Лена остановилась и заплакала. Александр… Мучительно хотелось позвонить, но она не звонила. Не навязывалась.
Зачем звонить? Что сказать? «Позови меня с собой…» А он скажет: «Куда я тебя позову? У меня есть соавтор и есть Вера. Все места заняты».
Александр закончил сценарий и решил устроить читку. Прочитать вслух. Проверить на слушателях и понять самому: где слабые места, где провисает.
Александр позвонил Лене. Незнакомый голос ответил, что Лена уехала и больше здесь не живет.
– А где она живет? – удивился Александр.
– Понятия не имею, – сказал голос.
Александр растерялся. Он не предполагал, что Лена может бесследно исчезнуть из его жизни. Как это так… Была, ловила каждое слово и вдруг пропала с концами.
– Вера! – крикнул Александр. – Найди Лену!
Вера принялась обзванивать общих знакомых. Никто ничего не знает. Со старого места уехала. Нового телефона нет. И адреса нет. И телеграмму не послать.
Вера связалась со сценарными курсами. И там не знают нового адреса.
– Где Лена? – приставал Александр.
Вера металась мыслями. Хотела угодить мужу. Ведь если он ищет Лену через свою жену, значит, все легально.
– Пропала твоя Лена, как корова языком слизала, – сообщила Вера.
– Так что, мне самому искать? – угрожал Александр.
Самому искать – это нечто другое. Вера пугалась и снова садилась к телефону, обзванивала пол-Москвы.
Александр бил копытом. Лена была необходима при читке. Она могла что-то подсказать, что-то забраковать. Она могла просто хохотать в удачных местах, и по этому хохоту он продвигался бы, как Мальчик-с-пальчик по раскиданным камешкам. В свете ее глаз, в звоне ее смеха Александр казался себе высоким и сильным. Супермен. А без Лены – просто пьющий мужик, практически без жены, зато с двумя мамами.
А в это время Лена написала рассказ.
Надо было жить и работать. Не все же плакать на пустыре.
Рассказ получился, а может, и не получился. Необходимо с кем-то посоветоваться.
Лена позвонила знакомому писателю и попросила прочитать рассказ. Знакомый писатель – рябой мужик в расцвете лет – предложил заехать к нему домой. Лена размышляла. Она не хотела ехать к нему домой, но не на улице же читать. К себе она не звала – кто поедет к черту на рога. И вообще – кому больше надо? Ей надо, значит, должна соглашаться на его условия.
Лена приехала к писателю. Он оказался дома один.
– А жена где? – спросила Лена.
Она знала, что писатель женат на некой Люде.
– Людка аборт делает, – сказал писатель и достал из холодильника водку. – Завтра домой придет. Закусывать будешь?
– Я не буду пить.
– Почему? – не понял писатель. – А как же трахаться?
– Что?? – Лена не поверила своим ушам.
– Трахаться, говорю, как же будем без допинга?
– Значит, твоя жена страдает по твоей вине, в больнице корячится, а ты ловишь миг удачи?
– А что такого? – удивился писатель.
– То, что ты свинья, – объявила Лена.
– Не понял…
– Не буду я с тобой трахаться. И пить не буду.
Писатель помолчал и спросил:
– А зачем ты пришла?
– Рассказ принесла. Ты обещал.
– А-а… Ну давай.
Писатель взял рукопись и ушел в другую комнату. Сел за письменный стол. Стал читать. Выражение его спины было обиженным. Он сидел как-то косо, держа руку у лба. И непонятно – вникал он в рассказ или только обижался.
Лена вдруг испытала такое вселенское одиночество, как перед казнью. Она одна наедине со злом. Весь мир наполнен рябыми самцами, у которых нет ничего святого.
На журнальном столике стоял телефон. Лена неожиданно для себя набрала семь цифр. Это был телефон Александра. Ей нужно было ухватиться за его голос, как за веревку, чтобы не утянуло в болото.
