Он вертелся перед зеркалом, повязывая какой-то необыкновенно пышный галстук. Круглое гладкое лицо его выражало полное удовлетворение жизнью. Племянник Павел утомленно вздохнул. Он был отлично осведомлен о том, как любит его высокопоставленный родственник бывать в коллективах, где много красивых женщин. А уж в городском театре красавиц хватало. Грузить дядю перед таким приятным событием было неприлично, но Павел считал, что его дело не терпит отлагательств. Он оглянулся на Васильчикова, который в их фирме возглавлял службу безопасности. Васильчиков ободряюще подмигнул.
– Анатолий Трофимович! – унылым тоном произнес Павел. – Вы уж извините, только… у нас тут проблемка… Вот.
Варламов тоже знал племянника как облупленного и по тону сразу понял, что ему хотят испортить вечер. Он резко обернулся и, нахмурившись, спросил:
– Какого черта! Что еще за проблемка?
Васильчиков выпрямился, заложил крупные руки за спину и всем видом выказал готовность устранять любые проблемы. Он мог себе это позволить – докладывал все равно Павел. Весь спрос был с него.
Павел ничего изображать не пытался. Он был по-настоящему расстроен.
– Недооценил я, Анатолий Трофимович, ситуацию! Все оказалось на порядок сложнее, чем я предполагал. Здесь моя вина. Целиком принимаю ее на себя…
– Ты вообще про что сейчас? – с легким раздражением спросил Варламов. – Я, хоть убей, ничего не понимаю! Ты можешь человеческим языком объяснить?
– Речь про того молодого ученого… Ну, который у Старосельцева…
– А! Понял. Ну так что там с ученым? Ты же говорил, что с ним вроде все устроилось – и шеф их доволен, и этот должность принял… В чем проблема?
– Сначала да, устроилось вроде, – вздохнул Павел. – А потом этот Веденеев будто с цепи сорвался. Засуетился, права начал качать. Сначала с шефом своим объяснялся – требовал все назад вернуть. Когда понял, что ничего не выйдет, пригрозил, что будет бороться. И не обманул – тут же встретился с одним журналюгой и стал ему впаривать про то, как его притесняют. Тот обещал во все вникнуть и поднять бучу в газетах…
– Кто такой? – насупился Варламов. – От какой газеты? Надеюсь, этот бред не попадет никуда на самом деле?
– Ни-ни-ни! – замотал головой Павел. – Мы все это с самого начала отслеживали. С журналистом в этот же день специальные люди поговорили. Так хорошо поговорили, что у него вся тяга к сенсациям пропала. А когда к нему в больницу Веденеев пришел проведать, так он его выгнал к чертовой матери! Сказал, что больше знать не хочет! Ни его самого, ни его фантазий.
– Ну и отлично, – без улыбки произнес Варламов. – Однако я понимаю, что на этом дело не закончилось?
– Точно так, – кивнул Павел. – К сожалению. Упертый оказался экземпляр. Он после этого со Старосельцевым разругался в дым, пригрозил, что пойдет в полицию, ну и уволился на хрен… Старосельцев теперь замом поставил другого и в отпуск собрался. Мы ему, как и договаривались, путевку на Мальдивы организовали, на двоих…
– Путевка – это замечательно, – сердито заметил Варламов. – Только никуда он не поедет, пока не успокоит этого своего выкормыша! Деньги отрабатывать надо!
– Да суть ведь не в нем, тем более что он уже уехал, – махнул рукой Павел. – С Веденеевым надо что-то делать. Мы ведь уже приняли кое-какие меры…
Он переглянулся с Васильчиковым, виновато кашлянул.
– Чего мямлишь? – подстегнул его Варламов. – Чего натворили? Что еще не так?
