Дверь в Старостин дом Жихарь выбил кистенем. Староста в горнице стоял на коленях и бил поклоны деревянному идолу с настоящими костяными зубами. На шум он даже не обернулся.
Жихарь пнул старосту так, что тот полетел вперед, сшиб с ног идола и получил еще чурбаном по голове.
— Жарко топишь, хозяин, — сказал Жихарь. — Чего с легким паром не поздравляешь?
Староста опрокинулся на спину. Идол оказался у него лежащим поперек груди, словно бы защищал своего молельщика.
— Надлежит иметь уважение к седине, — заявил Принц Яр-Тур. — Позвольте, сэр Джихар, я попросту рассеку его надвое.
— Мягкосердечен ты, братка! — восхитился богатырь.
— Если бы в каком-нибудь из моих городов с гостями вот так поступили, — сказал царь, — то я устроил бы там веселое местечко вроде Содома и Гоморры.
Поминай, дедушка, отца моего, царя Давида, и всю кротость его!
Принц выхватил меч и рассек надвое — только не старосту, а идола. Будимир же набросился на половинки и когтями стал расщеплять их на тонкую лучину.
«Видно, соперник ему», — подумал Жихарь и сказал:
— Что это за бога ты себе, милый человек, завел? У добрых людей такого не водится.
Староста ответил стуком зубов. Сквозь стук прорывались слова о каких-то страшных, могущественных чародеях, пришедших издалека и велевших всех пришлых и приезжих отдавать в жертву огненному богу, терзаемому нынче Будимиром.
— Ладно, это все хорошо, ты белье давай! — потребовал Жихарь. — Только помылись как люди, а тут сажа, копоть…
Староста понял, что вот прямо сейчас его убивать не будут, и крикнул слуг.
Слуги прибежали бодро, но, увидев гостей не жареными, как-то сникли и отводили глаза. Жихарь внимательно вглядывался в их лица.
«Не настоящие, — вдруг подумал он. — Настоящих всех перебили, а подменышей поставили…»
Он рывком притянул старосту к себе за ворот рубахи. В каждом глазу у старосты было по два зрачка. Богатырь оттолкнул нелюдя.
— Уходим отсюда скорее, господа дружина, — сказал он. — Тут все обманное…
Царь Соломон развязал кошель, полученный в награду за суд, опрокинул его и потряс. Посыпались глиняные черепки.
— И белья ихнего не надо, — сказал Жихарь. — Свое забрали — и то ладно…
И-эхх! — неожиданно для себя вскрикнул он и наотмашь рубанул старосту мечом.
Хлынули опилки, которыми была набита куча тряпья, а никакой не староста.
Вместо слуг стояли по стенам печные ухваты. С треском переломилась над головой матица, посыпалась древесная труха. Рыбий пузырь, которым было затянуто окно, щелкнул и расселся по краям рамы. В окно потянуло холодом.
Погода на улице действительно изменилась: низко-низко насели тучи, имевшие вид побитых великанов; завыл ветер и в печных трубах. Городище было пустым.
Ветер хлопал ставнями и незапертыми дверями.
И на площади, недавно многолюдной, не было ни души. На поминальных столах стояли миски с лягушачьей икрой и откровенными нечистотами, дымился в кубках страшный синий настой, он бурлил и норовил выплеснуться, как живой.
Фонтан-водомет оказался полуразрушенным зловонным колодцем, а возле него на цепи сидел скелет с плоским и широким, словно лоханка, черепом. В глазницах скелета сверкали два большущих смарагда, но трогать их было совсем ни к чему. Люди исчезли, только в огородах возле каждого дома торчало по десятку и более пугал — больших, поменьше и совсем маленьких. Одно из чучел было двухголовое.
Принц Яр-Тур тронул Жихаря за плечо.
— Отныне верю вам, сэр брат, во всем, — сказал он.
— То-то! — отозвался богатырь. — Я тебе тоже верю, королевич. Прав старый Беломор, пора со всем этим кончать…
Тучи, сталкиваясь почти над самыми их головами, не давали ни грома, ни молний. Среди серо-черной мглы изредка просверкивало багровое солнце.
Полетела мелкая водяная пыль.
Ворота на выезде из города оказались сломаны и перекошены, на досках кое-как намалеваны мелом вооруженные стражники.
Дождь усилился. Земля скоро раскисла, и счастье, что дорога за городом тоже сплошь заросла травой, а то идти было бы совсем трудно.
Китоврас оставил свою гордость и предложил царю Соломону место у себя на хребте — после бани и пожара премудрый стал совсем плох. Шли молча, во всякую минуту ожидая любой пакости. От Будимира поднимались струйки пара.