Вера подняла трубку.
– Это Лена говорит, – хрипло сказала Лена.
– О! А! – закричала Вера. – А мы тебя ищем. Сейчас Саша подойдет. Саша! – Вера заорала так возбужденно и громко, как будто в нее воткнули вилку. – Это Лена… Лена… Она… Щас… Даю… Вот…
Лена ничего не могла понять. Откуда эта радость, это нетерпение.
Подошел Александр. Лена не узнала его голоса. Из голоса как будто вытащили стержень, и он растекся сладким, нежным сиропом.
– Да…а…а…
Это «а» тянулось, как объяснение в любви. И Лена слышала любовь, радость, ожидание.
– Я закончил сценарий, – сообщил Александр. – В субботу читка. В час дня. Придешь?
Он еще спрашивает.
– А когда суббота? – спросила Лена.
– Завтра. Ты что?
– В час дня, – подтвердила Лена.
– Ты где?
– Потом. – Лена положила трубку.
В комнату вошел рябой писатель. Он уже все прочитал и готов был дать свои рекомендации.
– Густо пишешь, – сказал он. – Если пожиже развести, может получиться целая повесть. Или даже роман.
Лену уже не интересовало его мнение. Вернее, почти не интересовало. Разве может безнравственный человек быть хорошим писателем? Творчество – это самовыражение. А что он выразит? Себя и выразит.
– Спасибо, Саша, – сказала Лена.
Писатель тоже был Александр. Имя одно. А какая разница…
До субботы оставалось меньше суток.
Лена села в кресло, взяла клубок черной шерсти мохера, толстый крючок и связала себе шапочку-шлем.
Вязала шесть часов. Заболела спина, но шапочка получилась что надо.
На другой день ровно в час она звонила в знакомую дверь. Сердце стояло у горла.
Открыла Вера – все та же Вера: драный халат, ясное лицо, детская доверчивость.
Марго – та же безукоризненная стрижка у дорогого парикмахера, подтянутая фигура, сдержанная доброжелательность.
Доброжелательность – это и есть интеллигентность. Интеллигентность Марго была настояна на многих поколениях. Ее мать была из «бывших». Порода передавалась как эстафета. Она была видна и в Марго, и в Александре. Они стояли и улыбались – тепло, немного сконфуженно. Линия от носа к щеке была особая, только им присущая, чудесная.
Лена стояла и слепла от их настоящести. Настоящие были все, включая кота Мурзика.
Сели слушать сценарий. Читала Марго. Александр постоянно оглядывался на Лену.
Лена хлопотала лицом – бровями, губами, – изображала повышенное внимание. Она не любила слушать с голоса. Ей необходимо было читать глазами, чтобы можно было отвлечься и подумать. А тут отвлечься невозможно. Надо слушать, иначе потеряешь мысль.
Сценарий был дочитан. Хорош он или плох, Лена не поняла.
– Ну, как тебе? – спросил Александр.
– Так хорошо, что даже страшно, – наврала Лена.
Александр поверил. Хотел поверить – и поверил.
Сели обедать. Обед, как всегда, – эксклюзивный и талантливый, как все в этом доме. Лена была центром внимания.
Она вдруг поняла свою роль: друг семьи. Немало, если не претендовать на любовь.
Все стали расходиться.
– Я провожу, – предложил Александр.
Вышли на улицу. Александр остановил такси.
– Я далеко живу, – предупредила Лена.
– Ничего. – Александр махнул рукой. Жест великодушия.
Лена назвала адрес. Таксист тронул машину. Поехали.
Александр молчал. О чем-то думал. Скорее всего о сценарии.
Через сорок минут такси остановилось возле одиноко светящегося дома. День был короткий. Смеркалось рано. Александр оглядел унылый пейзаж. То ли Калуга, то ли город Шевченко в казахской степи… Но Александр был тактичный человек. Он сказал:
– Как в Америке…
Возможно, он имел в виду высокие дома в огнях, торчащие то здесь, то там… Он пощадил самолюбие Лены. Она это оценила.
