— Мне не хотелось бы показаться Скруджем[14], — сказал наконец де Смет, — но ты мне не даешь иного выбора. Очень уж мала прибыль.
— Вон оно как? Да при наших ресурсах…
Де Смет тяжело вздохнул:
— Разреши, я произнесу речь, Дэн. Я очень симпатизирую вам — понизовщикам — и особенно твоей общине, что возле Мунданса — самой большой из всех. Вы хотите к сельскому хозяйству, разработке леса и тому подобному добавить еще промышленность. Сейчас все машины, производящие машины, сосредоточены здесь, ибо колонизация началась тут — на плато — и еще потому, что Верхняя Америка — это то место, где живет подавляющая часть населения планеты. Ты хочешь, чтобы я перевел в Низины большую часть очень ценного оборудования и технического персонала и построил вам производственные предприятия, которые будут принадлежать вам, а не мне.
— Верно. Верно. Но мы не желаем никаких подарков. У нас есть деньги, заработанные продажей того, что мы производим…
Де Смет поднял руку:
— Подожди, я еще не кончил. Мне придется говорить о вещах абстрактных, с твоего позволения.
Деньги — всего лишь символ. Они дают тому, кто ими обладает, определенные права на труд и на собственность других людей. С деньгами можно играть в разнообразные игры, но в этом процессе можно и позабыть, что они такое, и остаться у разбитого корыта. К счастью, такая опасность на Рустаме пока отсутствует. Во-первых, потому, что нас слишком мало и грандиозные финансовые проекты тут не сработают. Во-вторых, у нас здесь свободная рыночная экономика и твердая, основанная на золотом стандарте, валюта.
А почему она у нас есть? Во-первых, потому, что основатели колонии хотели быть свободными, независимыми людьми. А право торговать, покупать и продавать как кому захочется — один из краеугольных камней этой свободы. Во-вторых, они были хорошо начитаны в истории. Они знали, куда ведут дешевые деньги, ведут с такой же неизбежностью, как ведет к ожогу огонь, в который ты сунешь руку. Поэтому наш Общественный Договор привязывает нашу валюту к золоту, количество которого растет медленно и не может обогнать рост реального богатства страны. И поэтому все наши сделки проводятся только с помощью наличных денег. Конечно, возможен кредит, заем, если найдется желающий их предоставить. Но в этом случае кредитору можно только посоветовать держать свой карман туго застегнутым.
И как результат, сейчас, когда первые тяжелые годы миновали, сейчас, когда продукция растет куда быстрее, нежели растет количество денег, цена почти на все товары падает.
— Это-то мне хорошо известно, — запротестовал Коффин. — То, что я получил за свою пшеницу в прошлом году, еле покрыло расходы по ее производству.
Де Смет кивнул:
— Так и должно быть. Плодородные почвы, новые сорта семян, приспособленные к здешним условиям — и мы с легкостью получаем избытки, которые гонят цены вниз. А между тем машины и рабочие руки пока в недостатке и спрос на них велик. Отсюда и следует рост цен на эти товары, или, вернее, цены на них не падают пропорционально падению цен на сырье.
— Тебе-то легко рассуждать!
— Но ведь ты не голодаешь? Одно из преимуществ отсутствия эмиссии денег заключается в том, что это ставит преграду спекуляции, причем в первую очередь отдельными гражданами. Человек не может потерять свою ферму из-за неуплаты по закладной, ибо, во-первых, он этой самой закладной нигде не получит, хотя его земля и представляет определенную ценность. — Тут он остановился и с тревогой сказал: — Я надеюсь, ты не думаешь, что я говорю с тобой, как с невеждой, Дэн. Это все та самая элементарная экономическая наука, которую мы проходили в школе. Я просто напоминаю ее тебе в самом сжатом виде. Хочу, чтобы ты понял — у меня есть более важные причины отказать тебе, нежели погоня за прибылью и жадность.
— Ладно, но взгляни, Том: я ведь зажиточнее большинства моих соседей в Низинах, но и я чувствую, когда меня щиплют.
— Ты хочешь сказать, что иногда у тебя появляется желание сделать нечто такое, чего ты не можешь добиться без помощи Верхней Америки? Ты, например, возможно, мечтаешь о технически совершенной современной мельнице, а не о водяной или ветряной, или о том, чтобы не продавать свое зерно здесь, после чего ты вынужден покупать часть его обратно в виде готового хлеба, но по гораздо более высокой цене. Да, естественно. Но дело-то просто в том — ия очень сожалею об этом, — что вам все равно придется делать это до тех пор, пока не будет достаточно машин, чтобы можно было брать их в аренду или покупать по низким ценам. А пока вы можете только одно — перейти на экономическую самодостаточность. И никто не приставит вам к виску пистолет, заставляя вас производить больше, чем вы можете потребить сами.
