- Они поспешили.
- Во всяком случае, еще раньше тебя искали. Вся дворцовая стража, с тяжелыми луками и стрелами, напитанными ядом эуйбуа.
- Они не нашли меня. Когда мне понадобится, я сам выйду к ним.
Я затворил за собой дверь и сел прямо на пол. Грязные разводы от пота застывали на моей коже.
- Это правда, что ты убил всех юруйагов? - осторожно спросил Гиам.
- Нет. Не всех. Элмайенруд... охотится на бегемотов.
- Отец Солнцеликого любил, чтобы от него рожали, - сказал Гиам. Скоро объявятся новые юруйаги. И новый ниллган. Ведь ты нарушил обет. И твои члены...
- Будут размолоты на алмазных жерновах, - докончил я с раздражением. - Спой эту песенку верховному жрецу. Никакой я не зомби, черт бы вас всех побрал. Я человек, человек из плоти и крови!
- Не знаю, как там насчет плоти. Но кровью ты запятнан с головы до пят.
Я посмотрел на свои руки. На свой меч. Повсюду брызги того самого... высохшего сургуча.
- Это не моя.
Не отводя тускло светящихся глаз от меня, Гиам нашарил флягу из раскрашенной тыквы и со свистом присосался к ее горловине.
- Хочешь? - спросил он.
- Не пью я вашей браги. Послушай, Гиам... Ты рассказывал про Ночную Страну, про Многорукого. Это правда, или ты все выдумал?
- Я выдумал не все, - горделиво произнес он. - Не нужно напрягать воображение, чтобы... Йунри-небодержец, они близко! Они жгут костры на дне Ямэддо. Они уже подступили к городу. Их лазутчики шастают за моей дверью. Что они там вынюхивают - не знаю. Три ночи назад, в час полнолуния, вот этими глазами, - он пхнул себя в лицо растопыренной пятерней, - я видел Многорукого. Он прошел из стены в стену, не обратив на меня внимания. Обидно...
- Что обидно? Что не обратил?
- Обидно, что первым они съедят меня, а не Дзеолл
Гуадза или, скажем, тебя. Ну, тобой они вообще погнушаются. А я умен, голова у меня - как у бегемота задница, сколько в нее втолкано за эти годы! Неужели все напрасно? Я ведь не дописал... - он лихорадочными движениями принялся наваливать на стол истыканные ножом свитки. - Не поспел... ошибся в предсказании... на тысячу лет ошибся... всему конец уже сейчас...
- Будет тебе, - проговорил я устало. - Никуда эта тысяча от вас не денется.
- Тебе-то почем знать?! - заорал он и снова сграбастал флягу.
Глаза его округлились. В мутном их сиянии плавали пустые зрачки.
- Они здесь, - сказал Гиам упавшим голосом. - Кто?.. Где?! Что ты мелешь?
Я прыжком вскочил на ноги. Вытянул перед собой меч. На пятке повернулся вокруг себя. Никого...
Краем ока уловил смутно различимое шевеление прямо над головой.
Упал на спину, перекатился с боку на бок, уворачиваясь от мохнатых когтистых плетей. Лежа нанес понизу удар "стелющийся лист" - лезвие с чмоканием вошло в мягкое. Бесшумно поднялся. Застыл выжидая.
- Огня! Больше света!
Трясущимися руками Гиам запалил факел от факела. Робко приблизился ко мне. По его сморщенному лицу текли слезы.
- Я не могу так, - причитал он тихонько. - Я устал от этого ужаса...
- Это Бюйузуо? - спросил я, указывая острием меча на невиданно огромного, жирного вауу, еще сучившего лапами в луже извергнутой им вонючей жижи.
- Ты смеешься, ниллган. Это мелочь, соглядатай. К тому же, подосланный верховным жрецом.
- Нужно уходить, Гиам.
- Куда, ниллган? За тобой, в Землю Теней?
- Именем Йунри, есть же в этом мире спокойные углы?! В горы, в монастырь, на побережье - подальше отсюда.
Гиам глядел на меня, зевая редкозубым ртом. Потом выволок из-под стола кожаную торбу, начал спихивать туда свитки. Вооружившись факелами, мы вышли в подземелье.
