– То есть стала его домработницей, – подытожил Крячко. – То-то она не решилась записку сорвать! А то начал бы он белье в прачечную отдавать, питаться по столовым и кафе, а в комнате своей сам убираться – что бы она тогда делала?
– Какую записку? – Глаза Марии вспыхнули от любопытства, и Гуров ей вкратце рассказал, а потом спросил:
– А она не пыталась выяснить, чем было вызвано то, что он вдруг так резко решил вывести ее на чистую воду со столь трагическими для нее последствиями?
– А как же! – воскликнула Маша. – Во многих вещах Тамарка дура дурой, но житейской хватки у нее на троих хватит. Она решила, что у него другая женщина завелась, и весь этот год с него глаз не спускала! Она и следила за ним, и подсматривала, и подслушивала, и вещи обнюхивала, и распечатку звонков с их домашнего телефона изучала, но… Как оказалось, не в женщине было дело, потому что ни специфических следов на его нижнем белье, ни женских волос, ни запаха духов, ни следов губной помады ей ни разу так найти и не удалось.
– Видимо, еще и поэтому она предложила ему свои услуги домработницы, чтобы ей легче за ним следить было, – предположил Крячко.
– Может быть, – подумав, согласилась Мария. – Короче, выяснила она, что не в бабе тут дело, успокоилась, затаилась и стала ждать, когда он сменит гнев на милость. Но не дождалась, потому что два месяца назад с ним вообще что-то невероятное твориться начало. Он стал нервный и дерганый, хотя раньше, по словам Тамарки, его было ничем не прошибить, поздно возвращался домой, а порой и не приходил вообще, по ночам не спал, ворочался – слышимость-то отличная, – начал снова курить, хотя давно бросил. В ту ночь он вообще не ложился, а до утра ходил по своей комнате из угла в угол и все что-то себе под нос бормотал, а утром вышел из дома в обычное время, сел в машину и уехал. А уж как и когда он возвратился, она не знает. Все! Я вам хоть чем-нибудь помогла?
– И даже очень, – серьезно сказала Гуров.
– Ну, тогда я побежала! – сказала Мария. – Кстати, Петр, если этим двум шалопаям, которые тебя подставили, нужно уши надрать, то я с превеликим удовольствием.
– Сам справлюсь, Машенька, – улыбнулся ей Орлов.
– Жаль! – вздохнула она. – А так хотелось!
Мария ушла, а они, переглянувшись, призадумались.
– А я так надеялся, что дело в какой-нибудь бабе, – вздохнул Стас. – Как бы просто и легко все сложилось! Но какого же тогда черта он вдруг вздумал так резко разводиться? Столько лет прожили, так мог бы и простить. Небось и сам не без греха.
– Ничего, разберемся, – пообещал Гуров. – Тебе завтра, Стас, нужно будет очень-очень хорошо поговорить с его водителем – не зря же он именно его в свидетели взял, когда жену с поличным накрыл. Ну, ты это умеешь!
– Да уж вытащу я из него все, что он не только знает, но и о чем только догадывается, – твердо пообещал Крячко. – Только, боюсь, одним днем мы не обойдемся.
– Надо обойтись, чтобы подозрений ни у кого не возникло, – твердо сказал Петр.
– Возьми и обрати на этих людей особое внимание, – сказал Гуров, протягивая Стасу листок бумаги, и объяснил: – Я специально несколько копий сделал.
– Итак, первым номером у нас идет сам генеральный директор, доктор биологических наук, Илья Сергеевич Старков, – это Стас начал просматривать список. – Вы можете себе представить, чтобы сам гендиректор информацию сливал?
– С трудом, – ответил Петр. – Он и так имеет все что хочет – финансирование-то на оборонку сейчас рекой течет, и чтобы мне на этом месте провалиться, если они себе от бюджетных денег ничего не отщипывают, так что рисковать ему резону нет.
