– Я дам тебе номер счета в швейцарском банке, – тихо, доверительным тоном произнес он. – Будешь каждый месяц перечислять туда семь процентов от суммы договоров с вкладчиками. Излишне говорить, что счет нигде не должен фигурировать. Никогда…
Полковник буквально пожирал Денисова цепким взглядом хищника, почуявшего добычу.
– Дам тебе охрану, милиционеров в форме. Своих наемников-мордоворотов рассчитаешь, как положено, и пошлешь на все четыре стороны, – произнес Кирилленко. – Заключишь с нами официальный договор об охране, чтобы комар носа не подточил. Это тебе не будет стоить даже лишнего доллара, кроме тех самых процентов… Деньги каждый раз будешь переводить из Москвы, лично. И еще. – Кирилленко на секунду задумался. – Предупреди своего приятеля Ринге, что на днях к вам в офис придет курьер, который сделает крупный денежный вклад на имя… впрочем, тебе оно все равно ничего не скажет… Это очень нужный человек из мэрии. Ему нужно обеспечить двойной процент. Но за сохранность депозита ты мне отвечаешь головой, понял?!. А о Бармашеве не беспокойся! На его ублюдках уже столько «мокрых» дел висит, что пора с ними кончать. Безо всякого суда и следствия, – жестко уточнил полковник. – Тебе нечего бояться, все будет сделано быстро и тихо… А еще лучше, если ты в самое ближайшее время вообще уберешься из города недельки на две, – предложил, а по сути – приказал Кирилленко. – Чтобы ненароком не зацепило, когда перья лететь будут… Понял меня?
– Да.
– Ты, кажется, хотел съездить в Германию? – в очередной раз продемонстрировал свою осведомленность полковник РУОПа. – Вот и поезжай! Паспорт и все остальное тебе сегодня ближе к ночи привезут на дом, а заодно передадут и номер счета в банке. И еще… Хочу, чтобы ты запомнил главное… Я никогда не продаю тех, кто со мной дружит! – Заметив недоверчивую мину на лице Денисова, Кирилленко усмехнулся: – Пока будешь прохлаждаться по заграницам, за дамочкой твоей симпатичной присмотрят мои люди. Ни один волос с ее головы не упадет. Вернешься назад и спокойно, без напрягов, продолжишь занятия своим бизнесом. А сейчас – иди. Твой телохранитель ждет внизу, в машине. Старшина тебя проводит, но на всякий случай я позвоню на выход, дежурному… До свидания, Максим Сергеевич. Счастливого путешествия… – И Кирилленко, нацепив очки, как ни в чем не бывало снова углубился в изучение лежащих на столе документов.
Выходя из кабинета, Денисов столкнулся с молодой женщиной в милицейской форме. В ее изящных ручках были две чашки с горячим ароматным кофе.
Глава 30
Максиму казалось, что он уже много месяцев не был с женщиной – так ново было это ощущение. Наверное, он все это время спал, и во сне они, женщины, были – но нереальные, призрачные, не оставляющие в его памяти никакого следа. Теперь наступила действительность. Близость с Ренатой была так хороша, что наслаждение, которое она подарила ему, граничило с болью.
Ему все это было знакомо – и в то же время абсолютно ново – узкие Ренатины руки, ее плоский живот, мягкие жаркие губы, ее податливое тело, которое чувствовало малейшие оттенки его желания, принимало любые его фантазии, звенело под его руками.
– Зернышко мое, – шептала она, и сладкая нега разливалась по телу Максима.
Он даже испугался в какой-то момент, когда, не помня себя, бросился на нее, как дикий, обезумевший от голода зверь, когда пальцы его, сжимая ее упругое тело, оставляли на нем ярко-красные следы, а рот, не отпуская ее губы, заставлял Ренату задыхаться.
Они никак не могли оторваться друг от друга, снова и снова вступая в любовный поединок, переплетаясь телами, сжимая друг друга в объятиях, будто желая навсегда слиться воедино.
Только когда небо начало темнеть и комната погрузилась в сумерки, обессиленные, они разжали объятия. Некоторое время лежали совсем тихо, и Максиму даже показалось, что Рената уснула.
Он тихонько поднялся, чтобы принести воды, но она внезапно сказала:
– Не уходи. Мне становится страшно, когда ты уходишь.
Максим улыбнулся ей в ответ:
– Я не уйду теперь никогда, Рената. Понимаешь? Ни-ког-да. Даже если ты захочешь меня прогнать. И дочку твою никому не отдам. Ведь она – часть тебя, а я никакой твоей частью не хочу ни с кем делиться.
Он посмотрел на нее и увидел в ее глазах слезы.
– Что? Что? – испугался Максим.
