Когда наши передовые колонны приблизились к полю боя, на дальнем конце которого, примерно на расстоянии в три стадии, застыли в ожидании враги, наши войска тут же стали строиться справа и слева, образуя обычную линию, готовые начать сражение. противники, сидевшие на конях, ждали — давний обычай предписывал вести себя вежливо, а наши войска тем временем все прибывали и прибывали и занимали заранее оговоренные позиции. Оба наших короля и старшие офицеры, в том числе и я, встали на возвышение, чтобы оценить обстановку. Затем Теодорих приказал одному отряду наших всадников пойти в ложную атаку — чтобы проверить готовность противника и его умение держать линию. Если бы вражеские конники были правильно вымуштрованы и подчинялись приказам, то они просто стояли бы, закрывшись щитами и выставив пики, подобно ежу, который при первой опасности мигом сворачивается и выставляет свои иглы. Но ничего подобного не произошло: два десятка кочевников тут же сломали ряды, чтобы ринуться навстречу нашим всадникам, которые немедленно повернули обратно и бросились врассыпную.
— Нет, вы только взгляните на них! — презрительно воскликнул Питца. — Слишком горячие и абсолютно недисциплинированные. Они рванули вперед еще до того, как наши всадники добрались до их линии.
— Какие глупцы! — радостно воскликнул Фридерих. — Теодорих, я знаю, что ты воздержишься от дальнейшего боя, пока здесь не соберется достаточное количество конников и пехотинцев. А пока позволь мне отвести своих ругиев в тыл врага и…
— Помолчи, юнец, и лучше извлеки из происходящего урок, — резко, но не грубо оборвал его Теодорих.
Затем он повернулся спиной к юному королю, чтобы отдать приказы Питце, Иббе и Эрдвику. Фридерих с трудом сдерживал нетерпение, его конь плясал под ним, пока генералы салютовали своему королю и уходили. Наконец Теодорих снова повернулся к воинственному молодому человеку:
— Позволь мне объяснить тебе, что я делаю, зачем и…
— Но я уже все понял, Теодорих! — перебил его Фридерих и возбужденно затараторил: — Как только генералы соберут свои войска, развернут их и прикажут начать наступление, ты нанесешь основной удар при помощи конницы Иббы, которая поскачет вперед, построившись, что называется, «свиньей» — в виде клина, который изобрел великий бог Вотан. Как-то раз, когда в древние времена он сошел на землю и, чтобы позабавиться, принял обличье Джека Убийцы Великанов, ему довелось увидеть, что стадо кабанов несется по лесу как раз в форме такого клина, сметая на своем пути все живое. — Юноша ненадолго остановился, чтобы перевести дух, а затем снова разразился потоком слов: — Ты также перестроишь войска, чтобы прикрыть конников Иббы с флангов: одни станут отражать удары врага, другие ждать, и, конечно, еще будут войска, которые отвлекут своими маневрами от атаки часть конницы. — Он снова захлебнулся словами, затем улыбнулся и заключил: — Вот! Здорово я все описал, правда?
— Не совсем, — прямо сказал Теодорих, и юноша изменился в лице. — Конница в виде «свиньи» — да, но это будет всего лишь отвлекающим маневром.
— Как? Почему?
— Потому что все обычно строятся «свиньей», когда идут в атаку, и враги ждут сейчас именно этого. Понимаешь, я стараюсь никогда не делать того, что от меня ждут: когда ведешь себя непредсказуемо, получаешь огромное преимущество. Только представь, кочевники будут пытаться отразить атаку конницы Иббы, а я пойду в наступление вместе с пехотой Эрдвика.
— Ты пойдешь с пехотинцами? — изумился Фридерих. — Но почему?
— Надо быть наблюдательным, юный король. Вражеские войска полностью состоят из конницы, но они выбрали для сражения неподходящее поле. Земля здесь грубая и каменистая, она больше подходит для пешего боя, чем для конного. Обрати также внимание на погоду и время суток. Взгляни на небо. Что скажешь?
— Ну, сейчас полдень. Ярко светит солнце, дует западный ветер.
— Подметив все это, я воспользуюсь двумя небольшими преимуществами. Я отправлю Эрдвика с его воинами атаковать с запада, так что полуденное солнце будет светить врагам прямо в лицо, а пыль, поднятая конскими копытами, полетит им в глаза.
Фридерих восхищенно пробормотал:
— Да, теперь я понимаю. Очень умно придумано. Thags izvis, Теодорих, у тебя действительно есть чему поучиться. Но теперь, чтобы и мои люди могли принять участие в битве, позволь мне отвести ругиев в тыл, чтобы окружить врагов.
