Да, именно тогда Крис окончательно и бесповоротно решил стать капитаном. Но не капитаном пассажирского корабля, что ходит туда-сюда, от планеты к планете, одними и теми же маршрутами, а капитаном, прокладывающим дорогу к новым, неизвестным мирам. Перед ним, как и перед любым жителем великой Империи Рома Юнион, были открыты все пути.
Он еще не знал, какую печальную роль в его жизни сыграет Эрик Оньо Янкер по прозвищу Улисс, кросс[6], который жил совсем неподалеку от него, Кристиана Конрада Габлера, и, наверное, тоже видел эту арт-объемку… Именно Эрик перечеркнул его путь в капитаны.
* * *60 год Третьего Центума
Крис жил своей полной событий мальчишеской жизнью, не задумываясь над смыслом мироздания и не пытаясь понять, какое он в этом мироздании занимает место. Каждодневных дел хватало с лихвой, а от первой любви к однокласснице он, вообще, как ему казалось, едва не сошел с ума.
Между прочим, эта детская любовь, сопровождавшаяся дерганьем за волосы объекта своего вожделения и подвигнувшая Криса на поэтические опыты («Лия, я люблю тебя! Не прожить тебе без меня! Ни одного дня!»), очень помогла ему в дальнейшем. Казалось, он исчерпал себя в том детском порыве, поэтому больше не погружался с головой в состояние любви. Это не значит, что он стал аскетом, отвергавшим все жизненные блага и человеческие радости. Увлечения конечно же были… И не два, и не три… но той всепоглощающей влюбленности, которую он пережил в детстве, больше не было. А мудрый отец как-то сказал ему: «Крис, когда это придет – это придет. Не принимай влюбленность за любовь. Я женился в сорок пять, отгуляв свое, и не бросался направо и налево… Я выжидал, Крис, как выжидает охотник. И оно пришло…»
У Криса не было оснований не доверять отцу. При всех отцовских шуточках, при всем его подхихикивании и этаком веселом, парящем отношении к жизни, только слепой не мог бы увидеть, что отец на самом деле любит маму. Как и она его. Крис вырос в атмосфере этой любви и буквально купался в ее лучах. Детство его было беззаботным, впрочем, как и детство любого ромса.
Так он считал тогда. Точнее, ничего он не считал, а просто жил, как жили миллионы таких же, как он, на разных планетах великой Империи.
…Однажды, в жаркую летнюю пору, когда Синяя река, рассекавшая Супергольм, обмелела, и вода в ней стала совсем теплой и не синей, а зеленоватой, к ним в гости, как обычно, приехал прадед Хенрик. Из-за гор своих, из-за степей.
Прадеда Крис помнил столько же, сколько помнил себя. Предок приезжал, предок врывался в дом, огромный, сутулый, с мохнатыми бровями – и после этого все в доме шло кувырком. Хенрик привозил с собой какое-то уникальное вино и пил его вместе с отцом в дальней комнате, и неслись тогда оттуда всякие слова, которые Крис слушал, едва догадываясь об их значении.
«Император – козел!» – вопил прадед, и Крис честно пытался представить себе Императора в облике козла. Крис был образованным мальчиком и знал, что козел – это такое древнее рогатое животное, которое когда-то водилось в хижинах первобытных землян. Называть кого-то козлом считалось нехорошим тоном, хотя Крис понять этого не мог. А чем козел хуже смердючей буравки?
И он действительно, слушая вопли пращура, представлял себе этого козла… Хотя какое отношение имеет к козлу Император? Или козел к Императору?..
«Дед, дорогой, опомнись, – говорил отец. – Чем это Босс тебе не угодил? По-моему, он тебя не трогает, жить не мешает».
«При чем здесь трогает или не трогает?! – еще больше повышал голос прадед. – Он возомнил себя господом богом! Как раньше называлась планета Орк? А-а, не знаешь? Она называлась Яркая! Яркая, понимаешь, Антонио? А он приклеил ей имя проводника покойников! Орк – это бог смерти в Древнем Риме! Твой Босс помешался на своем Древнем Риме! Да и наш Вулкан назывался Гелиосом! А Солнечная?»
«Какая такая Солнечная?» – бормотал отец.
«А такая Солнечная, Антошка! Возле которой три Авалона бегают. И где теперь эта Солнечная? Давно нет никакой Солнечной! А есть Геката – богиня мрака! Тот же Древний Рим! То смерть, то мрак! В общем, как всегда, как во все времена: чья власть, того и вера…»
«Да плюнь ты, дед, – говорил отец, и слышно было, как он, стуча бутылкой о край бокала, вновь наливает вино. – Не он ведь, кажется, начал, так? Ну, все эти переименования звезд на иной лад, согласно древнеримскому пантеону… Еще до него постарались, правильно? И разве это самое главное? Да пусть как угодно называет! Рим не Рим, какое это имеет значение? Как цветок ни назови, он все равно красив! Главное, что живется нам хорошо. Уж этого ты не будешь отрицать?»
