— Да. Предположим, они и в самом деле лежат там в коматозном состоянии. Какой-нибудь зверь может проскользнуть мимо сторожевых роботов и…
— Нет. Ты никуда не пойдешь. И остальные тоже. Это приказ, и я требую его выполнения данной мне властью военного командира. — Суровый тон Ворона смягчился. Он облизнул губы, будто пытаясь набраться мужества. — Неужели ты не видишь, — добавил он, — все это продолжается у них уже более тысячи лет? Они сумели постепенно выработать — не осмысленно придумать, а вслепую выработать — способы, которые свели опасность до минимума. Большинство остается в живых. Лишь Их предки могли бы объяснить, какое хрупкое равновесие ты можешь нарушить. — Еще помолчав, Ворон продолжил: — Я сталкиваюсь с таким не в первый раз. Мне приходилось, разработав наилучшую диспозицию, посылать солдат в бой, а потом сидеть и ждать, зная, что если я вмешаюсь, пытаясь им помочь, то лишь уменьшу их шансы выжить. А ведь куда труднее иметь дело с Богом, который к тому же способен повернуться к тебе любым ликом. — Устало переставляя ноги, он побрел прочь. — Ты останешься с нами здесь и будешь ждать.
Тольтека пристально смотрел ему вслед. А в его мозгу постепенно зрела мысль: «Нет, во имя хаоса, не буду!»
11Ворон просыпался с трудом. Он взглянул на часы. Гром и молния, неужели он проспал одиннадцать часов? Да еще будто после наркотиков. Сон не унес усталость. Возможно, дело в том, что ему снились кошмары; какие именно — он не помнил, но в душе остался горький осадок. Ворон спустил ноги с койки и, сев на ее край, обхватил голову руками и попытался припомнить свой сон. Единственное, впрочем, что ему удалось, — это вспомнить отцовский замок, ястребов, гнездящихся на колокольне, себя, сидящим верхом на одной из лошадей, которыми лохланцы все еще пользуются; он собирается отправиться в путь, но остановился, чтобы взглянуть вниз на склон горы, болота, леса и жалкие клочки крестьянских полей, а затем все поплыло и растворилось в голубой необъятности. Лишь ветер доносил запах ледников.
Он нажал кнопку вызова вестового. В дверь каюты просунулся безобразный огромный нос Корса. «Чаю!» — приказал Ворон.
Чай обжег рот, но благодаря ему Ворон почувствовал себя менее разбитым и смог заставить себя расслабиться. Мозг со скрипом, но заработал. Все-таки не слишком разумно сидеть сложа руки и ждать, пока звездарцы вернутся домой. С Тольтекой он, пожалуй, перегнул палку, но этот парень его раздражал, а кроме того, только что сделанное открытие просто выбило его из колеи. Сейчас Ворон был уже в состоянии обсудить этот вопрос и все рассказать. Ему, честно говоря, не очень-то этого хочется. Какое право имеют жирные нуэвамериканские лавочники услышать такую истину? Но ее наверняка рано или поздно откроет какая-нибудь новая экспедиция. Если впервые правду услышат из уст аристократа, возможно, удастся избежать огласки.
«Не такой уж он и плохой, этот Тольтека, — заставил себя признать Ворон. — Наши раздоры наполовину из-за того, что он немного влюблен в Эльфави. Когда он поймет, что к чему, это скорее всего пройдет. Таким образом, он сумеет взглянуть на вещи объективно и, надеюсь, поведет себя достойно».
Эльфави. Ее образ предстал перед мысленным взором сурового лохланца и затмил все остальное. Многое между ними осталось недосказанным. Они так и не решились дать волю своим чувствам. Оба слишком опасались последствий. Но теперь… «Не знаю. Просто не знаю».
