Но нас встретила молодая женщина лет тридцати пяти с короткой модной челкой, остриженная почти под мальчика, одетая в джинсы и симпатичный темный свитер. Она провела нас в кабинет химии, потому что в это время только этот класс был свободен, где мы могли спокойно побеседовать.
— Вы давно ведете этих ребят? — поинтересовался Денис Александрович для начала.
— Только второй год, — сообщила Галя. Я буду ее так называть, поскольку по возрасту она лет на пять или даже шесть была моложе меня. — Дело в том, что их предыдущий классный руководитель Аида Григорьевна ушла на пенсию и мне предложили взять этот класс, чтобы довести их до конца. В последние годы Аида Григорьевна болела и ей было уже трудно работать. Все-таки шестьдесят девять лет, давно пора на пенсию.
— Мы вас искали, но вас не было в Москве, — сообщил Игнатьев.
— Я была в Санкт-Петербурге, — улыбнулась Галя. — У меня родители там живут, на каникулах я обычно бываю у них. Но мне передали, что вы меня искали, и я даже знаю, в связи с чем. Это из-за исчезновения Константина Левчева? Верно?
— Да. Вы хорошо его знали?
— Думаю, очень хорошо. У него очень интересная семья. Отец и мать известные искусствоведы, всегда в командировках. Мальчик часто бывал предоставлен сам себе. Он очень талантливый. У него отличная память, он замечательно рисует. В прошлом году мы даже планировали послать его рисунки в Париж на конкурс, но в отборочной комиссии просто не поверили, что мальчик нарисовал их сам, без помощи взрослых, а когда узнали, кто его родители, вообще запретили нам выставлять его кандидатуру. Сказали, все равно никто не поверит, что родители ему не помогали. Вот такая глупая логика.
— И вдруг он все бросил и стал наркоманом? — нахмурился Игнатьев.
— Нет-нет. Конечно нет, — горячо возразила Галя. — Вы знаете, как это бывает у подростков. Сначала пробуют, потом постепенно втягиваются. К сожалению, Костя не сумел устоять перед этим искушением. Сначала они тайком курили в мужском туалете. Я туда не могла войти, но просила наших мужчин контролировать обстановку. Оказалось, что контролировать сложно. Там организовали целый пункт сбыта наркотиков, и некоторые школьники не смогли отказаться. Вы знаете как бывает? Сначала предлагают бесплатно попробовать. Потом дают еще раз, а когда человек втягивается, он уже их. И навсегда. Слезть с этой иглы практически невозможно. Костя стал хуже учиться, пропускать занятия. Я несколько раз пыталась поговорить с его матерью, но она заняла позицию активной обороны, заявив, чтобы я не вмешивалась не в свои дела. А сама возила сына по каким-то клиникам, где обещали мгновенное исцеление. Но ничего мгновенного в таких случаях не бывает. Она это быстро поняла. — Галя нахмурилась. Было заметно, что она волнуется. Ей, видимо, было тяжело вспоминать об этом ученике, подававшем такие большие надежды. — Последние несколько месяцев он был уже в очень плохом состоянии, — честно призналась она, — и об этом уже все знали. И его мать, и наш участковый, и директор школы. Но насильно отправить лечить мальчика мы не имели права. Я была уже в Санкт-Петербурге, когда мне сообщили, что он пропал. Я позвонила его матери, но она не пожелала со мной говорить. В семье Кости считают, что во всем виновата школа. Разумеется, я с себя вины не снимаю, но мне кажется, это не совсем честно все сваливать только на школу.
— А его друзья? Икрам Зейналов и Антон Григорьев, — напомнил Денис Александрович, — они тоже «поддались искушению»?
— Нет. Я, во всяком случае, не замечала. У Антона нет отца, его растит мать. И там очень строгий дедушка, по-моему, даже чересчур. Семью Зейналовых я хорошо знаю. Там трое сыновей и очень строгие родители. Если бы Икрам даже захотел что-то сделать, они это пресекли бы мгновенно. В этом я уверена.
— Вы слышали, что случилось сегодня ночью? — спросил Игнатьев.
— Нет, — Галя несколько испуганно взглянула на него, — а что случилось сегодня ночью?
— Погиб Антон Григорьев, — мрачно пояснил он, — и есть все основания полагать, что его убили.
— Какой ужас! — Она сразу поднялась. — Я ничего об этом не знала. Прямо сейчас поеду к ним домой. Какое несчастье, бедный парень…
— Сядьте, — посоветовал ей Денис Александрович. — Я полагаю, вам сейчас лучше там не появляться. Вы же понимаете, в каком они состоянии?
— Да-да. Несчастная мать. Я ей обязательно позвоню. Но как это могло случиться?
— Мы сейчас как раз заняты выяснением всех обстоятельств дела.