«Кому – нам? – взвинчивался Хенрик. – Тебе? Мне? Лане твоей, нирванке? А ты хоть что-то знаешь о риголах? Система Вертумна, планета Роуз. Роуз! Слышал о такой? Ты знаешь, как эти риголы дрались против колонистов? И что, Антоха? Их просто стерли с лица планеты! Это что – нормально?»
«Лес рубят – щепки летят, – примирительно отвечал отец. – Не они первые, не они последние. И никто, между прочим, их не заставлял драться за свои территории. И никто, собственно, территории эти и не трогал. Просто поскромнее нужно было себя вести, вот и все… Сидели бы себе тихонько в своих лесах или горах, не высовывались…»
«Эх, Антошка, рассуждения твои – чисто имперские. Ты на это смотришь с точки зрения захватчиков, а ведь автохтоны нас к себе не звали. И знаешь, как-то умудрялись жить без нас сто тысяч лет. Нельзя так, Антонио. Поставь себя на место автохтонов, прочувствуй…»
«Уважаемый дед Хенрик, я их не завоевывал. И не гони волну – ты прекрасно знаешь, что в подавляющем большинстве случаев мы с ними ладим… Так что не ерепенься, а давай лучше выпьем… пока Лана нам не устроила битву с автохтонами».
Крис слышал звон бокалов, потом какое-то время царило молчание, но прадед отнюдь не собирался сдаваться. Крис конечно же не знал, откуда у пращура все эти сведения о переименовании звезд и несчастных риголах, но, судя по убежденности, с которой тот говорил, он брал все это не с потолка.
«А что ты слышал об Аполлоне? – после звона бокалов вдруг взревывал прадед. – Об этом адском месте? Ты вообще знаешь, что в нашей великолепной Империи существует такая планета?»
«Нет, не слышал, – отвечал отец. – Что за адское место? С чего это ты взял, знаток ты наш?»
«А вот с того! – бесновался пращур. – Послушай тех, кто сумел оттуда вернуться».
«А где это ты такое раскопал? В кабаках? – усмехался отец. – Там чего хочешь расскажут. Особенно доблестные наши файтеры, у них языки без костей после пары стаканов».
Крис и думать не думал, что ему через много лет еще доведется услышать об этой планете.
«Значит, так, Антоха, – усмирял себя прадед. – Не буду я тебе ничего больше говорить, потому что – бесполезно. Против Императора я, в принципе, ничего такого не имею, просто не люблю, когда говорят не всю правду».
«А всей правды, уважаемый дед, знать вообще никому не положено, кроме бога».
«Согласен, – отвечал прадед, и опять звенели бокалы. – Но на то и бог, чтобы хоть частица этой правды стала известна и тебе, и мне».
«Да не нужна мне ника… никакая правда, – слегка заплетался языком отец. – Мне и так хорошо. Живу – горя не знаю. И мне что – ху… хулить за это Босса? Или все-таки спасибо ему говорить?»
«Эх, Антоха! – вздыхал пращур. – Вот все вы такие, бесхребетные…»
«А тебе что – обязательно мятежи нужны? Чтобы мертвые вдоль дорог на крестах? Слава богу, вре… времена теперь такие, что живем без мятежей, в мире, любви и согласии. Что, скажешь, не так?»
Прадед со стуком ставил бокал, однако не возражал.
Крис, притаившись в укромном уголке, видел, как мама то и дело подходит к той комнате с улыбкой на светлом лице, но не вмешивается. Ему было абсолютно наплевать на все эти пререкания отца с прадедом: у него, Криса, хватало своих мальчишеских проблем. Хотя подслушивать их разговоры он любил.
И еще Крис прекрасно знал: Империя – это самое лучшее из того, что придумано за все тысячелетия существования человечества. Империя – это отлично! Жить в ней – сплошное удовольствие. И не только та давняя объемка была причиной таких его представлений – вся каждодневная жизнь убеждала в том, что лучше Империи быть ничего не может.
Он рассуждал так же, как мог рассуждать любой ромс. А прадед в эту схему просто не вписывался. Потому что ворчал черт знает что. Но Крис подозревал: прадед ворчал не потому, что ему не нравилась Империя, а просто потому, что привык ворчать…
Глава 2 Чужак
Из архива Стафла
67 год Третьего Центума
Планетная система Дианы
Из донесения Филиппа Гора, командира патрульного крейсера Л-ДН-4-09 «Устрашающий»:
«…Визуально объект напоминал правильную сферу диаметром 10,4376 метра (согласно приборам). Сфера ярко-желтая, светилась равномерно, без пульсаций. Внутри просматривался более темный контур – веретенообразное уплотнение, медленно вращавшееся по часовой стрелке, без рывков. Объект шел параллельным курсом, на сигналы не реагировал. При нашей попытке пойти на сближение резко увеличил скорость, вспыхнул и исчез. Сканирование ничего не показало. Наблюдения 12-го поста на Хоккайдо-VI подтвердили наличие указанного объекта в этом секторе. Данные съемки прилагаются».