– Согласен, – поддержал его Гуров. – Второй у нас – его зам по науке Сергей Николаевич Замятин, но почему-то только кандидат. Странно! Не приходилось мне слышать, чтобы на такую должность всего лишь кандидата наук назначали. Не иначе как по блату туда попал.
– Возможен вариант, что он, чувствуя себя обделенным, решил таким образом подзаработать, – предположил Стас. – Оставим как вариант. Дальше у нас зам по производству Евгений Васильевич Тихонов по прозвищу Старик. Этот вообще без степеней, но, судя по прозвищу, должен быть мужиком в летах, то есть старой закалки, а таких на предательство не склонишь.
– А вот это как жизнь повернется, – возразил ему Петр. – Панкратов тоже был честным офицером, пока его не прижали. Откуда нам знать, что у Тихонова в семье творится? Может, его тоже за жабры взяли?
– Прав ты, – согласился с ним Стас и вернулся к списку. – Еще у нас имеется заведующая лабораторией Софья Александровна Кравец и Иван Тимофеевич Седых, тоже завлаб, а последней у нас старший научный сотрудник Татьяна Викторовна Симонова. Вообще-то, если она девица молодая, то могли ей какого-нибудь смазливого мужика подставить или…
– Нечего на кофейной гуще гадать, – перебил его Петр. – Вот завтра посмотришь на них своими глазами, тогда хоть какая-то определенность появится, а сейчас мы только воздух впустую перемалываем.
– Ну, тогда разбегаемся, а то мне завтра ни свет ни заря вставать, – предложил Крячко.
– Счастливые, – вздохнул Орлов. – Вам-то есть чем заняться, а вот что мне до вечера делать?
– Ситуацию анализировать, – почти одновременно сказали Гуров со Стасом. – А это у тебя лучше, чем у нас двоих, вместе взятых, получается.
– Как выяснилось, не всегда! – снова вздохнул Петр.
В среду, откровенно зевая по дороге в «Боникс», Крячко инструктировал Никитина так же, как вчера Петр его самого, а парень согласно кивал, и видно было, что впитывал каждое слово как губка.
– Ты, самое главное, со своей инициативой никуда не лезь, а то натворишь невзначай такого, что нас с тобой из этого комплекса на лопате вынесут, – наставлял его Стас, а потом, хорошенько подумав, спросил: – Володя, ты тайны хранить умеешь?
– Да! – твердо ответил Никитин.
– Чем докажешь? – поинтересовался Крячко.
– Я жену брата как-то в самый неподходящий момент застукал. Мужику-то я врезал как следует, а она у меня в ногах валялась и умоляла ничего ее мужу не говорить, клялась и божилась, что это в первый и в последний раз, что ее черт попутал… Ну, в общем, все, что в таких случаях бабы говорят. И я пообещал молчать – ребенок у них тогда еще маленький был. Вот до сих пор и молчу, хотя племяшу моему скоро одиннадцать будет, – предельно серьезно ответил парень.
– Ну, тогда посмотри вот на это, – Стас протянул ему список. – В основном нас интересуют эти шесть человек. Может случиться так, что мы с тобой разделимся и по отдельности работать будем, так что, если вдруг чего о них услышишь, пусть даже ерунду какую-нибудь, тут же накрепко запоминай. Понял?
– Значит, дело совсем не в самоубийстве? – задумчиво спросил Никитин. – А может, и не самоубийство это было никакое?
– А вот этого я тебе не говорил, – заметил Крячко. – Предположения ты, конечно, можешь строить какие хочешь, но главное, чтобы это на твоей работе не отразилось. Я поставил перед тобой определенные цели, вот по ним и стреляй!
– Я все понял, товарищ полковник, – твердо заявил парень. – Не отразится! А цели мы все поразим!
– Денег у тебя, Володя, не хватит, – хмыкнул Стас.
– На что? – удивился тот.
