его подпись? Как черная кошка в «Место встречи изменить нельзя».
– И мне кажется, что это подпись, – кивнула Алена. – Только не его, а ее.
– Вы имеете в виду, что тому санитару в Лугокамске заплатила за кровь женщина, а декорации обставляются в женских туалетах? – спросил Аксютин. – Но наш пакостник может переодеваться в женское пальто, в платок какой-нибудь…
– Вообще да, – нерешительно согласилась Алена. – Вполне возможно. Наверное, он был переодет, потом выскользнул из кабинки, когда я в своей уже переодевалась, а другие девушки зашли в кабинки, которые для них открыл АВ, и туалет был пуст…
Она умолкла. Мелькнула какая-то мысль… что-то про дверь и еще почему-то про колготки в сеточку… мелькнула и, к сожалению, ушла восвояси.
– А вы не интересовались у охраны, уходил ли кто-то из зала в самом начале милонги? Мужчина или женщина? – спросила она Аксютина.
– Я задавал такой вопрос, – вмешался Громовой, – никто не уходил, все только приходили.
– Значит, он или она все еще здесь, – задумчиво проговорила Алена. – Значит, этот человек из наших… это тангеро или тангера. Но я почти убеждена, что именно тангера! Во всех этих делах есть что-то непроходимо-бабское, не изощренное, а такое подловато-хитроватое. Как действия какой-то злобной неудачницы… Слушайте, АВ, – смущенно взглянула она на своего кумира, – а нет ли где-то в вашем окружении какой-то злобной ревнивицы, которая не может простить вам, что вы на Тане женились?
– Точно нет, – качнул головой АВ. – Мы ведь уже лет пять женаты, все устаканилось. Не очень я верю в долгоиграющую месть. Кроме того, вы говорите, он или она из тангерос, а в нашем кругу я никаких порочащих связей, так сказать, не имел.
– Не имел, не имел… – задумчиво повторила Алена. – А вам не кажется, что это «ХА-ХА!» очень похоже на издевку? Автор издевается над нами. Автор намекает, что разгадка рядом. А мы, идиоты…
– Кхм, кхм! – сердито кашлянул Громовой. – Прошу не обобщать.
– Не буду, – покладисто согласилась Алена. – Но давайте следовать логике тангеро. То есть примем за основу, что мы ищем человека, который танцует аргентинское танго. Значит, он мыслит тангообразами. В том смысле, что у нас, у тех, кто тангирует, мышление очень своеобразное. Помнится, я в Париже, в метро, увидела надпись salida…
– Да ну?! – перебил АВ со смехом. – Я тоже ее видел. Дико, да?
Аксютин и Громовой переглянулись.
– Вы не понимаете, – усмехнулась Алена, посмотрев на них покровительственно. – И понять не можете. Дело в том, что salida по-испански – выход, то есть эта надпись встречается в метро в ряду других, которые на разных языках подсказывают, где находится выход: sortie, exit, salida… Все нормально для нормальных людей. Но, кроме этого, salida – еще и название базовой фигуры аргентинского танго. Поэтому нам с АВ и показалось странным увидеть это слово в метро! Понимаете?
– Нет, – дружно сказали Аксютин и Громовой.
Алена безнадежно махнула рукой:
– Да ладно, это неважно. Короче, есть фигура салида, а есть – салида крузе, что означает выход в крест. То есть партнерша делает ножкой вот так, – она показала, как именно, – и становится в крест. Понятно?