– Как она? – тихо спросила Ольга, присаживаясь рядом на больничную табуретку.
– Ты можешь говорить нормально, – отозвался Сергей. – Она спит со снотворным, так что не побеспокоишь…
– Ей хоть получше? – Ольга все равно спросила очень тихо. Здесь, в этой палате, не место было громким разговорам.
– Ну… если сравнивать с тем, что было… то, конечно, лучше…
Николаев выпустил руку жены и схватился за виски.
– Веришь, жить не хочется… – проговорил он.
– Верю, Сережа, – отозвалась Ольга. – Я сама с трудом существую…
– Вот этого не надо! – повернулся к ней Николаев. – Ты ни в чем не виновата! Даже и не думай! Виноват только я один, понимаешь?! Один! Твой муж прав: я урод и мерзавец! И ведь ничем не искупить, понимаешь?!
– Ну… почему же… ничем… – не согласилась Ольга, шершавым языком облизывая сухие губы. – Ты можешь ее… любить…
– Любить… – горько усмехнулся он. – Да разве захочет Вика принять от меня любовь после того, что с ней случилось… Ее насиловали, Оля… В праздничную новогоднюю ночь… Гнусно, жестоко, страшно… Удушил бы собственными руками, так ведь не найдут… А найдут, не позволят…
– И правильно сделают. Не надо брать на себя еще один грех, когда и так уж…
– Она ведь не простит меня, Оля, правда? – Николаев повернул к ней измученное лицо. – Скажи мне как женщина… Можно ли такого, как я, простить? Любить нельзя… это я теперь очень хорошо понимаю… Но простить… Оля, скажи!
– Она очень любила тебя, Сережа, – сказала Ольга. – Очень. Даже когда нам рассказывала о вашем объяснении… она и тогда любила тебя всей душой… Ни одного обвинения в твой адрес не высказала. Ей просто выговориться надо было. Она, похоже, себя считала виноватой в том, что ты не смог ее полюбить.
– Какой кошмар… Что же я за сволочь такая… Как же я не увидел, что она… что Вика… что мне достался такой подарок… Хоть ты-то, Оля, прости меня… Я тебе чуть жизнь не разрушил. Себе, тебе, Вике… всем… Простите меня…
– Знаешь, Сережа, давай подождем с прощениями до тех пор, пока Вика не поправится.
– Не думаешь же ты, что она может…
– Конечно, не думаю! Но все-таки… давай подождем!
Николаев уронил лицо в ладони. Плечи его затряслись. Ольга не смогла найти слов для утешения. Она неловко погладила его по дергающемуся плечу, вышла в коридор и опустилась на больничный диванчик. Ноги ее не несли. До чего же страшную цену заплатила Вика, чтобы муж теперь плакал у ее постели и мечтал о прощении. Сможет ли она принять его любовь, рождающуюся в больничной палате, пропахшей лекарствами и дезинфекцией?Поговорить с Викой Ольга смогла только спустя чуть ли не месяц. Она очень боялась этого разговора, боялась, что Вика не захочет ее видеть, но та очень обрадовалась и даже протянула ей руку. Ольга пожала ее и опустилась на стул возле кровати. Виктория Романовна выглядела гораздо лучше. Бинты уже сняли с ее головы. Широкой белой лентой был обмотан только лоб. Лицо приобрело розоватые краски, но под глазами по-прежнему было черно. Да и улыбчивый Викин рот спрямился в жесткую бледную полоску.
– Сережа… ты иди… – слабым голосом предложила Николаеву Вика. – Мы с Олей поговорим…
У Ольги болезненно сжалось сердце. О чем она хочет говорить? Конечно же, об их кошмарном треугольнике… Хотя нет… геометрическая фигура их отношений получилась с четырьмя углами. Васю никак нельзя сбрасывать со счетов. Стоит ли сейчас затевать эти разговоры, когда Вика еще так слаба? Но и отказать ей Ольга не сможет, если той все же захочется поговорить о своем муже и обо всем том, что между ними произошло.
Вика проводила взглядом Николаева до дверей и обратилась к Ольге только тогда, когда он осторожно, но плотно прикрыл белую створку с другой стороны:
– Ну… как вы там? Как Митенька? Надеюсь, поправился?
Ольга радостно закивала оттого, что говорить можно было не о Сергее, а о сыне:
– Конечно, поправился! Уже опять не унять! Никакого с ним покоя! Он тут… у бабушки гостил, так она вся измучилась. Говорит, за Василием так не бегала, как за Митей…
Сказав это, Ольга осеклась… Зачем она затеяла про бабушку и Васю? Вдруг Вика снова будет расспрашивать, чей Митя сын? У самой Ольги нет никаких сомнений, но у остальных… Но Вика спросила о другом:
– А как поживает твоя подруга? Славная такая… Валя… Ты вроде бы говорила, что они поженились с тем человеком, с которым были у вас в гостях?