Он встал, оделся в простой повседневный костюм и вышел из каюты; Зио увязался следом. Каюта Тольтеки находилась в конце небольшого коридора. Ворон позвонил в дверь, никто не ответил. Ладно, посмотрим в кают-компании… В кают-компании сидел капитан Утиэль; он курил сигару, углубившись в какое-то старое письмо, и до него не сразу дошло, что от него хочет Ворон.
— Нет, военачальник, — ответил он на его вопрос, — я не видел господина инженера Тольтеку… э-э… уже добрых два, а то и три часа. Он сказал, что хочет посмотреть на прилив с дамбы и вернется не скоро. Он вам нужен по срочному делу?
Это известие оглушило Ворона, как удар молотом. Усилием воли он скрыл охватившее его волнение и ответил:
— Возможно, да. Он взял кого-нибудь с собой? Вы не заметили при нем каких-нибудь приборов?
— Нет. Только сухой паек и личное оружие.
В душе Ворона вскипала злость.
— И вы всерьез верите, что он отправился на техническую инспекцию?
— Ну… знаете, я об этом как-то и не подумал… да он мог просто пойти полюбоваться видом. Вы же знаете, прилив здесь — впечатляющее зрелище.
Ворон взглянул на часы:
— Прилив начнется не раньше чем через несколько часов.
Утиэль выпрямился.
— В чем дело?
У Ворона созрело решение.
— Слушайте внимательно, — сказал он. — Я тоже ухожу. Будьте готовы ко взлету. Посадите кого-нибудь на рацию. Если я не вернусь или не пришлю вам других инструкций, то через… ну, скажем, тридцать часов выходите на орбиту. В этом случае, и только в этом, один из моих людей передаст вам оставленную ему на хранение пленку с пояснениями. Вам все понятно?
Утиэль поднялся.
— Я не позволю, чтобы со мной обращались подобным образом! — возмутился он.
— Я говорю не об этом, капитан, — ответил Ворон. — Я спрашиваю, поняли ли вы мой приказ?
Утиэль вытянулся в струнку.
— Есть, военачальник, — выдавил он из себя.
Ворон быстрым шагом вышел из кают-компании. Очутившись в коридоре, он побежал к себе. Коре, стоявший на часах у двери его каюты, вытаращил глаза.
— Позови Вильденвея, — велел ему Ворон, проскользнул в каюту и закрыл дверь.
Он поставил на свой личный диктофон пленку, продиктовал все, что хотел сказать, снял пленку и, положив в коробку, запечатал сургучом с оттиском фамильного герба. Лишь после этого он позволил себе подойти к бару, где хранились концентраты, и перекусить.
Когда Ворон клал в карман миниатюрную рацию, вошел Вильденвей. Ворон вручил ему пленку, сделал необходимые распоряжения, а под конец добавил:
— Попробуй поискать на корабле и вокруг него Мигеля Тольтеку. Подними по тревоге всю роту, пусть ищут. Если найдете, свяжись со мной по рации, и я поверну назад.
— Куда вы, сэр? — спросил Коре.
— В горы. Мне не нужно сопровождающих.
Коре приподнял верхнюю губу и смачно сплюнул через щель между передними зубами, длинными и желтыми. Плевок шлепнулся на раструб мусорного рукава.
— Хорошо, сэр. Пошли.
— Оставайся здесь и карауль мои вещи.
— На это, сэр, хватит ума у любого незаконнорожденного недоноска, — ответил оскорбленный Коре.
Ворон почувствовал, как уголки его губ невольно поползли вверх.
— Хорошо, как пожелаешь. Но если ты когда-нибудь обмолвишься об этом хотя бы словечком, я вырву у тебя язык вот этими руками.
— Есть, сэр!
Коре выдвинул ящик и вынул оттуда две портупеи, в кармашках которых лежали провиант и дополнительный боезапас. Оба подпоясались.
