Соблазнились они ключиками от Маргошиного дома.
Мне Маргоша ведь ключи доверила, два электронных ключика таких: одна таблеточка от калитки и полосочка пластмассовая от входной двери.
Сразу, когда меня обыскали, когда сумочку вывернули да карманы, Леша как увидал ключи эти электронные, так аж затрясся весь.
В общем, неделю они меня били, истязали как хотели.
Думала я – лучше бы мне умереть!
Я уж их гадов и так и этак уговаривала-упрашивала оставить эту затею с Маргошиным домом.
Мол, там и сигнализация хорошая везде, да и видео-наблюдение, да и наверняка она после моего исчезновения коды поменяет.
А эти – нет!
На Лёшу с Лысым прямо помутнение какое-то нашло – подай им сейф Маргошин со всеми драгоценностями и деньгами и все тут!
Я уж им и так и этак врала, мол, не держит Марго дома ничего, все деньги у нее в банке на счетах, налички в доме никакой, пользуется хозяйка только кредитными магнитными карточками… И драгоценностей у нее тоже нет, она все брюлики в банке держит, где ячейку абонирует…
А эти только скалятся да мне по ребрам ногами пинают!
А и девчонки, сучки, Алька со Снежаной, те тоже мне все норовили наподдать.
Все никак не могли мне простить, что я триста баксов нашего девчачьего общака у них слямзила. И даже не эти триста баксов их достали, как задушила их жаба зависти, что я чуть было в белые люди не вырвалась, почти уже человеком зажила.
Вот она – зависть.
В конце концов, не железная я и Зои Космодемьянской из меня не получилось.
Согласилась я их в дом Маргошин запустить.
Согласилась я наводчицей стать.
А это уже совсем иная статья!
Но в душе все надеялась, все тешила себя надеждой, что брошусь в ноги к Маргуше своей, и что простит она меня.
Но Леша с Лысым – они тоже не дураки.
Сказали мне, что если я их подставлю, то они мамку мою да брата Серегу в Великих Луках на пику поставят, то есть прирежут, как поросят.
Я как представила мамку свою несчастную, которая и жизни хорошей не видала никакой, только пьяные побои от своих хахалей, как представила ее порезанной да в кровищи, так и сдалась, так на все и согласилась.
Нарисовала Леше весь план Маргошиного дома, где какая комната, где какие картины, где какие часы особо ценные, антикварные, где какие картины, где какой фарфор, где бронза… И самое главное – где у Маргоши ее кабинет и сейф с наличными.
Леша-то не дурак.
Они с Лысым съездили туда вечерком, проверили, работает ли мой ключик от калитки.
Нет, не работает уже!
Сменила Маргоша электронный код.
Поэтому решили они действовать иначе.
А придумали они так: перебросят они меня ночью через ограду, я пролезу в подвал через окошко в прачечной, которое обычно не закрывалось, когда в доме люди были, сама хозяйка и прислуга, потом я спрячусь в подвальных подсобках, где у Маргоши винный погреб, баня-сауна, прачечная и мастерская с гаражом, спрячусь и дождавшись, когда Марго уедет, открою изнутри окошко, отсоединив это окошко от сигнализации. И тогда уже через это окно вся банда лешина в дом войдет.
Они меня три дня тренировали, как тоненькую проволочку в обход датчиков, что на стекле, перепаять.
А я способная, научилась.
Научишься, когда мамку родненькую жалко станет!
ГЛАВА 13 1.
– У меня к этому серьёзное отношение, ты должен понять.
Слово "этому" Вера выделила, сделав на нем акцент.
Ее почти черные глаза глядели на Ивана снизу с детской доверчивостью, как ребенок глядит на очень симпатичное и интересное, но пока еще неизведанное явление природы.
– И вообще, пока папе не исполнилось сорок дней, этого у нас не будет, понимаешь?
Они лежали поверх покрывала, лежали по пояс раздетые.
Оба в джинсах, и ее грудки и шея и губы пылали от его поцелуев.
– Нет, нет, нет, – отрицательно качала головою Вера и глядела теперь не на него, а мимо него, в потолок.
Да, она вспомнила об отце.
А о ком еще должна думать хорошая девушка, когда две недели не прошло, как он умер?
Иван трижды бросался на приступ, и трижды она, уже казалось бы поддавшись, или почти поддавшись и дрогнув под его напором, все же отталкивала его.
– Это безумие какое-то.
– Я так тоже не могу…
Наконец Вера поднялась с кровати, нашла на полу лифчик, ти-шортку, свитер…
– Одеваемся и раздеваемся, словно на нашем шоу, – сказала она с ухмылкой. – Я уже всякий раз, когда что-то надеваю, автоматически скашиваю глаз, в какую камеру смотреть.
