- Оно на меня смотрит.
- Щаз прыгнет и укусит! - страшным шепотом добавил Ильяс, хватаясь на камеру. Это точно надо снять. Для потомков!
- Запросто! - от всей души согласилась Лилька. И глядя на сомбреро с отвращением, добавила: - Так бы и расстреляла! Телефон, конечно, ты не думай...
Ясен пень, телефон. Маменьку-то мы любим, и чем дальше маменька, тем больше любим. Немудрено, что Лилька с головой ухнула в виртуальный мир, черт бы побрал этот игровой центр!
Хмыкнув, Ильяс залихватски выхватил револьвер-зажигалку, крутанул на пальце и с грозным "пиф-паф" нажал на спусковой крючок. Револьвер щелкнул и выпустил голубенький язычок пламени.
- Упс... - Ильяс удивленно поглядел в дуло. - Осечка. Дубль два, мотор!
Повторил номер со вторым - на сей раз облив сомбреро чистой водопроводной водой. Показательно расстроился.
Лилька расхохоталась и плюхнулась на бортик фонтана.
- Если ты будешь меня смешить, я упаду туда и утону!
- А я тебя спасу! Вот прямо тут и спасу.
Он подмигнул и снова схватился за "Nikon". Смеющаяся Капелька - чудо, каждый кадр на вес золота.
Какая-то тетка лет пятидесяти посмотрела на них презрительно-негодующее и прошла мимо, ворча под нос:
- Ни стыда, ни совести у молодежи.
Лилька вздохнула, посмурнела. Вытащила телефон из-под шляпы, в трубке по-прежнему трещало, приложила к уху.
- Да, мам. Да. Да... Да. Нет. Ага. Да, мне стыдно. Мам, извини, я немного занята. Я перезвоню.
Опустила руку с телефоном. Уставилась куда-то мимо Ильяса.
Вот же ребенок, подумал Ильяс. Обращать внимание на всяких! Если каждая мимоходящая тетка отнимет хоть секунду и так короткой жизни, себе ничего не останется. Одна вина и сожаления. Мерзость какая.
Телефон он забрал и выключил. Сунул в карман. Прихватив сомбреро, обнял Лильку за плечи и повел обратно, к аттракционам. Там, около американских горок, есть тир - кто-то же не зря заикнулся про расстрел. Тетку бы, да... Второй цирк подряд будет уже перебором.
В тире Лилька ожила, хотя в мишень попасть так и не сумела - за три десятка выстрелов. Пули у нее летели куда угодно, кажется, даже зигзагом, только не в присмотренную пивную банку.
Хозяин тира тихо радовался с безопасного расстояния и подзуживал ее попробовать еще, не может же настоящий индеец ни разу не попасть?
На "еще" она не повелась, только с тоской поглядела на зеленого косорылого слона, выставленного как главный приз. Вздохнула...
Отвернуться от мишеней и уйти побежденной Ильяс ей не дал. Обнял сзади, ее руками взялся за ружье, щелчком потребовал у тировладельца еще горсть пулек.
Зарядили. Прицелились. Пришлось взять чуть левее, с поправкой на кривую мушку. Сбили банку. Лилька завизжала и едва не стукнула его макушкой в челюсть, еле успел отдернуться.
На пятом торжествующем взвизге Ильяс понял, что шестую банку из такой позиции ему не осилить, несмотря на жару, пончо, дурным голосом орущего Шуфутинского и кучу любопытного народа - ага, мужики по достоинству оценили прижатую к его бедрам попку и уже начали по-тихому делать ставки на стойкого ковбоя. Потому он аккуратно отодвинул Лильку, забрал у нее ружжо и ткнул пальцем в слона.
Тировладелец понял правильно и озвучил условия призовой стрельбы. Нехилые условия, на КМСа потянет, а с учетом кривого ружжа вместо привычной биатлонной малокалиберки - и на полного мастера спорта. Но Капелька смотрела с такой верой в светлое будущее косорылого мутанта... Черт. Не отвлекаться!