— Понимаю, я вас понимаю. Что я должна сделать?
— Пока ничего. Только отвечайте на мои вопросы. Итак, вы знали, что Левчев уже прочно сидит на наркотиках. Я вас правильно понял?
— Да. Но об этом все знали.
— А его друзья?
— Нет. Однозначно нет. Антон вообще был более сильным, более энергичным. Он всегда был заводилой в этой компании. И по-моему, Антон хотел даже помочь своему другу. Я даже слышала, что когда Косте было совсем плохо, он возил его к какому-то санитару, о котором все знают.
Игнатьев выразительно посмотрел на меня. О «санитаре» я успела ему рассказать до того, как мы сюда приехали. Значит, к Викентию Костю отвозил его друг.
— У него были недоброжелатели или враги? — поинтересовался Денис Александрович.
— Наверное, были. У мальчиков всегда столько секретов, которые они никому не доверяют! И потом, эта ужасная история с подругой Арины.
Я сразу вспомнила. Про Арину мне говорил профессор Левчев. Он сказал, что Костя дружит с этой девочкой и ее отец работает где-то в Третьяковской галерее. Точно. Я вспомнила.
— Какая история? — заинтересовался Игнатьев. — Нам ничего об этом не говорили.
— Ну и правильно сделали. Ребята договорились не муссировать эту тему и ее не обсуждать. Поэтому никто из ребят вам ничего и не расскажет.
— А вы знаете, что случилось?
— Разумеется, знаю. Арина училась в нашем классе. Очень толковая и умная девочка. Не скажу, что самая симпатичная, но наверняка самая толковая. Круглая отличница, шла на золотую медаль. Таких учеников обычно не отпускают. Но в этом году она перевелась в другую школу, не захотела у нас оставаться. И мы ее не стали удерживать. Возможно, этот вариант ей подсказали родители или психологи. В прошлом году разбилась ее лучшая подруга. Арина очень переживала, даже попала в больницу, где пролежала больше недели.
— Какая подруга? Почему разбилась?
— Упала с балкона. Они живут в сталинском доме на Котельнической. На девятом этаже. Такое несчастье для родителей… Девочка была уже кандидатом в мастера спорта по гимнастике. Ее даже хотели в сборную взять. Можете себе представить? Ей было только пятнадцать. Она подавала большие надежды…
— Как ее звали?
— Надя. Надежда Полуянова. Тогда об этом написали практически все газеты.
— Она упала с балкона? — уточнил Игнатьев.
— Да. Такое страшное горе для родителей.
Я взглянула на Игнатьева. Так, в прошлом году с балкона своей квартиры упала девочка, которую знали эти ребята. Это странно… Видимо, так же подумал и Денис Александрович.
— Она была дома одна?
— Да, одна. Ее никто не убивал, если вы подумали об этом. Она случайно упала с балкона.
— Случайно, — нахмурился Денис Александрович. — Я этот дом знаю. Там случайно не упадешь. И балконы там хорошие. А у девочек, которые занимаются гимнастикой, как правило, потрясающее чувство равновесия. Они даже по канату пройти могут не споткнувшись. Не могла она так просто упасть, не получается.
Какой молодец! Мы оба одновременно подумали об этом. Я сразу почувствовала в Денисе Александровиче настоящего профессионала и родственную душу.
— Не знаю, — растерялась Галя, — я тоже не понимала, как это могло произойти. Все считали, что это роковая случайность. Но подробности мне неизвестны.
— Мы все узнаем, — кивнул Игнатьев. — Если это даже был несчастный случай, все равно им занималась межрайонная прокуратура. Я подниму дело и проверю. Несчастные случаи тоже расследует прокуратура. Такой порядок.
— Обязательно проверьте, — согласилась Галя. — Только после этого случая ребят как будто подменили. И Аришку нашу, и всех остальных. А Костя, по-моему, просто сломался. Арина перешла в другую школу.
— Вы разрешите мне позвонить? — Денис Александрович достал аппарат, и Галя кивнула в знак согласия. Он быстро набрал номер и попросил кого-то в прокуратуре затребовать дело о произошедшем в прошлом году с Надеждой Полуяновой несчастном случае в доме на Котельнической набережной. Затем убрал телефон, еще раз извинился и переспросил: — И после этого случая Арина перешла в другую школу?
— Не сразу. Сначала она попала в больницу, затем некоторое время оставалась дома, но потом ее родители приняли решение перевести дочь в школу поближе к дому. По-моему, они правильно решили. Я, конечно, потеряла перспективную ученицу, которая шла на золотую медаль, но считаю, что прежде всего нужно думать о ребенке, а не о наших показателях. До сих пор эти показатели во многом зависят от того, как успевают наши ученики. А если среди них есть будущие Ньютоны или Эйнштейны, которым просто неинтересно на каких-то уроках, такие нюансы в расчет не принимаются. И когда мама Арины позвонила и сообщила, что их дочь переходит в другую школу, я ее, конечно, поняла. Девочка пережила такое потрясение! Скажите, если это можно сказать, а как погиб Антон? Что с ним произошло?