Де Смет набрал побольше воздуха, чтобы продолжать.
— Видишь ли, если мы дадим вам субсидии, нам придется самим оплачивать их, либо с помощью налогообложения, либо инфляции. Неважно как, результат будет один: надо будет отнять доходы у жителей Верхней Америки, чтобы обогатить понизовщиков, которые нам ничего взамен не дадут. Фактически любой вид официального вмешательства в процесс ценообразования вносит в экономику хаос. Вместо того чтобы встретить трудности лицом к лицу и решить проблему раз и навсегда, мы спрячем ее за фиговым листком бумажки. Так она станет еще более нерешаемой и родит новые завихрения, и так далее и так далее.
Машины и труд дороги потому, что на них есть спрос и они ценны в полном смысле этого слова. На свободном рынке цена товара есть не что иное, как показатель того, сколько люди готовы дать в обмен на него.
— А вы — горцы из Верхней Америки, — Коффин рубанул воздух ладонью, — имеете куда больше машин, чем вам положено, даже если пересчитать на душу населения. Это означает, что именно в ваши карманы текут денежки, как бы мы — понизовщики — ни старались изменить положение. А это уже несправедливо.
Де Смет отпил виски, а потом покачал головой и вздохнул:
— Дэн, Дэн, в тебе говорит человек из Пограничья. Ведь ты по опыту, добытому собственной шкурой, лучше меня знаешь, что одному человеку везет во всем, а другому — нет.
Но ведь твои люди не страдают, страдают разве что только их чувства. Самые бедные из них хорошо питаются, достаточно прилично одеты и имеют крышу над головой. Ты сам, если судить по твоим же фотографиям, которые ты мне показывал, живешь в доме больше и лучше моего, живешь как какой-нибудь средневековый барон. Вы, понизовщики, имеете много вещей, которых нет у нас, например, обширные никем не заселенные территории, где можно разгуляться, и… тот, кому это не по душе, всегда может вернуться и найти свое место у нас. Мы ведь постоянно нуждаемся в рабочих руках, и такой человек всегда найдет здесь прекрасную плату за труд.
— Но мы хотим быть сами себе хозяевами! — рыкнул Коффин, хотя и без всякой враждебности.
— Ия восхищаюсь вами по этой причине, — сказал мягко де Смет. — И все же давай вспомним ваше происхождение. Люди, которые могли жить в Низинах, сначала отправились туда, чтобы изучать эти Низины, и Верхняя Америка платила за это, так как добытые ими знания могли оказаться очень важными. Потом эти люди полюбили тамошние земли и поселились на них. И это было хорошо, это было правильно. Человечество должно заселить всю эту планету.
Но процесс заселения шел медленно. И пока большинство из нас все еще привязано к высокогорному плато. И у нас есть такое же право, как и у вас — повышать свой уровень жизни, не так ли? И раз вы — понизовщики — можете присоединиться к нам, но не хотите этою сделать, то почему мы должны приносить жертвы и поддерживать вас в этом свободно сделанном выборе, гораздо более свободном, чем тот, которым обладаем мы?
Это именно тот случай, когда закон спроса и предложения отражается в социальной жизни общества. Верхняя Америка тоже еще молода, тут дел непочатый край. И мы должны сделать очень многое, ибо мы подойдем к перенаселенности куда раньше, чем понизовщик со своего крыльца увидит дымок из трубы дома своего соседа. Быстрый оборот капитала, высокая прибыль, полученная здесь же, все это отражает необходимость, как и тот факт, что здесь гораздо больше людей, нуждающихся в поддержке.
Пожалуйста, пойми меня правильно, но если по-честному, то мне кажется, что именно ваша община хочет отхватить кусок непропорционально большой, а не наша.
— Я уже сказал тебе, что нам не нужна милостыня, — ответил Коффин, и его тон свидетельствовал, что терпение понизовщика уже на исходе. — Я могу доказать тебе, что прибыль от любых инвестиций, которые вы сделаете в Низины, будет хорошая. Может, и не столь высокая, как у инвестиций, сделанных в экономику Верхней Америки, но все равно вы выгадаете, и немало.
— Мы уже сделали значительные вложения в Низины, — указал де Смет.