Иван тоже поднялся, тоже нашел свой свитер, небрежно брошенный в кресло.
– Вера, – позвал он. – Вера, это неправильное решение.
– Ты о нашей близости? – спросила она, отворачиваясь и загораживая грудь.
– А о чем же еще? И ты не права, мы имели сейчас шанс.
– Он будет у нас и спустя месяц, – сказала Вера, уже застегнув лифчик и поворачиваясь к Ивану лицом.
– Нет, – сказал Иван, – не будет.
– Через месяц закончится наше шоу? – спросила Вера.
– Через месяц возвращается Мария Витальевна, – ответил Иван.
Глаза Веры стали грустными.
– И ты будешь с ней? – спросила она.
– Мне казалось, у меня был шанс вылечиться от этой болезни, – сказал Иван, беря Веру за плечи и глядя ей прямо в глаза. – Мне казалось, что с тобой я мог бы выздороветь, избавиться от этой болезни, от этого наваждения, от этой колдовской нездоровой привязанности к Марии Витальевне. Ты ведь всего не знаешь…
Иван со вздохом отвел глаза и отпустил Верины плечи.
– Чего я не знаю? – спросила она тихо и участливо.
– Ты не знаешь, каких дел я наделал сгоряча, когда она уехала.
– Ты сделал что-то нехорошее? – спросила Вера.
– Я не знаю, – сказал Иван и отвернулся.
Вера стояла возле окна, так и не надев еще свитера, и небогатый зимний свет ласкал нежную кожу ее мягких плеч.
– Если бы ты была со мной, – сказал Иван, – я бы вылечился, я бы избавился от этой женщины, я бы перестал сходить с ума, я бы выдавил ее из моей души, как выдавливают пасту из тюбика.
– И я тебе нужна только как средство, чтобы избавиться от наваждения? – спросила Вера. – Я тебе нужна только как таблетка забвения? Как лекарство от душевной болезни? И не более того?
– Нет, – сказал Иван. – Нет, мне кажется, что я люблю тебя, но я еще не знаю, насколько это сильно во мне, мне кажется, что люблю, и поэтому мне нужно быть с тобой, нужно.
– Ты не те слова говоришь, Иван, не те, – сказала Вера, медленно приближаясь к Ивану и расстегивая надетый было лифчик. – Ты не те слова говоришь, милый, ты должен говорить: любимая, я люблю тебя, единственная моя…
Ее руки мягко обняли его и притянули шею и затылок к ее волосам, к ее губам, к ее груди.
– Говори мне, говори! Ну же!
И он принялся говорить. …
Когда через час, а может и через два часа – потому как никто времени их счастья не фиксировал – когда они поднялись с постели, когда Иван принялся искать свои джинсы, когда Вера засеменила в душ, прижимая к голому животу найденные на полу трусики и свитер, они уже знали, что теперь вернутся на свое шоу, которое маст гоу он, вернутся, чтобы отныне чувствовать себя мужем и женой, и по окончании – сыграть свадьбу.
– Я только фамилию менять не буду, – крикнула Вера из душа. – Останусь Мигунова, и если мальчик родится, пусть Борщанский будет, а если девочка, то я ее на фамилию Мигунова запишу.
– Ладно, – вздохнув, согласился Иван.
Вздохнул и с тоской подумал, что теперь тяготит его эта история с его визитом в посольство.
Имеет ли он право на то, чтобы связывать свою судьбу с судьбой Веры?
2.
– Как дела? – спросил Борщанский Владислава. – Какие новости?
Борщанский на двое суток выключился из арбайт-процесса.
Эти двое суток он отдал не своей "Норме Ти-Ви", а Анне Захаровой.
– Как дела? – переспросил Владислав. – А ничего дела, Вера Мигунова на шоу вернулась, и очень кстати вернулась, потому что итальяхи эти снова в "До-До" нагрянули, ну эти, из "Бель-Эттона", спонсоры наши генеральные Серджио Боччини и Джованни Росси. А скандал покупателей в "До-До" у генспонсора нам не кстати.
– Ну, – гукнул Борщанский, поощряя Владиславово побуждение поделиться новостями, – что дальше?
– А дальше главная новость, – Владислав заговорщицки стрельнул глазками на шефа.
– Алину нашу Милявскую итальяхи к себе забирают.
– Как забирают? – не поняв, насупил брови Борщанский.
– А так вот забирают! Они ей предложили должность управляющей московской сетью магазинов "До-До" вместо Константина Петровича.
– Да ну? – недоверчиво воскликнул Борщанский.
– Я отвечаю! – сказал Владислав, для убедительности хлопая себя по коленке. – Они ей официально предложили и главное, главное что она-то – согласна!
