Александру давно советовали вырезать желчный пузырь, забитый камнями. Александр все не мог найти время для операции, да и что за удовольствие: ложиться под нож. А сейчас – самое время под нож. Страх перед операцией, сама операция, наркоз, швы – все это оттянет его от боли душевной. Он будет бороться, выживать и выздоравливать. Выплывать в другие воды.
Александр лег в больницу. В больнице ему понравилось.
Врач – волосатый еврей в расцвете сил, производил убедительное впечатление. Он успокаивал: операция не сложная, все равно что удаление аппендицита. Быстро, не больно и не опасно.
Вокруг порхали медсестры. Самая ловкая – Танька по фамилии Дабижа. Фамилия похожа на имя.
Однажды во время дежурства Танька спросила:
– Хотите мои зубы посмотреть?
– Зачем? – удивился Александр.
– Ни одной пломбы…
Не дождавшись согласия, Танька широко разинула рот. Зубы были действительно один к одному, новенькие, как из магазина, безукоризненно белые и чистые. Александр подумал невольно, что Танька вся такая – новенькая, промытая молодостью. В животе стало горячо. Ему остро захотелось ухватить Таньку и затолкать под одеяло. Но на завтра была назначена операция. Это остановило. Александр не боялся операции. В операционную пошел легко, как за сигаретами. И очень удивился, когда, отойдя от наркоза, погрузился в боль и в тошнотворное состояние. Из живота торчали трубки.
Александр спросил врача:
– Почему так больно?
– А что же вы хотели? – ответил врач. – Полостная операция, вмешательство в печень…
«Обещали одно. На деле вышло другое, – подумал Александр. – Везде обман и лохотрон».
– Терпите, – сказал врач. – Вы же мужчина…
Танька делала уколы – обезболивающие со снотворным. Александр засыпал, но и во сне ему было больно и тошнотворно.
Через несколько дней Александра отвезли в перевязочную и вытащили из живота трубки. Желчь должна была пойти по своим естественным протокам и участвовать в пищеварении. Но желчь пошла в брюшную полость. Редкое осложнение, которое называется желчный перитонит.
Чего боялись, то случилось. Пришлось делать повторную операцию. Заново разрезать, промывать и по новой вставлять резиновые трубки.
Врач матерился. Он знал, что ему за этого больного надерут задницу, намылят шею, и хорошо, если не снимут с работы.
Врач третий час работал над распростертым телом Александра: промывал, промокал, обрабатывал нужными растворами.
Лицо Александра разгладилось. Он умер.
…Александр ехал на поезде и смотрел в окно. Поезд углубился в тоннель, продолбленный в горе. В конце тоннеля – слепящий свет. Свет приближался. И тут появилась Марго – не прежняя, молодая и красивая, а последняя – старая и больная. Она увидела Александра и вскинула руку. Отмахнулась. Ее жест значил: «Нет, нет, ни за что…» Поезд затормозил. Остановился. Потом медленно двинулся в обратную сторону. Выплыл из тоннеля.
Александр открыл глаза. Над ним висело лицо Таньки Дабижи. А в отдалении маячило лицо второго режиссера Алика Пахомова. Алик шевелил губами, и Александр по губам понял, что Алик матерится. Волнуется.
Александр слабо улыбнулся и едва заметно подмигнул. Алик замер на полуслове.
Александр вернулся с того света и снял пафос трагедии. Александр не любил, когда «слишком». Все должно быть в меру, ибо мера – это и есть талант.
* * *Лена ходила по Франкфурту, Гамбургу и Кельну.
Шел восемьдесят шестой год. У немцев был большой интерес к России, ко всему русскому, в том числе и к литературе. Приглашали, платили, гуляй – не хочу. Потом интерес к русским иссякнет, но это потом.
В каждом городе были свои достопримечательности, но Лену интересовали только магазины. Лена до сорока лет одевалась во что ни попадя – в то, что удавалось перекупить у спекулянтки. Доставался дешевый хлам, пропущенный через третьи руки. И вдруг – сказка венского леса. Вокруг – сады Семирамиды, и денег хватает на все. Лена решила одеться с ног до головы. Она выскочила, как из голодного края. Наша страна и была голодным краем, а каким же еще…
Лена купила себе каждодневное, выходное, спортивное – на десять лет вперед. Купила своей дочке – на пять лет вперед. Бабе Поле – до конца дней и в гроб. Сергею – с ног до головы. Кто же ему еще купит.
Сережины родители впали в бедность, жили на одну только пенсию, вернее, на две пенсии, но это – кошкины слезы. Государство разорило всех и каждого. Заказное банкротство. Лена купила и родителям. Маме Сергея она приобрела модную кофточку, расшитую бисером. Свекровь – вечная женщина, и ее неудобно было оскорбить чем-то старушечьим.