– Я сейчас, – сказал он таксисту.
Они с Леной пошли к подъезду. Войдя в подъезд, он тут же обнял ее, стал целовать.
Потом прислонил к стене и стал расстегивать ее пальто. Она не сразу поняла, что он хочет. Потом поняла и сбросила с себя его руки:
– Не надо.
– Почему? Ты меня не хочешь? – удивился Александр.
– Ну не в подъезде же…
– Какая разница?
– Очень большая разница. Мы не кошки.
Александр молчал. Приходил в себя. Сказал мрачно:
– Ты не способна потерять голову. У тебя все по полочкам.
Повернулся и ушел. Хлопнула дверь.
Лена поднялась пешком на свой пятый этаж. Вошла в дом.
В глубине квартиры шла своя жизнь: звенела колокольчиком маленькая девочка, бубнила нянька, работал телевизор. Мой дом – моя крепость.
Могла не ходить на прослушивание.
Но он сказал: приходи. И она пришла. Она перед Александром, как кролик перед удавом – покорно ползет в пасть и не представляет себе, что можно рвануть в сторону, сбежать, спастись.
«Я сбегу и спасусь», – сказала себе Лена. И тут же подумала: «Тебя никто не ловит…»
Надо продолжать свою жизнь – унылую, как пустырь за окном. Хотя почему унылую? В ее жизни есть дом – крепость, в которой не предают. Есть молодость, а значит, долгое будущее. А что может быть прекраснее, чем жить и работать. Как там у Сэлинджера: «Выше стропила, плотники»…
Близился юбилей Лены – тридцать лет.
Долго думали, где справлять – дома или в ресторане, сколько звать народа и какую сумму тратить.
Долго думали, где справлять – дома или в ресторане, сколько звать народа и какую сумму тратить.
Из Киева приехали родители мужа: Сёма и Руфа – сладкая парочка, попугайчики-неразлучники.
Сёма был в теле, но не толстый, а, как говорили в Киеве, набуцканный, то есть набитый мышцами. Руфа – с фигурой. Если отрезать голову, сошла бы за девушку. Руфа ходила на каблуках и с маникюром. Лена не понимала: зачем это надо в ее возрасте? Кто на нее смотрит, кроме Сёмы? Да и Сёма не смотрит.
Для Сергея (так звали мужа) было очень важно произвести на родителей хорошее впечатление. При родителях все должно быть безукоризненно: Лена и Сергей – любящая пара, вместе и рядом, как Филимон и Бавкида, хотя кто такие эти ребята – Филимон и Бавкида, никто в семье не знал. И Сергей не знал. Он был прирожденный технарь. Мог собственноручно собрать самолет.
Приняли решение справлять дома – экономно, хоть и хлопотно. Зато еда останется на другой день и на третий.
За столом можно было разместить двенадцать человек. Значит, можно позвать еще шесть. В эти шесть вошли родственники Лены и две подруги с мужьями.
– Никого лишнего, – сказал Сергей.
– На черта нам чужие, – поддержала Руфа.
Лене было все равно. Тридцать лет, как ей казалось, – конец молодости. Начало зрелости. А за зрелостью пойдет перезрелость, а дальше лучше не заглядывать.
Внутри Лены стояла печаль, как затемнение в легком. Что значило это затемнение: может, ничего серьезного, а может, начало конца. Имя этой печали – Александр.
Она старалась себя отвлечь. Моталась по магазинам за продуктами, достала живых карпов, баранью ногу, красную икру, говяжью печень. В те времена развитого социализма почти не употреблялось слово «купить». «Достать» – вот определяющее слово времени.
Руфа, которую по киевскому обычаю следовало звать «мама», создавала чудеса. В паштет добавляла ложку коньяка. Карпов фаршировала, снимала кожу, потом делала фарш.