Ольга перевела дух и окунулась в рассказ о Валентине:
– Поженились, да… но эта Валька… Ты, Вика, даже не догадываешься, что она за человек! Вася называет ее вулканической женщиной. Это так и есть, честное слово! Она недавно ехала в автобусе и увидела, что ее Андрей прямо на улице обнимается и целуется с какой-то женщиной. Представь, что она сделала! Не поехала к врачу, куда направлялась, явилась домой, порвала в клочки свидетельство о браке, выбросила в мусоропровод обручальное кольцо, собрала в чемодан все вещи Андрея, выставила на лестницу и опять поехала к врачу. Вечером Андрей приходит, а она ему не открывает и сквозь дверь кричит, чтобы он убирался к той, с кем на виду у всего Питера целовался, что ей он больше не муж, потому что у нее даже свидетельства о браке нет. Он ей пытался объяснить… из-за двери… в глазок… что эта женщина его двоюродная сестра Женя, которая в Петербурге всего один день в командировке, что ей некогда было зайти к ним в гости, но Валька ни в какую не поверила. В общем, Андрею пришлось явиться к нам без денег, без документов и даже без смены белья, потому что чемоданчик, естественно, его на лестнице не дождался.
– А это правда была его сестра? – слабо улыбнулась Вика.
– Ну конечно! Бедный Андрюха такое пережил!.. Во-первых, в срочном порядке пришлось заниматься новым паспортом, потом – брать дни за свой счет и катить в сестре в Новгород. Там они подняли весь семейный архив, чтобы найти всяческие свидетельства и справки, доказывающие, что матери Андрюшки и Жени – родные сестры. Женя тоже взяла дни за свой счет и прикатила к нам, в Петербург. И мы все: она, Андрей, Вася, я и, разумеется, Митенька, поехали к Валентине, чтобы уговорить ее впустить в квартиру для объяснений мужа и его сестру.
– Впустила?
– Я тебе скажу, не сразу! Уламывать пришлось и совать в глазок оправдательные документы.
– Все-таки впустила?
– Впустила! А когда впустила, так там уже и уламывать больше было не надо. Они как друг друга увидели… не в глазок, а вживую… В общем, любовь у них…
На слове «любовь» Ольгу опять прошиб пот. Как там говорится: в доме повешенного не говорят о веревке… Но Вике это слово, по-видимому, показалось естественным переходом к тому, о чем ей больше всего хотелось поговорить. Она трогательным жестом поправила бинт на своем лбу и неожиданно для Ольги сказала:
– Оль, я как раз хотела об этом… Пожалуйста, я прошу, только не вини себя в нелюбви Сережи ко мне… И не возражай! Ты ни в чем не виновата передо мной. И Сережа не виноват. Он сразу честно сказал, когда первый раз увидел меня, что любит другую, а я… Я не смогла от него отказаться… Так кого же мне винить, как не себя?
– Вика, ты не то говоришь, – попыталась возмутиться Ольга.
– То, Оля, то самое… И еще… прошу… Поговори с Сережей. Он так изводится. На себя стал не похож. Говорит со мной как-то по-особенному… не как всегда… Будто я – не я, а какая-то другая женщина… У меня никак не хватает присутствия духа сказать ему, что я ни в чем его не виню, но и… жалости его мне тоже не нужно. Хватит уже меня жалеть. Всем только от этого плохо. Скажи, что со мной все будет в порядке, что присматривать за мной не надо. Я ничего с собой не сделаю, а его… В общем, скажи, что я его отпускаю, Оля… Не перебивай, пожалуйста! Я знаю, что у тебя есть Вася… что тебе Сергей… не нужен… Пусть уходит от меня… уезжает… Куда хочет… Он еще найдет свое счастье. Он очень неплохой человек, интересный мужчина… У него все, как ты любишь говорить, еще будет…
– Ты… Ты разлюбила его, Вика?
– Разлюбила? Нет… Я же говорила, что сразу поняла: это со мной на всю жизнь… Но он пусть будет свободен. Ты ведь скажешь ему все, Оля? Скажешь?
– Скажу, – согласилась Ольга.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Вика, и лицо ее посветлело. – Ну… а теперь иди, Оля… Я устала, спать буду… – И она закрыла глаза.
