— Успокойся, с кем не бывает.
— Это всё, старая крыса виновата. У нас снежная ягода закончилась, так она стала ныть: "Пойди да принеси". А уже ночь началась, и снегу много было. Мамка не хотела идти, но разве эта крыса отстанет. Вот она взяла корзинку, лопатку и пошла. А я следом побежала.
— Прямо так и побежала?
— Ага, платок только одела. Ноги, правда, от снега зазябли, но я привычная. Да и идти было недалеко…
Снежная ягода, за которой старая ведьма, послала внучку, напоминала нашу клюкву и росла на болоте. Нестерпимо горькая, словно хинин, она становилась сладкой после морозов. Вот почему собирали её только зимой, выкапывая прямо из-под снега. Стоила она очень дорого, аристократы в столице платили серебряный империал за фунт. Считалось, что спиртовая настойка на снежной ягоде, лечит все болезни, ну и как водится, повышает потенцию. Парфюмеры, добавляли сок в различные мази, а из выжимок, перемешанных с жиром горностая и толчёным мелом, богатые красавицы делали маски на лицо.
— Мамка стала копать снег, ну и я рядом. Покопаю, потом побегаю, согреюсь и снова…. А тут тоф. Мы тикать к дереву, он за нами. Мамка меня на ветку подсадила, сама полезла, но тоф её когтем зацепил… сдёрнул… Она так громко плакала, так кричала…. Потом другие тофы пришли. Стали вместе кушать. Мне всё было хорошо видно, я низко сидела…
Марта, говорила глухо, уставившись неподвижным взглядом себе в коленки. Богатое воображение нарисовало мне яркую картину произошедшей трагедии. Стало не по себе. Сидеть на обледенелом суку, из последних сил цепляясь за ствол дерева и смотреть, как хищники рвут на части тело, самого близкого человека… Да, такого зрелища не пожелаешь и злейшему врагу.
— Потом они стали кругом дерева ходить, всё ждали, что я свалюсь, но я крепко держалась, только очень холодно было. Ноги перестала чувствовать, потом руки… Затем упала, но они уже ушли. К мамке подползла, а больше сил не было. Легла рядом и стала замерзать… И замёрзла бы до смерти, но эта крыса пришла и домой оттащила. До весны проболела, думала, что помру. Палец на ноге почернел и отгнил. — Марта продемонстрировала мне свою левую ногу, на которой не хватало мизинца. — Вот. С тех пор я их до смерти боюсь. Как только вой поганый услышу, так плохо со мной делается…
— Понятно… — Я погладил её по голове и встал. — Ладно, маленькая ведьма, нам нужно идти.
— Конечно, — она тут же вскочила, словно подброшенная пружиной. — Нечего сопли распускать.
В её голосе было столько решимости, что я с облегчением рассмеялся. Всё-таки, моя проводница, оказалась очень непостоянной натурой. Быстро свернув лагерь, мы, обойдя дохлых хищников по широкой дуге, подошли к трудноразличимой границе Топи. Здесь, Марта, стянула со спины кузовок, опустилась коленками на мокрый мох и принялась молиться. Я очень удивился, такому поступку маленькой язычницы, но, прислушавшись, понял, что молитва обращена вовсе не Убитому Богу, и даже не его Матери, покровительнице всех детей и сирот, а какой-то Болотной Бабе. Будь на моём месте любой благочестивый обыватель, он мог смело идти за дровами, для совершения аутодафе, благо топлива здесь имелось предостаточно. В этом пакостном Мире, казнь язычников считалась богоугодным делом, и могла происходить даже без приговора суда, причём пол и возраст казнимого не играл никакой роли…
Но так как я сам был старым еретиком, если не сказать хуже — атеистом, мне ничего не мешало, присоединившись к детской молитве, попросить удачи для себя и девочки. Впрочем, сеанс религиозного аутотренинга, продолжался недолго. Встав с колен, Марта повыше подтянула рубаху, завязала узлом на боку, потом посмотрела на меня серьёзным взглядом и, взяв в руки длинный прочный шест, шагнула вперёд, сразу провалившись по пояс в плотоядно чавкнувшую зелёную слизь. Я пожал плечами, и двинулся следом.