– Зачем? – вопрошала Лена. – В желудке все равно все перемешается.
– Ты ничего не понимаешь, – снисходительно отвечала Руфа. И это было правдой. В хозяйстве Лена – круглый нуль.
Руфа мирилась с этим недостатком только потому, что Лена много работала, приносила в дом доход.
Но в глубине души Руфа хотела бы своему сыну другую жену, такую, как сама. Вся – в доме. Никаких интересов на стороне. А для Лены дом – аэродром. Ее самолет садится, чтобы передохнуть, заправиться бензином, и – снова в полет. Ей интересно на высоте. Сугубо мужская черта характера. Но Руфа не вмешивалась. Ее сыну не нравились те, что в доме. Пасутся, как коровы на лугу. Звякают колокольчиком. Сергею не нравились хорошие девочки. Ему нравились плохие девочки.
Настал день юбилея, вернее, вечер.
Все нарядились, расселись, настроились. От стола поднимались божественные запахи, которые раздражали рецепторы. Банкет должен быть немножко выстрадан. Никто не обедал днем.
Первый тост произнес Сергей. Это был тост-благодарность, обращенный к Лене. Он сказал:
– Ты подарила мне дочь, любовь и верность…
Все были голодные, как шакалы, и накинулись на еду, как эти же шакалы. Ни одно блюдо не было проходным, халтурным. Каждое – сложнопостановочно, как в Китае.
На какое-то время все забыли о тостах. Еда – одно из главных наслаждений. А может, и самое главное, потому что поддерживает и обеспечивает жизнь. Природа знает, что делает.
Последовал тост за маму Лены. Мама сидела и помалкивала. Боялась сказать лишнее. И была права. Когда мама открывала рот и «хрюкала» – это всегда было лишнее, «не в ту степь».
Выпили за маму. Далее последовал тост за родителей Сергея. В это время зазвонил телефон.
Лена тихо соскользнула со своего места и вышла в прихожую. Сняла трубку. Услышала хрипловатый голос Марго:
– Лена, я звоню вам по поручению Александра. Он не смог дозвониться. Он в ресторане «Украина» и просил вас приехать. Если, конечно, это возможно…
Лена была слегка навеселе. Голос Марго втекал в уши, как музыка.
– Я поняла, – сказала Лена. – А «Украина» – это где?
– Там же, где гостиница. Набережная Тараса Шевченко. Напротив Киевского вокзала.
– Лена! – заорали гости. – Не тормози!
Лена опустила трубку, сняла с вешалки пальто и вышла из квартиры.
Гости решили, что Лена отправилась в туалет. Сейчас вернется, и все пойдет своим чередом. Впереди баранья нога, запеченная с чесноком. Фирменный торт «Наполеон» в исполнении Сережиной мамы и чай с вареньем из лесных ягод.
* * *Лена отпустила такси возле гостиницы «Украина».
Ресторан находился на первом этаже. Окна выходили на улицу.
Лена прошла вдоль окон и вдруг неожиданно увидела Александра. Он сидел с прямой спиной, слушал кого-то. Спокойный. Красивый. Благородный. Какое счастье – сидеть возле его локтя и числиться за ним. Быть при нем. Тогда не надо делать никакой карьеры, просто быть при нем. Вот тебе и карьера. Но при нем уже есть Вера. Однако Вера не при нем. Она сама по себе. Вернее, он сам по себе. Место возле него свободно. Лена это чувствовала.
Она подняла с земли маленький камешек и кинула в окно. Попала. Александр повернулся и приблизил лицо к стеклу, вглядываясь. Увидел Лену. Торопливо встал и вышел из-за стола.
Он шел по улице – быстро и целеустремленно. Приблизился к Лене.