Десятку из десяти он выбил. Без выпендра, хоть и подмывало изобразить мистера Смита. Только в отличие от мистера Смита он не брал в руки винтовку уже пять с лишним лет. Но для счастья Лильке хватило просто слона. Обняла его так, что руки зачесались пристрелить, хоть и плюшевый. На всякий случай.
Вместо этого он ее поцеловал. Кто-то из мужиков одобрительно засвистел. Лилька, правда, дернулась. Черт. Ну нельзя же быть настолько трусишкой! Поцелуи на публике ее смущают, господи ж боже ж ты мой!
- Кажется, я проголодался, - шепнул ей в ушко и ласково прикусил. - Пожаришь мне честно добытого мамонта?
Прыснув, Лилька вывернулась и отпрыгнула.
- Не дам мамонта! Он редкий и вообще...
- Еще зеленый, точно. Я передумал. Пошли в ресторан.
По дороге из тира им снова повстречался несчастный заморенный верблюд. Лильке стало его так жаль, что Ильяс предложил подарить верблюду сомбреро. Ибо что может утешить верблюда, как не настоящее мексиканское сомбреро, напоминающее ему о родных колючках? Лилька согласилась. Сама нахлобучила на бедную животину шляпу и сама, под съемку, изобразила поцелуй в морду. Верблюд офигел. Мимоходящий народ тоже. А Ильяс вдруг понял, что счастлив до безобразия. Так, как никогда не был, даже в детстве. Особенно в детстве.
В "Седьмое небо" Ильяс ее не повел, хоть и хотелось. Трусишка боится высоты, даже на американские горки смотрит с ужасом. Пришлось ограничиться уютным ресторанчиком с живой музыкой, из тех, что Лилька называла скромной роскошью. Народу было немного, лишь несколько бизнесменов и небольшая компания в дальнем углу.
Окрошки уже перехотелось, да здесь и не подавали, зато подавали вкуснейший стейк из ягненка. И мороженое для совершенной натуры нашлось, как она и хотела - с фруктами. И с хорошим французским шампанским. Все же в некоторых вопросах Ильяс предпочитал профессиональному эпатажу здоровый консерватизм.
- А я вечером на Арбат собиралась, - сказала она, глядя, как Ильяс разливает шампанское - сие важное дело он не доверил официанту. - Но, наверное, не отпустишь.
- Не отпущу. - Ильяс улыбнулся. - Если украдут, как я буду без тебя, жизнь моя?
Протянул ей бокал. Лилька рассеянно его взяла и принялась что-то считать на пальцах. Скорее всего, варианты - как именно он будет. Насчитала десяток, потом пальцы кончились - и предъявила оба кулачка.
- Вот! Можно и дальше, но мороженое растает.
Ильяс только и мог, что покачать головой и постараться не рассмеяться. Получалось не очень, потому он поймал в ладони оба кулачка сразу и перецеловал пальчики, чтоб разжались - а заодно спрятал усмешку.
- Все равно не отпущу. - Для убедительности прикусил сбоку мизинчик, самое верное средство от вредности. - И пока твое мороженое не растаяло...
Левой рукой удерживая ее пальцы, правой достал из кармана колечко: белое золото с зеленой шпинелью, эскиз нарисовал в первую ночь, когда Лиля осталась у него, а сегодня, по дороге из аэропорта, забрал у приятеля-ювелира. Глядя в растерянные глаза, надел ей на безымянный палец. Снова поцеловал руку.
- Выпьем за совершенство, любовь моя.
Отпустил, взялся за бокал, другой рукой достал из кармана парное кольцо, мужское, с почти черным аметистом. Зажал в кулаке.
- Ну Ильяс! - заныла, намекая, что шампанское от любопытства не помогает.