Напоследок Лена зашла в дорогой магазин и купила джинсы для Александра – черные, плотные, на все времена. Александр – человек публичный, на него смотрят, он должен быть лучше всех. Он и есть лучше всех. Простой и сложный. Многослойный. Алкаш и гений. И ангел-хранитель. Он охранял Лену от себя. Вышла бы за него замуж, и прости-прощай литература. А ее дочка бегала бы за бутылкой в винный отдел гастронома и стояла в длинных очередях из хмурых мужчин в серых пальто.
Лену миновала чаша сия. От Александра ей достались любовь и талант. И сама она дарила Александра тем же самым: любовью и талантом. Сверкающие страницы жизни…
Мелькнула мысль: купить что-то Вере. Но что? Вспомнился драный халат. Может быть, купить новый, вместо того. Халат – вещь удобная. Однако ни в одном из немецких городов халаты не продавались. В Германии нет такой продукции.
Александр вернулся из больницы похудевший на семнадцать килограммов. Шея стала тонкой и дряблой, как у индюка. В глазах стоял глубинный страх. Вера ходила на цыпочках, не смела беспокоить лишний раз. Иванушка сидел в комнате Марго, теперь это была его комната, играл на дудке, как пастушок. Дудку он купил на Арбате у народного умельца.
Вера просила:
– Не гуди…
Но Иван гудел. Проси не проси, как об стену горох.
Где-то в Мамырях росла девочка. Вера и Александр делали вид, что ее нет.
В один из вечеров Александр позвал Веру в свою комнату.
– Мне надо тебе кое-что сказать, – начал он.
– Говори, – равнодушно отозвалась Вера.
Она устала выносить равнодушие Александра. Она каждый день ждала, что он скажет ей все прямым текстом и столкнет в пропасть одиночества.
– Я хотел изменить свою жизнь, но у меня ничего не вышло, – неожиданно произнес Александр. – Теперь ты хозяйка этого дома. Вот возьми…
Александр протянул связку ключей, которая принадлежала Марго. Здесь были ключи от входной двери, от гаража, от почтового ящика, от сейфа, в котором хранились деньги и фамильные драгоценности. Связка ключей – как символ дома. И его вручали Вере.
Сколько она ждала этой минуты? Изо дня в день. Из месяца в месяц. Из года в год. Как на соревнованиях, бежала с Леной наперегонки, и вот – обогнала. Финиш. Победа. Залп в небо.
Вера взяла ключи. Связка была тяжелой. Влага подступила к носу. Вера подсморкнула и пошла на кухню. Не как домашняя раба, а как полноправная хозяйка. Ключница.
Вера села на стул. Прислушалась к себе. Тишина. Вера не испытала минуты ликования. Ее тоже передержали. Она устала. Но сквозь усталость, вернее, поверх усталости разливался покой. Полный покой победы. Не надо больше бежать наперегонки, бояться, ненавидеть. Можно просто жить. И любить ближнего.
Ключи еще помнили руки Марго. Вера не сомневалась, что Марго продолжает ей помогать с того света. Спасибо тебе, Марго.
Через два дня позвонила Татьяна Дабижа. Трубку взяла Вера.
– Можно Александра Алексеевича? – спросила Татьяна.
– А что вы хотели? – строго спросила Вера.
– Передайте, что он должен явиться завтра, во вторник, сдать кровь на биохимический анализ, печеночные пробы, билирубин…
– Одну минуточку. Я его позову, сами передайте. – Вера не собиралась запоминать все эти медицинские термины. Забивать голову ерундой.
– Тебя! – громко крикнула Вера.
Александр взял трубку.
– Завтра, во вторник, явиться к восьми утра, натощак, сдать кровь на анализ, второй этаж, кабинет двести семнадцать. Явка обязательна, иначе мы не можем сделать выписку.
– А попозже нельзя? – спросил Александр.
– Попозже нельзя. Лаборантка уходит.
– А с кем я говорю? – поинтересовался Александр.
– Татьяна Дабижа, – официально представилась Татьяна.
– А, Танька… – узнал Александр и почему-то обрадовался.
Александр явился ровно к восьми.
Танька выглядела хмурой и мстительно всадила иглу в вену.
– А почему ты зубы не показываешь? – спросил Александр.
– Я что, лошадь?
– А почему злая?
– Натощак, – объяснила Танька. – Когда я голодная, всегда злая.
– Пойдем позавтракаем, – предложил Александр.
С этих восьми утра все началось.
Танька жила одна, была свободна как ветер, чем выгодно отличалась от Лены, которая все время норовила усидеть на двух стульях.