– Он пьет, – покачала она головой. – Я не могу его бросить. Он пьет, потому что любит меня. А я его – нет. Он с самого начала знал о тебе. Он знал, что я никогда его не полюблю, понимаешь? Как я брошу его?
– Не смей плакать. – Максим, наклонившись над ней, вытер ладонью слезы. – Не смей плакать. Мы теперь самые счастливые люди на свете, слышишь? Мы придумаем что-нибудь. Мы сделаем так, что больше никто не будет мучаться и страдать. И твой муж тоже.
– Правда? – Глаза Ренаты засветились надеждой.
– Правда, – твердо сказал Максим. – Я в этом теперь уверен. Если ты будешь со мной, я смогу сделать все, что угодно. – Он засмеялся: – У меня же куча денег!
– Ты работаешь в этом «Эвересте»?
– Ты говоришь «работаю»?! – Максим расхохотался. – Да я хозяин этой шарашкиной конторы! Хо-зя-ин! Понимаешь?! Все это – мое!
У Ренаты расширились глаза.
– Хозяин? – недоверчиво переспросила она. – Как это?
– А так. – И Максим, ничего не скрывая, впервые рассказал Ренате всю историю своего внезапного обогащения.
– Вот как… – протянула она. – А я, дурочка, деньги хотела сюда вложить… – Вдруг она испуганно посмотрела на него: – Зернышко мое, ведь это же нечестные деньги!
– Большие деньги никогда не бывают честными, зайчик.
– А ты не боишься… расплаты?
– Я тебе сказал, что я уже за все расплатился, – отрезал Максим и, поскольку она непонимающе смотрела на него, добавил: – Мои родители погибли…
Рената охнула, прикрыв ладонью рот.
– Их застрелил какой-то ублюдок. Говорят, случайно, в перестрелке. – Лицо Максима закаменело, губы сжались. – Как ты думаешь, за что мне это? Я должен найти убийцу. И для этого мне нужны деньги. Без них я ноль, я ничего не смогу.
Рената молча обняла его, притянула к себе.
– Я верю тебе и люблю тебя, – прошептала она и повторила его слова: – Мы теперь вместе.
Глава 31
Борис Семенович Илларионов сидел в аэропорту Дюссельдорфа уже долгих пять часов. Рейс из Санкт-Петербурга задерживался по причине нелетной погоды, и шестидесятипятилетний владелец торгового центра «Империал», под громким названием которого скрывался весьма скромный, по западным меркам, двухэтажный магазин по продаже товаров для спорта и туризма, заметно нервничал. Вот уже несколько лет, со времени своего поспешного отъезда с родины в благодатную, но чужую Германию, он не видел своего любимого внука Максима. Более того, ввиду некоторых не афишируемых обстоятельств, до самого недавнего времени Борис Семенович, в новом немецком паспорте которого сейчас стояла скандинавская фамилия Эриксон, не мог легально пересечь российскую границу и был лишен возможности даже присутствовать на похоронах трагически погибших в России дочери и зятя – родителей Максима. Внук остался единственным родным ему человеком, и его неожиданное сообщение о скором приезде обрадовало старика до глубины души.
Борис Семенович сидел в зеленом пластиковом кресле зала ожидания и пил пепси-колу из маленькой жестяной баночки. Время томительного ожидания тянулось чертовски медленно, как ползущая по бескрайней пустыне старая черепаха. Наконец из громкоговорителя донесся мелодичный сигнал и приятный женский голос сообщил, что самолет авиакомпании «Люфтганза», следующий рейсом из Санкт-Петербурга, прибывает через десять минут. Несколько десятков встречающих потянулись к стеклянным дверям, из-за которых должны были появиться пассажиры опоздавшего рейса. Борис Семенович смял ладонями пустую банку, оставил ее на соседнем сиденье, поднялся и последовал за остальными.
Максим мало изменился за прошедшие годы. Та же короткая светлая шевелюра, те же живые глаза. Но теперь он возмужал, в его облике появился некий лоск, присущий людям обеспеченным и довольным собственной жизнью. На внуке был расстегнутый на груди длинный светлый плащ, белое кашне и дорогой костюм. Рубашка с воротником-стойкой делала его похожим на артиста.
Пропустив вперед основную массу пассажиров, Максим остановился посреди просторного зала аэропорта, поставил на пол небольшой коричневый чемодан и стал ошарашенно оглядываться по сторонам. После скромного питерского Пулкова аэропорт Дюссельдорфа показался Денисову чем-то фантастическим. Впервые оказавшись за пределами еще недавно окрашенной в кумачовый цвет одной седьмой части суши, Максим вдруг почувствовал себя европейцем.
Дав возможность внуку осмотреться, Борис Семенович медленно подошел к Денисову сзади и кашлянул, привлекая внимание.
