Будимир покосился и от греха подальше побрел в лес искать полынь.
— После старухи встанет перед тобой воин с двойной секирой и в два человечьих роста. С ним ни слова не разговаривай, бей промежду глаз дубинкой и ножом в живот, как я учил. Если ему поддашься, угодишь в Навье Царство, как после старухиного угощения. Но ты не поддашься. Третьим будет жрец не нашего бога. Голова у него баранья, значит, и толковать с ним не о чем. Но я тебе пальцы на левой руке, пока не закостенели, сложу кукишем — это у них вроде пропуска. Далее встанет на пути заплечных дел мастер Кудерма — весь в красном, словно от рассыпной рожи лечится. С тем разговор короткий, но только руками к нему не прикасайся и пинай прямо ногой в низ живота… Да ты слушаешь ли? Неужели ваши друиды покойника так просто в землю пихают и не растолкуют, как ему дальше быть? Когда Кудерма не стерпит боли и согнется, выдернешь у него точно с макушки зубами три волоска…
— Я не думала, что моего брата станут погребать столь варварским способом, — раздался тихий и нежный голос.
— Отстань! — огрызнулся Жихарь. — Не до тебя!
Но все-таки отложил лопатку и оглянулся. На дороге стояла легкая, из прутьев сплетенная повозка, запряженная двумя беспросветно черными конями.
Из повозки вышла девушка.
Этого добра Жихарь повидал не хуже царя Соломона, но тут забыл и про беду, и про обряды. Он еще и разглядеть как следует не успел светлого ее лица, а знал уже и чувствовал наперед, что падает прямо на душу нелюдская тоска, что теперь и горе не страшно, и победа не в радость, и дела напрасны, и не остудит зима, и не согреет лето, и вода не унесет жажды, и земля не успокоит, и ветер не освежит, и не опалит огонь.
Тем более что с ним уже сто раз такое бывало.
— То, что Рыбы пожрали Овна, еще ни о чем не говорит, — сказала девушка.
Губы ее при этом не шевелились, а голос шел со всех сторон. — Лучше зарой свою нелепую яму, мальчишка, и перенеси тело моего брата в повозку. Он ушел до назначенного срока, и кое-кто за это поплатится…
Ее длинное и узкое платье казалось сшитым из того же вещества, что и кони, — ни одной складки нельзя было разглядеть, ни одного отблеска, и тем посрамлялось висевшее высоко в небе солнце, бессильное пробить эту черноту.
Разбросанные по платью бледно-зеленые жемчужины образовывали какой-то строгий узор. Если долго его рассматривать — а именно это Жихарь и делал, не осмеливаясь еще раз поглядеть в лицо, — в голове все начинало ходить ходуном и в сон тянуло…
Тревожно заорал петух. Пришелица недовольно передернулась и на мгновение как бы расплылась в воздухе, но тут же вновь обозначилась.
— Сверни шею дерзкой твари, — потребовала незнакомка, и богатырь наконец пришел в себя.
— Что вы все до птички докопались? — заворчал он и полез вон из ямы. — Ты кто такая?
— На зеленых валийских холмах меня зовут Морриган… — Она даже вроде улыбнулась, но на Жихаря такое имя не произвело никакого действия.
— Вот что, девка, — сурово сказал он. — Ты над покойниками причитывать горазда?
— Что-о?
— Над покойником полагается причитывать, — объяснил Жихарь, весьма довольный, что озадачил красавицу. — Ну, еще надобно волосы распустить, ро… личико то есть, расцарапать, хоть и жалко, и голосить жалобно-жалобно — так, чтобы даже камень прослезился…
— Я сама знаю, как проводить брата. Делай, что я велела, и не говори лишнего.
— Да знаешь ли ты, каков был при жизни Яр-Тур?
— Как! Он узнал свое имя? Откуда?
— От меня, конечно. Так вот о деле — ведь недаром же… — Богатырь торопливо зашарил по карманам. — Смотри! — Он покрутил в воздухе золотой ложкой. — Алтын-хлебал! Ни у кого такой нет! Ее у меня сам царь Соломон выклянчивал, в ногах валялся.
Загадочная Морриган закрылась от ложки обеими руками, будто увидела давно подохшую крысу.
— Почему… Почему у тебя в руке ваджра? — спросила Морриган, и в голосе ее что-то надломилось и задребезжало.
— У, тут рассказывать — на трех возах не увезешь, только не время, — сказал Жихарь. — Оплакать-то человека надо или как? Тем более ты сестрой себя объявила. Я тут весь уже на слезу перевелся, а ты хоть бы подошла, брата на прощание поцеловала…
— Его найдется кому поцеловать, — сказала Морриган, и от этих слов стало Жихарю жутко, как в тот раз, когда спросил он у деда Беломора про хозяйку.