– Короче, жена у Веденеева – врач на участке… Мы нашли отморозков, узнали в поликлинике, какие вызовы у нее, и отправили ребят по одному адресу. Место на отшибе, тихое – они бабку обманули, в дом вошли и дождались Веденееву. Их предупреждали – пока никакого насилия! Только чтобы припугнули. Ну они и припугнули – конкретно. Васильчиков говорит, там такие рожи, что ему самому страшно… Велели передать мужу, чтобы не поднимал хвост, иначе, мол, изнасилуем всей бандой – с угрозой заражения СПИДом. А что? Такое сейчас сплошь и рядом. Нормальный человек после такого тише воды, ниже травы. Но этот завелся! Он с женой поговорил, все у нее выспросил – теперь грозится в полицию обратиться… Да, собственно, уже пытался подать заявление – хорошо, его завернули, сказали, фактов маловато…
– Постой! – испугался Варламов. – Ты что такое несешь? СПИД, бабка, полиция… Вы нарочно, что ли, мне подгадить решили? Ты мне клялся, что все просчитал, что все будет в порядке, никаких проблем, а теперь что?..
От расстройства он даже распустил узел роскошного галстука, и тот теперь болтался на его шее, как тряпка. Варламов сжал кулаки и с отвращением посмотрел на Васильчикова, скромно помалкивающего за спиной племянника.
– А твой Васильчиков вообще что-нибудь соображает? У нас тут что – Чикаго тридцатых годов? Нельзя было с мужиком по-человечески поговорить? Ты что мне обещал, умник?
Павел совсем по-мальчишески шмыгнул носом, но ответил довольно уверенно:
– Я же говорю, ошибка вышла. Недооценил я его упертости. Сейчас такие люди на вес золота. Его если как следует в оборот не взять, он так и будет воду мутить.
– Так что же ты его никак в оборот-то не возьмешь? Экспериментируешь? Опыты на людях ставишь? На мне, на женщинах? Скоро на детей перейдешь? Благодарю покорно! Чтобы моя фамилия всплыла потом где-нибудь в таком контексте, что волосы дыбом? Ты этого добиваешься? Ты не забывай, какое у меня положение и сколько желающих мне ножку подставить! Взять хотя бы Андрюшина из городского заксобрания – все ему городская власть нехороша, все он один о людях печется, блох в нашей работе и личной жизни выискивает… Да ему это просто царский подарок будет, если твой упертый шум подымет. Андрюшин, он давно на мое кресло глаз положил! Хрен ему, конечно, а не кресло, но зачем же в руки противнику лишний козырь давать? Глупо это, Паша! Ты мне говорил, что все у тебя рассчитано, только поэтому я на твою комбинацию согласился. Там еще на воде вилами писано – про лекарство, а мы уже тут начертили – лопатой не разгребешь!
– Нет, Анатолий Трофимович! – упрямо сказал Павел. – Про лекарство все верно. Я у Старосельцева с некоторыми выкладками ознакомился – перспективная тема у них получилась. Я кое-что в этом смыслю. Я даже вам больше скажу – вот немного уляжется, мы сами эту разработку запатентуем, до ума доведем и в производство пустим. Затраты, конечно, но они окупятся. Тут главное только, чтобы автор отказался от претензий. Этот Веденеев наверняка документацию научную скопировал и припрятал. Нужно бы ее у него забрать, и лучше всего, если бы он добровольно от всего отказался. А то с его характером вылезет в самый неподходящий момент и все нам испортит…
– Так, и что ты предлагаешь сделать?