Татьяна – не актриса, не писательница. Она просто была молодая и веселая, как щенок. Моложе Александра на тридцать лет и в тридцать раз веселее. Незамутненное восприятие жизни. А это важнее всех других талантов.
Александр никогда не проявлял инициативы в отношениях с женщинами. Инициативу всегда брали женщины. Именно так и случилось в последнем случае. Танька оказалась энергичной, азартной и опытной. Она сама устремилась к Александру, сама взяла ослабевшего режиссера за шкирку и сама засунула его в свое новенькое молодое тело.
Александр упирался какое-то время, а потом решил, что Бог дает ему еще один шанс. И он будет дурак, если упустит этот шанс.
– Может, мне жениться? – спросил Александр у Алика Пахомова.
– Хорошее дело – молодое тело, – неопределенно ответил Алик.
– Если не сейчас, то когда?
Этот вопрос был задан не столько Алику, сколько самому себе.
Прошлая жизнь отделилась, как ракетоноситель. Отношения с Леной походили на перекипевший бульон, когда со дна поднимаются бурые пленки и непонятно, что варишь.
Вера – камень к ногам. И на дно. Над тобой толща воды, и нечем дышать. Хочется скинуть груз – и вверх! К воздуху, к свету, к самому началу. Переписать жизнь заново…
Александр решил свою проблему за двадцать четыре часа. Ему хотелось мужского поступка. Он буквально упивался своей решимостью.
Александр вошел к Вере в комнату и сказал:
– Я влюбился.
Вера не подозревала опасности. Легко прокомментировала:
– Ну так это же хорошо. Приятно ходить влюбленным. Совсем другое настроение.
– Я женюсь, – коротко сообщил Александр.
– А я? – не поняла Вера.
– А ты пойдешь к себе в свою квартиру.
– А шкаф?
Вера цеплялась за любую мелочь. Все это было похоже, как если бы она стояла на вершине горы, любовалась закатом (или восходом) и вдруг неожиданно, ни с того ни с сего, ее толкнули в спину, и она полетела в пропасть, пытаясь уцепиться и понимая, что впереди удар – и башка вдребезги.
– А шкаф? – повторила Вера.
Шкаф был неподъемный, и Вера думала, что его нельзя выволочь из дома. А она – приложение к шкафу. Где шкаф – там и Вера.
Александр позвонил Алику Пахомову и дал задание: вывезти из квартиры шкаф.
Был выходной. Алик Пахомов смотрел телевизор. Жена пекла пирожки. Запах ванили плавал по квартире. Это был запах покоя и уюта.
Получив задание, Алик стал собираться.
– Ты куда? – спросила жена.
– Велено вывезти из квартиры шкаф, – ответил Алик.
– Какой шкаф?
– Трехстворчатый, дубовый, полтонны весом.
– Ты второй режиссер или мальчик на побегушках? – обиделась жена.
– А второй режиссер кто по-твоему? Он и есть мальчик на побегушках.
Алик ушел из дома под дождь со снегом. Задача была ясна. Он нанял возле магазина четверых работяг, остановил грузовик и подъехал к дому Александра.
Здоровые парни разбирали и выносили шкаф.
Вере казалось, что это разбирают и выносят ее жизнь. Она даже говорить не могла, хотя могла бы многое сказать. Например, что она двадцать пять лет пахала на эту семью, что в шестьдесят лет женщину не выгоняют, что она любит его, любит…
Но Вера молчала. Она онемела. У нее не было сил произносить слова.
Так случилось, что Вера видела накануне свою соперницу.
Неделю назад в дверь позвонили, Вера открыла. На пороге стояли две бабы. Одна – в возрасте, другая – помоложе.
Они сказали, что пришли из газовой службы, хотят проверить работу газовой плиты. Нет ли утечки газа.
Вера их впустила.
Парочка твердой поступью зашагала в кухню, оттуда прошлась по всем комнатам, потрогала батарею. И быстро ушла. Никаких тебе квитанций, никаких документов.
Через неделю выяснилось, что газовщица помоложе – это и есть предмет любви Александра.
Находчивая и без комплексов, Танька Дабижа сама придумала этот спектакль с газом. Захотела заранее посмотреть жилищные условия. А чего ждать?
Жилищные условия ей понравились: четырехкомнатная квартира в центре. У Татьяны была своя однушка в Бибиреве. Туда они отправят сына Александра, очкарика и архивариуса. Пусть живет самостоятельно. Вера уйдет к себе. А Татьяна переедет в центр. Все сложилось.
У Татьяны будет знаменитый муж, интересное общение и положение в обществе. Это тебе не медсестра с капельницей.
Вера – уже старая, с точки зрения Татьяны. В шестьдесят лет – что надо человеку?
С высоты своего возраста или, наоборот, с низины своего возраста, 60 лет – это где-то совсем далеко, неразличимо и необязательно.