— А теперь я узнала тебя, Рудра, Красный Вепрь Неба… Ты вернулся с ваджрою в руке, чтобы еще раз поразить змея Шешу?
— Никого я не хочу поражать, а тебе друга не отдам, — объявил богатырь. — Подумай своей прекрасной головой: ну куда ты его повезешь? Ведь жара, вас мухи заедят…
Одним движением он расстегнул куртку и ударил себя в грудь кулаком — чуть ребра не проломил.
— Не отдам! Мы с ним побратались, а ты неведомо кто! Так из лесу любая шишига выйдет, скажет, что брат, а сама потом косточки обгложет…
Она впервые открыла рот и расхохоталась. Смех был тонкий и красивый, но, когда он отзвучал, стало значительно лучше.
— Ты езжай своей дорогой, — сказал Жихарь. — И коней забери, не надо мне их, пусть на них цыган Мара катается…
— Однажды он попробовал, — сказала она и стала медленно приближаться к богатырю. Платье ее по-прежнему оставалось неподвижным, и было непонятно, как она там, под тканью, двигается. — С тех пор его племя и скитается по земле…
Морриган придвигалась все ближе и ближе. Голова у Жихаря стала совершенно мокрой, и в нее не приходили никакие подходящие к случаю заклинания. Лишь почему-то припомнился простой и всем известный любовный заговор: «Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет, а я все гляжу, что-то нахожу…»
Она подошла вплотную, протянула хрупкую руку и стала водить пальцем по рисунку на рубахе. Жихарь закрыл глаза и потянул носом. Ничем от нее не пахло — ни мертвым, ни живым.
— Как странно искажены эти руны, — сказала она. — Можно подумать, они начертаны тысячелетия назад. Здесь написано «железная дева» или что-то в этом роде. Кто она тебе? Она твоя покровительница?
«Что же Будимир помалкивает? — подумал Жихарь. — Лучше я подхвачу братку да побегу в лес — в таком платье не больно-то догонит. Хотя это, конечно, полный позор…»
— Какая там покровительница, — сказал он, стараясь не сорваться на крик. — Просто мне эта рубаха приглянулась: тут и головушка мертвая, и другие страшилы — не всякий и полезет. Да, — оживился он, мысля отвлечь красавицу.
— Ты не знаешь, что за тварь мы с Яр-Туром завалили?
Морриган даже не оглянулась на дорогу, где валялось в пыли растоптанное чудовище.
— Ах, это? — Она положила ему на грудь ладонь. — Это лишь у вас в глуши могло сохраниться нечто подобное. Была некогда такая игра, игроки делились на отряды по одиннадцать человек, и те, кто проигрывал… Впрочем, это неинтересно…
Ладонь, ни теплая, ни холодная, гладила его грудь, и богатырь со стыдом услышал в себе вовсе неуместное при разверстой могиле чувство.
«Заморочила!» — еще подумал он и протянул вперед руки. Пальцы не ощутили никакой ткани. А всего остального он уже не помнил до тех пор, покуда не услышал из немеряной дали знакомый голос:
— Успокойтесь, сэр Джихар! Я, оказывается, жив, и не стоит вам так отчаиваться и колотиться всем телом о землю… Или вы, может быть, решили этим упражнением укрепить мышцы рук?
Жихарь шумно выдохнул, открыл глаза, понял и увидел, что под ним действительно рыхлая земля, а очертания стройного тела на ней стремительно осыпаются и пропадают…
Рыжие краснеют легко, охотно и ло любому поводу. Богатырь вскочил и спешно привел себя в порядок.
— Не устаю удивляться причудливым обычаям отдаленных стран и народов, — продолжал живехонький Принцев голос. — Должно быть, ваш похоронный обряд связан с плодородием земли…
— Чтоб ты сдох! — жалобно сказал Жихарь. — Ты откуда?
Лицо Яр-Тура оставалось еще бледным, и ноги не держали, но глаза горели веселым блеском.
«И этот меня на сеструхе приловил, срам какой!» — охнул Жихарь и начал оправдываться:
— Это она сама, правда, хочешь, земли съем? — И потащил в рот добрую горсть. — Я ей говорил — нехорошо, если мы побратимы, значит, она и мне сестра… Куда там!
— Кому вы говорили, сэр брат? — встревожился Принц.
— А у тебя сестра есть? — ответил Жихарь вопросом на вопрос. Царь Соломон три вечера убил на то, чтобы обучить богатыря этому нехитрому приему, успешному во всякой словесной стычке.