- Если что-то увидишь - не ори попусту, - сказал я шепотом. Тихонько толкни меня в спину. Остальное - моя забота.
- Никогда не думал, что меня возьмет под защиту ниллган, пробормотал он. - Будто я - император...
- Я выведу тебя за город. Но при одном условии. И ты поклянешься его выполнить. Иначе брошу тебя здесь, на съедение Черному Воинству.
- К чему слова? - фыркнул он. - Если я обману тебя, ты дождешься меня возле престола Эрруйема. И расквитаешься сполна.
- Верно, я и забыл... Ты должен будешь разыскать дочь гончара. Того, что загрызен вургром. Ее зовут Оанууг. Если она где-то в городе - уведи ее. Позаботься о ней. Пусть все знают, что ниллган Змиулан следит за ее участью из Земли Теней.
- В мои годы я вряд ли смогу дать ей все, что полагается женщине, сказал он рассудительно. - Но я найду хорошего отца ее детям. Что еще в обмен на мою жизнь?
- Затем вы оба... - сказал я. И осекся.
Мог ли я приказать ему по доброй воле сунуть голову в логово вургра? Голодного вургра, потому что вот уже вторые сутки никто не снабжал его свежей человеческой кровью. Обреченного вургра... И уж во всяком случае не мог я послать туда Оанууг. Даже если обнаружится, что она чудом избежала волосатых лап Дзеолл-Гуадза, и старому трепачу Гиаму посчастливится ее разыскать.
- У меня больше нет условий, - произнес я.
За нашими спинами, вздымая тучу древней пыли, обрушилась многотонная скала. Я сгреб Гиама за руку, шарахнулся в боковой проход. И вовремя - с грохотом просели своды каменного рукава, по которому мы только что брели столь беззаботно.
Мой факел задуло ударной волной, свой же Гиам в панике обронил. Вместе с кожаной торбой. В непроглядной темноте напротив моего лица обреченно светились белки его глаз.
- Они нас поймали, - прошептал он. - А я потерял свои записи. Теперь мне жить незачем...
- Молчи, - приказал я, обнажив меч. - Слушай.
Кожей я ощутил легкий ток воздуха. Подался ему навстречу. Не встретив преграды, бесшумно стронулся с места. Следом, тоскливо вздыхая, плелся Гиам.
- Ты же все здесь обрыскал, - сказал я с досадой. - Неужели не можешь представить, куда мы идем?
- Хм! - обиделся он. - Отчего же, могу. Кажется, это один из внутренних кругов. Над нами город. Через пятьдесят шагов должен быть радиус, ведущий ко дворцу. Но мне во дворец не нужно.
Я пошарил рукой по стене. На пальцах осталось ощущение загустелой слизи.
- Нет здесь никакого радиуса.
- Но он был, - возразил Гиам почти спокойно. - Его закрыли. Ты еще не понял, ниллган? Бюйузуо опускает и поднимает скалы, чтобы мы шли прямиком к нему в пасть. Он _в_е_д_е_т_ нас.
- Ну и глупо. Если он такой могущественный, мог бы заглотать нас прямо тут. Или он предпочитает подразнить себе аппетит?
- Скоро узнаешь, - скорбно произнес Гиам и толкнул меня в спину. - Мы почти пришли.
И в самом деле, далеко впереди забрезжили пляшущие огни. Факелы. Много факелов.
30
- ...Мы ее создали.
Немая сцена. У меня голова идет кругом. Я соображаю с величайшим трудом. Со мной бывало такое пару раз - с глубокого, клинического бодуна. И все время позывало на рвоту. Здесь пока обходится. Пока... Зря я затеял собственный спектакль. Как хорошо, умильно, пристойно все было, когда я играл в их труппе!