Еще очень хотелось снять ее сейчас, вот такой, но было страшно сделать что-то не так - впервые за много лет. И спрашивать, что собирался, тоже. Почему-то уверенность в том, что она согласится, пропала. А если она откажет и, не дай боже, уйдет от него - это будет очень плохо. Она никак не должна уйти.
Вдруг поймал себя на мысли, что будет не просто плохо, но еще и больно. А это неправильно. И потому просто сказал:
- Знаешь, когда-то я мечтал найти свою идеальную натуру... и вот - нашел. Ты не просто прекрасна, любовь моя. Ты - совершенство. А это кольцо... Не снимай, хорошо? Не надо мне ничего обещать, просто носи его.
У нее сделалось такое лицо - смущенное, бровки жалобно задрались, а глаза засмеялись. Чуть подалась вперед, открыла было рот... Ильяс уже почти раскрыл ладонь, почти поверил, что все будет хорошо. Вот прямо сейчас - она тоже наденет ему кольцо, согласится за него выйти... господи боже ж мой, он сам, добровольно, собирается жениться? И боится, что ему откажут?!
И тут рядом раздалось:
- Илья Сергеевич, какая удача! Позвольте мне к вам...
Как хорошо, что револьверы - бутафория, подумал Ильяс, пропуская мимо ушей восторженную чушь. Очень, очень хорошо. А то рисовал бы он свою совершенную натуру пальцем на тюремной стене.
Он обернулся на голос. Медленно. Не пытаясь скрыть того, что думает о незваном уроде.
Наткнулся на улыбку. Искреннюю, светлую. И перехватил взгляд - мимо, на Лильку. Улыбка стала еще шире.
- О, ваша модель, "Неупокой", верно? Я ведь правильно узнал? Милая девушка, мое восхищение.
Лилька моргнула. Закуталась в пончо.
- Ильяс?.. - в глазах отразилось удивление: что за неупокой?
Чертов урод. Только неупокоя, о котором он так и не успел сказать Лильке, тут не хватало.
- Простите, господин... э... мы уже уходим, - очень ровно сказал Ильяс, украдкой опуская так и не надетое кольцо в карман.
Только бы не сорваться. Мордобоя нам не надо. Совсем не надо. Не сегодня.
- Одну минутку, - заторопился урод. - Я, вероятно, не вовремя... но такая встреча, возможность... Илья Сергеевич, я бы хотел предложить, нет, просить вас... Я знаю, вы не участвуете в благотворительных акциях, но, возможно... речь об онкологическом хосписе... вы могли бы спасти... Милая девушка, помогите уговорить, вы знаете что это такое, достаточно посмотреть ваши фото...
Урод все говорил и говорил, а Ильяс крутил в пальцах бокал, старательно думая о том, что в хорошей мексиканской мелодраме злобный гад просто обязан раздавить бокал и забрызгать скатерть своей черной кровью. Апогей пошлости. Еще хуже, чем мордобой с матом.
- Оставьте в покое девушку, сударь. - Ильяс аккуратно поставил бокал на стол и глянул на урода в упор, остро жалея, что взгляд - не винтовка. - Девушка всего лишь модель. А вы, сударь, извольте пойти на базар, купить там селедку и ей потрошить мозги своей благотворительностью. Надеюсь, вы больше не обеспокоите нас своим обществом.
Обернулся к Лиле, растянул губы в улыбке. Встал, подал ей руку.
Лиля смотрела в стол. Поднялась легко, руки не касаясь. Подошла к нему, обходя урода, еле слышно шепнула:
- Извините, пожалуйста.
Встала рядом, не поднимая глаз.
- Илья...
- Идем домой.
Бросил на стол несколько купюр, взял Лилю за руку и повел прочь.
Глава 6. Лиля
Пока шли до стоянки, Ильяс молчал. Да и потом молчал: открывая ей дверцу, проверяя, хорошо ли она пристегнулась, и даже когда они попали в пробку, промолчал. Хмуро смотрел на дорогу. И свернул потом не к дому, а к Старому Арбату, остановил машину и резко сказал:
- Ты собиралась играть.