– Можно его купить, – сказал Павел. – Не должностью зама, конечно. Она оказалась для него мелковата. Он ведь совсем уволился из лаборатории, понимаете? Ему бы чего посущественнее подбросить. Ну, типа, недвижимость, сумма солидная…
Анатолий Трофимович неожиданно сорвал со своей шеи дорогой галстук и на манер удавки перекинул его через шею племянника – резко рванул на себя, так что они едва не столкнулись лбами, а потом вплотную приблизившись, зашипел в побагровевшее лицо Павла:
– Паша! Ты молодец! Я тебя уважаю за твой мозг, за эту вот креативность, или, как она там у вас называется? Только знаешь что? Ты иногда на землю спускайся, ладно? Из этих своих высот… Ну что это за разговор – тому недвижимость, этому недвижимость… За что, Паша? Я не волшебник! И ты, я думаю, не волшебник. Нет у нас возможности покупать все подряд. Давай обходиться тем, что есть под рукой. Говоришь, нужно заставить автора отказаться от претензий? Прекрасно – заставь. В принципе, движетесь вы в правильном направлении. Только поаккуратнее надо, потщательнее, как говорится! Кто он такой, Паша? Безработный, вот кто он по сути! Паразит на теле общества. А ты ему – недвижимость!
Он отпустил одну руку и дернул на себя галстук. Тот шелковой лентой скользнул по шее Павла и вернулся к хозяину.
– Ты вот что сделай, – деловито продолжил Варламов. – Пусть с этим Веденеевым еще раз поговорят. Пусть растолкуют ему все как следует. Он в нашем городе живет, не в пустыне. Жилищный фонд использует, услуги коммунальные, жена его тут работает, самому о работе тоже придется подумать… Если человеку все правильно объяснить… Он же не дурак, верно? Лекарства вот изобретает, значит, не дурак. Ну и позаботьтесь, чтобы его информация полностью была сосредоточена у нас. Сейчас все на носителях хранят. Может быть, дома у него порыться? Флешки, жесткие диски – тут ты лучше меня разбираешься.
– А если он все-таки не захочет идти навстречу? – хмуро спросил Павел, потирая шею.
– Что-нибудь придумаем, – жестко сказал Варламов. – В этом случае будем действовать наверняка. Закроем его подальше от глаз. Он из Ленинского района. С Баландиным, который их ОВД возглавляет, у меня прекрасные отношения. А у него ребята есть – преданные ему капитально. Он им прикажет на карачках вокруг города ползти – поползут! Такая вот дисциплина. Если что, они этого изобретателя в момент скрутят. Мало ли в наше время безобразий творится – то наркотики, то гранату на кухне найдут. Тревожные времена! Но сначала нужно с человеком по душам поговорить, убедить. Все понятно? Ну так идите и убеждайте! А у меня торжество на носу. И не дай вам бог меня сегодня еще раз потревожить! Не портите людям праздник! Театр – это великое дело. Как говорят, жизнь наша коротка, а искусство вечно!
– А если он все-таки не захочет идти навстречу? – хмуро спросил Павел, потирая шею.
– Что-нибудь придумаем, – жестко сказал Варламов. – В этом случае будем действовать наверняка. Закроем его подальше от глаз. Он из Ленинского района. С Баландиным, который их ОВД возглавляет, у меня прекрасные отношения. А у него ребята есть – преданные ему капитально. Он им прикажет на карачках вокруг города ползти – поползут! Такая вот дисциплина. Если что, они этого изобретателя в момент скрутят. Мало ли в наше время безобразий творится – то наркотики, то гранату на кухне найдут. Тревожные времена! Но сначала нужно с человеком по душам поговорить, убедить. Все понятно? Ну так идите и убеждайте! А у меня торжество на носу. И не дай вам бог меня сегодня еще раз потревожить! Не портите людям праздник! Театр – это великое дело. Как говорят, жизнь наша коротка, а искусство вечно!
