История Рима - Сергей Ковалев 8 стр.

Юристы

Из огромного количества произведений римских юристов уцелели лишь очень немногие. Да и среди последних вопросы ранней римской истории застрагиваются редко. В «Дигестах», входящих в знаменитый законода­тельный сборник императора Юстиниана (VI в. н. э.) «Свод гражданского права» («Corpus iuris civilis»), находится большой отрывок из «Руковод­ства» Помпония, юриста II в. н. э. В нем говорится о так называемых «цар­ских законах», упомянутых нами выше. В четырех книгах «Институций» знаменитого юриста II в. н. э. Гая содержатся не только ценнейшие дан­ные по римскому праву, но и ряд важных замечаний по социальной исто­рии Рима.

Компиляторы позднеимператорской эпохи

Некоторое значение имеют также компилятивные произведения писа­телей позднеимператорской эпохи: «Аттические ночи» Авла Геллия (II в.), «О римских магистратурах» и «О месяцах» грека Иоанна Лидийца (VI в.), комментарии Сервия на Вергилия (IV или V в.), «Сатурналии» Макробия, римского грамматика первой половины V в., тощая компиляция из Ливия в двух книгах о римских войнах Флора (II в.), «Краткий очерк римской истории» Евтропия (IV в.) и др.

Очень ценные указания о римском календаре находятся в сочинении «О дне рождения» римского грамматика III в. н. э. Цензорина.

Проблема достоверности ранней римской истории

Изложенный выше очерк развития римской историографии и ее налич­ного состояния наводит на самые печальные размышления о степени до­стоверности ранней римской истории. Действительно, письменность по­явилась в Риме, во всяком случае, позднее начала его истории (может быть, в VI в.). Летопись понтификов возникала не раньше середины V в. Следо­вательно, до этого существовала только устная традиция, обладающая, как правило, весьма малой достоверностью. Галльский погром 390 г. уничто­жил значительную часть письменного материала. Наличная традиция (глав­ным образом Ливий, Дионисий и Плутарх) дошла до нас, в лучшем слу­чае, из третьих рук: архивный материал — анналисты старшие — аннали­сты младшие.

К этому нужно прибавить несовершенство римского календаря и ле­тосчисления. Первоначально год в Риме был десятимесячным, а месяц — лунным, состоявшим из 28—29 дней. Позднее (согласно традиции, при Нуме Помпилии) ввели двенадцатимесячный год, но месяц по-прежнему оставался лунным. Перед понтификами стояла сложная задача выравнива­ния лунного года с солнечным. Только реформа календаря, произведенная Юлием Цезарем в 45 г. до н. э., положила конец этому хаосу. Точное ис­числение времени при старом доюлианском календаре было невозможно.

Сюда присоединялась путаница с эрой. Исчисление годов вели «от ос­нования Рима». Но когда он был основан? Греческий историк Тимей из Тавромения (IV в. до н. э.), по словам Дионисия (I, 74), датировал основа­ние Рима и Карфагена одним и тем же годом — «за 38 лет до 1-й олимпи­ады», т. е. 814 г. до н. э.; Фабий Пиктор — 1-м годом 8-й олимпиады (748 г.); Цинций Алимент — 4-м годом 12-й олимпиады (729/28 г.). Катон считал, что Рим был основан «432 года после Троянской войны», т. е. в 1-й год 7-й олимпиады (752 г.). Полибий дает 2-й год 7-й олимпиады (751/50 г.). Ту же дату мы находим у Диодора и Цицерона. Наконец, Варрон остановился на 3-м годе 6-й олимпиады (754/53 г.), и эта дата официально была принята в Риме. «Варронова эра» перешла и в современную историографию, конеч­но, не как дата основания Рима, определить которую невозможно, а как условная точка отсчета.

Все вышесказанное чрезвычайно затрудняет установление подлинных фактов ранней римской истории. Традиция дает здесь массу материала явно мифического и легендарного. Таков Ромул, сын Марса, основатель Рима и первый царь, живым взятый на небо. Таков Нума Помпилий, второй царь, создатель римского культа, супруг нимфы Эгерии. Таковы недостоверные детали так называемой «реформы Сервия Туллия», например исчисление ценза в ассах и проч. Миф и легенда тесно переплетаются здесь друг с другом и скрывают возможное ядро исторической истины. Многое пись­менная традиция получила в наследство от бесписьменных эпох народ­ного творчества, многое было придумано позднее. В этих выдумках боль­шую роль играл принцип так называемой «этиологии» (от греч. слова αιτια — причина). Когда наивное мышление древних пыталось объяснить возникновение отдельных институтов, обычаев, обрядов и проч., оно при­бегало к выдумке «этиологической саги», в которой создание или возник­новение этих институтов приписывалось определенному (чаще всего вы­думанному) лицу или связывалось с каким-нибудь легендарным событи­ем. Так, например, основание Рима (Roma) приписывалось его эпониму Ромулу (Romulus); римские свадебные обычаи, в которых оставались еще некоторые следы «умыкания» невест, породили для своего объяснения ле­генду о похищении сабинок и т. д. Одно время в науке сильно увлекались принципом этиологии. Теперь это увлечение прошло, однако нельзя отри­цать, что в отдельных случаях этиологическое объяснение может дать хо­рошие результаты. На искажение исторической истины влияли также ри­торические тенденции поздней анналистики, политические причины (на­пример, стремление возвысить род Юлиев), греческие влияния и т. п.