Коффин яростно закивал головой:
— Да! Шахты, электростанции, транспортные пути — все это принадлежит вам — горцам. И вы нанимаете понизовщиков, чтобы они работали на вас, ибо это ваша собственность, и вся прибыль тоже идет вам.
Он резко наклонился вперед. Мундштук его трубки, которым он сделал выпад, остановился всего лишь в сантиметре от груди хозяина дома.
— А теперь разреши мне отвесить тебе порцию истины, — сказал Дэн. — Можешь верить, можешь не верить, но я знаю вашу экономику. И знаю, чего я прошу от имени моей общины. Я прошу тебя использовать часть оборудования и персонала, которыми ты распоряжаешься, направить их к нам, чтобы построить для нас… О, ту самую современную мельницу, завод по производству инструментов или еще что-то. Прийти и построить их для нас, вместо того чтобы строить все это для Верхней Америки.
— Это я понимаю, — ответил, как бы извиняясь, де Смет. — Я у вас там был, разумеется, благодаря шлему для дыхания. И ты не первый понизовщик, с которым я разговариваю последние годы. Да, вы уже начали думать о себе как об особой расе, грубоватой, крутой, которой противостоят изнеженные и скупые горцы. Эти взгляды еще не полностью сформировались, но…
— Они обязательно сформируются. Если вы не придете нам на помощь. А если придете, то, может, эта планета еще останется единой. Или вас не волнует судьба ваших внуков? — Коффин помолчал, прежде чем добавил: — Не считай это угрозой. Но, пожалуйста, Том, запомни, что через несколько поколений горцы будут жить в своего рода анклаве. А почти все население сосредоточится в Низинах. А значит, и почти все могущество. Дружище, вам надо заслужить расположение этих людей, пока еще не поздно.
— Я думал об этом. Да, много думал. Я считаю, что эта проблема не принадлежит к числу тех, которые имеют решения по типу или — или. Если определенные соглашения будут достигнуты… экономически разумные соглашения, разумеется, то ситуация может улучшиться. Но почему понизовщики требуют обязательно индустриализации? Через какое-то время, и не столь уж отдаленное, цены на продовольствие и древесину сильно поднимутся в связи с ростом их потребления в Верхней Америке. Разве не лучше подождать наступления этих дней? А пока вы сохраните в неприкосновенности вашу чудесную среду обитания.
— Не такая уж она прекрасная, если вам приходится наваливать на ваших детей неподъемный труд только потому, что не хватает оборудования, хотя нам известно, что его можно изготовить. А кроме того, никто и не желает оказаться в промышленных трущобах. Нет, конечно. Мы просто нуждаемся в некотором количестве специализированных предприятий. И у нас есть места, где такие фабрики можно построить без ущерба для природы. Есть и обширные территории для захоронения отходов производства, чтобы не отравить почву.
— А у нас этого нет. Во всяком случае, скоро не будет, если мы будем развиваться прежними темпами. — Де Смет твердо глянул в глаза гостю и сказал с каким-то новым для этого разговора чувством: — И это главная причина, которая заставляет меня желать скорейшего обогащения. Я хочу купить как можно больше девственных земель и основать там заказник.
Коффин улыбнулся горячности этого человека. Именно любовь де Смета к вылазкам на природу была тем, что свело их вместе. Трудно не привязаться к человеку, с которым ты ходишь по лесным тропкам, плаваешь в лодке, ставишь палатку для ночлега.
— Может, мы сумеем что-то придумать, — закончил де Смет. — Однако это должно учитывать quid pro quo[15], иначе смысла нет. Как говорится, добрая сделка — не грабеж.
Озеро Роял, где они собирались рыбачить, посверкивало где-то справа от них, но кар быстро летел вперед. Вскоре в лесу обозначилась проплешина — безобразный шрам на том месте, где почвенный покров был содран на пространстве нескольких квадратных километров, безжизненный, если не считать нескольких видов сорняков, которые появились тут, чтобы залечить чудовищную рану.
Коффин ткнул в него черенком трубки:
— Сколько лет этой штуковине, а?
Де Смет взглянул сквозь фонарь кабины.
— А, открытые разработки! — Он болезненно сморщился. — Семьдесят — восемьдесят лет, полагаю. Память о былом.
— Индустриализация, — крякнув, протянул Коффин.
Де Смет подозрительно взглянул на него:
— О чем ты говоришь? То была необходимость. Топливо было необходимо позарез. Атомный реактор сломался, на ремонт требовалось много времени, а зима была на носу. И вот у самой поверхности обнаруживается мощный пласт угля, который легко добывать и по воздуху доставлять в Анкер…
— Какая разница — все равно промышленность. Сегодня утром я глотнул столько вони от нефтеперегонного завода — только держись.