— Он пошел на стройку и упал там с верхнего этажа, — коротко пояснил Денис Александрович.
— Упал? Как это упал? И он тоже упал? — Галя растерянно смотрела на нас, словно не верила, что ее второй ученик погиб схожим образом. — Что он делал на стройке? — спросила она. — Почему его туда пустили? Там что же, не было людей, охраны, сторожей? Как они могли пропустить туда мальчика, подростка, разве это не опасно?
— Вы задаете слишком много вопросов, на которые я пока не могу ответить, — признался Игнатьев. — Все произошло ночью, и мы пока не знаем всех подробностей. — Он взглянул на меня, словно разрешая мне задать вопросы. Я правильно поняла его взгляд.
— Кто еще дружил с Костей Левчевым? — задала я следующий вопрос. — Кто еще входил в их компанию?
— Не знаю. Они всегда держались немного особняком. Может, еще Иосиф Васадзе. Он на год младше, но его часто видели с этими ребятами. У него папа грузин, а мама тоже осетинка, как у Кости. Может, поэтому они часто были вместе.
— Где его можно найти? — сразу спросил Игнатьев. — У вас есть его адрес?
— Да, конечно. Он не из моего класса, но я могу дать вам его адрес. Только я не думаю, что он может иметь какое-нибудь отношение ко всей этой истории. Это очень хороший мальчик. У него родители врачи, отец — известный московский хирург.
— У Кости Левчева родители тоже известные люди, он тоже был из приличной семьи, — мрачно напомнил Игнатьев.
— Тоже, — печально подтвердила Галя и направилась к выходу. Но вдруг обернулась: — Почему вы сказали «был»? — почти выкрикнула она. — Почему вы так говорите? Что с ним? Он тоже погиб? Я не могу понять, что происходит. Может, я плохой классный руководитель? Как могло такое случиться?
Галя села на стул. Было заметно, что она сильно нервничает. Мы переглянулись. Игнатьев действительно сказал «был». И я полагала, что сказал правильно, хотя меньше всего мне хотелось в это верить. И вообще в этой истории мне больше всего не нравилась эта пугающая регулярность, с которой погибали или пропадали подростки. Может, у них такой непонятный ритуал, по которому они решили все уйти из жизни? Но почему? Из-за чего? Я видела Антона и с ним разговаривала. Он был подавлен, расстроен, его что-то тревожило, но мальчик не был похож на потенциального самоубийцу. У тех более истерическое состояние. Хотя откуда мне это знать? Разве я видела самоубийц в своей жизни? Тем более подростков? Откуда мне знать, почему он так себя вел? Что Антон на самом деле думал? Почему пошел на эту проклятую стройку? И кто звонил два раза Косте перед тем, как он исчез? Кто звонил Антону? Если это бандиты, то они все продумали правильно — эти убийства можно списать на подростковый суицид. Никто не мог заранее знать, что внизу на строительной площадке случайно окажутся два таджика-строителя, которые увидят убийство и сразу заявят об этом в милицию.
Их мне тоже жалко. Обоих задержали и теперь будут долго допрашивать. Может, даже задержат на сутки или на двое. А у них наверняка есть семьи, дети. Таджики приезжают в столицу большими семьями и живут в нечеловеческих условиях, чтобы заработать на хлеб своим детям. Вот и получается, что им было выгоднее молчать, чем заявлять в милицию. Просто пройти мимо и не смотреть в ту сторону. А теперь им могут и не поверить. Хорошо, что в прокуратуре есть такие люди, как Игнатьев, а ведь мог оказаться и такой, как Сердюков. Или такой, как дед погибшего Антона, этот отставной военный, по-своему упертый и убежденный, что все беды страны в инородцах и иноземцах, приехавших в нашу столицу.
Никто внятно не говорит, что миллионы людей, приезжающих к нам, — это огромный трудовой ресурс, так необходимый России в условиях, когда демографическая катастрофа стала абсолютной реальностью. Что занятые на тяжелых работах мигранты заполняют ту экономическую нишу, которую трудно заполнить своими гражданами, или, как сейчас говорят, «представителями коренной национальности». Слово-то какое придумали мудреное. А таджиков жалко. Хорошо, если они хотя бы сносно говорят по-русски. Их будут долго допрашивать, потом сунут какой-нибудь протокол, заставят его подписать. Об адвокатах для них, конечно, не может быть и речи. А потом вообще может выясниться, что это таджики толкнули мальчика. Если не найдут конкретного виновника случившегося. К сожалению, в нашей практике мы иногда сталкиваемся с подобным, когда недобросовестные следователи готовы на все ради отчетности. У Гали своя отчетность по успевающим ученикам, не имеющая ничего общего с работой хорошего педагога, у следователей — своя. У врачей тоже своя отчетность. Когда думаю об этом, мне кажется, что давно пора что-то изменить в «датском королевстве».