– На покупку шапок, чтобы хватило всех врагов закидать, – невозмутимо объяснил Крячко и добавил: – И обращайся ко мне по имени-отчеству – мы же не в присутственном месте.
– Хорошо, Станислав Васильевич, – ответил Никитин.
На проходной комплекса Стас нашел в списке номер телефона зама по безопасности и позвонил, а когда ему ответил чей-то мужской голос, спросил:
– Как бы мне поговорить с человеком, который сейчас Васильева замещает?
– Он сейчас на совещании, а кто его спрашивает?
– Да из милиции мы, по поводу попытки самоубийства Дмитрия Даниловича, – объяснил Крячко.
– У вас документы с собой есть?
– А как же! – удивился Стас.
– Тогда я сейчас позвоню, чтобы вам пропуска оформили, и поднимайтесь. Только подождать немного придется, пока Анатолий Петрович освободится.
Получив пропуска, они прошли через проходную, и Крячко, к немалому удивлению Никитина, вдруг почему-то остановился возле Доски почета и, чтобы разглядеть ее получше, даже отошел к противоположной стене, а на самом деле он ее просто сфотографировал – Гуров еще вчера снабдил его всем необходимым. И только потом они поднялись на второй этаж и, найдя кабинет Васильева, вошли в приемную, где, к немалому своему удивлению, Стас увидел вовсе не мужчину, а пожилую женщину явно за шестьдесят, которая, когда она пригласила их проходить и присаживаться, и оказалась обладательницей мужского голоса.
– Меня Анной Григорьевной зовут, – представилась она и попросила: – Вы мне свои документы не покажете?
Никитин с Крячко протянули ей удостоверения, которые она посмотрела самым внимательным образом и, вернув, спросила:
Никитин с Крячко протянули ей удостоверения, которые она посмотрела самым внимательным образом и, вернув, спросила:
– Вам чай или кофе?
– Да все равно, с чем хлопот меньше, – ответил за обоих Стас, думая, с какого боку подступиться к этой даме – будь она помоложе, он бы с ней позубоскалил и все, а эта, судя по виду, была женщиной тертой. – Наверное, чай. Там всего и делов, что пакетики кипятком залить.
Она поднялась и, начав возиться, спросила:
– А что вас интересует? Может, я вам пока чем-нибудь помогу?
– Да вот хотим выяснить, что могло толкнуть Дмитрия Даниловича на самоубийство, – объяснил ей Стас.
Оторвавшись от своего занятия, она мельком глянула в его сторону, и в ее взгляде Крячко прочел очень сильное сомнение в том, что свои звезды он получил заслуженно. Но вот когда она, вернувшись, поставила перед ними чашки и сахарницу, Крячко посмотрел на нее таким твердым взглядом и с таким выражением лица, что она все поняла, но виду не подала.
– Пойду покурю, благо есть на кого приемную оставить, – сказала она.
– А не боитесь? – поинтересовался Стас.
– Чего? Оба кабинета надежно заперты, документы, которые могут представлять хоть какой-то интерес, в сейфе, а вы оба не похожи на людей, которые будут воровать ручки и стержни, – хмыкнула Анна Григорьевна.
– А разве у вас здесь можно курить? – удивился Крячко. – Я думал, что, как эта компания началась, теперь всех на улицу выгоняют.
– На лестничной площадке, хоть и ругаются, но можно, – объяснила она.
– Что же, и Васильев там курил? – удивился Крячко.
– Ну, на начальство, как и положено, подобные вещи не распространяются, – усмехнулась она.
– Тогда сигареткой не угостите, а то я думал, что у вас курить нельзя, и не стал новую пачку покупать, решил, что на обратном пути у киоска какого-нибудь приторможу, – попросил Крячко.
– Я «Беломор» курю, – предупредила она, доставая из ящика стола пачку папирос.