Глава 4 Уурун, и прочие болотные обитатели
Это случилось без малого четыреста лет назад, когда армии королевств Стартлинг и Рогус, при поддержке десятитысячного корпуса Обречённых, Трайской империи, после короткого, но очень жестокого боя, сломив сопротивление последних защитников Столицы Мира, подошли к дворцу Первовластителя. Закалённые в походах, не боящиеся ни бога, ни чёрта, наёмники-ландскнехты и имперские гвардейцы, торопливо резали оставшихся слуг и придворных, молча умиравших во славу своего жестокого господина. Шум боя, проник в тронную залу, где несостоявшийся властитель мира, сидя, перед огромным зеркалом, любовался на собственный прекрасный облик.
Последние несколько лет он, окончательно сойдя с ума, практически не осознавал себя, но, к сожалению именно сейчас, к нему всё-таки вернулся разум. Это произошло примерно за минуту, до того, как пьяные от крови вражеские солдаты, ворвались в Тронный зал. Понимая, что всё кончилось, и спасения нет, Первовластитель отдал приказ двум рабам, замершим по обеим сторонам трона. Те, послушно приняли из рук господина небольшую книгу в чёрном переплёте и, выбежав из зала, скрылись в глубине дворца. Колдун встал, выпрямился в полный рост, затем начал медленно, с выражением произносить фразу за фразой. Когда-то, пару столетий назад, он специально подготовил это заклинание на крайний случай. Среди колонн, уже мелькали мундиры имперских воинов, спешащих закончить дело. Заметив величественную, одинокую фигуру, застывшую на возвышении возле трона, арбалетчики открыли огонь. Пробитый несколькими болтами, Первовластитель, опрокинувшись на пол, покатился вниз по лестнице. К сожалению, механизм возмездия оказался запущен, и смерть колдуна уже не могла ничего остановить.
Первыми, опасность почуяли полковые визарды. Согнувшись от нестерпимой боли, армейские волшебники, все как один, рухнули на землю, не в силах вымолвить ни слова. Потом, твердь, под ногами содрогнувшись, забилась в конвульсиях. Рушились величественные здания, ломались как спички деревья многочисленных парков, разлетались на куски статуи и памятники. Уцелели только дворец и прилегающие здания. Всё остальное: почва, камни, растения, человеческая плоть, перемешавшись между собой, превратилось в пыль. Казалось, что могучее божество, воткнув в землю гигантский циркуль, очертило вокруг дворца, круг диаметром тридцать километров, и всё, что попало внутрь этого круга, стало прахом. Когда землетрясение прекратилось, хлынул ливень, быстро превративший пыль в липкую грязь. Так появилась Топь — смертельная ловушка, пересечь которую оказалось практически невозможно. Любое живое существо, попавшее в неё, тонуло, увязая в трясине.
Из людей, уцелели только те удачливые ребята, кто в момент катаклизма находились на площади или в самом дворце. Впрочем, язык не поворачивается назвать их счастливчиками. Окружённые со всех сторон, непроходимой грязью, лишённые воды и пищи, несчастные, быстро начали убивать друг друга за кусок хлеба или глоток воды. Лишь единицам, удалось пересечь Топь живыми. Рассказы спасшихся, легли затем в основу трубадурских баллад и страшных сказок.
Первые лет сто, Топь была абсолютно непроходима. Отголоски могущественного заклятия, давали о себе знать, но постепенно, год за годом, жуткое место, стало превращаться в обычное болото. Появились растения и всякая мелкая живность, грязь уже не бурлила, словно зелье в ведьмином котле, а призраки умерших, похожие на клочки синеватого тумана, перестали нагонять ужас на редких, любопытных прохожих.
Ещё через сотню лет, первая группа, безумных авантюристов, рискнула добраться до дворца и, посетив сокровищницу, сняла сливки. Говорят, что заплечные мешки этих археологов-любителей, по возвращению назад, были битком набиты драгоценными камнями. Правда, то или нет, но начало оказалось положено — в течение нескольких лет, дворец подвергся тотальному разграблению. Когда кончилось золото с серебром, в ход пошла бронзовая утварь, дверные ручки, даже медная посуда с кухни. Со стен срывались уцелевшие гобелены и резные деревянные панели, с пола снимались шашечки палисандрового паркета. Одно время Гринсдейл, оказался центром по перепродаже дворцовых ценностей, там обосновались многочисленные оценщики и оптовики, а так же королевские сборщики налогов, исправно взимающие десятину с каждой сделки.