Ольга встала со стула. Вика глаз не открыла. Она все сказала, и ждать ей от жизни пока больше было нечего.
Ольга вышла в коридор. У окна, ссутулившись, спиной к палате стоял Сергей. Ольга молча встала с ним рядом. Она не знала, как начать разговор, но Николаев посмотрел на нее таким несчастным взглядом, что она сразу нашла единственно нужное:
– Она любит тебя, Сережа, представляешь? Несмотря ни на что…
У Николаева жутко скривилось лицо, но он справился с собой и проговорил:
– Я… я буду достоин ее любви… вот увидишь, Оля… И еще раз прости. Я никогда больше ни словом, ни делом не напомню ни о Мите и… ни о чем другом, тебе неприятном… Только, пожалуйста, не вычеркивайте нас с Викой из своей жизни. Ей очень нужна твоя дружба, а мне… хотя бы расположение… твое и твоего мужа… чтобы без ненависти…
Ольга вышла в коридор. У окна, ссутулившись, спиной к палате стоял Сергей. Ольга молча встала с ним рядом. Она не знала, как начать разговор, но Николаев посмотрел на нее таким несчастным взглядом, что она сразу нашла единственно нужное:
– Она любит тебя, Сережа, представляешь? Несмотря ни на что…
У Николаева жутко скривилось лицо, но он справился с собой и проговорил:
– Я… я буду достоин ее любви… вот увидишь, Оля… И еще раз прости. Я никогда больше ни словом, ни делом не напомню ни о Мите и… ни о чем другом, тебе неприятном… Только, пожалуйста, не вычеркивайте нас с Викой из своей жизни. Ей очень нужна твоя дружба, а мне… хотя бы расположение… твое и твоего мужа… чтобы без ненависти…
И, не дожидаясь ее ответа, Николаев, распрямив плечи, вошел в палату к жене.– Ну что ты его так внимательно разглядываешь, Вася? – смеясь, спросила Ольга, пытаясь за рукав оттащить мужа от кроватки спящего сына. – Неужели все еще сомневаешься в том, что он твой сын?
– Я не сомневаюсь, Оля. Я твердо знаю, чей он сын, – ответил Фадеев, внимательно глядя на нее исподлобья.
Ольга испуганно замерла. Ответ мужа ее насторожил.
– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросила она.
– Да, пожалуй, теперь можно.
– Это что-то ужасное… да?
– Не знаю, как ты это воспримешь.
– Ну, Вася! Говори же, не томи! – воскликнула Ольга и почему-то вся покрылась липким потом.
– Да понимаешь… мы с Николаевым все-таки сделали тест…
– Как?! – взвилась Ольга. – Он же обещал! Негодяй! Подлец! А еще всякие разные красивые слова говорил про Вику!!!
– Оль! Да погоди!
Фадеев взял жену в стальное кольцо своих рук и попросил:
– Не дергайся! Выслушай! Николаев тут ни при чем! Честное слово!
– Он ни при чем? А кто же при чем? Ты?!! Ты же говорил, что никогда не сможешь сделать Митеньке больно!
– А мы и не делали ему больно! Оказалось, что можно сдать образец его слюны, но в пробирку плевать не обязательно… Взяли его соску… Честное слово, Оль!
– И что выяснили? – не своим голосом спросила она.
– Митя – сын Сергея, Оля.
– Нет!!! – крикнула она, в ужасе зажмурившись и закрыв лицо руками.
Фадеев прижал ее к себе и сказал:
– Ну зачем так страшно кричишь?! Митю разбудишь! Ничего ведь плохого не случилось!
Ольга молчала, так и не открывая глаз, а Фадеев продолжил:
– Николаев не хотел делать этот тест, честное слово. Я потребовал. Он вынужден был согласиться.
– Но зачем, Вася?! – Ольга вырвалась из его рук и отскочила к стене. Она теперь боялась уже собственного мужа, а не Николаева. – Чего тебе не хватало?! Сергей ведь отказался от всяких притязаний!
– Я должен был удостовериться…
– Зачем?!
– Оля! Ты задаешь не тот вопрос! Не «зачем?», а «в чем?»! Я удостоверился в том, в чем хотел!
– Ну и в чем же? В чем?!
– Я узнал, что Митенька не мой сын, но он не стал мне от этого менее… дорог… Я по-прежнему сильно люблю вас обоих: тебя и… Митю… Я все равно буду считать его своим… сыном… несмотря ни на что…
Ольга уткнулась лицом в грудь мужа. Фадеев сказал лучшее из того, что она желала бы услышать от любимого человека.