Дав возможность внуку осмотреться, Борис Семенович медленно подошел к Денисову сзади и кашлянул, привлекая внимание.
– Максим, – тихо позвал он.
Денисов резко обернулся и удивленно уставился на загорелого мужчину в солнцезащитных очках и красной спортивной куртке. На ногах у него были легкие кроссовки, а на плече – спортивная сумка «адидас». Узнать в этом подтянутом, коротко подстриженном моложавом мужчине своего номенклатурного деда Максиму было трудно. Он больше привык видеть его втиснутым в серый совдеповский костюм на фоне просторного кабинета, с неприступным каменным лицом разговаривающим с подчиненными. Стоящий перед Денисовым улыбающийся дед скорее напоминал безмятежного завсегдатая теннисных кортов или любителя игры в гольф.
– Невероятно! Дед?! – приглушенным голосом произнес Максим. – Это ты?! Или меня просто укачало в самолете и я все еще сплю?
– Я это, я! – рассмеялся Борис Семенович, и в следующую секунду дед и внук слились в крепких объятиях.
– Здравствуй, Максимка!.. Здравствуй, внучек!.. – шептал, качая головой, Борис Семенович. Он отстранился, радостно глядя в глаза улыбающегося Максима. – Пойдем, там у меня машина. Пока будем ехать домой, ты мне все расскажешь!..
– Далеко ехать? – вертя головой во все стороны, спрашивал Максим. Своим поведением он был похож на ребенка, впервые в жизни попавшего в Диснейленд.
– Нет, ерунда! – отмахнулся Борис Семенович. – Минут сорок по автобану, и мы на месте! Нам не в сам Эссен, а немного дальше, в пригород. Посмотришь мой новый дом! – не без гордости сообщил старик. – Кстати, как твой немецкий?
– Объясниться, думаю, смогу, – ответил по-немецки Максим.
– Акцент сильный, но говоришь правильно, – оценил познания внука Илларионов. – А вот и моя малышка! – Он кивнул на запаркованный на площади перед зданием аэропорта «Мерседес-600» цвета «серый металлик». Увидев машину, Денисов присвистнул.
– Ни хрена себе средство передвижения тела для пенсионера! У нас в Питере простой смертный за руль такой игрушки не сядет, – прибить могут. В лучшем случае – выбросят из «тачки» на одном из светофоров.
– Здесь, в Германии, тоже далеко не всем по карману такое удовольствие, – с притворной скромностью заметил Борис Семенович, открывая водительскую дверь. – Чемодан закинь в багажник и садись. Прокатимся по-русски, с ветерком! Я пока здесь живу, уже столько штрафных квитанций собрал, что на них новые «Жигули» купить можно!..
Едва Денисов сел на переднее сиденье рядом с дедом, роскошная машина мягко тронулась с места и, быстро набирая скорость, плавно покатила вперед. Вскоре шумный и суетный Дюссельдорф остался позади, и «мерс» со скоростью, близкой к ста шестидесяти километрам в час, бесшумно катил по идеально ровному широкому автобану в сторону Эссена – небольшого индустриального города, жители которого чрезвычайно гордились тем, что даже после поражения немцев во Второй мировой войне здесь никогда не ступала нога русского солдата.
– Так что у тебя за бизнес в Петербурге? – с интересом спрашивал Илларионов, отвлекая Максима от созерцания изумительных своей ухоженностью пейзажей. За чуть затемненным стеклом машины проносились зеленые поля, аккуратные, кажущиеся игрушечными, домики. И даже обычные тополя почему-то разительно отличались от скрюченных запыленных мутантов, растущих по обочинам ухабистых российских дорог. Здесь, в процветающей Европе, все радовало глаз.
Вспомнив о петербургских метелях, Максим поежился:
– Тепло тут у вас.
– Конечно, а чего же ты хотел в середине марта? – пожал плечами Борис Семенович.
– С ума сойти, – вздохнул он. – Как будто в сказку какую-то попал, честное слово.
– Я поначалу тоже с открытым ртом ходил, – хмыкнул дед, – потом привык. К хорошему привыкаешь быстро и начинаешь принимать окружающий тебя мир как данность, порой забывая, что где-то есть совсем другая жизнь, – философски заключил он. – Так что у тебя за бизнес, внучек? – снова вернулся дед к интересующей его теме.
– Бизнес у меня просто аховый, дед! – с непонятным для Илларионова сарказмом и какой-то ожесточенностью ответил Максим. – Хожу по лезвию бритвы, но деньги уже впору измерять на вес, причем не в килограммах, а тоннах. Плюс-минус тысяча – никакой разницы…
– Да-а, с вашими нулями, по пять штук на одной бумажке, вы, похоже, даже итальяшек обскакали! Куда ни плюнь – одни миллионеры! – рассмеялся Борис Семенович, похлопав пальцами по рулю.