Всё закончилось внезапно. В одну из грозовых ночей, когда по рассказам немногочисленных очевидцев: "Небо просто раскололось", в южной части Топи, появилось чёрное облако, из которого полезла всякая невиданная нечисть. Причиной тому явился Разрыв — редчайшее природное явление, изредка случающееся на месте сильнейших магических катаклизмов, когда между разными Мирами возникает стабильный проход. Как правило, он держится очень недолго, но иногда, в особых случаях, остаётся открытым месяцы или даже годы.
Обитатели сопредельного Мира, оказались очень агрессивными тварями. Они быстро, прикончили большую часть местной фауны, и медленно начали распространяться по окрестным лесам. Экспедиции во дворец, сразу прекратились. Уцелевшие счастливчики, с ужасом рассказывали о "мохнатых демонах", плотоядных червях, зелёных упырях и прочей нечисти. Жители покидали деревни, Гринсдейл оказался заполнен беженцами. Несколько военных походов, затеянных местными феодалами, не принесли результата. Да, дружинники всласть намахались мечами, но сквозь Разрыв, продолжали лезть всё новые монстры. Это безобразие, продолжалось примерно лет шесть, пока, наконец, проход, не соизволил закрыться и все, более-менее пришло в норму. Львиная доля чужих животных постепенно вымерла, не имея возможности приспособившись, создать устойчивую популяцию. Исключение составили лишь тофы, гоблины, плюйники, различные змеи, а так же несколько видов птиц и насекомых. Растения, оказались более живучими, что сделало Топь очень привлекательным местом для всякого рода знахарей. Наверное, именно в то время здесь и поселилось семейство Стагиты. Но многолетняя, плодотворная работа инквизиции по искоренению ереси, в конце концов, принесла свои плоды. Репрессии по отношению к последователям Природной магии, привели к резкому сокращению количества желающих прособирать болотные цветочки. Маги Стихий, затеявшие этот процесс, торжествовали победу, не понимая ещё, что вкусившие крови инквизиторы, рано или поздно, возьмутся за них самих.
Обитатели сопредельного Мира, оказались очень агрессивными тварями. Они быстро, прикончили большую часть местной фауны, и медленно начали распространяться по окрестным лесам. Экспедиции во дворец, сразу прекратились. Уцелевшие счастливчики, с ужасом рассказывали о "мохнатых демонах", плотоядных червях, зелёных упырях и прочей нечисти. Жители покидали деревни, Гринсдейл оказался заполнен беженцами. Несколько военных походов, затеянных местными феодалами, не принесли результата. Да, дружинники всласть намахались мечами, но сквозь Разрыв, продолжали лезть всё новые монстры. Это безобразие, продолжалось примерно лет шесть, пока, наконец, проход, не соизволил закрыться и все, более-менее пришло в норму. Львиная доля чужих животных постепенно вымерла, не имея возможности приспособившись, создать устойчивую популяцию. Исключение составили лишь тофы, гоблины, плюйники, различные змеи, а так же несколько видов птиц и насекомых. Растения, оказались более живучими, что сделало Топь очень привлекательным местом для всякого рода знахарей. Наверное, именно в то время здесь и поселилось семейство Стагиты. Но многолетняя, плодотворная работа инквизиции по искоренению ереси, в конце концов, принесла свои плоды. Репрессии по отношению к последователям Природной магии, привели к резкому сокращению количества желающих прособирать болотные цветочки. Маги Стихий, затеявшие этот процесс, торжествовали победу, не понимая ещё, что вкусившие крови инквизиторы, рано или поздно, возьмутся за них самих.
Впрочем, лично мне, было абсолютно всё равно, чем закончиться борьба церковников с магами. Как только проклятая "Чёрная Книга Крови", спрятанная во дворце Первовластителя, окажется в моём рюкзаке, я без сожаления, распрощаюсь с этим отсталым Миром. И так, пришлось потратить на поиски почти два года.