— Вы полагаете, что все эти самоубийства как-то связаны? — Галя еще не верила в убийства. И правильно делала. Легче считать, что ребята просто коллективно рехнулись, чем предполагать, что за этим стоят какие-то определенные и далеко не свихнувшиеся люди.
— Найдите нам адрес Васадзе, — напомнил Игнатьев.
Она кивнула и снова поднялась. Когда учительница вышла, Денис Александрович взглянул на меня и мрачно спросил:
— Что вы об этом думаете?
— Не знаю. Даже страшно делать какие-либо предположения. Вы считаете, что происходят убийства?
— Пока не знаю. Но Григорьева кто-то толкнул. Сразу два свидетеля не могут просто так ошибаться. Хотя их сейчас допрашивают отдельно друг от друга, чтобы проверить их показания…
— Вы им не верите, — сразу поняла я, — думаете, раз таджики…
— Не говорите глупостей, — устало посоветовал Игнатьев. — Конечно, можно выстроить и такую цепочку. Кто-то был связан с мафией, нанял двух таджикских строителей, чтобы они выступили случайными свидетелями. Но только для чего? Одинаково лгать практически невозможно, не совпадут детали. Подставлять таджиков тоже не резон. Все знают, что огромную часть этого рынка наркотиков контролируют как раз их преступные группировки, переправляющие наркотики из Афганистана. Я видел утром этих строителей. Типичные работяги, плохо говорящие по-русски. Думаю, здесь что-то другое. Григорьева, возможно, убили, но мотивы могут быть разные. Мы должны понять, что происходит. А если поймем мотив преступления в этом случае, то, возможно, выясним, куда мог исчезнуть и Костя Левчев.
Вернулась Галя с листочком бумаги в руке — адресом Иосифа Васадзе, написанным ровным каллиграфическим почерком, который и передала Игнатьеву. Тот прочел адрес и кивнул.
— Я все-таки поеду к Григорьевым, — вздохнула Галя. — Поймите, я не могу просто так сидеть в школе, когда произошла такая трагедия.
— Поезжайте, — согласился Денис Александрович, — только о нашем разговоре никому не говорите. Им сейчас тяжело, а кто-то из родных мальчика должен еще будет пройти через процедуру опознания…
— Как это? — испугалась учительница.
— Придется приехать и опознать тело подростка.
— Только не это! — вырвалось у нее. — Мать не сможет. Она просто сойдет с ума. Не нужно ее вызывать. Лучше дедушку.
— Может приехать кто-то из родственников, — хмуро пояснил Денис Александрович. — До свидания, Галина Андреевна. Спасибо за помощь.
Мы вышли из класса. Выходя, я оглянулась. У классной руководительницы был такой несчастный вид, что мне стало ее жалко.
ГЛАВА 14
В салоне автомобиля мы оба молчали. Водитель несколько раз даже обернулся, должно быть, удивляясь нашему мрачному настроению. Когда мы уже подъезжали к дому Васадзе, раздался телефонный звонок. Денис Александрович достал свой аппарат. Молча выслушал сообщение, что-то уточнил и убрал телефон. Затем посмотрел на меня, словно решая, стоит ли мне говорить.
— Она действительно выбросилась с балкона, — наконец сообщил мне Игнатьев. — Входная дверь была заперта изнутри. Дома, кроме нее, никого не было. В прокуратуре закрыли дело, посчитав, что это обычное самоубийство. Никаких записок, объясняющих свой поступок, девочка не оставила.
— Значит, все-таки самоубийство? — уточнила я.
— Похоже на то. Но теперь после убийства Григорьева мы обязательно вернемся и к этому делу. Возможно, девочку довели до самоубийства, возможно, были веские причины, толкнувшие ее на такой шаг. Нужно будет все проверять заново.
— А если таджики ошиблись? — Во мне продолжала бушевать моя бабушка с такой известной фамилией, как у мисс Марпл. Я не хотела сдаваться, поэтому придумывала все новые и новые версии. — А если никакого убийства не было? Снизу можно легко ошибиться. Строители ведь находились на приличном расстоянии, и было уже темно.
— Что вы хотите сказать? — не понял Игнатьев.
— Рядом с мальчиком кто-то стоял. А что, если этот человек, наоборот, протянул ему руку, чтобы удержать от безумного поступка? А снизу таджикам показалась, что Антона толкнули. Так часто бывает. Они могли не понять жеста стоявшего рядом незнакомца.