— Я не собираюсь их окружать.
Фридерих выглядел озадаченным.
— Но почему нет? Мы легко можем полностью уничтожить кочевников.
— Цена будет слишком уж высока, а в этом нет необходимости. Постарайся усвоить еще кое-что, юный король. За исключением тех случаев, когда требуется длительная и размеренная осада, никогда не окружай своего врага. Оказавшись в ловушке, неприятели будут сражаться яростно, до последнего человека, а это будет стоить тебе множества собственных воинов. Если же у врага окажется хоть малейшая лазейка, то он попросту сбежит. Я хочу всего лишь очистить путь от этих ничтожеств, пролив при этом как можно меньше крови.
Фридерих в разочаровании воскликнул:
— Но где же мне тогда сражаться?
— Акх, я никогда не отказываю добрым воинам в хорошей битве, и я совсем не против того, чтобы пролить вражескую кровь. Веди своих ругиев в тыл, как ты и предлагал, и построй их таким образом, чтобы образовать лазейку для побега. Когда кочевники побегут, позволь им это, но обязательно уничтожь часть врагов. Накажи их, всели в них ужас, рассей их. Удостоверься, что они не перегруппируются и не повернут снова против нас. Ступай! Потешь себя!
— Habái ita swe! — воскликнул Фридерих и был таков.
Мне нет нужды описывать сражение в деталях, потому что все случилось именно так, как предвидел и планировал Теодорих, и все закончилось еще до заката солнца. Когда две армии сошлись, бо́льшая часть наших конников, включая Теодориха и меня самого, потеснили передовые части и восточный фланг неприятеля, тогда как «свинья» Иббы ударила по ним первой. Тогда среди мельтешащих всадников закишели подобно муравьям, затеявшим драку с жуками, пехотинцы Эрдвика. Они появились почти незамеченными из-за солнца и пыли. Враги верхом на лошадях возвышались над ними — нанося удары, рубя, издавая воинственные крики — и сначала даже не обратили внимания на то, как пехотинцы стремительно подбежали и начали втыкать мечи в животы коней, подрезать седельные ремни, сухожилия на ногах лошадей и неосторожных всадников, спокойно убивая тех, кто свалился на землю. К тому времени, когда враги наконец поняли, что их буквально режут снизу, они уже ничего не могли поделать. Нас было настолько больше, что скиры и сарматы оказались зажаты в тиски; удары копий и мечей заставили их продолжать сражение верхом, поэтому они не могли наклониться, чтобы отомстить своим мучителям, которые сражались с ними на уровне земли. Значительное число наших пехотинцев было раздавлено и затоптано, но только несколько — заколоты мечами.
Наконец неприятели осознали, что их теснят спереди, с боков и снизу — но не с тыла, — и начали искать лазейку, для того чтобы отступить. Теодорих был готов к этому. Настало время, когда враги стали незаметно отходить от нас, все еще размахивая на ходу мечами. Сначала таких было немного, потом больше, и вот уже подавляющее большинство кочевников развернули своих коней и галопом поскакали вперед. И как только враг побежал, он сразу оказался перед ругиями, выстроившимися вдоль пути его отступления, после чего бегство превратилось в совсем уж беспорядочное и паническое.
Когда сражение завершилось, на земле осталось лежать больше двух тысяч человек, в основном сарматы и скиры, и почти все они лежали неподвижно. Теодорих не собирался брать пленных или тратить время и силы лекарей на то, чтобы врачевать раненых врагов, поэтому наши пехотинцы добили тех, кто был еще жив. Наша армия задержалась ровно настолько, чтобы похоронить своих убитых. Фридерих, который сделал большой круг, когда заходил в тыл врага, встретил на своем пути селение под названием Андаутония[66]. Оно было совсем крохотным. Однако Фридерих пригнал всех способных передвигаться мужчин и женщин на залитое кровью поле боя, где приказал им — сколько бы это ни заняло времени — похоронить всех мертвых сарматов и скиров или же придумать другой способ избавиться от трупов. После этого наша армия, которую уже ничто больше здесь не задерживало, смогла отправиться дальше.
* * *Стояла середина июля, и было очень жарко, когда мы прибыли в Эмону, столицу провинции Прибрежный Норик. Эмона — очень древний город: известно, что его основал еще аргонавт Ясон, и, должно быть, весной и осенью это исключительно милое местечко. Эмона располагается на берегах Савуса, и мне особенно запомнился высокий одинокий холм, с вершины которого можно полюбоваться великолепным видом далеких Юлийских Альп, а также и других, более близких гор. Однако остальная часть города находится в низине, сам он окружен болотистой равниной, которая летом выделяет нездоровые миазмы и порождает целые тучи насекомых.