Путь через Топь оказался тяжёлым. К счастью, Марта являлась прекрасной проводницей. Не знаю, что ей помогало: магические способности или Болотная Баба, которой она столь истово молилась. Скажу только, что двигались мы, практически не отклоняясь от маршрута, на удивление быстро, несмотря на мои облепленные грязью ботфорты и неподъемный рюкзак. Впрочем, снять сапоги я так и не решился, из-за многочисленных змей, скользивших в чахлой болотной траве. Удивительно, но девочка, каким то образом избегала их укусов. Я собственными глазами видел, как она умудрилась наступить босой ногой на огромную гадюку, которая в ответ даже не зашипела.
Наконец, мы выбрались на небольшой островок, слегка поднимающийся над зеленым одеялом болотных растений. Его размеры не превышали ста метров в диаметре, и проводница сказала, что здесь можно спокойно отдохнуть.
— Этот остров, прозывается "Макушкой монаха", — пояснила она.
Я огляделся и хмыкнул. Место, действительно напоминало монашескую тонзуру. По краям — густые заросли кустов, а в середине — лысая поляна, куполом поднимающаяся к центру. Опустившись на мягкую, нагретую солнцем, моховую перину, я с удовольствием вытянул ноги, потом откупорил флягу, сделал несколько глотков несладкого чая, и расслабился. Марта, посидев немного, пошла, искать птичьи гнёзда, и вскоре вернулась, неся в пригоршне десятка полтора крошечных, пятнистых яиц.
— Хочешь? — спросила она, усаживаясь рядом на корточки.
— Нет, спасибо. Я не голоден.
Она, кивнула, высыпала яйца на подол рубахи, затем, аккуратно прокалывая скорлупу длинным, прочным шипом, принялась высасывать их содержимое. После того, как с добычей было покончено, девочка, стряхнув пустые скорлупки, стала заискивающе заглядывать мне в глаза. Сразу поняв, что ей собственно нужно, я покорно полез в рюкзак за сухарями. Мне самому, есть, совершенно не хотелось. Удушливая болотная вонь, не очень способствует хорошему аппетиту, кроме того, в сложных переходах, я предпочитаю двигаться налегке, не забивая желудок.
Всё складывалось как нельзя лучше. Проклятое солнце, достававшее нас утром, наконец, ушло за облака, медленно наползающие с востока. Ветер почти стих, громко кричала какая-то птица, трещали кузнечики, Марта аппетитно хрустела пшеничным сухарём. Идиллия. Внезапно, хруст прекратился, девочка вскочила на ноги и уставилась на что-то скрытое густыми зарослями ивняка.
— Что случилось? — тихо спросил я, поднимаясь на правое колено.
Она, отмахнувшись, продолжала смотреть в переплетение веток и листьев, потом, внезапно улыбнулась и издала несколько странных звуков, одновременно напоминавших крик болотной птицы и кваканье лягушки. Несколько секунд, ничего особенного не происходило, затем ветки чуть шевельнулись, и мы услышали в ответ странные звуки, произнесённые, высоким, звонким голосом.
Сияющая словно золотой цехин, ведьмочка повернулась ко мне.
— Это Уурун! — провозгласила она, торжественным тоном.
— Прости, кто?
— Уурун. Водяник.
— Водяник?
— Ну да! — Марта посмотрела на меня как на слабоумного. — Настоящий водяник. Только маленький. То есть, не взрослый, а ребёнок.
— Детёныш водяника… — я начал понимать. — А водяниками, судя по всему, ты называешь болотных гоблинов?
Не слушая меня, девочка вновь разразилась серией таинственных звуков. Хотя теперь уже было понятно: не просто звуков, а слов. Слов на языке гоблинов.