– А что ты здесь делаешь? – с удивлением спросил он. Что может делать под окнами гостиницы молодая женщина, если она не проститутка… Александр смотрел на Лену во все глаза. Она поняла: Марго наврала. Александр не приглашал Лену. Это идея Марго. Она решила скрасить пребывание Александра в ресторане и отправила туда Лену.
– Твоя мама сказала, что ты здесь. Я подумала: тебе будет приятно, если я приеду…
– Мне очень приятно, – искренне сознался Александр.
Взял ее за руку и повел за собой.
Они сидели за большим столом. Вокруг какие-то люди, преимущественно мужчины, друзья Александра и друзья друзей. Лена их не рассматривала и не запоминала. Обратила внимание, что один – толстый и одышливый, без ноги. Рядом со стулом стояли его костыли. А единственная за столом женщина – проститутка. Каким-то образом это было очевидно. Общий вид – деревенский, широкие бедра на коротких ногах, круглое лицо, второй подбородок, похожий на коровье вымя. Она все время обижалась на безногого и кокетливо говорила ему: «Противный». Видимо, это была его девушка.
Лена не вникала в разговор. Даже не вслушивалась.
…Как можно было семейный стол променять на этот сброд, шушеру-мякину? Но это станет ясно потом. Потом, через много лет, она будет содрогаться от стыда. Но сейчас…
Сейчас она сидела у локтя Александра и числилась за ним. Пусть даже временно. От его щеки шло тепло. От локтя шли токи. У них была общая электропроводка и общая химия.
Лена была на своем месте, она так чувствовала: вот ее место в жизни, возле его локтя.
Иногда она что-то спрашивала, он наклонялся. Тепло от щеки приближалось. Сказка…
Ресторан закрывался.
Компания рассчиталась с официантом. Александру не разрешали платить, но он не слушался. После препирательств покинули зал. Одноногий ловко передвигался на костылях. Проститутка все время что-то вымогала: шоколад, шампанское. На нее не обращали внимания.
Александр был на машине. Они сели в машину.
Александр не торопился двигаться с места.
– Как хорошо, что у меня есть Лена, – проговорил он с удивлением, как будто сделал открытие.
Она промолчала. До него только сейчас дошло. А она уже год томится, сходит с ума от неразделенной любви.
Ехали молча. В стороне показалась красивая церквушка. Александр свернул к церквушке. Заглушил мотор.
Повернулся к Лене и стал на нее смотреть, молча.
Земля тихо кружилась вокруг своей оси.
– Никого я еще не любил так долго и так хорошо, – сделал открытие Александр.
Он не сказал «Я тебя люблю». Это само собой разумелось. «Люблю. И это проверено временем».
Домой Лена вернулась под утро.
Она забыла ключи. Пришлось звонить.
Сергей открыл сразу. Не спал. Молча уставился на Лену.
– Меня вызвали на ночную съемку, – сказала она.
– Как это?
– Ночная смена. Что тут непонятного? Днем – транспорт, люди. А ночью свободные улицы.
– А ты при чем?
– Надо было срочно переписать диалог.
Сергей поверил, поскольку никогда не врал сам.
– А почему ты ушла и ничего не сказала?
– У меня не было выбора. Я не могла не поехать.
Это правда. Александр свистнул, и она помчалась, как собака. Она не могла не поехать.
Лена сняла пальто.
Сергей приблизил к ней свое лицо и обнюхал. Он пытался уловить чужие запахи, но ничего не уловил, поскольку вокруг него самого стояли алкогольные пары.
Лена подошла к столу и невозмутимо начала есть. Проснулся зверский аппетит. Она удивлялась себе самой: как легко она врала. «Можно, конечно, не врать. Сказать правду: «я полюбила» – это значит сказать «А». Дальше надо говорить «Б». «Я полюбила. Я от тебя ухожу». Но я не ухожу. Меня никто не зовет. Значит, я остаюсь. А если я остаюсь, то, значит, ничего существенного не происходит».