— Какая сестра? — Яр-Тур, видно, тоже кое-что усвоил. — Я не уверен до конца и в собственном существовании, а вы говорите — сестра.
Жихарь облегченно выплюнул землю.
— Да это я так — разморило на солнце, вот и почудилось. Не обращай внимания, это меня полуденница морочила. Ты лучше рассказывай, как там.
— Не понимаю…
— Ну, куда ходил, кого видел, пригодились ли мои советы…
— Я по собственной неосторожности напоролся на клык нашего противника — вот и дыра на штанах, и кровь… А больше ничего не помню. Видимо, этот яд не убивает. И теперь я лишен возможности разделить с вами честь победы…
— А вот это ты зря. — Жихарь остался довольнехонек, что Яр-Тур ничего не видел. — Ты, прежде чем свалиться, оторвал ему голыми руками те головы, которые вроде глаз, а мне осталось только добивать.
Жихарь вытаращил глаза и смолк — на могильной земле валялось несколько жемчужин с черного платья.
— А куда подевались всадники?
— Вот этого не скажу. Полетели вперед, только пыль поднялась. Мы им, получается, дорогу открыли. Должно быть, невдалеке город или селение.
Чих-орда зря коней не мучает, появляется сразу под стенами и идет на приступ.
— Отчего же не слышно звуков битвы? В самом деле, с горы, куда уходила дорога, не доносилось никакого шума, не поднимались клубы дыма.
— А давай сходим и посмотрим, — предложил Жихарь, стремясь увести Принца с этого места, где на дороге оставались следы волшебной повозки — ниоткуда возникшие и в никуда обрывавшиеся.
— Извольте, сэр Джихар, — сказал Яр-Тур. — Хотя ноги, надо признаться, словно деревянные.
— Держись за меня, — сказал Жихарь и свистнул Будимира. Ему стало все равно — напорются ли они вновь на Чих-орду или ее противников. Хотелось есть, пить и выспаться как следует.
Пройти пришлось немного — шагов двести или чуть более. Ископыченная дорога обрывалась круто вниз, в пропасть. Дна у нее не было видать из-за клубившегося внизу тумана, да и противоположного края за тем же туманом не наблюдалось. Разлом тянулся и влево и вправо, насколько глаз досягал.
— Не припомню, чтобы на чертеже было нечто подобное, — сказал Принц.
Далеко впереди, если как следует вглядеться, сверкали белые пятна — то ли вечные снега на горных вершинах, то ли облака, освещенные снизу солнцем. Но солнце на закат пока еще не собиралось.
Жихарь осторожно лег на живот и заглянул вниз, потрогал землю и камни.
— Корни еще не успели высохнуть, — объявил он. — Словно земля только что провалилась — без стуку, без грюку… Все вранье! — внезапно решил богатырь. — Это не пропасть, а одна только видимость. Чих-орда уже давно ускакала по дороге, а нам оставила этот морок, чтобы мы не пустились в погоню.
— Ни одному человеку на свете, — сказал Яр-Тур, — не позволю я преуменьшать наших бойцовских достоинств, но и преувеличивать их до такой степени вряд ли разумно.
Жихарь встал, выворотил из земли хороший камешек и, размахнувшись, швырнул его наугад. Камень погрузился в туман, и долго еще ничего не было слышно, потом раздался тупой удар и неожиданно громкий, переливчатый визг.
— Попал! — обрадовался богатырь. Но всякое желание проверять, подлинная ли пропасть, у него исчезло. — Все понятно, — сказал он. — Это Мироед не утерпел, не дождался своего часа, отхватил кусок земли. Братка, покуда твоя душа летала, так ни о чем таком не слышала?
Принц побледнел, хотя бледнеть было вроде уже некуда.
— Там темнота, тишина и ничто, — пробормотал он наконец.
Тут уже и Жихарь спал с лица.
— То есть как? Ты что хочешь сказать? Что вот убьют меня, похоронят — и все? И я ничего не увижу и не услышу, отца с матерью не узнаю?
Принц тяжело вздохнул:
— Похоже на то, добрый сэр брат. От такой лихой мысли Жихаря снова потянуло прыгнуть в разлом и проверить, чтобы уж сразу, да не дал Будимир: взлетел на шляпу, стал бить крыльями по лицу.
— Эй, эй, чего дерешься? — пришел в себя Жихарь и тут же вывел из головы утешную мысль: — Так ты, друг, не по-настоящему умер, вот ничего и не было!
А которые всерьез ходили на тот свет, другое говорят…
Утешение было слабое, ненадежное: Жихарь ездил в дружине с двенадцати лет, и покойников видал-перевидал, и Принц совсем недавно лежал мертвее мертвого… «Да мы уже в Навьем Царстве, — в который раз подумал богатырь.