* * *Шкаф был вынесен. Вещи из шкафа сложили в отдельный узел. Узел получился большой, как будто завернули перину. За двадцать лет накопилось много барахла.
Узел тоже стащили в грузовик. Сумку с деньгами и документами Вера взяла в руку.
Настала минута прощания.
Вера вошла в кухню.
Алексей Иванович ел лапшу. Он любил молочную лапшу.
Александр ничего не ел. Смотрел в стол, набычившись. Ему была неприятна эта процедура прощания. Может быть, ему было стыдно перед Верой, все-таки двадцать пять лет вместе.
Татьяна Дабижа стояла на улице под окнами, переминаясь от холода. Караулила место. Татьяна не ожидала, что ей так легко и просто удастся заполучить такого престижного мужика. Она практически без усилий вытащила его, как расшатанный зуб из гнезда. Р-раз! И вот он, Александр. Танька не верила своему счастью. Из Бибирева – в центр. Из медсестры – в первую леди. Буквально сказка про Золушку.
Вера подошла к Александру, чтобы поцеловать на прощание. У православных людей принято прощаться. Александр опустил голову ниже, и Вере досталась его макушка. Она поцеловала в макушку.
– Оставь ключи, – проговорил Александр.
Вера положила на стол тяжелую связку ключей. Это была точка.
Через час Вера вошла в свою квартиру.
Обрушилась на диван и взвыла, как волчица.
Люди внизу останавливались и смотрели вверх. Не понимали: кто может так выть? Человек или собака…
* * *Лена вернулась из-за границы на другой день после свадьбы.
Вечером к ней заехал Алик Пахомов и сообщил о случившемся. Это было поручение Александра: сообщить не по телефону, а лично. Так ему казалось более вежливо и уважительно.
Лена выслушала известие и, воспользовавшись случаем, передала для Александра джинсы.
Алик удивился спокойствию Лены. В ее лице ничего не изменилось.
Может быть, ей все равно. Как говорит его дочка: «до фонаря».
Лена предложила кофе. И когда подносила чашку, у нее дрожали руки.
– Руки дрожат! – громко удивился Алик.
Лена ничего не сказала. Не подтвердила и не опровергла. Руки действительно дрожали. Но это – все.
К часу ночи дом затих. Девочка и няня спали в детской. Сергей – в большой комнате на раскладном диване.
Лена осталась у себя в кабинете. Впереди предстояла долгая ночь, заполненная до краев. Чем? Его предательством. Ее страданием.
Звонить Александру Лена не стала. Свадьба – свершившийся факт. Что звонить? Спрашивать: «Как тебе не стыдно»? Значит, не стыдно. Но надо как-то ответить на его поступок. И Лена знает, как ответить. Она выбросится с пятого этажа. Ее сердце оторвется от аорты, как у принцессы Дианы в тоннеле. Разбитое сердце – вот ответ.
Лена подошла к балкону, отомкнула шпингалеты, дернула на себя балконную дверь. Дверь открылась с треском. Повисла пыльная вата, полоски бумаги.
Балкон был занесен снегом. Из снега выглядывали трехлитровые банки. Виднелись одни круглые горлышки. Лена представила себе, как пойдет босиком по горлышкам… К тому же пятого этажа может не хватить. Мало высоты. Не убьется, а только сломается… И будет доживать свой век в коляске.
Лена постояла перед балконом. Ветер задувал по ногам. Она передумала. Закрыла балконную дверь и замкнула шпингалеты.
Лене казалось, что она не заснет. Будет гореть всю ночь в огне предательства. Но неожиданно заснула. И спала хорошо. Непостижимо.
Сказка про Золушку стала рушиться прямо на свадьбе. Принц Александр быстро напился.
Золушка мгновенно сообразила, что принц – пьющий. Она эту школу проходила. Ее папаша Дабижа был запойный, и Танька за долгое детство и юность хорошо изучила алкогольный цикл: сначала не может остановиться, потом пьет и в промежутках спит. И все это тонет в алкогольных парах.
Татьяна хоть и молодая, но решительная. С ней не забалуешь. На другой же день после свадьбы она вызвала перевозку из своей больницы, у нее там все знакомые. Александра отволокли в стационар, положили под капельницу, вывели из организма токсины. Алкогольный цикл был прерван. Татьяна не собиралась ждать, пока Александр оклемается самостоятельно. Не собиралась тратить на это свою жизнь.
Через полгода Татьяна объявила:
– Ты кодируешься. Иначе я ухожу.
Александр испытующе посмотрел на молодую жену. В ее глазах блеснул холодный кристалл. Александр понял: уйдет. И с кем он останется? Лены нет, мамы нет. Остальным – не до него. У остальных – своя жизнь.