– Так на халяву и уксус сладкий, – рассмеялся Стас и, бросив Никитину: – Бди за телефонами, юноша, – пошел вслед за Анной Григорьевной.
На лестничной площадке они, закурив, уставились в окно, и она прошептала:
– Значит, доперли все-таки, что это не самоубийство. Что же так долго чесались?
– Были обстоятельства, – тихонько ответил Стас и спросил: – Кто это может быть?
– Да я себе уже всю голову сломала, – буркнула она. – Не знаю! Во всяком случае, уехал отсюда Данилыч в тот день в прекрасном настроении.
– Это точно кто-то из ваших, – уверенно заявил Крячко и попросил: – У него же в кабинете наверняка есть что-то съедобное… Ну, там чай, кофе, сахар, может, спиртное, те же сигареты… Вы мне образцы всего этого соберите…
– Все уже давно готово, – шепнула она. – Я, как только об отравлении узнала, так тут же все и собрала. Только я ждала, что за всем этим раньше придут.
– Вы домой отнесли?
– Еще чего? А ну как пришли бы ко мне? – тихонько возмутилась она. – Все это здесь на проходной в камере хранения – туда-то ни у кого ума не хватит заглянуть. Ключ я вам дам, ячейка номер 70 – это с самого края внизу. Только вы уж поаккуратнее – там камеры стоят.
– А как же вы сами?.. – удивился он.
– Долго разговариваем, – перебив его, она ткнула докуренную папиросу в банку из-под кофе – обычную российскую пепельницу. – Вы, как уходить будете, зайдите ко мне попрощаться и папироской на дорогу разжиться, вот я вам в пачке ключ с запиской и передам – в Москве встретимся.
– Последний вопрос: что собой представляет водитель Васильева?
– Данилыч его и меня сюда с собой привел – выводы делайте сами, – ответила она.
– И самый последний вопрос: Васильев вам ничего на сохранение не оставлял? – с замиранием сердца спросил Стас.
– Нет, он, наоборот, что-то уничтожал тем вечером – я шум из кабинета слышала, – объяснила она.
– И уборщица это выкинула? – в ужасе прошептал Стас.
Наградив его испепеляющим взглядом, Анна Григорьевна пошла обратно, а Крячко поспешил за ней. Они вернулись в приемную, где читавший газету Никитин сообщил им, что никаких звонков не было. Прихлебывая остывший чай, Крячко принялся выяснять у Анны Григорьевны, что же могло толкнуть Васильева на самоубийство, не конфликтовал ли он с кем-нибудь, не случилось ли в тот последний день чего-то особенного – словом, работал по схеме.
– Вы поймите, Анна Григорьевна, ведь иногда человека одним только словом можно пришибить так, что ему жизнь не в жизнь покажется. Вот и расскажите мне, чем в тот день Дмитрий Данилович занимался.
Открыв органайзер, секретарша принялась добросовестно рассказывать.
– Пришел в тот день Дмитрий Данилович вовремя. Я подала ему чай с пирожными…
– Извините, но как-то странно слышать, чтобы мужчина любил сладкое, – покачал головой Крячко.
– Понимаю вас, но чего только в жизни не бывает. А Дмитрий Данилович действительно большой сладкоежка – он за один присест может коробку шоколадных конфет съесть, а уж когда волнуется, то шоколад у него просто плитками уходит, он его, как хлеб, ест, – объяснила она и продолжила: – Потом он на летучку к генеральному пошел – она каждый день проводится. Вернувшись, он своих подчиненных в кабинете собрал и уже наши проблемы с ними обсуждал – простите, но более подробно говорить права не имею.
– Понимаю и не настаиваю, – поспешно согласился Стас.
– Потом все ушли, и остался только Анатолий Петрович – было принято решение закрыть одну из проходных, вот они и обсуждали до самого обеда вопросы демонтажа оборудования и куда его потом поставить.
– А где обедал господин Васильев? – поинтересовался Стас.