Стояла середина июля, и было очень жарко, когда мы прибыли в Эмону, столицу провинции Прибрежный Норик. Эмона — очень древний город: известно, что его основал еще аргонавт Ясон, и, должно быть, весной и осенью это исключительно милое местечко. Эмона располагается на берегах Савуса, и мне особенно запомнился высокий одинокий холм, с вершины которого можно полюбоваться великолепным видом далеких Юлийских Альп, а также и других, более близких гор. Однако остальная часть города находится в низине, сам он окружен болотистой равниной, которая летом выделяет нездоровые миазмы и порождает целые тучи насекомых.
Эмона — это единственная в окрестностях возвышенность, увенчанная крепостью, почти такой же огромной и грозной, как монетный двор в Сисции. Ее жители наверняка тоже не преминули бы попытаться укрыться там, прихватив все свои ценности и имущество, но, очевидно, какие-то путешественники опередили нашу неторопливо двигающуюся армию и рассказали им о печальном опыте Сисции. Таким образом, в Эмоне нам беспрепятственно, не оказав сопротивления, позволили войти внутрь и не только безропотно снабдили войско провизией, но и предложили развлечения. Всего тут было в изобилии — включая термы, lupanar, вина и noctiluca. Однако нам досталось не так уж много золота и других драгоценностей, потому что еще давным-давно город опустошили наши родичи, визиготы Алариха, а позднее — гунны Аттилы, после чего Эмона так и не смогла обрести своего прежнего богатства и роскоши.
Теодорих, Фридерих и старшие офицеры, включая меня, поселились в крепости на холме и там чувствовали себя довольно уютно. Остальным повезло меньше: мало радости жить среди отвратительных испарений низины, но Теодорих, что называется, выбрал из двух зол меньшее. Остаток пути пролегал примерно по такой же низине, и он рассудил, что будет лучше позволить армии переждать некоторое время в лагере у Эмоны, чем предпринимать утомительное путешествие в летний зной. Поэтому мы оставались там примерно месяц, ожидая, пока спадет жара. Но погода так и не изменилась к лучшему, тогда как гнилая дымка болот сделала свое дело: начались болезни и ссоры, росло недовольство. Наконец волей-неволей Теодориху пришлось отдать приказ сниматься и двигаться дальше.
Таким образом, мы покинули болотистую местность, что уже было благом, но погода оставалась все такой же невыносимо жаркой и сырой. И хотя одного этого было вполне достаточно, чтобы сделать путешествие ужасным, вскоре мы обнаружили вдобавок, что движемся по какой-то чрезвычайно странной и уродливой земле. Местные жители называли ее словом «карст», и карст этот, скажу вам, сущее наказание! Бо́льшую часть почвы здесь составляет обнаженный известняк, калечащий ноги людей и копыта лошадей. Хуже всего, что он накаляется на солнце и затем отдает этот жар, так что земля здесь в два раза горячей любой другой. Самое странное, что этот карст повсюду изрыт подземными водами. За прошедшие столетия подземные реки вымыли целые пещеры и каверны, которые обвалились, оставив на поверхности известняка оспины и воронки самой разной величины — от размером с амфитеатр и до впадин такой глубины, что там легко мог бы поместиться целый город. Веками на дне этих воронок накапливался ил, и именно там селились местные жители, основывая свои странной формы, округлые или овальные, фермы. Если заглянуть в такую воронку, то можно увидеть реку, которая ее создала, появившись с одной стороны и исчезнув с другой, снова уйдя под землю.
Через некоторое время, thags Guth, мы наконец-то снова подошли к нормальной реке Изонцо, которая текла по поверхности земли и по весьма приятной местности, с настоящей почвой, зеленью и цветами. Поэтому, оказавшись там, мы испытали настоящее облегчение и радость, несмотря на то что на противоположном берегу этой реки, где уже начиналась италийская провинция Венеция, нас ожидал сильный противник — многочисленные легионы Одоакра, которые намеревались вступить с Теодорихом в сражение, дабы остановить нас и уничтожить.
4
Разведчики, которых Теодорих выслал вперед, первыми увидели войска Одоакра, защищавшие границу Венеции.
Они доложили, что передовые части неприятеля размещены на значительном пространстве — от Триестского залива, где река Изонцо впадает в Адриатическое море, на севере и до подножия Юлийских Альп, откуда эта река берет свое начало на юге. Когда optio, возглавлявший отряд разведчиков, заговорил, то в его голосе были слышны нотки благоговейного трепета:
— Король Теодорих, похоже, вражеским войскам несть числа. Они растянуты почти на четыре мили вдоль западного берега реки. Больше всего их, естественно, на противоположном конце единственного моста, что перекинут через Изонцо, как раз напротив нашего авангарда.