– Ну и дела тут у вас, – покачивая головой сказал Борщанский. – Нельзя вас на два дня оставить, как у вас тут черти-что начинает твориться!
– Уходит Алинка наша, подсидела она Константина Петровича, во как в жизни бывает! – не скрывая своей радости, гоготал Владислав.
– А ты обрадовался, – хитро поглядев на главреда, заметил Борщанский. – Не любишь ты Константина Петровича, не любишь.
– А за что его любить – не любить? – изумился Владислав. – Он мне не жена.
– Ну да! – возразил Борщанский. – А вот возьму я его на место Алины? Что тогда скажешь? Мне ведь надо кого-то на ее место на должность коммерческого?
– Ты что? Натурально его возьмешь? – надулся Владислав.
– Не знаю – не знаю, – с показной загадочностью ответил Борщанский. …
Алина ходила по коридорам с видом невесты принца Уэльского.
– Когда проставляться будешь? – спрашивали завистливые сотрудники.
– Сколько тебе итальянцы предложили? В Италию командировки будут? Замуж звали?
Так или иначе, но Алина с удвоенной и даже с учетверенной энергией взялась за доведение шоу до его победного конца.
Во-первых, в целях подогрева как зрительского интереса, так и интереса самих участников их скандальной программы, Алина объявила, что фирма "Бель-Эттон" учреждает три дополнительных приза: это свадебное путешествие по Италии с посещением Венеции, Пизы и Флоренции для той пары участников, если такая образуется и пожелает пожениться.
Алина сама была в возбужденном, истерически-восторженном состоянии и все время взвизгивала:
– Представляете, итальянцы для нашей парочки – барана и ярочки – брачную ночь любви готовы организовать на Вилле Боргезе, а в Венеции новобрачным отведут спальные покои во Дворце Дожей, да только ради этого стоит пожениться!
– А второй приз? – спрашивали набежавшие журналисты.
– А второй приз, – подсасывая слюньку, быстро говорила Алина. – Второй приз это – приз нетрадиционной паре, если такая образуется, розовая или голубая, это поездка на двоих в Италию на фестиваль Бьеннале.
– Тоже со спальней на Вилле Боргезе для первой брачной ночи?
– Нет.
– А третий приз?
– А третий приз, если после этого шоу ребенок родится, его и его мамашу пожизненно будут одевать в магазинах "До-До".
Но самое главное, Алина принесла на "Норму" проект договора о проведении нового совместного риэлити-шоу – "За витринами магазина".
Следующее шоу итальянцы собирались организовать прямо в одном из магазинов своей сети, причем с привлечением случайных покупателей из толпы, то есть любой из покупателей, если очень бы захотел, мог бы сутки побыть в студии за стеклом вместе с постоянными участниками.
– Интересно, она что, действительно с ними с обоими? – недоверчиво спрашивал Борщанский, глядя Алине вслед.
– А ты думал! – цокал языком Владислав, хлопая шефа по спине. – С такой задницей и с такой решительностью, как у неё, она и в Кремль, и в Европарламент пролезет, и если надо, так хоть и с тремя и с четырьмя переспит, от нее не убудет, к ней разве что только прибавится.
Присутствие Алины в качестве новоиспеченного представителя спонсора очень оживило редакционные летучки.
И если раньше Владислав еще мог рот раскрыть, вставляя пару слов между репликами Константина Петровича, то теперь Алина не оставляла главреду никакой щелки, куда бы он мог встрять, говорила и креативила теперь только она одна.
– Так, сегодня продолжим освещать интригу любовного треугольника между Волком, Нежкой и Бармалеем, сперва на кухне начнем, а потом в спальне. И параллельно Ивана с Верочкой, то есть Бабасика с Алочкой, как у них романтично, мы ведь решили, что Верочка у нас с призом выйдет!
– Это что же? – шепотом спросил Владислав технического директора Арановича. – Она уже такие решения принимает?
– А ты думал! – многозначительно подмигнул Аранович. – Она еще и Берлускони скоро директивы примется писать, с нее станется. …
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Русалочки.
Пишу…
По отношению к памяти папы я совершила предательство.
Но ведь с другой стороны, жизнь должна идти своим чередом.
И если любовь ко мне пришла именно тогда, именно в тот момент, когда умер отец – это искушение? Это знак? Или это простое совпадение?
И что бы сказал сам папа, окажись он теперь здесь?
Он порадовался бы за меня? Одобрил бы он мой выбор?
Сколько вопросов, на которые я не могу ответить!
Я пришла сюда заработать миллион для папы, чтобы спасти его, чтобы сделать его счастливым, чтобы вернуть ему мой дочерний долг, чтобы отплатить ему за его любовь ко мне.