Павел сделал понимающую физиономию, незаметно махнул рукой Васильчикову, и они ретировались. Уже садясь в машину, Павел негромко сказал своему спутнику:
– Короче, все прошло, как я и предполагал! Сначала повозмущался, тень на плетень навел, а потом все-таки карт-бланш выписал. У него всегда так. Как только появляется возможность рубль сэкономить, так все остальное не имеет значения. Я нарочно ему про недвижимость задвинул. Видал, как он взвился? А кто, собственно, этому ботанику собирался чего-то платить? Ему предложили хорошее место, с приличным окладом. Не понравилось – ну, извини! Люди все взрослые, понимать должны, на каком свете живут. Политику кнута и пряника никто не отменял. Не желаешь мытьем, так пожалуйста, катаньем! В общем, давай, Никита, действуй! Для порядка пусть ему объяснят, каков нынче расклад, а не поймет – давите. Анатолий Трофимович намекнул, какой может быть вариант. У тебя же в Ленинском свои связи есть? Вот и задействуй. Веденеев грозит полицией – так мы ему устроим полицию!
7
Капитан Парфенов страдал навязчивыми идеями, которые вполне можно было отнести к профессиональным заболеваниям. Ему все чаще казалось, что окружающий мир состоит почти сплошь из нарушителей закона. Разумеется, существовали еще и жертвы этих нарушителей, но этот статус был, скорее, временным, и зачастую жертвы через какой-то период сами становились нарушителями закона. Да что там жертвы! Нарушителями закона все чаще становились те, кто должен был стоять на его страже, коллеги Парфенова, полицейские. Порой он чувствовал себя кем-то вроде разведчика в тылу врага. Он не был идеалистом и не собирался исправлять несовершенный мир, но преступников ненавидел и по мере сил старался эту категорию изничтожать. Он действительно не понимал, как можно продавать смертельную отраву вступающим в жизнь подросткам, как можно отнимать последние гроши у старух-пенсионерок, как можно убивать людей за то, что они говорят правду или пишут эту правду в газетах. Кое-что Парфенову удавалось. С одной стороны, благодаря своему скверному характеру и железной воле, а с другой – благодаря легенде, по которой у него в столичном министерстве имелся покровитель. Последнее отчасти даже было правдой, но правдой настолько относительной, что до сих пор Парфенов ни разу своими связями не воспользовался. Однако независимость в поведении заставляла многих верить во всемогущего покровителя, и капитану старались не мешать. Ему просто не давали сомнительных дел. Например, дел тех самых пострадавших за правду журналистов. Ими занимались другие оперативники, имевшие лучшую репутацию среди начальства. Парфенов не слишком из-за этого переживал. Ему хватало работы. В последние годы усилили активность торговцы наркотой. Эту категорию капитан, как уже говорилось, ненавидел до остервенения. Была бы возможность, он передушил бы всех дилеров, толкачей, курьеров собственными руками. Приходилось, однако, действовать в рамках закона, а в этих рамках борьба с наркотиками напоминала попытки вычерпать до дна море. К тому же, судя по всему, не все служивые люди ненавидели наркотики так же сильно, как он. Кое-кто явно помогал преступникам в их непростом деле, и помогал далеко не бескорыстно. Это было настоящее деловое сотрудничество. По новой терминологии это называлось «крышевать бизнес». Имелись ли такие люди в отделе, где служил Парфенов, он сказать не мог. Если и были, то маскировались они умело, ничем себя не выдавая. Да, по правде говоря, и не стоило ждать, что кто-то раскроется перед таким человеком, как Парфенов. Наверное, это было к лучшему, потому что сам он не мог поручиться, что, встретившись с предателем, сумеет удержаться в рамках закона и не убьет того на месте.