Лес по сторонам дороги становился все выше и чернее. Да еще с левой стороны кто-то заухал. Жихарь повернул голову на звук. Почти на каждом дереве на высоте человеческого роста сидели филин, сова или неясыть. Их немигающие глаза тускло отсвечивали желтым. Жихарь замахнулся мечом, но хоть бы одна пошевелилась.
— Зря ты в Демона не попал, — попенял побратиму Жихарь. — У него крылья знаешь какие большие и плотные? Шли бы сейчас сухие…
— Я попал, — оправдывался Принц. — Но ведь высоко…
Шагали, пока могли, шагали и сверх того — так хотелось подальше уйти от проклятого места. Но наконец и Китоврас начал припадать на передние ноги.
Было еще не поздно, но совсем темно. Будимир с грехом пополам подсвечивал — ему, мокрому, тоже приходилось несладко.
Кое-как нашли в лесу местечко, где ветви наверху сходились поплотнее, кое-как набрали хвороста и, если бы не Красный Петух, нипочем бы не развели костра. Наломали еловых лап, остатки вина выпоили царю. Все трое сбились возле горячей птицы, накрывшись Принцевым плащом, а царский отдали Китоврасу — он привык спать только стоя.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Больше всего на свете адамычи гордились древностью своего рода, хотя, если разобраться, от Адама ведь и мы с вами произошли.
Жили они в Нестьграде с незапамятных времен, но сами эти времена очень даже хорошо помнили. Пришли они сюда, в частые леса, из-за непроходимых Зимних Гор и не по доброй воле, а по причине потопа.
Вот некоторые говорят, что радуга на небе появилась только после того, как воды схлынули. Да это неправда. Радуга и тогда была, но располагалась она совсем не в небе, а даже наоборот: плавала в Соленом Море наподобие длинного-длинного полотенца.
А на дне Соленого Моря, как известно, пробита большая дыра, чтобы лишняя вода сквозь нее стекала. Вокруг дыры постоянно держится бурный водоворот, и умные корабельщики его оплывают подальше, не считаясь со временем, а глупые и торопливые сами виноваты. И вот радуга плавала-плавала веками до тех пор, пока не затащило ее в страшный водоворот. Этому делу, конечно, способствовал Мироед. Он прикинул, что насухую ему мир нипочем не проглотить, вот Мироед и решил маленько замочить его.
Радуга была большая и заткнула дыру. Вытекать воде стало некуда. Сперва затопило побережье и долины рек, но на помощь пришел огромных размеров бык по имени Бугай. Он совершенно безвозмездно предложил племени переехать на нем в безопасные места. Племя вместе с пожитками и старыми идолами погрузилось на спину быка и поехало. Вода настигала, и в отдельных местах приходилось даже всем залезать на рога и отсиживаться там.
С едой заботы не было — Бугай такой большой, что от него мясо целыми кусками можно отрезать, и не почувствует. И топливо было — те же старые идолы.
Наконец вода загнала быка на самую высокую вершину Зимних Гор, где солнце было куда краснее, а небо куда синее, чем внизу. Пришлось померзнуть, но это, говорят, лучше, чем захлебнуться.
Тем временем наверху сообразили наконец-то, что на земле творится неладное.
Как устроена земля, уже никто толком не помнил, да и обленились высшие силы безмерно.
На счастье, Морской Водяник хватился своего любимого водоворота, поплыл проверить и убедился, что дырка-то заткнута. Донырнуть туда даже он не смог, только голову зря сплющил страшным водяным давлением. Но и сплюснутой головой додумался — мозги к тому времени еще не совсем засолились. Он уговорил Рыбу Камбалу достать затычку, наврав, что Радуга очень вкусная.
Одураченная Камбала нырнула как следует, ухватила Радугу зубами, никакого вкуса не почувствовала. В свободную дырку ее чуть саму не уволокло, еле убереглась.
Радугу вывесили просушиться на небо, да там и забыли. А культяпый Мироед снова стал от злости грызть пальцы.
Вслед за водами спустился с Зимних Гор и бык Бугай со всем своим населением. Адамычи у него на спине решили не возвращаться в старые места — вдруг поновее имеются? Бугай шел, проваливаясь по самое брюхо в ил и грязь, а наездникам его и тут не нравилось, и там казалось непригоже. Отощавший бык терпел-терпел, да и лег там, где остановился.
Пришлось адамычам слезать и обживаться. Потоп длился месяца два, так что работать руками они не разучились, осели на новом месте быстро и удачно. А за великую услугу решили наградить быка Бугая, принеся ему в жертву самое дорогое, что только было. Добра они к тому времени еще не накопили, людей терять тоже не хотелось — их ведь и так осталось всего ничего. Вот и вышло, что самое дорогое — это как раз Бугай и есть.