– У нас две столовые: одна для персонала, а вторая – для высшего руководства, вот там он и обедал, – объяснила она.
– Может, он за обедом с кем-нибудь поругался? – задумчиво спросил Стас.
– Чего не знаю, того не знаю, – развела руками она. – Вы лучше у Тихонова спросите – это наш зам по производству, – объяснила она. – Они обычно вместе обедают.
– Всенепременно! – пообещал Крячко. – Ну а после обеда чем Васильев занимался?
– Встреч у него никаких назначено не было, и, насколько я помню, он ходил по комплексу, а уж с кем он там мог встретиться и поругаться, сами выясняйте. Тут я вам ничем не помогу.
– Да у вас только в этом здании одиннадцать этажей, и на территории небось какие-нибудь здания имеются. Тут, чтобы все обойти и со всеми поговорить, и месяца не хватит! – воскликнул Стас. – Ну а что он потом делал?
– Насколько мне известно, к главбуху ходил выяснять, почему кое-какую аппаратуру до сих пор не оплатили, и тот клятвенно заверил его, что на следующий же день деньги переведут. А тут и рабочий день кончился.
– И Васильев поехал домой?
– Да нет, у него дела еще какие-то были, и он в кабинете сидел, а потом пошел куда-то и вернулся только через час, – сказала она.
– И вы его ждали? – поинтересовался Стас.
– У нас так заведено, что, пока сам на месте, и секретарша его должна быть – мало ли что ему потребуется? – объяснила она. – Ну, вернулся он и через некоторое время домой собрался. Да, они меня еще до метро довезли! Вот и все! Что знала, то сказала! – закончила она.
– Я так понял, что Тихонов сейчас на том же совещании, что и Анатолий Петрович? – спросил Стас.
– Да, долго они сегодня что-то, – заметила она, глянув на часы.
И, словно в ответ на ее слова, дверь распахнулась и в приемную зашел мужчина лет тридцати пяти, который с удивлением уставился на Крячко и Никитина.
– Анатолий Петрович, это товарищи из полиции по поводу самоубийства Дмитрия Даниловича, а остальное они вам сами объяснят, – сказала Анна Григорьевна. – Я взяла на себя смелость оформить им пропуска и напоила чаем.
– И правильно сделали, – одобрил ее действия тот и, отперев свою дверь, сделал приглашающий жест. – Прошу!
Войдя внутрь и сев к его столу, Крячко с Никитиным на всякий случай предъявили ему удостоверения, а он, посмотрев их, спросил:
– Чем могу помочь?
– Кто из ваших мог довести Васильевна до самоубийства? – спросил в ответ Стас.
У Анатолия Петровича, что называется, челюсть упала.
– Да вы что? – обалдело спросил он. – Не скажу, чтобы Данилыча у нас все без исключения нежно любили, но уважали крепко – стоящий был мужик!
– А что это вы о нем в прошедшем времени? – удивился Крячко. – Он ведь еще жив!
– Да, говорят, надежд практически нет, – объяснил тот. – Хотя! Действительно, зря я так сказал! – поморщился он. – Просто с языка сорвалось!
– Кто же у вас так пессимистически настроен? – поинтересовался Крячко.
– Да Старков, генеральный наш, сегодня на совещании сказал, что, по всей видимости, не вернется к нам Данилыч, – объяснил Анатолий Петрович.
– Ну, вообще-то правильно, что он звонит и судьбой своего зама интересуется, – одобрительно покивал Стас.
– Да нет! Это он заведующего отделением реанимации попросил, чтобы тот ему ежедневно сообщал, как себя Васильев чувствует, – сказал Анатолий Петрович. – Генеральному же, если надежды никакой нет, нужно нового человека на место Данилыча присматривать. Мы, конечно, бюджетники, так что человека могут и со стороны дать, но ведь никто не запрещает подсуетиться и свою кандидатуру предложить.