«…Визуально объект напоминал правильную сферу диаметром 10,4376 метра (согласно приборам). Сфера ярко-желтая, светилась равномерно, без пульсаций. Внутри просматривался более темный контур – веретенообразное уплотнение, медленно вращавшееся по часовой стрелке, без рывков. Объект шел параллельным курсом, на сигналы не реагировал. При нашей попытке пойти на сближение резко увеличил скорость, вспыхнул и исчез. Сканирование ничего не показало. Наблюдения 12-го поста на Хоккайдо-VI подтвердили наличие указанного объекта в этом секторе. Данные съемки прилагаются».
68 год Третьего Центума
Планетная система Майесты
Из донесения Айрона Визельбаума, командира патрульного крейсера Л-МСТ-2-06 «Свирепый»:
«…Отчетливо очерченный прозрачный куб с ребром 118,2420 метра (по показаниям приборов). Состояние зависания на фоне Элизиума-IV, сине-белая пульсация в двух ближних верхних углах относительно курса. При сближении – потеря очертаний и исчезновение. Возможное предназначение: трансер нестандартных размеров. Возможные изготовители: илиррии с Элизиума. Цель – неизвестна». В скобках, красным, чье-то начатое примечание: «Создать комисс» – но оно зачеркнуто.
70 год Третьего Центума
Планетная система Орка
Из донесения Вадима Юста-титу, командира патрульного крейсера Л-РК-2-13 «Любимец богов»:
«…Объект размером с корзинку для яиц». В скобках, красным: «Что за сравнение?! Корзинки бывают разные, и яйца тоже. Чьи В. Ю. имеет в виду? Свои собственные, что ли?» «Мерцал, словно передавал какую-то инфу. На запросы не отзывался. После выстрела из лучевой пушки, еще до возможного поражения, исчез из поля видимости сканеров. Предположение: объект изготовлен верибурами. Назначение: противодействие акциям Стафла. Предложение: хорошенько потрясти верибуров, чтоб им мало не показалось. Возможно, они каким-то образом получили доступ к новейшим технологиям. Слухи об этом давно ходят». В скобках, красным: «Посоветовать В. Ю. не делать предложений. Экипаж отстранить от полетов. Обеспечить нераспространение инфы».
* * *76 год Третьего Центума
Патрульный крейсер легиона «Либер» Л-ЛБР-4-07 «Звездное пламя» совершал обычный полет вдоль Конфайна. Он шел высоко над плоскостью эклиптики, оставив далеко позади базу на Амазонии-IV и по длинной дуге огибая желтый карлик Либер. Система Либера была один из самых дальних форпостов Империи, этаким «медвежьим углом» Ромы Юниона. Сюда редко заглядывали жители более обжитых регионов, и планета Амазония, административный центр системы, выглядела большой деревней, где бок о бок с колонистами жили автохтоны – серокожие карлики арангойцы, не имевшие никаких проблем с переселенцами и, судя по всему, всеми силами старавшиеся таких проблем не создавать.
У крейсера «Звездное пламя» был свой давным-давно определенный сектор патрулирования, поэтому экипажу не приходилось дополнительно напрягаться, чтобы давать системе управления какие-то новые задания. Все шло как обычно. Слава богу, никаких врагов в окрестностях системы Либера не наблюдалось. Как и в окрестностях других планетных систем. Тем не менее это патрулирование несколько отличалось от предыдущих: на борту крейсера, кроме командира Алессандро Барелли, штурмана, лонг-техника и четырех артиллеристов, находился еще и молодой долговязый белобрысый дубль-штурман из кроссов. Не файтер, просто стажировался после нэви-колледжа[7]. Был он немногословен, старателен и явно пытался произвести на команду самое лучшее впечатление.
Алессандро Барелли не имел ничего против этого: когда-то и сам он был в такой роли и тоже старался изо всех сил, буквально из кожи вон лез. И, добившись самых положительных рекомендаций, получил должность командира красавца-крейсера легиона «Либер», очень приличное жалованье и возможность, отслужив свое, заняться любым делом, какое душа пожелает, – ежемесячно его банковский счет пополнялся почти на пятьсот денариев. Таким деньгам мог позавидовать любой сивил[8]. Поэтому у Алессандро Барелли имелись все основания быть довольным жизнью.