Естественно, что в исторической науке возникло скептическое отно­шение к возможности восстановить события ранней римской истории. Одним из первых представителей критического отношения к римской тра­диции был голландский ученый второй половины XVII в. Яков Перизоний. В XVIII в. французский ученый Бофор написал книгу с характерным заглавием «Рассуждение о недостоверности пяти первых веков римской истории». Основное положение Бофора сводится к тому, что при нена­дежности традиции достоверное изложение частностей римской истории первых веков Республики невозможно. Но историческая мысль на этом не остановилась. В конце 90-х гг. XIX в. итальянский ученый Паис в своей работе «История Рима» пошел гораздо дальше. По его мнению, достовер­ная римская история начинается только с III в. Гиперкритицизм Паиса простирается так далеко, что он отрицает достоверность «Законов XII таб­лиц».

Однако этот чрезмерный скептицизм оставлен даже Паисом в его по­следних работах. Современная наука признает, что внутренняя критика литературной традиции и, главное, комбинированное использование ис­точников дают возможность установить если не детали, то общий ход рим­ской истории в древнейшую эпоху. Теперь наблюдается скорее обратная тенденция: чрезмерное доверие к традиции. Этим страдают, например, соответствующие главы VII тома «Кембриджской древней истории» («The Cambridge ancient history»), самой крупной сводки материала древней ис­тории в западной науке за последнее время.

По поводу доверия к традиции в исторической науке второй полови­ны XX века следует отметить, что, несомненно, в распоряжении ан­налистов были островки твердой почвы тогда, когда они могли вос­пользоваться каким-либо документом или когда дело касалось эпо­хальных событий, прочно закрепившихся в народной памяти, напри­мер, день поражения римской армии от галлов на реке Аллии — 18 июля. Спрашивается, однако, сколь надежны мосты, которые пере­брасывали историки между подобными островами. По-видимому, именно в ответе на этот вопрос заключается возможность осторож­ного доверия ранней римской традиции. Дело в том, что анналисты не ввели, не могли ввести ложную версию основных событий поли­тической и военной истории Рима, так как эти события были предме­том общественного знания в III—I вв. до н. э. Вот почему свидетель­ства Цицерона, Ливия, Дионисия, Диодора, использовавших прежде всего материал анналистики, сходны в принципиальных моментах. Значит, сколь можно судить, существовала основная общая линия традиции. Что же включает в себя общая линия, так сказать, стер­жень традиции? Во внешних делах: сообщения о военных кампани­ях, поражениях и победах, о мирных договорах и триумфах, о присо­единении территорий, об основании колоний; во внутренних делах: возникновение основных структур государственной власти, полити­ческие перевороты, законодательные изменения, а также сооруже­ние главных общественных и культовых зданий и т. д. Сюда же нуж­но отнести народные легенды, предания о героизме и доблести, воз­никновение культов и др.

Вместе с тем следует помнить, что доверие не исключает необходимо­сти критического разбора имеющегося материала. Ведь интерпретация фактов, красочные рассказы о событиях — это, естественно, область субъективного и, как правило, недостоверного. Причем нужно иметь в виду, что субъективные элементы включают несколько уровней: субъек­тивизм семейных преданий и хроник, субъективизм анналистов Ш—II вв. до н. э., а затем писателей рубежа старой и новой эр. Таким образом, осторожное доверие к традиции с постоянным кри­тическим разбором ее дает возможность с большой степенью досто­верности восстановить ход римской истории в VIII—IV вв. до н. э.