Я помню, как он возил меня по Европе, а ведь мог поехать в отпуск с какой-нибудь женщиной, но ездил со мной. И я этого не забыла. И как он посылал меня в Испанию в школу тенниса, и как баловал меня, покупал всякие подарки на зависть моим одноклассницам.
Но это правда, что когда-то наступает время отлепиться от папочки… Наступает время, когда дочка, девочка перестает воспринимать папу как главный образец мужества, как главный предмет восхищения, и вдруг однажды начинает видеть мужчину не в папе, как в священном сосуде, собравшем все обожаемые ею качества, но начинает восхищаться другим мужчиной…
И это будет уже взрослость. Это будет уже любовь.
Так у меня с Иваном.
И еще я врач.
Я пришла сюда спасать отца, а встретила человека, которого тоже было необходимо спасать. Я встретила Ивана. А Иван болен… Надеюсь, что теперь это в прошлом, то есть был болен любовью. Ненормальной, стыдной, на мой взгляд, любовью к женщине, которая по возрасту годится ему в матери.
Я врач.
Я нужна больным.
Я вылечила Ивана.
И теперь он мой возлюбленный.
Я пришла сюда заработать миллион для папы, но папа умер.
Теперь мне не нужен этот миллион.
И более того, теперь, после того, что произошло между мной и Иваном, когда я стала женщиной, я не имею морального права на этот миллион – и я его уже не получу.
А мне и не нужны деньги.
Мне нужен Иван.
Поэтому я осталась на этом шоу только ради него.
Ради моего Ивана.
Первоначальный смысл быть здесь на "проекте", как начальство называет наше теле-шоу, для меня теперь потерян. Я пришла за миллионом для отца, чтобы он не впал в уныние, чтобы он, как мечтал, купил бы себе дачу на реке Оке в Поленово. Да писал бы там свои книжки.
Но я опоздала со своей помощью – папа ушел из жизни.
И я, наверное, плохая дочь, я не дождалась конца положенного обычаями траура и позволила себе некий радостный момент, нет, уже не девичьего, а женского счастья.
Я виновата перед отцом.
И потому что не успела или не смогла удержать его от ухода из жизни, ведь, не будь я на этом шоу, на этом проекте, а будь я рядом с ним, просто рядом, может, он бы и не совершил этого отчаянного поступка? Но я виновата еще и в том, что не выдержала траура и была счастлива с Иваном.
Так прости меня, папочка!
Прости меня! …
Таня Середа
Типа любовь.
Роман
Продолжение …
А случилось дальше так.
За день до ограбления меня, как всегда в последние две недели, приковали к батарее.
А сторожить меня поставили Снежанку-дурочку.
Проститутку копеешную – она мне больше всех завидовала и, когда Леша с Лысым меня били, тоже все норовила всякий раз мне по голове заехать.
Ну…
Последняя надеждочка у меня осталась, последняя жизненная лазеечка честной девчонкой остаться и не замарать себя, отплатив черным за то доброе, что сделала для меня Маргоша.
Долго я думала, все решиться не могла, а потом решилась.
Снежана, говорю, слышь, Снежана, тебя достало-допекло, что я в чистые белые люди имела шанс выйти из нашей проституточной команды? Ты мне за это мстила? Да?
Ну, гляжу, в самую точку попала, Снежка наша совсем осатанела, материться стала – сто слов матом, одно по-русски – вижу, значит, права я оказалась, именно это ее допекло, а совсем не то, что я общачок наш, триста долларов потырила.
Дождалась я терпеливо, покуда Снежанка выматерится до конца, ну и сказала я ей, ну и предложила…
Говорю, что, думаешь до конца дней своих в плечевых придорожных шлюхах проторчать?
А не хочешь вместе со мной в белые люди, как человек?
Вижу – примолкла, слушает…
Ну, я и говорю ей тогда весь свой нехитрый план.
Я, говорю, я твой единственный шанс из проституточной ямы, из под Леши с Лысым вырваться, так что решай: или со мной в белые свободные барышни, или с Лысым и с Лешей до скорого конца деньков своих.
Только, говорю, если ты меня и заложишь Леше, то я все равно, если живой останусь, сбегу, но уже без тебя. Так что – я твой шанс, думай, Снежка, решайся!
А предложила я ей вот что.
Покуда я прикованная тут ночевать буду, Снежка пусть пойдет и по мобильному телефону, с улицы, чтобы ни Леша, ни Лысый не могли подслушать, пусть позвонит…
Не в милицию, а Маргоше – я ее номер на память помнила, как Отче Наш!
А Маргоше она должна была сказать, что завтра ночью ее дом грабить должны и проникнуть в дом должна ее подружка, та самая Танька, то есть – я.