Из мяса его нарезали себе быков и коровок помельче, кости истолкли в муку — скотине же на подкормку, а шкуру напластали тонкими полосами, связали их воедино и получившимся ремнем опоясали обретенную землю. Никакая враждебная сила не могла переступить через ременную границу — Бугай и по смерти охранял своих подопечных от всякой напасти. Себя тут же поименовали адамычами, а возведенный город — Нестьградом, в знак того, что нет на земле града, подобного ему.
Плодились адамычи быстро, а ременные межи оставались прежними. Самые смелые сбивались в ватаги, уходили из Нестьграда искать себе иные угодья и так потихоньку снова заселили весь обезлюдевший было мир. Стало быть, всякий пришелец приходился им родственником. Его и встречали, как родного.
Никакой стражи адамычи не выставляли и твердо верили, что тот, кто беспрепятственно перешел границу, вреда им не принесет. Жихарь и его спутники, появившись на рубеже, шатались из стороны в сторону и несли околесицу по случаю пребывания в жестокой лихорадке. Принц Яр-Тур утверждал, что ему суждено получить смертельную рану от родного племянника, а какой у него мог быть племянник? Царь Соломон рассказывал самые забавные истории про свое правление, но никто не смеялся. Жихарь, разумеется, выбалтывал все сокровенные тайны своего поручения, полученного от Беломора, — первые слушатели оказались, по счастью, недалеки и простодушны. Одного Китовраса лихорадка не брала, да ведь и его можно было понять, только внимательно вслушиваясь и крепко задумавшись.
Адамычи бросились обихаживать и жалеть пришельцев, поить отварами и отмывать от грязи и ржавчины. Пришельцы не обращали на заботы никакого внимания. С таким же успехом их могли грабить и резать. Но за ременной границей хворобам воли не было, поэтому на третий день все пришли в себя.
Хозяева, как и положено учтивым людям с такой древней родословной, ни о чем не спрашивали и не дознавались. Странники отъедались и отсыпались молчком.
Китоврас, насытившись за столом, шел в конюшню, чтобы набить овсом конский желудок. Мало-помалу он начал рассказывать конюхам о лошадиных болезнях и о том, как их лечить, ведь сама-то лошадь только плакать будет и вздыхать, а объяснить ничего и не может. Будимир, едва обсохнув, сразу же подался по курятникам — учить уму-разуму петухов и ухаживать за курами. К царю Соломону воротился утраченный было по дороге живот. Принц и Жихарь после еды выходили во двор княжеского терема — поселили-то их не где попало, а у самого князя Микромира — и там упражнялись, перебрасывая друг дружке здоровенное бревно.
«Не обманете, я ученый, — думал Жихарь. — Это все мне только кажется. Не бывает на свете никаких адамычей, есть одни умруны из Костяного Леса. И кормят небось какой-нибудь пакостью, и князь Микромир — скелетина, и дочка его никаких таких прелестей в теле не имеет, глаза мне отводит…»
Временами ему казалось, что он все еще в Бессудной Яме.
Сомнения его разделял и царь Соломон.
— Это невозможно, чтобы так все было хорошо, — говорил он. — Это нас самих нашими же мечтами и морочат…
Но мечты показались Жихарю какими-то куцыми — жрать до отвалу и спать без просыпу. Да и Принц Яр-Тур то и дело напоминал в самых неподходящих случаях, что дело витязя — подвизаться, а не тунеядничать.
Царь Соломон, вдоволь откормившись и насомневавшись, предложил князю в награду за гостеприимство рассудить всех по совести и в краткий срок. Но выяснилось: судить здесь некого и не за что — между адамычами не водилось даже семейных ссор. Все здесь было хорошо и ладно. На своих пашнях они ковырялись едва-едва, а жито перло из земли такое, что стороннему человеку становилось дурно.
«Отчего же люди уходят отсюда на иные земли?» — задумался Жихарь и вдруг понял — отчего. Баловаться с бревном надоело.
— Княже, а не надо ли побить кого? — умоляюще вопрошал он хозяина. — Не ходит ли вражина вдоль границ?
— Вдоль всех границ ходит, — соглашался князь, — а переступить их никак не может. Да вот сам погляди!
В княжеской светлице лежал на столе земной чертеж. Жихарь и Принц внимательно изучили его. Соседи у адамычей, прямо сказать, были незавидные — лесные подляне, задиристая Наглия, бездумная Бонжурия, лихие степняки.
Царь Соломон, поглядев на чертеж, ахнул и без слов начал колотить Китовраса посохом по спине. Китоврас вяло отбрыкивался и отмахивался хвостом.
— Я с тебя за каждый лишний шаг вычту! — приговаривал премудрый. — Это же надо — шли в одну сторону, а попали совершенно в другую! Ты забыл, к которому дню нам надо в Иерусалим?