ГЛАВА II ГЕОГРАФИЯ ИТАЛИИ

Апеннинский полуостров занимает выгодное географическое положение в цен­тре Средиземноморья. Италия омывается Адриатическим, Ионийским, Тиррен­ским и Лигурийским морями, имеет мало изрезанную береговую линию. Рельеф Италии во многом определяется горными грядами Альп и Апеннин. Плодородие долин, разветвленная речная система, мягкий, благоприятный для сельского хозяй­ства климат издревле делали Италию пригодной для жизни и деятельности челове­ка. Своеобразная самодостаточность (автаркия) Италии определила особенности исторического развития Древнего Рима.

Хотя уже с III в. до н. э. Рим вышел далеко за рамки Апеннинского полуострова, но Италия всегда оставалась основой римской экономики, базой римской экспансии, центром политической жизни и управления рим­ской державы, главным очагом римской культуры. Поэтому нельзя понять особенностей римской истории, не имея ясного представления о том, чем была Италия в географическом отношении.

Апеннинский полуостров — средний из трех больших полуостровов (Балканского, Апеннинского и Пиренейского), глубоко вдающихся с севе­ра в Средиземное море и разрезающих его на три части. Узкой полосой, простирающейся приблизительно на 1 тыс. км, тянется Италия на юг, в средней части достигая ширины около 150 км. Большой остров Сицилия, являющийся непосредственным продолжением Италии, близко (на 150 км) подходит к побережью Африки. С севера Альпы подковой замыкают полу­остров. Хотя они, как показывает римская история, и не являлись непре­одолимой преградой для вторжения (в особенности в их восточной части —

Юлийские Альпы), однако до известной степени создавали изолирован­ность Италии с севера.

С востока полуостров омывается Адриатическим (или Верхним) мо­рем, с юга — Ионийским, с запада — Тирренским (или Нижним) и Лигу­рийским. Моря эти бедны островами. Около восточного побережья Ита­лии их почти нет. На юге — одна Сицилия, да и она является островом только формально, на деле будучи частью Италии. С запада — крупные острова Сардиния и Корсика, но они отстоят слишком далеко от италий­ского побережья, а вдоль берега разбросано только несколько мелких ос­тровов: Ильва (теперь Эльба), Капреи (Капри) и др. Таким образом, ост­ровная система Италии чрезвычайно бедна и резко отличается от остров­ного окружения Греции. В то время как эта последняя окружена множеством островов, которые тесно связывают ее с Малой Азией, Ита­лия изолирована. Поэтому у нее отсутствовала одна из важнейших пред­посылок развития торговли и мореплавания, какую Греция имела в своем огромном островном мире.

В таком же направлении влияла береговая линия Апеннинского полу­острова. Она очень коротка, относительно гораздо короче береговой ли­нии южной части Балканского полуострова. Берега Италии мало изреза­ны и неудобны для мореплавания. На адриатическом побережье почти нет удобных бухт, и берега негостеприимны (отмели, лагуны). Немногим луч­ше южное побережье. Только в средней части западного берега (в Кампа­нии) есть хорошие бухты.

Строением поверхности Италия тоже сильно отличается от Греции. Последняя по всем направлениям изрезана горными цепями, создающими множество изолированных областей. В Италии же одна основная горная цепь — Апеннины, пересекающая полуостров с севера на юг. В северной части они трудно проходимы, но чем дальше на юг, тем горы становятся ниже и в конце концов в южной части полуострова разбегаются отлогими цепями.

Замкнутых областей в Италии нет, если не считать отдельных неболь­ших районов в северной и центральной частях Апеннин. Поэтому те обла­сти, на которые исторически распадалась Италия, были скорее этнографи­ческими, чем географическими комплексами.

Северную часть Италии (теперь Ломбардия) в древности называли Ци­зальпинской Галлией, т. е. Галлией по эту сторону Альп. Она делилась на Галлию Транспаданскую — по ту сторону Пада (теперь По) — и Галлию Циспаданскую — по эту сторону По. Галлия, согласно географическим представлениям древних, не входила в состав Италии. К югу от нее, в западной части полуострова, лежала Этрурия (теперь Тоскана). К восто­ку от Этрурии — гористая Умбрия и Пицен; к югу — холмистая равнина Лация. Еще дальше к югу находилась цветущая приморская область Кам­пания. К востоку от Лация и Кампании лежал покрытый лесами Самний. Южную часть полуострова составляли Апулия, Калабрия, Лукания и Бруттий.

Речная система Италии довольно богата. Цизальпинскую Галлию оро­шает большая река По (лат. Padus) с многочисленными притоками. В се­верной части Этрурии течет Арно (лат. Arnus). Границей между Этрури­ей, Умбрией и Лацием служит Тибр. Кроме этих рек, нужно отметить Лирис в Лации и Ауфид в Апулии. В древности все эти реки были гораздо полноводнее, чем теперь. В речных долинах сохранились следы древних ирригационных сооружений.