Ворон осторожно опустил Зио на койку и почесал его под подбородком. Кот замурлыкал. Когда Ворон и Коре вышли из каюты, он хотел было последовать за ними, но Ворон толкнул его назад и захлопнул перед его носом дверь. Несколько минут Зио крыл на чем свет стоит отсутствующего хозяина.
Выйдя из звездолета, Ворон обнаружил, что уже смеркается. Небо было темно-синим, почти черным, на востоке загорались первые звезды, а на западе над горами висела подсвеченная последними лучами заходящего солнца туча — она походила на лужу запекающейся крови. Ворону показалось, что до него доносится рев бьющихся о дамбу морских волн.
— Нам далеко, командир? — спросил Коре.
— Может быть, до самого Святого Города.
— Тогда я сейчас подгоню самолет.
— Нет, техника только ухудшит положение. Будем передвигаться в пешем строю. И бегом.
— Дерьмо с навозом! — Коре прицепил к поясу фонарик и двинулся трусцой вперед.
Около часа их путь лежал через открытые поля. То тут, то там на фоне стремительно темнеющего небосвода возникали черные силуэты амбаров и сараев. Оттуда доносилось мычание коров и гудение машин, которые присматривали за скотом на безлюдных фермах. «Если из Святого Города никто не вернется, — подумал Ворон, — сколько времени пройдет, прежде чем роботы закончат выполнять свою программу? Сколько времени понадобится, чтобы скот одичал, а младенцы погибли?»
Ровная дорога кончилась, местность стала волнистой, теперь их путь лежал по узкой тропе мимо кустов и бурелома. Лохланец остановился передохнуть.
— Командир, вы гонитесь за Тольтекой, так ведь? — спросил Коре. — Мне убить этого сукина сына, когда мы его поймаем, или вы хотите сами?
— Если мы его поймаем, — поправил Ворон. — Он сильно оторвался от нас, хотя мы двигаемся гораздо быстрее. Нет, если он не окажет при аресте сопротивление, не стреляй. — Секунду он помолчал, чтобы придать веса следующей фразе: — А в гвидионцев не стреляй ни при каких обстоятельствах.
— Если мы его поймаем, — поправил Ворон. — Он сильно оторвался от нас, хотя мы двигаемся гораздо быстрее. Нет, если он не окажет при аресте сопротивление, не стреляй. — Секунду он помолчал, чтобы придать веса следующей фразе: — А в гвидионцев не стреляй ни при каких обстоятельствах.
Он замолчал и, привалившись к дереву, полностью расслабился, стараясь ни о чем не думать. Десять минут спустя они продолжили марш-бросок.
По обе стороны тропы сплошной стеной высились деревья и кусты, листья смыкались над самой головой, образуя подобие крыши. Наступила полная темнота, лишь колеблющийся луч фонарика на поясе Корса выхватывал из мрака светлый круг земли с то и дело попадающими под ноги камнями. Кроме приглушенного топота сапог, тишину нарушали какие-то шорохи, скрипы, отдаленное чириканье, уханье и кряканье, студеное журчание ручья. Один раз до них донесся пронзительный вскрик какого-то лесного зверя. Чем выше они поднимались в гору, тем становилось прохладнее, но погода была по-прежнему мягкой, а воздух напоен ароматами. Ворону казалось, что он различает запахи земли и трав; когда тропинка пересекла ручей, повеяло сыростью, он узнавал ароматы некоторых цветов, остальные были незнакомы. Запахи, как ничто другое, обладают способностью всплывать в памяти; Ворон узнавал многое из того, что улавливал в воздухе, но вспомнить, что это такое, не мог. Все запахи перебивал отчетливый, пронзительный запах цветущих бэйловых кустов. За последние несколько часов цветы на кустах распустились все до единого.
«Завтра, при дневном свете будет казаться, что земля здесь объята пламенем», — подумал Ворон.