Китоврас прогудел в том смысле, что ременно обутые аргивяне всю жизнь этой дорогой пользуются и всегда попадают куда надо. И что муж жестоковыйный, ложной премудростью тщась, сам себе ставит препоны.
Царь успокоился, отложил посох, развел руками.
— Где люди, где кони? — и закатил глаза.
— Добрый у тебя чертеж, — сказал Жихарь князю. — Вот бы срисовать… Но нет, нельзя. Тогда мы будем знать, куда идем, а это не по уговору…
— Можно ли странствовать без цели? — удивился князь Микромир. Был он, как все адамычи, светловолос, дороден и не склонен ни к каким странствиям, тем более бесцельным. — Глядя на вас, опять наша молодежь не усидит дома, пойдет искать иных мест… А чего, спрашивается, ходить? У нас никакой рот не лишний…
— Да, живете крепко, — сказал Жихарь. — И отчего это вам так боги благоволят?
— Так они же все от наших и вышли! — всплеснул руками Микромир.
Царь Соломон ухмыльнулся — у него на этот счет имелись свои соображения.
— Так оно и было, — продолжал князь. — Однажды вышел грозный витязь Световит из дому по малой нужде — поискать себе подвигов, сошел с крыльца и только что сделал шаг, а нога на землю ступить не может — застыла на полдороге, словно под ней ступенька. Он другой шаг сделал — и другая нога оторвалась от земли. Иной бы плюнул и вернулся в дом досыпать, но не таков был Световит. Он и еще раз шагнул, и еще, а перед ним как бы невидимая лестница. Собрался внизу народ, отговаривает, а он топ да топ. В разные стороны ходили наши богатыри, а вверх еще не случалось.
Конечно, кое-кто за ним подался. Но только не у всех получилось. А день был ясный-ясный.
Ушло их с десяток, как бы не больше. Световит впереди, все поднимается и поднимается. Вот уже птицы рядом с ним летают. Обернулся, помахал рукой.
Потом побежал прыжками и скрылся с глаз. Остальные небоходы тоже попрощались — и за ним. Люди, которые внизу, повалились на колени.
Дня три прошло. Люди совсем ничего не делали — только в небо смотрели. А был среди нас один старец, который мог на самое солнце глядеть не мигая — все равно слепой. Но слепой-то слепой, а разглядел на солнце Световита.
Сердится на кого-то, строжится, кулаком грозит и мечом ужасно помахивает.
Потом в ясном небе загрохотал гром, засверкало все и сверху посыпались неведомые существа.
Высоко им довелось падать, в лепешку поразбивались, а по одеждам видно — не наши, и даже головы у некоторых нечеловеческие. Один в кулаке молнию зажал — должно быть, не успел метнуть. Тут мы, адамычи, и догадались, что наши богатыри всех, кто на небе водился, перебили. С тех пор над нами круглый год светит солнце и дожди идут только вовремя. Да ведь Световита всякий знает, у него еще прозвище было — Ярила, а Перун — кузнец бывший, а Олеля с Полелей…
Царь Соломон закусил губу, живот у него колыхался от нутряного вежливого смеха. Китоврас помянул каких-то Космогонию и Титаномахию. Принц Яр-Тур только мотал головой, собирался что-то сказать, да так и не собрался. У Жихаря тоже слов не нашлось, боялся обидеть хозяина: может, все это и правда. Очевидцы-то все давно умерли…
— Кузнеца Перю особенно жалко, — сказал князь Микромир. — До сих пор ни у кого руки не дойдут коней подковать. Хотя и зачем — земля все равно мягкая…
— А если в поход? — спросил Жихарь. — Мы бы с Яр-Туром взялись всех перековать, да вы бы нам за это коней парочку…
— Не выйдет, — вздохнул князь. — Кони наши по заклятию за рубеж не идут — сразу дохнут. Тут и без коней молодежь не удержишь…
Снова вернулись к чертежу. По нему выходило, что царю с Китоврасом, если мыслят идти в Иерусалим, надо забирать влево и вниз, к теплому Островитому Морю.
— Пойдем с нами, — снова стал уговаривать царь Соломон. — Я сделаю вас тысяченачальниками. А не понравится, дам самый лучший корабль из настоящего ливанского кедра, и можете себе спокойно грабить страну Офир. Что такое значит Полуденная Роса? Тьфу, и ничего больше. Подумаешь — Полуденная Роса…
— Постой, постой, — сказал князь Микромир и как-то весь подобрался. — Так вот что вы ищете? Значит, старик Беломор так и не отказался от своей безумной затеи?
— Это прямо какие-то дурачки, — сказал Соломон. — Может, хоть ты их отговоришь, у меня уже нет никаких сил…