Болотные гоблины, разумные существа, пришедшие в этот Мир из Разрыва, представляли собой одну большую загадку. Непревзойдённые мастера маскировки, избегающие людей, они жили собственной, скрытой жизнью. В столичном Музее Божественных Диковин, местном аналоге Кунсткамеры, хранились два чучела, несколько скелетов, и альбомы с изображениями этих странных созданий. Учёные почти ничего о них не знали, а местные богословы, отказывая гоблинам в разуме, именовали не иначе как "водяными бесами" и призывали смельчаков, очистить осквернённую землю от "адской погани". Одно время магистратуры окрестных городов платили золотом, за каждую гоблинскую голову, но дело постепенно заглохло, так как выследить и убить этих скрытных созданий, было почти невозможно. Положение, не изменила даже мода на амулеты сделанные из частей тела несчастных существ. Только считанные люди могли похвастаться тем, что видели гоблинов в природе, а уж выучить их язык вовсе никому не удавалось. Кто бы мог подумать, что неграмотная, умеющая считать только до трёх, маленькая язычница, сможет это сделать.
— Ты умеешь с ними говорить? — осторожно спросил я.
— Ага. Меня Уурун научил, — гордо отозвалась Марта, стряхивая капельки пота со лба, коричневой ладошкой. — Уурун мой друг.
— Почему же он не выходит? Боится меня?
— Да, — девочка серьезно посмотрела мне в глаза. — Люди всегда убивают водяников.
— Скажи ему, что я его не трону.
— Честно?
— Клянусь жизнью.
— Ладно… — Марта нерешительно потёрла переносицу, потом вновь принялась квакать и булькать. Я терпеливо ждал.
Внезапно ветки раздвинулись, и Уурун вышел на поляну. Он выглядел очень изящно, и совсем не напоминал гоблинов, которых рисуют в детских книжках. Тонкое туловище, лишённое плеч, неестественно длинные руки и ноги, лысая голова, украшенная костяным гребнем. Лицо, совсем не уродливое, скорее необычное, с большими глазами, широким ртом, и неожиданно строгим, греческим носом. Кожа темно-зеленого цвета, пятнистая, словно камуфляж. Из одежды, только кожаная юбка, сшитая из множества лоскутков, в руке зажато короткое копьё с обсидиановым наконечником. Наш гость робко остановился, потом, сделал несколько шагов и снова встал.
— Да не бойся ты, Уурун, — сказала Марта, решительно подскочила к другу, и, взяв его за руку, подвела ко мне. — Знакомься, это очень хороший человек. Он даёт мне вкусную еду.
Я как мог, приветливо улыбнулся, потом, не сдержавшись, осторожно коснулся пальцами тёплой кожи юного гоблина. Она оказалась приятной на ощупь, сухой, гладкой, и совсем не походила на кожу лягушки или ящерицы.
Малыш, застенчиво прикрыл глаза полупрозрачными, двойными веками, затем тихо произнёс, что-то на своём языке.
— Он говорит, что рад с тобой познакомиться, и спрашивает, нет ли у тебя немножко соли, — перевела ведьмочка.
— Скажи ему, что я тоже очень рад нашей встрече, и что мы с удовольствием поделимся с ним солью… — начал я, но внезапно раздался резкий свист, затем хлопок, следом, узкая кисть Ууруна выскочила из моих пальцев. Маленький гоблин, оказался, опрокинут на землю, вокруг его правой ноги, обвилась бледно-розовая лента. Спустя мгновение, лента поволокла его в кусты. Марта, завизжав, вцепилась в плечи друга, её пятки пропахали во мху две борозды.
— Держи его! — крикнула она, но я даже не попытался ей помочь, прекрасно понимая бессмысленность подобного действия. В библиотеке Столичного Университета, мне довелось прочесть все книги, касающиеся обитателей Топи, так что я знал, что за тварь, схватила Ууруна. Это был плюйник — огромный плотоядный червяк, основной враг гоблинов. На людей он к счастью не охотился, наверное, мы были для него слишком невкусными. Главным его оружием являлся длинный язык, который словно резиновый жгут, выстреливался на несколько метров с невероятной точностью. Ухватив им неосторожную жертву, зверь подтягивал её прямо к своей зубастой пасти. Пытаться перерубить язык бесполезно, он покрыт толстым слоем слизи, вязкой как смола. Любой клинок, увязнет в ней, так, что сейчас, единственным способом спасти гоблинёнка, было убить саму тварь. Как метеор, вломившись в кусты, я сразу увидел эту скотину, наполовину выползшую на берег.