- Я же говорю - шанс на миллиард. Уничтожив материк и тем самым обрубив исторические перспективы его населению, мы получили в полное распоряжение уникальный исследовательский полигон. Огромную лабораторию для социальных экспериментов. Никаких темпоральных искажений, никаких нарушений причинности. Материк Опайлзигг стерт - и с лица земли, и со страниц истории. У него нет будущего! Мы можем смоделировать там любую общественную формацию и проследить ее развитие со всеми тупиками, заворотами или расцветами. Установить жесточайший тоталитарный режим и узнать наконец, что происходит с обществом за тысячу лет абсолютной диктатуры. Не понравится - откатить на несколько веков назад, подправить и увидеть, во что это выльется. Прояснить все детали любой модели социализма на выбор. Учинить коммунизм, что первобытный, что военный, что утопический. Светлое, так сказать, будущее... Узнать результаты, оценить и проиграть ситуацию наново. Десять, сто, тысячу раз! - тут его заносит, и некоторое время он извергает невнятную абракадабру, что-то вроде: - Только шизуал отрешит такую экспериенцию, натуроздание один шанс дважды не скливит... - пока не спохватывается.
- Зачем это вам, хлопчики? - спрашиваю я уныло.
- Это же очевидно, Славик. Дураки учатся на своих ошибках, умные - на чужих. Теперь нам нет нужды производить рискованные опыты на самих себе. У нас для того есть прекрасный полигон. Богатая природа, смышленый народ. Мы ведь начали лепить социальные модели с рабовладельчества. Потом как-нибудь перейдем к феодализму. Возьмем из каждой формации все лучшее, удачное. И попробуем привить у себя. Приживется - заплодоносит... - он с маху бьет кулаком в стену и рычит: - Должны же мы, наконец, понять, почему з_д_е_с_ь у нас сорвалось!
- Во-от оно что! - кричу я со злорадным торжеством. - Продули-таки историческое состязание! Не доказали преимуществ, не оправдали надежд и чаяний угнетенного человечества, и пролетарии всех стран послали вас к едрене-фене! А теперь в эндшпиле хотите отыграться, расп...яи!..
- И хотим! Только не забывай, что дебют просрали еще товарищи пламенные революционеры. Распугали интеллигенцию, выморили крестьян, сгноили в нищете рабочих, дамочек из Смольного перетрахали, все вокруг спалили - "до основанья, а затем" - легли под людоеда и параноика! Сами, стройными рядами и колоннами, с пеньем ушли в лагеря! А вы, коммунары в третьем поколении, завалили и миттельшпиль, ни к чему не имея способностей, кроме пустопорожней болтовни о гражданских свободах да возведения все новых и новых идолов!
- И хотим! Только не забывай, что дебют просрали еще товарищи пламенные революционеры. Распугали интеллигенцию, выморили крестьян, сгноили в нищете рабочих, дамочек из Смольного перетрахали, все вокруг спалили - "до основанья, а затем" - легли под людоеда и параноика! Сами, стройными рядами и колоннами, с пеньем ушли в лагеря! А вы, коммунары в третьем поколении, завалили и миттельшпиль, ни к чему не имея способностей, кроме пустопорожней болтовни о гражданских свободах да возведения все новых и новых идолов!
- Да я то при чем?!
- А ты - ни при чем! Ты, как всегда, в стороне, диссидент из сортира! Хотя тебе слаще сознавать себя над схваткой, эдаким олимпийским божком, разве не так?
- Не нравлюсь? Вот сам и вали в свою империю, лижи императорскую жопу...
- Да с удовольствием! Думаешь, приятно каждый раз выслушивать эти ваши истерики, ваши _ш_в_е_й_ц_е_р_о_з_н_ы_е_ а_л_е_с_т_ы?! Стал бы я о вас мараться, кабы можно было самому!
- Отчего ж нельзя?
- А вот нельзя! - вопит он во всю глотку, наливая выпученные глазки дурной кровью. - Нельзя, и все тут! Темпоральное отторжение, мать его в душу. Келоид... Прошлое выплевывает нас из того региона, как обезьяна ореховую скорлупу. Не принимает нас. Закон подлости в чистом виде - нам туда нужно позарез, а пространство-время не пускает.
- Почему - подлости? Скорее - справедливости. Вы там круто нагадили, да еще захотели на собственном говне урожай снять. Но не вышло.
- Не вышло. Не вышло, Славик. А с вами - выходит. Ваше поколение самое близкое к нам из тех, которые зигганская эпоха к себе допускает. Вот мы и дергаем вас к себе, тратимся на вас. Если нужно, я перед тобой сам на колени стану, всю лабораторию, весь центр сюда пригоню...
- И ради ваших поганых экспериментов я должен охранять императора... кого-то рубить, давить голыми руками... лезть по уши в кровь и грязь? Это же люди, а не пешки! Захотел - расставил, захотел - смел... порубил... С людьми _т_а_к_ нельзя!
- Да не люди это, Славик. Тени, фантомы. Пять тысяч лет как их не существует. Да и не существовало никогда. Исторический анекдот. Шагающие чучела динозавров в паноптикуме для развлечения зевак...
- Ну вот что, юморист. В такие шахматы я не играю. Подыщи себе другого гроссмейстера.
Разговор, кажется, окончен. Я опрокидываюсь на кровать, отворачиваюсь, закрываю глаза. Он может уходить. Пусть передаст по инстанциям: Сорохтин не согласен. Такие потомки мне неинтересны. Если это мое будущее - я не желаю его строить. И раньше всемерно избегал, теперь и Ваське закажу. Гнусная, тянущая жилы мысль опрометью проносится в мозгу: а ведь Васька-то еще, наверное, жив! И где-то в это мире живут мои внуки...
- Ты отказываешься? - спрашивает он мою спину. - Именно.
- И что прикажешь нам с тобой делать?
- А что у вас принято делать в таких случаях? - фыркаю я в подушку. Закатать в асфальт. Растворить в чане с кислотой. Скормить красным муравьям. Я же слишком много знаю. И если спросят, могу не смолчать.
- Ну, знаешь ты не так много. И потом, лишнее знание можно попросту стереть. Есть такая безболезненная, но очень эффективная процедура ментокоррекция.
- Прекрасно. Расстанемся друзьями. Верните меня... откуда вы меня дернули?.. из архива? Вот в архив и верните. Вместе с моими сумками.
- Вернуть, говоришь? - в голосе Ратмира маячит тень глубокой скорби. - Можно и вернуть. Только...
- Ну, что еще?
- Не хотел тебе говорить. Помнишь, ты давеча проходил медицинское обследование? Да, ты практически здоров и по тем временам неплохо сохранился для своих лет. Прекрасное сердце, чистые легкие, непорушенная алкоголем печень. Зубы мы тебе починили.
- Не забудь упомянуть исправно функционирующий половой аппарат...
- Остается одна неприятность. То есть, пока вроде бы все нормально. Однако медик предупредил меня, что в тканях твоего организма обнаружены раковые клетки. Обычное дело для конца двадцатого века. Они покуда дремлют. Но наступит день, и они проснутся. Этот день близок, Славик. Оч-чень близок. И ты умрешь. Скоро и страшно.
Я продолжаю лежать. Пауза просто невыносима. Ненавижу этот мир. Эту тишину. Эту квартиру с абсолютной звукоизоляцией. Хочу домой, в свой "курятник", в котором никогда не остаешься до конца один - за одной стенкой матерится Вилли Токарев и слоны справляют свадьбу, за другой в это же время ракетный обстрел ливанской столицы экстремистами, наверху кого-то бьют и режут, стекла ходят ходуном от любого паршивого грузовика, а особенно весело бывает ночью, когда по гулкой пустынной улице внезапно протрюхает запозднившийся трамвай.
- Снова ребенок в коридоре? - разжимаю я спекшиеся губы.
- Какой ребенок? - он прикидывается недоумевающим. - Впрочем, неважно. Можешь воспринимать меня как последнего шантажиста, но я должен предупредить. Нам нетрудно вылечить тебя навсегда. И ты умрешь от иной причины. Но если ты настаиваешь на своем возвращении, мы не сможем тебе помочь. Говоря откровенно, и не станем. Мы не самые большие альтруисты в истории человечества.
- Сволочи, - говорю я с отчаянием. - С-с-суки. Мафия.
- Это как угодно, - холодно говорит Ратмир и отходит к окну. Раздергивает шторы и смотрит на улицу. Прямо против бешеного солнечного света. И не жмурится.
- Но ты же знаешь мой ответ! - я чуть не плачу. - В моем досье должно быть написано... Подскажи мне, что я ответил и от чего умер?!
Он оборачивается. Коротко улыбается мне: - Ты умер от старости.
31
- Это не Бюйузуо, - сказал я, расслабляясь. - И прекрати ныть. Они думают, что заманили меня в ловушку. На деле же они сами в нее угодили.
Мы вступили под высокие своды Святилища Теней. Того самого, где я пережил церемонию Воплощения. Все оставалось по-прежнему. Даже алтарь не удосужились починить. На ходу я пнул один из обломков горбыля. Слава Богу, хоть догадались убрать отсюда падаль.
- Эй! - крикнул я. Эхо заметалось, отскакивая от стен. - Что за гадину вы натравите на меня сегодня?
- В этом нет нужды, ниллган, - услышал я звучный голос Дзеолл-Гуадза.
Я повернулся на звук. Верховный жрец стоял на неподобающем даже его высокому сану месте, впереди императора, который тоже пожаловал сюда в окружении тупо озирающихся эмбонглов. Взгляд Солнцеликого блуждал. Должно быть, нелегко далась ему первая ночь без меня. А может быть, Дзеолл-Гуадз попросту опоил его какой-нибудь наркотической дрянью. Чтобы кукла вела себя смирно, не встревала в беседу.
Гиам, съежившись, опустился на карачки и проворно пополз обратно, в темноту и сырость лабиринта.
- Вот как, - усмехнулся жрец. - Могучий ниллган водил дружбу с разгребателем говна.
- Где Оанууг? - спросил я, покачивая ржавым от высохшей крови клинком.
- Я не знаю.
- Ты лжешь, заклинатель пауков!
- Тебе придется принять мои слова на веру, ниллган. Потому что выйти отсюда и узнать им цену ты уже не сможешь.
- Кто сумеет остановить меня? Ты? Эти дикари?
- Тебя остановит тот, кто останавливал всех ниллганов. Бюйузуо Многорукий, повелитель Рбэдуйдвура.
- Наконец-то! Я счастлив услышать его вызов. Я втройне счастлив буду свидеться с ним лицом к лицу. Зови его, ты же имеешь власть над вауу, колдун.
- Он сам придет, когда наша беседа мне наскучит.
Оказывается, на протяжении всей перебранки мы совершали круг за кругом в центре святилища, и разделяли нас только обломки алтаря. Зеленый кошачий взор Дзеолл-Гуадза явно не лишен был гипнотической силы. Да ему это и по должности полагалось.
- Ты хочешь иметь право на поступки, ниллган. Тебе кажется, что ты наделен волей и разумом. Но глиняная кукла Юламэм тоже спит и видит сны, будто бы она человек.
- С тех пор, как я здесь, меня преследует упоминание об этой кукле. Хотел бы я взглянуть на нее.
- Обернись, и ты ее увидишь.
Я бросил короткий взгляд через плечо. Император Луолруйгюнр Первый. Он безмолвно торчал на прежнем месте, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону.
- Рабы не должны быть свободны. Но высшие силы приказали мне сделать так, чтобы они могли жить и работать, как им заблагорассудится. Чтобы увидеть, захотят ли они работать, смогут ли обойтись без надсмотрщика за спиной. И я не свободен, и я такой же раб высших сил... Но Одуйн-Донгре стал своеволен. И тогда Солнцеликий стер его в прах. Также и ты. Когда мне стало обременительно соседство юруйагов, я спустил на них тебя. Как бешеного пса. И ты разорвал их на куски. Ты понял меня? Там не было твоей женщины и твоего вургра. Но ты мне поверил. Потому что в этом мире только я наделен свободой говорить правду.
- Теперь ты хочешь убить меня, жрец?
- Мне безразлично, жив ты или мертв. Я призвал тебя из Земли Теней охранять императора, и ты справлялся со своей работой лучше других. Ты великий воин. Но ты странный ниллган. Ты все время пытаешься ускользнуть из моей власти. А этого не должно быть.
- Мне неведомы силы, способные уничтожить меня. Многорукий? Я не верю в него. Но все же, коль скоро ты задумал вернуть меня к престолу Эрруйема, ответь мне: что это за высшие силы, способные управлять даже тобой?