— А там если еще умрешь, так точно ничего не будет…»
Чтобы отвлечь голову, он достал золотую ложку и положил ее на плоское место. Стебель устремился прямо в сторону пропасти.
— Не обойти, значит, ее, — сказал Жихарь. — Нашей дорожке край вышел…
— Как хотите, сэр брат, — сказал Яр-Тур, — а я назад не поверну.
— Да никто назад не собирается. Я только говорю, что не обойти нам ее.
— Мы сплетем веревку, — оживился Принц и вдруг помрачнел: должно быть, видел там не только темноту.
— Могилу не годится оставлять пустой, — вспомнил Жихарь. — Нужно похоронить в ней кого-то другого и зарыть. Иначе она все время будет тебя ждать, а ты о ней думать и спотыкаться на ровном месте.
— Брат, уж не собираетесь ли вы зарыть какого-нибудь несчастного прохожего?
— Вовсе не обязательно человека. Будимир, хороший мой, ты бы поискал кого подходящего.
Петух неохотно слетел со шляпы.
— Хуже нет на живого могилу оставлять…
— Может быть, бросить туда чудовище?
— Нет, пусть страхоила птицы растащат… Ходил Будимир недолго и недалеко, нашел на дороге раздавленную копытом полевую мышь. Жихарь торжественно раскачал убиенного зверька за хвостик и бросил в яму, а потом нашел костяную лопатку и принялся кидать землю, приговаривая:
Принц присоединился к побратиму, и вдвоем они скоро закидали яму.
— Эх, помянуть нечем, — пожалел Жихарь. — Хотя… Давай-ка у ордынцев еще в шатре посмотрим.
— Вот подлинные храбрецы! — воскликнул Принц. — Как дружно они бросились в пропасть по приказу вождя!
— Вам, королям, только таких дураков и подавай, чтобы в любую дыру кидались по приказу. Да и почем ты знаешь: может, был там и мост, только не для нас?
Или земля им вслед обрушивалась? Дело темное…
— Непонятно, почему они не оставили стражу ни при нас, ни при шатре, — сказал Яр-Тур.
— Ну, это-то как раз понятно, ты Чих-орды не знаешь. Она может ходить только в полном составе. Вот ты же не можешь переложить руку с одного колена на другое, чтобы, скажем, мизинный палец на прежнем месте остался?
Так и они, всегда вместе, такой порядок.
— Постойте, сэр брат, — сказал Принц. — Помнится, вы говорили, что сын сэра Чихана убит вашей рукой — Стало быть, он пребывал отдельно?
— Вестимо, отдельно. Я его нарочно стерег. Он ведь захотел отроиться от главной орды, свою завести. Они, знаешь, живут пчелиным обычаем; чтобы образовать свой рой, всегда уходит младший сын. Тут уж люди не зевай, бей, покуда не размножился. А плодятся они, ты и не поверишь как…
Когда Жихарь был еще маленьким Жихаркой, его пестуны Кот и Дрозд держали при лесной разбойничьей избушке пасеку, так что про пчел богатырь знал очень много. А Принц не успел как следует разглядеть пленителей, вот и верил всему.
— …и вылазят оттуда один за другим, сразу взрослые и на конях, даже при оружии! Глаза, если ты заметил, у них навыкате, и не глаза даже, а черные бельма в сеточку…
Принц только головой мотал.
— В первое-то время все люди сами не знали, как жить на земле, — объяснял Жихарь. — Вот и смотрели на всяких зверей, и тянулись за ними. Кто-то взял в пример волка, кто-то медведя, кто-то подколодную змею. А пращурам Чих-орды приглянулись пчелы: дружные и всегда с медом. Только Чих-орда вместо меда копит золото. Вот бы нам это золото добыть! Там его столько, что за него нам Полуденную Росу сюда сами принесут, и еще сдача останется.
Слышал ведь, откуда у меня золотая ложка?
— Откуда? — Чего он там слышал, в смертную-то минуту.
— У царевича Билята забрал. А больше у мертвых ничего брать не буду. Из-за нее все и началось. Тоже мне, ваджра! Удивлялся еще: на что ему такая большая ложка, у них и рты почти заросли, стали вроде хоботков…
— Тогда понятно, почему они испугались чудовища, ведь оно похоже на паука!
— Было похоже, — поправил богатырь. — Про мертвых всегда нужно говорить «был», а то встанет от неосторожного слова. Я, например, этим бродячим умрунам всегда удивляюсь. Казалось бы, выкопался из могилы — радуйся ясному солнышку и доброй чарке. Нет, они норовят живых людей грызть и душить…