Ничего по этому поводу не прояснил и тот незадачливый толкач, которого Парфенов прихватил на Бармалеевой аллее. По паспорту Веснин Константин Николаевич, он отзывался на кличку Синий, имел в тон своему погонялу синий «Опель» и попался в руки Парфенова с полукилограммовым пакетом героина. Веснин клялся и божился, что никаких друзей в полиции не имеет и действует на свой страх и риск. Он просто настаивал на том факте, что он волк-одиночка, что хозяев у него нет, а товар он получает от курьера, который появляется в городе раз в две недели с проходящим поездом из Махачкалы. Откуда этот курьер так хорошо его знает, Веснин не пояснял, ссылаясь на какие-то давние знакомства, на каких-то старых друзей, давно отошедших в мир иной. Он явно собирался затеять какую-то свою игру, и Парфенов сделал вид, что проглотил наживку. Он и сам собирался поиграть, но исключительно по своим правилам. Капитан имел все основания подозревать Веснина в связях с Агафоновым, соседом с третьего этажа, которого уже давно подозревал все в тех же наркотических грехах. Парфенов не верил, что этих двоих объединяет любовь к футболу, автомобилям или, скажем, к рыбалке. Это был особый тип людей, которых вообще мало что интересовало. Иногда они напоминали Парфенову чудовищ, бродящих по некоему заколдованному лесу, откуда нет выхода, но где за каждым деревом таится смерть.
Капитан сделал вид, что поверил в то, будто Веснин одиночка. Но конфисковал у него наркотик и телефон. Базу телефона он намеревался скопировать и хорошенько изучить, а наркотик обещал вернуть в обмен на сдачу курьера. На самом деле курьера он трогать пока не собирался – это было предметом крупной операции, которую нужно готовить с привлечением многих людей. Пока Парфенов хотел только добраться до Агафонова. Если эти двое связаны между собой, то потеря полкило героина и телефона с важными номерами вынудит Веснина предпринять какие-то отчаянные шаги, раскрыться. Парфенов очень надеялся, что Синий выведет его в конце концов на Агафонова. Эта мысль превратилась у капитана в идею фикс.
Игру Парфенов затевал, конечно, опасную. Веснин не казался дураком и наверняка сразу сообразил, что капитан действует в его случае на свой страх и риск, помимо ордеров и приказов. При определенной сноровке и благоприятных обстоятельствах он, пожалуй, даже сумел бы вывернуться, а для суда у Парфенова вообще ничего не было. Но, во-первых, капитан верил в свою удачу, а во-вторых, так сильно ненавидел противника, что на некоторые мелочи предпочитал не обращать внимания.
Веснину, конечно, хотелось получить обратно свое имущество. Ради этого он даже согласился сдать курьера. Или сделал вид, что согласился. Он позвонил Парфенову рано утром на мобильный телефон и сообщил, что нужный поезд из Махачкалы прибывает вечером в двадцать один с минутами.
– Курьер в этот раз задержится в городе на сутки, – пояснил он. – Передаст мне товар, а сам отправится по своим делам. Может, как раз и выведет вас на того, кто вам нужен.
– Может, и выведет, – согласился Парфенов, садясь на смятой постели и нащупывая в полутьме на тумбочке сигареты. – Только если он меня не выведет, твои неприятности начнут расти, как снежный ком, учитываешь?
Он закурил, громко сопя и морща лоб. В информации Синего таился несомненный подвох, и капитан одновременно делал три дела – отравлял организм никотином, слушал информатора, а еще пытался сообразить, в чем этот самый подвох заключается.
– Да нет, я от всей души, – покладисто сказал Синий. – Разве бы я чего… Просто у меня больше на него ничего нет. Он мне сообщил, что вот так будет, а дальше уж я не знаю… Мне товар, ему – бабки, и разбегаемся.
– Много возьмешь? – поинтересовался Парфенов, мусоля сигарету.
– Пятьсот, – коротко ответил Синий.
– Солидно, – кивнул Парфенов. – И деньги есть?
– Само собой.
– Богатый ты. Завидую богатым, – произнес капитан. – Короче, в двадцать ноль-ноль звони мне, последние детали обговорим, и вперед.
– А тот товар? – осторожно спросил Синий. – Вернете? Ну, когда с курьером разберетесь? Он же у вас?
Героин действительно лежал у Парфенова дома – в стиральной машинке, среди грязного белья, которого в последнее время накопилось у него прилично. Но ставить об этом в известность своего врага он не стал. Просто послал его подальше и отправился на работу.