Лиля пожала плечами. Отстегнула ремень, вышла и побежала к антикварному - вроде опоздать не должна, хорошо. А что Ильяс мрачен - бывает, испортили настроение, в такие моменты лучше всего побыть одному. Да и ей видеть его не хотелось. Там, в ресторанчике, в какой-то момент показалось, что несчастного работодателя сейчас отправят до двери ударом в челюсть. И за что? Ну, подошел не вовремя, бывает. Разве это повод? Так неприятно тогда стало - до кислой гнусности в горле.
Прибежала-то она вовремя, Сенька еще только расчехлял гитару, а Тыква задумчиво стучал по барабану в одному ему понятном ритме. Кольцо, естественно, тут же заметили, но сразу расспрашивать не стали, сразу - надо работать. Вот потом, после работы...
- Отыграем, зайдем в "Шоколадку"! - объявила Настасья.
Сенька в знак согласия извлек из гитары немыслимый аккорд и хитро посмотрел на Лилю.
В Шоколадку пошли, отыграв два часа и заработав на полноценный ужин. Без шампанского, зато с густым горячим шоколадом и ведром сливок сверху. Тыква и Сенька за шоколадом бурчали о своем, мужском. Только на минутку прервались, спросили у Лили - ты это не замуж? Точно нет? Убедившись, что точно, успокоились, утащили салфетку, изобразили кривой нотный стан и опять зашушукались. Настасья потребовала снять кольцо, рассмотрела со всех сторон, даже шпинель на просвет, вернула и вздохнула:
- Значит, не замуж?
Лиля сморщила нос и помотала головой. Нацепила на вилку креветку и лист рукколы.
- Он не зовет или ты дуришь? - спросила Настасья, прицеливаясь вилкой в помидор.
Лиля задумчиво разжевала креветку. Махнула вилкой.
- Он не зовет, но я дурю. Сама же знаешь...
- Как у вас все сложно-то, Лилия Батьковна. Кольцо дарит, замуж не зовет, а Лильбатьковна сегодня как мешком по голове...
- А он сегодня почти Потрошитель, - хмыкнула Лиля. В двух словах описала сцену с незадачливым филантропом. - Не хочу Потрошителя, ага? Да и вообще не хочу.
Настасья тяжело вздохнула, подцепила-таки помидор и отправила в рот. Вдумчиво прожевав, заключила:
- Дура. Такой мужик... и чего тебе не хватает?
- А не знаю. - Лиля потерла нос. - Не мой мужик. Вот не мой и все. Ну и вообще, одно дело - жить вместе, а замуж - это как-то слишком. Да и вместе - ненадолго это, сама понимаешь. Где мы, а где они.
Настасья фыркнула. Уж она никогда не страдала недостатком любви к себе и была твердо уверена, что она - лучший подарок любому Онассису. Что интересно, мужики соглашались, бегали за ней толпами, а Настасья их посылала лесом - недостойны. Лиля даже завидовала, хотелось бы ей такие же розовые очки.
- Скромность паче гордыни, Лильбатьковна. - Настасья пожала плечами и изловила последний помидор. - В субботу-то придешь, жертва потрошителя?
- А куда я денусь?
- Вот и хорошо, - улыбнулась она, и напоследок выпустила парфянскую стрелу: - А тебе, о последовательница великого гуру Шри Бывывсенаху, не мешало бы задуматься, с чего твой тонкий и ранимый художник вдруг заделался потрошителем. Может, он и прав. Эти благотворители те еще благоговорители.
После Шоколадницы Лиля серьезно задумалась - а не поехать ли домой. Не к Ильясу, к себе. Во-первых, проще добраться, во-вторых - кто его знает, успокоился он уже или нет? Уже почти решилась, но передумала в последний момент. Все-таки некрасиво так, без предупреждения, а у нее и телефона нет, забыла забрать. А не позвонить - волноваться будет.