Постепенно ощущение времени стало исчезать. Этому сыновей аристократов обучали с детства полковые бонзы. Это было необходимо для того, чтобы выдержать на войне бесконечно тянущееся ожидание боя и не рехнуться. Ты просто отключаешь сознание, и все. Частично оно возвращалось к Ворону во время привалов на марше. Конечно, нелегко было останавливаться, не дойдя до цели, пить, жевать сухпаек и при этом отгонять мысли об Эльфави. Однако тело требовало своего. Поневоле приходилось поступать именно так.
Над Гранисом взошла луна. Однажды, оказавшись на открытой местности, Ворон на бегу бросил взгляд со склона горы вниз. Кругом, насколько хватал глаз, как пики торчали посеребренные лунным светом верхушки деревьев. Затем его снова поглотил лес.
Через восемь или девять часов пути Коре выругался и остановился. Его фонарик выхватил из темноты нечто на тонких паучьих ножках, в стальном панцире и с руками, кончавшимися острыми клинками.
— Гадство!
Ворон услышал, как щелкнул выхваченный из кобуры пистолет. В свете фонарика блеснули бесстрастные глаза-объективы, и машина исчезла в кустах.
— Сторожевой робот, — объяснил Ворон. — Против хищников. Он не нападает на людей. Мы уже у цели, так что гаси фонарь и заткнись.
И он с кошачьей осторожностью стал пробираться сквозь темноту, размышляя о том, что Тольтека, должно быть, здесь и впрямь его опередил. Хотя, возможно, и ненамного. Может быть, все еще можно исправить. Он преодолел последний крутой подъем и задержался на краю огромного амфитеатра.
На секунду его ослепила яркая Она, близкая к полнолунию. Луна висела прямо над обрывом; ее свет затмевал звезды и окрашивал обрыв в мертвенно-желтый цвет. Затем его глаза начали одну за другой различать более мелкие детали: поросшие мхом ступени амфитеатра, спускавшиеся до самого дна котловины, кольцо башен, окружавшее квадратный лабиринт, даже фонтан в центре — его тонкая струйка сверкала в лунном свете подобно ртути. Он разглядел даже парк, весь заросший бэйловыми кустами — здесь, среди стройных белоснежных башен, они казались черными. С форума доносился гул голосов, но что там происходит, было не понять. Соблюдая особую осторожность, Ворон выбрался на открытое пространство.
— Хи-хи, — сказал ему человек, сидевший на верхней террасе. — Какая пустота, друг мой по Бэйлу.
Ворон остановился как вкопанный. Коре, шедший следом, увидел, как куртка у него на спине влажно потемнела. Ворон медленно повернулся к сидящему лицом. Это был Ллирдин — тот самый, что вместе с ними ходил в горы и рассказывал, как играл в шахматы в водолазном колоколе. Теперь он сидел, обхватив руками колени, и, скаля зубы, дико ухмылялся. На его губах была видна кровь.
— Да, пустота, — сказал он. — Пустота. Бог пустой. Я говорю: пустой, пустой, пустой, пустой.
Ворон заглянул гвидионцу в глаза — в них отражалась луна, и они казались пустыми.
— Откуда на тебе кровь? — как можно спокойнее спросил он.
— Она была пустая, — сказал Ллирдин. — Пустая и такая маленькая. Зачем ей расти большой и быть пустой? Зачем? Так много ничего? — Он потер подбородок, взглянул на мокрые пальцы и печально проговорил: — Машины ее унесли. Это несправедливо. Ей было всего полтора года пустоты.
Ворон стал спускаться в амфитеатр.
— Она была ростом мне по пояс, — неслось ему вслед. — Кажется, когда-то давно, давным-давно, до пустоты, я учил ее смеяться. Я даже дал ей когда-то имя, и звали ее Полынь. — Ворон услышал, как Ллирдин заплакал.
Коре вынул пистолет, отстегнул кобуру от пояса и присоединил к пистолету как приклад.
— Не спеши! — сказал ему Ворон; он не оглядывался, но понял, что делает Коре, по звуку. — Тебе он не понадобится.