– Насчет нулей ты правильно заметил, но только у меня, в отличие от большинства соотечественников, деньги уже давно измеряются не в рублях, а в американских баксах, с той же самой погрешностью, о которой я уже сказал. – Денисов повернулся и пристально посмотрел на ошарашенно замолчавшего старика. Судя по напрягшимся скулам, тот с трудом переваривал информацию.
– Я, конечно, слышал, что за последние годы в России много что изменилось, но чтобы за какие-то несколько месяцев, без серьезного начального капитала… – осторожно заметил Илларионов. – Как-то и не верится…
– И очень зря, – с невозмутимым видом заявил Максим, затягиваясь сигаретой. – Ты, дед, даже не представляешь себе, какой капитал можно сейчас поднять только в одном Петербурге, буквально из воздуха! Не говоря уж о сделках в масштабах государства… Клондайк, одним словом…
– И много, если не секрет, тебе удалось… заработать? – после долгого обоюдного молчания, почти шепотом спросил Борис Семенович.
– Миллионов пятнадцать, в долларах, разумеется. А может, чуть больше, – скривил губы Денисов, раздавливая окурок в пепельнице.
На этот раз пауза была вдвое длиннее предыдущей. Максиму, упорно делающему вид, что разговор идет о вещах плевых, доставляло удовольствие искоса наблюдать за быстро меняющимся выражением лица деда.
– Я, разумеется… далек от мысли, что ты, мой внук, станешь шутить… такими серьезными вещами, – упавшим голосом наконец произнес Илларионов. – Но твои слова, только не обижайся, мне, прожившему три с лишним года в этой прилизанной стране, кажутся просто каким-то горячечным бредом!
– Да нет, – вздохнул, расправив плечи и потянувшись, Денисов. – Все, что я рассказал, – чистая правда. И я думаю, что ничего страшного не случится, если ты узнаешь, каким именно образом я заработал эти деньги…
Всю дорогу до Эссена Максим рассказывал Борису Семеновичу о своем «бизнесе» и компании «Эверест», начав с аферы по трудоустройству и закончив «визитом» в Большой дом на Литейном проспекте и своем разговоре с начальником Управления по организованной преступности полковником Кирилленко, буквально силой загнавшем его под «ментовскую крышу». Старик, пораженный услышанным, только хмурил брови и молчал, ни разу не перебив внука. А когда «Мерседес» остановился перед красивыми коваными воротами опоясывающего дом декоративного забора, глубоко вздохнул и сказал:
– Ладно, давай перенесем этот разговор на вечер. Время для обсуждения серьезных вещей у нас еще найдется. А пока – посмотри, какой я себе построил замок! – Илларионов-Эриксон нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и автомобиль медленно въехал через открывшиеся ворота на выложенную аккуратной керамической плиткой дорожку.
Небольшой, но уютный одноэтажный коттедж Бориса Семеновича был типичным жилищем преуспевающего бюргера, каким оно представлялось Денисову по фильмам и книгам. Все, на что падал взгляд, было, если так можно сказать, вылизано и причесано. Стены дома выкрашены в яркий канареечный цвет, крыша выложена красной черепицей, большие, в человеческий рост, окна – настолько прозрачны, что, казалось, по нелепой случайности в них забыли вставить стекла. Перед ведущими к входной двери ступеньками был сооружен декоративный навес в форме шатра, неподалеку, на ровно постриженной зеленой лужайке стояла скамейка-качалка, а из фонтана с бронзовой фигуркой амура били веселые струи воды. Все дорожки вокруг дома не просто подметены, но как будто даже вымыты. А перед входом, на ступеньках, как картинка из другой жизни, лениво дремала русская лайка, большая, черно-белая, с голубыми глазами и белой кисточкой на пушистом хвосте.
– Я рад за тебя, дед, – с восхищением произнес Денисов, когда Борис Семенович тихонько подрулил к расположенному справа от дома гаражу. – У нас сейчас многие «новые русские» строят целые дворцы по четыре этажа, вбухивая в них по миллиону и даже больше, но по сравнению с твоим скромным домиком большинство из них напоминают просто неприбранный сарай. Но им этого не понять. Главное – выпятить грудь и показать окружающим, какой ты туз!
– Все возвращается на круги своя! – улыбнулся Илларионов. – Вспомни русских купцов, их дворцы и пьяные загулы. То же самое. Как ни обидно за наш народ, но в чем он преуспел, вне зависимости от всех времен и революций, так это в показухе… Все, приехали! – Борис Семенович заглушил мощный мотор «Мерседеса», вышел, прикрыв водительскую дверь, и подождал, пока Максим достанет из багажника свой дорогой кожаный чемодан.