Тем более что этот полет проходил в отсутствие очередной четверки файтеров-неспециалистов, которые поочередно должны были овладевать навыками работы на патрульном крейсере. Это являлось обязательной составляющей службы в Стафле. С такими файтерами приходилось много возиться, им нужно было все рассказывать, объяснять, контролировать их действия, отвечать на вопросы… а Барелли подобного рода тягомотину, мягко говоря, не очень любил. Да, в этот полет никого из файтеров-обученцев не направили, и причина была очень уважительной. На базе ожидали скорого прибытия консула[9], и манипулы вот уже который день проводили совместные учения.
Все в полете шло штатно, приборы работали идеально, космос вокруг был чист, как мысли младенца, и желтый фонарик Либера успокаивающе светил вдалеке, словно говоря: «Все нормально, парни. Никаких проблем». Артиллеристы лениво поигрывали в своем отсеке в киво-ково – командир мог это видеть на экране внутреннего обзора, лонг-техник Зураб Сулави совершал обычный неспешный обход корабельного хозяйства, а командир сидел в рубке вместе со штурманом Цери Пашутиным и обсуждал с ним достоинства отпуска на планете Беловодье в системе Купидона. Ни Барелли, ни Пашутин на Беловодье не были, но много слышали от сослуживцев о прелестях тамошних приморских местечек с рыбалкой, купанием и дикими танцами до утра. Белобрысый дубль-штурман был тут же, но в разговор не вмешивался. Он переводил сосредоточенный взгляд с экрана на экран, что-то там подключал, что-то там отслеживал, просеивал какой-то там технический мусор… в общем, сливался душой с лонгом, крепил связь с великолепным космическим кораблем под чудесным названием «Звездное пламя» (куда там всем этим «Неустрашимым» и «Стремительным»!), – и командир не мог не порадоваться за своего подопечного, проявлявшего, судя по всему, непоказную любовь к своему делу. На обратном пути Алессандро Барелли намеревался устроить молодому крепкую зубодробительную проверочку на запредельных режимах и уж тогда от чистого сердца дать самые лучшие рекомендации. Барелли был уверен, что стажер не подкачает, – видна была птица по полету. Орел был виден, аквила[10] – прямо с эмблемы Стафла, хоть стажер и не принадлежал к племени файтеров.
– Танцы на камнях, командир, это нечто! – разглагольствовал Цери Пашутин, мечтательно закатив черные выпуклые глаза. – В темноте, под звездами да под местную настоечку на травах… Марченко рассказывал, что на природе гораздо лучше, чем в постели, кувыркаться. Ты ее обнимаешь, она тебя, и такая энергия прет, что ой-ей-ей! Совершенно дикое состояние, первобытное, как у пещерных ребят… Представляешь, ты ее тут же, прямо на камнях, горяченькую, как пирожок…
– Не трави душу, Паша! – умоляюще отозвался командир и поскреб квадратный подбородок. – Мне до отпуска еще три месяца с лишним.
– А мне, командир? Все пять! Но я своего не упущу!
Сидевший к ним спиной стажер вдруг как-то подобрался, – и в этот момент прозвучал сигнал обнаружения.
Алессандро Барелли одновременно с Цери Пашутиным взглянул на экран.
А там было на что посмотреть.
Больше всего эта штука походила на цистерну древнего бензовоза (видали такие в арт-объемках про всяких Терминаторов), метров десяти в длину и метров трех в диаметре. Цистерна эта болталась, как показывали сканеры, в пяти с лишним тысячах метров от крейсера и шла параллельным курсом, хотя ничего похожего на двигатели у нее не наблюдалось. У нее вообще ничего не наблюдалось: ни люков, ни иллюминаторов, ни обводов хоть каких-то приборов. Бороздила космос этакая бочка без каких-либо намеков на свое предназначение… и, главное, появилась-то она только сейчас, в ту данную минуту, когда Цери рассказывал про дикие танцы. А до этого и духу ее здесь не было!
Стажер бросил вопросительный и встревоженный взгляд на командира, и Алессандро Барелли тут же поступил по инструкции: он попытался выйти на связь с объектом.
Но никакой связи не было. Эта бочка никак не реагировала на сигналы.
Через секунду к делу подключился и штурман, только плечистые артиллеристы продолжали играть в свое киво-ково. Цери, отпихнув стажера, врубил увеличение и тут же, на всякий случай, активировал резервный блок. Долговязый дубль-штурман тоже оказался неплох: невзирая на толчок в плечо, он задействовал дополнительную защиту и послал запрос автонавигатору.
Навигатор незамедлительно подтвердил: совсем рядом с патрульным крейсером утюжит космос неопознанный объект. Может быть, ничем и не угрожающий, но…
– Глаза протрите, пушкари! – взревел Алессандро Барелли. – Объект по правому борту!