— Хрена в зубы не понадобится, — ответил Коре.
— Мы не будем стрелять в гвидионцев. А Тольтека, думаю, нам не опасен… теперь уже нет.
12Они спустились на ровный газон и миновали башню. Ворон вспомнил, что на эту самую башню он поднимался вместе с Эльфави. На верхнем этаже у окна стояла маленькая девочка и молча билась о решетку.
Ворон прошел под колоннадой. Сразу же за ней на краю форума стояли, плотно сбившись, примерно пятьдесят жителей Звездара, большей частью мужчины. Одежда на них была разорвана, и даже при лунном свете на расстоянии в несколько метров Ворону бросилась в глаза щетина на небритых подбородках.
К ним обращался Мигель Тольтека.
— Но ведь Ллирдин убил эту девочку! — кричал нуэвамериканец. — Он убил ее своими руками и убежал, вытирая губы. А роботы унесли труп. И вы стоите и смотрите!
Вперед выступил лесничий Беодаг. Его лицо выражало глубокое благоговение.
— При свете Ее! — возопил он; его голос то гремел, то стихал, как в лихорадочном бреду. — А Она — это лишь отражение Иниса, а Инис — это Неопалимая купина, хотя мы пьем реку. Если река дает нам свет, о, взгляните, как танцует моя тень!
— Как Гонбан танцевал для своей матери, — сказал кто-то рядом с ним. — А это означает радость, ибо человек, рождаясь, приходит из тьмы.
— Ночные Лики — это Дневные Лики! Это Бог!
— Танцуй, Бог!
— Стенайте к Богу, Вуи пылает!
Старик повернулся к девушке, преклонил перед ней колени и сказал: «Благослови меня, мать». С необычайной нежностью она прикоснулась к его голове.
— Вы что, с ума все посходили?! — взвыл Тольтека.
В толпе заворчали. Те, кто пустился было в пляс, остановились. От толпы отделился человек со спутанными седеющими волосами и направился к Тольтеке, тот издал какой-то воющий звук и отступил. В этом человеке Ворон узнал Дауида.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Дауид. В его голосе звучал металл.
— Я… я имею в виду… не понимаю.
— Нет! — ответил Дауид. — Что ты хочешь сказать?! Кто ты? Для чего ты? Зачем ты здесь?
— Ч-ч-чтобы помочь…
Толпа начала окружать Тольтеку, отрезая ему путь к отступлению. Он схватился за кобуру, но никак не мог ее нащупать, будто понимал, сколь немногих успеет он застрелить, прежде чем остальные свалят его на землю.
— На тебе худший из Ночных Ликов, — простонал Дауид. — Ибо это вообще не лик. Это безликость. Хаос. Пустота.
— Пустота, — шепотом подхватила толпа. — Пустота, пустота, пустота.
Ворон расправил плечи.
— Держись рядом и помалкивай, — велел он Корсу, вышел из тени колоннады на залитую лунным светом площадь и направился к толпе.
Первым его заметил стоявший на ее краю высокий мужчина; издав рык, похожий на медвежий, он развернулся и неуклюже побрел к пришельцам. Ворон остановился и подпустил гвидионца поближе. Тот замахнулся на него, согнув пальцы и метя в глаза. Ворон увернулся и сделал прием дзюдо, от которого его противник завертелся волчком через весь форум.
— Он танцует! — гаркнул Ворон, набрав полные легкие воздуха. — Танцуйте вместе с ним! — Он схватил женщину и оттолкнул от себя. Стараясь не упасть, она судорожно закрутилась. — Танцуйте на мосту между «инь» и «ян»!
Но гвидионцы не подчинились. Они стояли так тихо, что казалось, живые люди не могут так тихо стоять. У Тольтеки отвалилась челюсть.
— Ворон, — задыхаясь, пробормотал он, — оа, илем, Ворон…