— Все это предстоит выправлять. Я нажму на владельца завода. Другие тоже. Ты, Дэн, понимаешь не хуже меня, что нам все время приходится идти на временные нарушения правил, но главное-то в том, что мы уже на пороге возвращения к чистой водородной экономике.
— А тогда чего же ты боишься индустриализации? Почему мечтаешь сохранить нетронутой часть дикой природы плато?
Казалось, де Смет недоумевает:
— Разве это не очевидно? Потому, что… я… и другие горожане, придерживающиеся тех же взглядов, мы никогда не сможем привыкнуть к дикой природе ваших Низин. Так почему бы и нам не иметь таких мест, где мы… ну, где наши души могли бы говорить с Богом. — Он нервно усмехнулся: — Извини. Не хотел, чтобы это прозвучало так напыщенно.
— Ничего. — Коффин выпустил колечко дыма. — Но разве по мере роста численности населения не будет расти и давление, которое превратит все плато в один расползшийся огромный город? Неужели ты действительно думаешь, что земля ваших заказников дикой природы не может быть выкуплена у вас или просто отнята?
Разве что часть промышленной продукции станет поступать сюда из Низин. Тогда жители Верхней Америки смогут позволить себе роскошь и оставят часть земли на плато неосвоенной. Что ж, правда, такое без торговли невозможно, а она разовьется, только если у понизовщиков окажется не только сырье, но и промышленные товары, которыми можно торговать.
Де Смет Ъткинулся на спинку кресла, оценивающе взглянул на Коффина и произнес:
— Ты мне обещал, что в выходной мы с тобой не станем открывать дискуссию на эту тему.
— А я и не нарушаю обещания, Том. Я просто напомнил тебе о том, что говорил раньше, для того, чтобы ты лучше оценил ту очень любопытную штуку, которую я тоже обещался тебе показать сегодня.
Автопилот пискнул. Коффин выключил его, взял управление на себя, сверился с какими-то ориентирами на местности и повел аэрокар вниз. Внизу тянулись гряды диких и необычайно красивых холмов. Среди них сверкало подобно звезде озеро, а над ним кружилось несчетное множество водоплавающей птицы. Солнце зажигало на крыльях летунов маленькие радуги.
— Ты помнишь, что несколько моих близких друзей и я частенько наведывались сюда, — сказал Коффин. — Мы говорили, что ведем ботанические исследования, которые нужны нам для решения проблемы, связанной с нашей собственной экологией. Это не совсем ложь — мы действительно собрали нужную нам информацию; впрочем, и без этого на нас никто внимания не обращал.
Де Смет настороженно ждал продолжения.
— А дополнительно мы тут вели геологоразведочные работы, — говорил Коффин.
Ветер свистел в холмах. Земля, вызывая головокружение, внезапно прыгнула вверх.
— Понимаешь, — продолжал Коффин, — раз уж мы — понизовщики — зациклились на мысли развивать свою страну в том направлении, которое считаем нужным, а никто нам помочь не хочет, то, значит, нам придется самим себе помогать. Вот если бы мы сделали заявку на покупку земли в вашей стране, тогда доставка грузов в Анкер стала бы дешевой и быстрой, что создало бы для нас преимущества в конкурентной борьбе. Или, например, мы сумели бы продать ее с выгодой какому-нибудь вашему синдикату, или получить денежные отчисления за аренду. В любом случае мы заработали бы деньги, которые нужны нам на покупку оборудования и наем персонала.
— Никто тут не проводил разведочных работ, о которых стоило бы говорить, — задумчиво произнес де Смет.
— Вот потому-то мы их и решили провести. Вы считаете эти места слишком удаленными от Анкера, а для нас это место не дальше, чем Анкер.
Кар остановился, а потом сел прямо на лужайку. Коффин открыл дверь кабины со своей стороны. И тут же в нее хлынула тысяча птичьих голосов и шорохов, волна осенней свежести и ароматов леса, окружавшего их — зрелого и пышного. Колыхались травы, деревья играли мириадами оттенков, совсем рядом мерцало озеро.
— Дивное место, — сказал Коффин. — Счастливчик, такое местечко купил.
— Я не счастливчик, я умница, — ответил де Смет, улыбаясь, несмотря на испытываемую тревогу. — Я решил, что это своего рода сердцевина моего будущего заказника, и сделал заявку на максимальную площадь, разрешаемую законом о гомстедах[16].