Почва Апеннинского полуострова создавала прекрасные условия для земледелия и скотоводства. Плодородная равнина По была одной из са­мых древних областей земледельческой культуры. Вулканическая почва Лация, Кампании и Сицилии щедро вознаграждала труд земледельца. Юг Италии славился своими прекрасными пастбищами. Недра Италии были богаты металлом. Медь, свинец, олово и цинк Этрурии, железо на о. Ильве являлись одной из важнейших предпосылок высокого развития этрус­ской культуры.

Климат Италии в древности несколько отличался от современного. Он был более влажным и прохладным, что зависело главным образом от боль­шого количества лесов, когда-то покрывавших Апеннинский полуостров и ныне вырубленных. Леса задерживали таяние снегов, благодаря чему в почве дольше держалась влага. Это приближало климат древней Италии скорее к среднеевропейскому, тогда как в наше время в нем сильнее вы­ступают субтропические элементы.

В целом условия географической среды Италии были менее благопри­ятны для развития, чем аналогичные условия Греции. Италия была стра­ной по преимуществу земледельческой. Характер почвы и климата давал возможность разводить не только оливки и виноград, но и зерновые куль­туры: просо, ячмень, полбу, пшеницу. Кроме этого, Италия была богата металлом и лесом. Поэтому она не была в такой степени, как Греция, свя­зана с внешним миром необходимостью ввозить хлеб, строевой лес, кожу и другие виды сырья. Ее хозяйство долго могло оставаться натурально-замкнутым и в силу этого отсталым.

Этой отсталости содействовали и условия социально-исторической среды, окружавшей Италию. Тех оживленных сношений с Востоком, кото­рые являлись важнейшей предпосылкой развития Греции, Италия не зна­ла вследствие своего отдаленного положения. Самыми культурными сосе­дями италийских племен были греческие колонии юга Италии и Сицилии. Непосредственные сношения с Грецией были затруднены характером бе­реговой линии и отсутствием островов, а кроме того, западная часть Бал­канского полуострова, обращенная к Италии, была в экономическом и куль­турном отношениях сравнительно отсталой.

Все эти условия долго задерживали древнюю Италию на уровне нату­рально-замкнутой экономики и примитивной культуры. Однако эти же ус­ловия с определенного момента начали играть положительную роль в ис­торическом развитии Италии. Относительная отсталость италийской эко­номики и ее аграрный характер имели один важнейший результат: они содействовали тому, что на Апеннинском полуострове долго сохранялось мелкое свободное землевладение и Италия долго оставалась крестьян­ской страной. И когда Рим, объединив Италию, включился в «большую» политику, именно италийское крестьянство стало тем орудием, с помо­щью которого был завоеван весь средиземноморский мир. В борьбе с бо­лее старыми и более развитыми государствами Средиземноморья — Кар­фагеном, Грецией, Македонией, Сирией, Египтом — отсталость Италии в условиях примитивной техники сделалась ее величайшей силой.

В образовании римской мировой державы немалое значение имело цен­тральное положение Апеннинского полуострова (так же, как центральное положение Рима сыграло большую роль в объединении Италии). Оно да­вало возможность римлянам действовать по внутренним операционным путям, разъединяя своих противников. Это же центральное положение облегчило Риму то культурное посредничество между Востоком и Запа­дом, которое стало одним из величайших факторов культурного развития Европы.

Московский историк профессор В. И. Кузищин в своих исследова­ниях истории земледелия древней Италии приводит несколько инте­ресных характеристик природных условий Апеннинского полуост­рова: «Громадное влияние на климат вообще и на температурные условия в частности оказывает Средиземное море, где постоянная температура воды +13°. Море зимой является вместилищем тепла, а летом источником свежести. Альпы предохраняют Италию от вли­яния континентальной Европы. Поэтому сильных термических ко­лебаний Италия не испытывает. В январе на большей части террито­рии Италии температура имеет 6—9° тепла. Труды древних авторов наталкивают современного читателя на мысль о значительном коли­честве осадков в ряде районов Италии. У Плиния, Колумеллы, Вер­гилия содержатся постоянные указания на предосторожности, свя­занные с частыми дождями или ливнями, обилием воды на полях, устройством сточных канав и рвов. В так называемом сельскохозяй­ственном календаре Колумелла (I в. н. э.) перечисляет самым под­робным образом дождливые дни, все ливни, заморозки и т. д. Из 54 дождливых дней ливневых дней 7 (1 — в январе, 2 — в феврале, 1 — в апреле, 2 — в августе, 1 — в сентябре).