Поехала в Рублево, на такси ушли остатки заработка.
В квартире Ильяса не было. В спальне было темно, в столовой горел свет и работал ноутбук, а Тигр распластался на пузе у миски, обняв ее передними лапами, и вяло лизал сметану. От соседей слышался "Крематорий", совсем тихо, и Лиля невольно подпела "Мусорному ветру":
Сморщилась - сегодня этот образ был как-то некстати. Вот не про художников, пожалуйста. И не про джокера - ей такого везения никогда не доставалось.
А Ильяс в студии, наверное, подумала Лиля. Лечит нервы работой.
Не торопясь переоделась - жаль было вылезать из пончо, она еще постояла с ним в обнимку, прежде чем повесить в шкаф. Натянула домашнюю тунику. Вернулась на кухню, погладила Тигра. Сварила кофе. Пока варила, снова вспоминала того благотворителя. Ничего ужасного-то он не сказал, и вроде искренне хотел как лучше. А Ильяс... словно у него потребовали последнюю копейку в пользу цыганского табора, а не попросили помочь больным людям. Сволочь он все же, нельзя так. И ничего Настасья не права, если он может вот так, потрошителем, значит, такой и есть, а не тонкий и ранимый. Или все же права? Ильяс был такой трогательный, когда дарил кольцо, и явно надеялся, что она что-то ему скажет... а это его "ты - совершенство"? Вряд ли он каждой своей модели такое говорит. А может, и говорит. Для художника каждая модель - муза, неважно, кисти у него или камера...
Так, в сомнениях, выпила чашку кофе, вторую понесла в студию. Надо же сказать, что пришла.
Перед дверью в студию прислушалась, показалось, что "Крематорий" - оттуда. Странно, конечно. Ильяс у нас сноб, Ильяс слушает Арта Тейтума, Джо Кокера, Стена Гетца и прочий джазо-блюз. Но если для работы нужно настроение... любопытно, что он снимает?
Ничего он не снимал. Лиля и его самого разглядела не сразу - в студии было темно, только мерцал монитор и светился открытый бар. Насколько Лиля помнила, на той неделе бар был полон, а теперь зиял прорехами. И пахло в студии очень специфично. Кажется, кто-то тут пил, под сигареты вместо закуски. Мерзость.
Она только хотела зажечь свет, как ее спросили:
- Пришла? - хриплым, очень низким и незнакомым голосом. - Надо же...
Послышалось шуршание, звон бутылок, тяжелый плюх упавшего тела и немножко сумасшедший смех. Стало страшновато, и в то же время почему-то его жаль. Может, потому что сильные мужчины, когда им больно, куда слабее женщин.
- Ильяс? - она потянулась зажечь свет, чуть не разлила кофе, выругалась под нос - и поняла, что забыла, где тут выключатель.
- Иди сюда. - Он как-то странно растягивал гласные, словно подкрадывался и щурился... да дери ж тебя! Где этот проклятый выключатель?! - Мой аленький цветочек.
Под насмешливые скрипичные пассажи и григоряновское "кто ты, алый цветок или мечта мазохиста?" звучало совсем не смешно. Лиля разозлилась. Ведь знает же, что она терпеть не может этого прозвища! Злость прогнала страх, и Лиля нехотя подошла, едва не запутавшись ногой в брошенной на паркет жилетке: вот глупость была, попросить его надеть жилетку почти как у Эри, как будто Ильяс может стать похожим на него!
Остановилась в паре шагов от Ильяса: он сидел на полу, прислонившись спиной к барной стойке. Босиком, без рубашки, в одних джинсах. Стараясь дышать неглубоко, чтоб не стошнило от запаха, Лиля брезгливо отпихнула тапочкой бутылку, кажется, пустую. Ровно спросила: