— Да, тогда готы наслаждались золотой порой — повсюду царили мир и изобилие, целых пятьдесят лет. Пока не пришли гунны, которыми командовал Баламбер. — Мейрус печально покачал головой. — Раньше римляне отзывались о готах следующим образом: «Бог послал их нам в наказание за наши преступления». Теперь настала очередь готов говорить о гуннах то же самое.
— Все знают историю готов с тех времен, — сказал я. — А мне хотелось бы узнать, что готы делали и где они обитали прежде, чем поселились вокруг Черного моря.
Грязный Мейрус нетерпеливо вздохнул:
— Я, конечно, стар, очень стар, но все-таки не настолько. И мои предсказания распространяются только на будущее, а тебя интересует прошлое. Ты сказал, что собираешься пробраться на болота, где хочешь найти последних готов. Возможно, что среди них ты отыщешь древних стариков, и, может, они вспомнят, что рассказывали их отцы и деды. Позволь дать тебе надежного проводника, сайон Торн. — Он повернулся и позвал одного из нескольких мужчин, работавших в глубине темного склада: — Эй, Личинка! Иди-ка сюда!
— Личинка? — повторил я удивленно.
— На самом деле его зовут Магхиб. Именно этого парня я обычно посылаю за сырьем, и он всегда отыскивает для меня самую жирную и вонючую грязь. Он буквально копается в грязи. — Мейрус пожал плечами. — Отсюда и прозвище — Личинка.
Человек этот оказался очень низкорослым армянином с маслянистой кожей, он весь был какой-то грязный и раболепствовал совсем как личинка, когда на ломаном готском языке произнес:
— К вашим услугам, fráuja.
Он склонился в самом низком поклоне, а Грязный Мейрус тем временем что-то быстро говорил ему на своем языке. Затем Личинка ответил ему какой-то длинной фразой.
— Все в порядке, — заверил меня Мейрус. — Как только будешь готов отправиться в удаленные земли, приходи сюда, и Личинка отправится с тобой. Он говорит, что и в самом деле знает про древних готов всех трех ветвей: визиготов, остроготов, гепидов — и, возможно, познакомит тебя с нужными людьми.
— Thags izvis, — сказал я им обоим.
Как только Личинка вернулся обратно и слился с мраком, я добавил:
— А пока, добрый Мейрус, позволь мне порасспрашивать тебя. Ты, похоже, человек мудрый. Не знаешь ли ты случайно, почему гепидов стали так называть?
Он рассмеялся и сказал:
— Разумеется, знаю.
Я подождал немного и продолжил:
— Не будешь ли ты так добр и не расскажешь ли мне?
— Акх, я подумал, маршал, что ты просто испытываешь меня. Неужели ты и правда не знаешь? Название «гепид» происходит от готского слова «гепанта» — «медлительный, вялый, апатичный».
— Я уже слышал подобную версию. Но почему их так назвали?
Он хлопнул своими пухлыми руками по огромному животу.
— В те дни, когда я был менестрелем, я пел песни в манере старых Goyim песен — без сомнения, мои предки просто переворачивались в своих могилах. Там была одна песня, в которой рассказывалось, как гепиды пришли с далекого севера на европейский материк. Они прибыли, говорится в ней, на трех кораблях, на каждом корабле свое племя — или sibja, или народ, или как там они называли свои родственные группы в те времена. Один из кораблей причалил вдалеке от остальных, и его пассажиры высадились через какое-то время после других, эти люди постоянно мешкали и зря тратили время и на протяжении последующих путешествий. Отсюда, — он снова рассмеялся, — и название — гепиды, то есть медлительные.
Я рассмеялся вместе с ним.
— Вполне правдоподобная история. Я запишу ее тоже. Огромное тебе спасибо. Я приду завтра, — я улыбнулся, — со своей спутницей, той самой, у которой еще нет морщин, и мы воспользуемся услугами проводника, которого ты так любезно предложил. Наверное, следует привести для него еще одну лошадь?
— Вот еще, не хватало его баловать. Личинка привык бежать рядом с моей carruca, куда бы я ни ехал. Обещаю, что как следует напою парня утром, чтобы у него хватило сил бежать рысью. Ну что ж, сайон Торн, до завтра.
* * *На следующее утро я познакомил старого иудея со Сванильдой. Он галантно заявил, что ей никогда не понадобится его грязь, а мне сказал:
— Нам с тобой, сайон Торн, похоже, все время приходится говорить об именах. Скажи, пожалуйста, тебе знакомо имя Тор?
— Кому же оно не знакомо? — удивился я. — Так в нашей старой религии называется бог-громовержец.
— И часто тебя преследуют боги? Должен сказать, что он меньше всего похож на бога, хотя и отличается надменным, высокомерным нравом.
— «Он» — это кто?
— Только что прибывший молодой человек — или бог, если Тор действительно его имя, как этот тип заявляет. И еще он весь украшен знаками этого бога. На шее у него подвеска в виде молота Тора. Фибула на его плаще и пряжка на поясе украшены уродливым квадратным крестом, который символизирует молот Тора, подвешенный в круге. Этот юноша сошел на берег вместе со своим конем с другой лодки вскоре после тебя. Он примерно твоего сложения, одного с тобой возраста и вообще чем-то на тебя похож. И он не носит бороду, чего я не ожидал от бога. Этот странный человек назвал тебя по имени и подробно описал. Я подумал, что он может быть твоим помощником, или учеником, или кем-нибудь еще.
— Это не так. Я не знаю его.
— Странно. А он знает тебя. Сказал, что якобы ненамного разминулся с тобой в Дуросторе. И похоже, этот тип был сильно расстроен тем, что ему пришлось гнаться за тобой так далеко. Он громко и недвусмысленно выражал свое недовольство, ну совсем как бог.
Я вспомнил о всаднике, который наблюдал с причала за отплытием нашей лодки. Но даже если это тот самый, все равно непонятно, кто он такой и почему преследует меня. Поэтому я ответил с некоторым раздражением:
— Кто бы это ни был, мне не нравится, когда меня преследуют.
— Тогда я рад, что притворился, будто ничего не слышал о тебе и в глаза тебя не видел. Однако этот Тор все-таки добрался до меня, Грязного Мейруса, и начал расспрашивать о тебе, поэтому он, должно быть, умен и ловок. Он очень быстро узнал, что я, так сказать, городской источник информации. Этот тип ждет, что ты посетишь меня. Уверен, он снова появится здесь, дабы разыскать тебя.
Встревожившись, сам не понимая почему, я резко бросил:
— Мне нет до этого парня никакого дела! Я его не знаю. И никогда не слышал ни о ком, кто присвоил бы себе имя древнего бога.
И тут Сванильда беззаботно заметила:
— Вот забавно, в латинском написании имя Тор всего лишь на одну букву отличается от твоего собственного, Торн.
Ее неожиданное замечание привело меня в чувство, и я пробормотал:
— Ты права. Я так редко видел свое имя в написанном виде. И раньше я как-то не задумывался об этом.
Мне хотелось обдумать это маленькое открытие, но Мейрус продолжил донимать меня:
— Могу я по секрету спросить тебя, маршал, а не может этот человек быть твоим старым врагом?
Снова непонятно почему разозлившись, я процедил сквозь зубы:
— Я стараюсь вспомнить, но у меня никогда не было врага — ни бога, ни смертного — по имени Тор. Но если этот тип и впрямь мой враг и если он снова придет к тебе, можешь сказать ему, что я предпочитаю встречаться с врагами лицом к лицу.
— Полагаю, лучше тебе самому сказать ему все это. Думаю, тебе будет любопытно взглянуть на этого пресловутого Тора.
И снова я не смог объяснить почему, но сердце мое сжало какое-то предчувствие. Однако к этому времени я уже был слишком раздосадован и потому воскликнул:
— Да пойми же, Грязный Мейрус! Мне нет совершенно никакого дела до какого-то докучливого незнакомца. Я отношусь к этому человеку, который, подобно собаке, идет по моему следу, так же, как в свое время передовой отряд готов относился к неповоротливым гепидам. Зови сюда своего проводника по имени Личинка, и мы поедем. Если какой-то бог, божество или божок и правда разыскивает меня, пусть тащится за мной на болота.
— Как скажешь, сайон Торн. Я так понимаю, что, если этот человек снова придет сюда, я могу указать ему, куда ты отправился?
— Иисус Христос! Лучше утопи его в чане со своей вонючей грязью! Хватит уже обсуждать эту тему!
Мейрус, защищаясь, поднял руки и сказал:
— Ох, vái! Ты разозлился и пришел в такую же ярость, как и он. Ты и сам похож на бога. Клянусь предками, маршал, хотелось бы мне присутствовать при вашей с ним встрече. Встрече Тора и Торна.
3
Мы со Сванильдой не смогли покинуть Новиодун галопом: нам пришлось придерживать своих лошадей, потому что Личинка не мог выдержать такой темп. Выехав за пределы города, Сванильда оглянулась и сказала:
— Нас вроде бы никто не преследует, Торн.
Я проворчал:
— Может, боги предпочитают спать допоздна. В любом случае пусть этот соня катится к дьяволу.
— Мой fráuja Грязный Мейрус объяснил мне, что́ вы хотите, fráuja Торн, — сказал Личинка, задыхаясь от быстрого бега. — Я сведу вас с парой стариков остроготов, с которыми лично знаком, они, подобно остальным старикам, любят предаваться воспоминаниям.
— Мой fráuja Грязный Мейрус объяснил мне, что́ вы хотите, fráuja Торн, — сказал Личинка, задыхаясь от быстрого бега. — Я сведу вас с парой стариков остроготов, с которыми лично знаком, они, подобно остальным старикам, любят предаваться воспоминаниям.
— Отлично, Личинка. Но сможем ли мы проехать туда по этим болотам на лошадях? Или же нам время от времени придется добираться по воде?
— Нет, не беспокойтесь. Кое-где почва и впрямь покажется вам неприятной и топкой, но я знаю тропы, по которым мы сможем обойти трясину или пройти через нее. Вы можете довериться мне, fráuja, я доставлю вас в целости и сохранности.
Местность была совершенно плоской и сплошь покрытой серебристо-зеленой перистой травой, которая, если бы стояла прямо, была бы выше моего роста. Однако ее тонкие стебли сгибались до земли под порывами ветра, трава колыхалась подобно волнам и была по колено Личинке и нашим лошадям. Там, где она не росла, землю покрывали голубоватые цветы шалфея; они издавали очень резкий запах.
Нам частенько встречались стаи птиц, некоторых из них мне прежде никогда не доводилось видеть. Это были тонкоклювые ибисы с лоснящимся оперением, неуклюжие пеликаны с грубыми клювами и изящные пушистые белые цапли. Нам не попались на глаза млекопитающие, обитатели дельты, хотя пару раз мы все-таки столкнулись с отбившимися от стада овцами, которые сбежали от своих хозяев, чтобы попастись на воле, поэтому они скорее выглядели дикими, чем домашними. Как и говорил Личинка, земля тут была топкой, копыта лошадей увязали в ней, однако то здесь, то там виднелись сухие и довольно крепкие холмы, на которых вполне можно было поставить дом. Именно на таких возвышенностях и строили свои дома местные жители.
Утро было уже в разгаре, когда небо внезапно затянули облака и словно бы наступили сумерки. Мне пришлось достать свой солнечный камень, чтобы взглянуть на небо и удостовериться, что мы следуем точно на север. Однако вскоре тучи стали настолько плотными и темными, что glitmuns уже не мог указать мне бледное голубое пятно на месте солнца. Затем засверкали молнии, раздались раскаты грома, и начался настоящий ливень. Молнии испепеляли и сжигали все вокруг, и я забеспокоился, потому что мы были самыми высокими на этой равнине. Меня не успокоило даже шутливое замечание Сванильды:
— Уж не думаешь ли ты, что это Тор послал свою молнию, чтобы отыскать нас?
Я уже выбросил загадочного незнакомца из головы, и мне не понравилось напоминание о нем. В любом случае нигде не было видно никакого пристанища, поэтому Личинка мог только, тяжело ступая, вести нас вперед, насколько у него хватало сил, чтобы пробиться сквозь струи дождя. Внезапно нам пришлось прикрыть головы руками, кони заплясали от боли, потому что дождь сменился хлещущими нас белыми градинами. Холодные катышки размером с ягоды винограда прибивали траву вокруг нас, превращая землю в подергивающийся и непрерывно двигающийся белый пол. Удары градин оказались настолько болезненными, что я уже почти готов был поверить, что это могущественный Тор из злобы преградил нам путь. Личинка обратился ко мне, стараясь перекричать ужасный шум:
— Не беспокойся, fráuja! Такой шквал — обычное дело здесь, в дельте! Обычно он долго не длится!
Стоило ему это сказать, как гроза пошла на убыль, теперь мы могли рассмотреть дорогу и продолжили свой путь. Градины хрустели под копытами лошадей, которые все время поскальзывались на покрытой белым поверхности. Однако град прекратился так же внезапно, как и начался, выглянуло солнце и растопило градины. Прибитая к земле трава стала стряхивать с себя воду, распрямилась и снова превратилась в перистые волны и завитки.
Ближе к закату солнца мы добрались до холма, на котором стоял крепкий деревянный дом. Когда мы поднялись по склону, Личинка что-то крикнул, и из-за кожаного полога, прикрывающего дверной проем, показались пожилые мужчина и женщина. Наш проводник обратился к ним:
— Háils, Fillein uh Baúhts!
Они махнули ему руками и ответили:
— Háils, Магхиб!
Как и все супруги, которые прожили вместе много лет, эти муж и жена стали похожи друг на друга одинаково согнувшимися фигурами, узловатыми старческими пальцами, одеждой и морщинистыми лицами; только у мужчины была длинная белая борода, а у женщины — редкие усики и какие-то седые волоски, покрывавшие местами ее щеки и подбородок. Мы со Сванильдой спешились, и Личинка тут же всех нас познакомил:
— Этого доброго человека зовут Филейном, а добрую женщину — Баутс, они оба урожденные остроготы.
Им он сказал:
— Я рад представить вам fráuja Торна, маршала остроготского короля, и его спутницу, госпожу Сванильду.
Вместо того чтобы поздороваться или отсалютовать, старик Филейн удивил меня, раздраженно проворчав:
— Торн? Какой еще Торн? У короля нет такого сайона. Маршала короля Тиудамира зовут Соа. Может, я и стар и ум мой ослаб, но это я помню.
Я улыбнулся и сказал:
— Прости меня, почтенный Филейн. Соа действительно до сих пор еще маршал, но и я тоже. Ну а король Тиудамир умер много лет тому назад. Теперь вместо него правит его сын, Тиуда-младший, и его называют Тиударекс или же, чаще, Теодорих. Это он на пару с Соа назначил меня на должность маршала.
— Ты не смеешься надо мной, niu? — неуверенно спросил меня старик. — Это правда?
— А что, вполне может быть, — вмешалась его супруга, ее голос был тонким и дребезжащим. — Разве ты не помнишь, муженек, когда родился этот сын? Дитя победы, так назвали его мы.
Мне же она сказала:
— Выходит, этот Тиуда дорос до мужчины и стал королем, niu? Vái, как бежит время.
— Да, время быстро течет, — подтвердил Филейн грустно. — Тогда… waíla-gamotjands, сайон Торн. Наше скромное жилище — в твоем распоряжении. Ты, должно быть, голоден. Входи, входи.
Личинка отвел лошадей за дом, чтобы поискать для них еды, а мы со Сванильдой последовали за стариками внутрь. Филейн помешал тлеющие угли, тогда как Баутс достала рогатиной с балки кусок оленины. Оба они при этом переговаривались своими тихими старческими голосами.
— Да, я помню, когда родился молодой Тиуда, — сказал Филейн, задумчиво причмокивая своим беззубым ртом. — Это произошло, когда оба наших короля, братья Тиудамир и Валамир, были в далекой Паннонии, сражаясь с угнетателями гуннами, и…
Баутс перебила его:
— Короля Тиудамира мы всегда называли Любящим, а короля Валамира — Верным.
Я кивнул и произнес, припомнив с теплотой:
— Мне как-то рассказывала об этом дочь Тиудамира, принцесса Амаламена. — Похоже, Сванильду, помогавшую старухе готовить еду, насторожил мой тон, и она одарила меня задумчивым взглядом.
Филейн продолжил:
— Как я уже говорил, в один прекрасный день до нас дошло известие, что братья-короли взяли верх над гуннами и теперь остроготы больше не были рабами. В тот же самый день мы также услышали, что супруга Тиудамира родила ему сына.
— Вот почему, — встряла Баутс, — мы всегда называли маленького Тиуду «дитя победы».
Я спросил Филейна:
— А ты, случайно, не знаешь, кто был правителем или хозяином, исключая вождей гуннов, до Тиудамира?
— Разумеется, знаю! Когда-то я, как и все остроготы, был подданным отца братьев, короля Вандалария.
— Известного как Победитель Вандалов, — вставила Баутс. Они вместе со Сванильдой ставили на огонь большой железный котел.
— Отец Вандалария умер еще до моего рождения, — продолжил Филейн, — но его имя я знаю. Король Вендарекс.
— Известный как Победитель Вендов, — добавила Баутс, пристраивая круглые лепешки из теста, чтобы запечь их среди тлеющих углей.
Вот забавно: Филейн помнил имена королей, а его жена — их прозвища. Но кое-что смущало меня, поэтому я заметил:
— Почтенный Филейн, как можешь ты называть этих мужей королями? Ты же сам сказал, что до братьев Тиудамира и Валамира все остроготы были рабами гуннов.
— Ха! — воскликнул хозяин дома, и его скрипучий старческий голос словно обрел силу, когда он с гордостью пояснил: — Это никогда не мешало нашим королям оставаться королями, как и нашим воинам — воинами. А дикари гунны, разумеется, были всего лишь дикарями. Они знали, что наши люди никогда не позволят командовать ими. А потому не препятствовали продолжению королевской династии, и наши воины получали приказы от своих королей. Единственная разница заключалась в том, что мы тогда воевали не только с нашими кровными врагами, но также и с врагами гуннов. Однако это не так уж важно. Для воина любая битва — это стоящее дело. Когда гунны, устремившиеся на запад, задумали покорить несчастных вендов в долинах Карпат, не кто иной, как наш король Вендарекс, повел на битву своих воинов, чтобы помочь им в этом. А позднее, когда гунны пожелали вытеснить вандалов из Германии, именно наш король Вандаларий вместе со своими воинами совершил этот подвиг.