— Все как я и ожидал, — произнес Теодорих совершенно спокойно. — Не забывай, что у Одоакра было в избытке времени, чтобы собрать своих людей. А как еще он использовал это время, optio? Наверное, хорошо продумал оборону?
— Да нет, похоже, наши враги просто полагаются начисленный перевес, — сказал разведчик. — Они не построили ничего особенно прочного, лишь разбили самые обычные временные лагеря вдоль реки. Шатры для ночлега, навесы для провианта, загоны для лошадей, оружейные палатки, кузницы, полевые кухни, свинарники и загоны для свиней и овец, которых римляне покупают для еды, — словом, все как всегда. Мы не обнаружили никаких специально построенных стен, баррикад или сооружений.
Теодорих кивнул:
— Одоакр правильно рассудил, что его войскам предстоит жестокая рукопашная схватка, так что войска должны оставаться легкими и подвижными. А как насчет берегов, optio?
— От самого залива и до подножий гор весь берег такой же, как и здесь, он отличается только на той стороне реки. Римляне очистили побережье от деревьев примерно на четверть мили вглубь. Но вот с какой целью они это сделали: для того, чтобы разбить там лагерь, чтобы им было легче передвигаться, когда начнется сражение, или просто заготовили топливо для лагерных костров, — я не могу сказать.
— А на этой стороне лес остался? На нашем берегу они его не рубили?
— Нет, король Теодорих, здесь все как прежде. Хотя, как ты сам сказал, у них было в избытке времени, чтобы очистить и этот берег, если бы они захотели. Возможно, Одоакр считает, что деревья помешают тебе разместить свои собственные войска.
Теодорих снова кивнул:
— Что-нибудь еще, optio?
— Да, мы заметили еще кое-что, о чем следует сообщить. — Командир разведчиков встал на колени, чтобы нарисовать палочкой на грязи две параллельные линии, означавшие берега реки. Отметив место, где мы находились, он сказал: — На возвышенности к северу отсюда римляне построили две сигнальные платформы. Огонь или дым будет виден вниз по реке.
— Платформы? — уточнил Теодорих. — Не башни?
— Нет, платформы. — Optio нарисовал два маленьких квадратика в верховьях. — Примерно вот здесь. Не слишком высокие или прочные платформы, и расстояние между ними не очень большое.
— Так-так, — произнес Теодорих. — С этой старой системой я знаком. Надо будет отправиться туда ближайшей ночью и посмотреть на их сигналы. Thags izvis тебе, славный optio. И вам тоже, друзья разведчики. А теперь вот что еще — у Одоакра, без сомнения, здесь в лесу есть собственные наблюдатели, которые следят за нашим приближением. Они попытаются сосчитать, сколько нас, но я предпочел бы, чтобы они не увидели, как мы развертываемся. Возьми столько людей, сколько тебе понадобится, optio, и снова отправляйся вперед. Убери этих наблюдателей, прежде чем мы подойдем к реке. Habái ita swe.
Optio отсалютовал ему, вскочил в седло, и разведчики снова ускакали. Теодорих остался стоять на коленях перед сделанным палочкой на грязи наброском. Он знаком велел своим военачальникам и королю Фридериху присоединиться к нему.
— Давайте разделим колонны и уберем некоторые из них вот отсюда, с основного направления. — Показывая все на схеме, Теодорих отдавал каждому из командиров распоряжения: приказывал переместить тот или иной отряд конницы, пехотинцев или же повозок с провиантом на ту или иную позицию.
— Вот что, Питца, часть людей я отправляю сюда. — Он показал на чертеже место вверх по течению реки. — Пусть возьмут инструменты, свалят деревья и оттащат их к реке. Они могут понадобиться нам, чтобы переправить людей или провизию на другой берег.
Наконец Теодорих повернулся к юному Фридериху:
— Помнишь, недавно ты предложил мне воспользоваться твоими осадными машинами? Ну так вот, теперь их время настало. Я хочу, чтобы их доставили и установили…
— Осадные машины? — изумился юный король. — Но разведчики сказали, что здесь нет никаких сооружений, стен или…
Теодорих перебил его слегка раздраженно:
— Да ты никак решил со мной спорить, юнец! В конце концов, у короля могут быть свои прихоти. А вдруг мне хочется послушать шум и грохот, которые издают эти машины? А вместо этого я должен слушать, как кое-кто критикует мои планы.