Он улыбнулся снова:
- Я не угрожаю, Орион, мне это просто ни к чему. Я создал тебя и могу уничтожить. Ты даже не помнишь, сколько раз погибал, не так ли? И все же раз за разом я оживлял тебя, чтобы снова и снова ты мог служить мне. Такова твоя судьба, Орион: быть Охотником.
- Я хочу быть свободным! - закричал я. - Не хочу оставаться марионеткой!
- Я понапрасну трачу время, пытаясь объясниться с тобой. Свободных людей нет, Орион. Ни одно создание не может быть свободным. По крайней мере, пока мы живы.
Он скрестил руки на груди и внезапно исчез, словно пламя свечи, задутой порывом ветра. Неожиданно я очутился один, на окутанной тьмой и туманом равнине, перед стенами Трои.
"Покуда живу, - думал я, - я буду бороться, буду стремиться схватить тебя за горло. Ты совершил ошибку, сказав мне, что не бессмертен. Я Охотник и теперь знаю, кто моя жертва. Я убью тебя, золотой Аполлон, мой творец, каково бы ни было твое истинное имя и обличив. И покуда живу, я буду стремиться только к одному - убить тебя... Я убью тебя за то, что ты убил ее".
8
- Эй, кто идет? Стой!
Я вновь находился в лагере троянцев. Резкий порыв ветра с моря разорвал туман, покрывавший равнину. Тьма казалась еще более плотной из-за огоньков костров, а вдали на фоне залитого лунным светом неба чернели грозные башни Трои.
Ноги мои подкашивались, я брел не разбирая пути, подобно человеку, который выпил слишком много вина, подобно слепцу, выставленному за дверь, которую он даже не сумел разглядеть. Золотой бог и остальные творцы исчезли, даже не оставив следа, словно пригрезились мне во сне. Но я знал: они существуют... где-то там, в другом мире, они играют нами, спорят какой стороне отдать победу в этой проклятой войне. Я стиснул кулаки, вспоминая их равнодушные лица и надменные слова, которые только разожгли бушевавшую в моем сердце ярость.
Выставив вперед тяжелые копья, ко мне осторожно приближались двое часовых. Чтобы успокоиться, я глубоко вдохнул прохладный ночной воздух.
- Меня послал великий царь Агамемнон, - произнес я медленно и осторожно, - чтобы говорить с царевичем Гектором.
Часовые оказались непохожими друг на друга: один - невысок и приземист, с густой клочковатой бородой и упитанным брюшком, выпиравшим под кольчугой; другой - болезненно худ и либо чисто выбрит, либо чересчур молод, чтобы отрастить бороду.
- Он хочет видеть царевича Гектора, укротителя коней, - проговорил толстопузый и рассмеялся отрывисто. - Я бы тоже хотел!
Молодой ухмыльнулся, демонстрируя дырку во рту на месте переднего зуба.
- Посланец, а? - Пузатый подозрительно рассматривал меня. - Это с мечом-то у бедра и в доспехах? Нет, это соглядатай. Или убийца.
Я поднял жезл вестника:
- Меня послал великий царь не для того, чтобы биться. Берите мой меч и доспехи, если они настораживают вас.
Я мог поразить обоих прежде, чем они поняли бы, что к чему, но я пришел не для этого.
- А чего? Проще проткнуть ему пузо копьем, и все, конец, - предложил толстопузый.
Молодой остановил его жестом:
- Ты знаешь, Гермес защищает вестников. Не хотел бы я прогневить его.
Бородатый хмурился и ворчал, но наконец удовлетворился тем, что отобрал мой меч и бронзовый колпак. Он не стал обыскивать меня и потому не обнаружил кинжала, подвязанного к левому бедру. Его больше интересовал грабеж, чем собственная безопасность. Как только толстопузый повесил мой меч через плечо и закрепил мой бронзовый колпак под своим подрагивающим подбородком, они повели меня к предводителю.
Это оказались дарданцы, союзники троянцев, которые обитали на берегу в нескольких милях отсюда и явились, чтобы отразить вторжение ахейцев. В течение следующего часа или около того вождь дарданцев передал меня троянскому офицеру, тот в свою очередь отвел меня в палатку одного из помощников Гектора, и, наконец, меня провели к небольшому шатру самого царевича Гектора, мимо колесниц и сооруженного на скорую руку загона для коней.
При каждой остановке мне приходилось заново объяснять, кто я и как здесь оказался. Дарданцы и троянцы разговаривали на греческом, как и ахейцы. Их речь несколько различалась, но не настолько, чтобы сделаться непонятной. Я узнал, что защищать город пришли войска из многих областей, расположенных по обе стороны побережья. Ахейцы годами нападали на их территории, и теперь все собрались, чтобы под предводительством троянцев отразить вторжение варваров.
Этого и добивался Золотой бог; он хотел, чтобы троянцы отразили нападение ахейцев и распространили свою власть над всем побережьем Эгейского моря. А потом создали империю, которая объединила бы Европу, Средний Восток и Индию.
Но если он стремится к этому, значит, я должен противодействовать ему. Если Одиссей предлагает компромисс, который позволит ахейцам уплыть, не испепелив Трою дотла, я должен противодействовать своему господину. Я ощутил мгновенный укол совести: Одиссей доверился мне. "Или же, - спросил я себя, - он послал меня с дипломатической миссией, потому что предпочитал потерять новичка, чем кого-либо из своих собственных людей?"
И пока такие думы обуревали меня, я незаметно для себя очутился перед Гектором.
Палатка едва вмещала царевича и слугу. Двое знатных воинов в броне стояли около костра у входа в палатку, их бронзовые панцири поблескивали в ночи. Над костром метались и жужжали насекомые. Не видно было ни рабов, ни женщин, сам же Гектор ждал у входа в шатер. Рослый - чуть ниже меня, царевич стоял без панциря, и ничто не указывало на его высокое положение. Мягкую чистую тунику перехватывал кожаный ремень, на котором висел изукрашенный кинжал. Царевич не стремился потрясать великолепием: Гектор обладал той сдержанной внутренней силой, которая не нуждается во внешнем блеске.
Какое-то время он безмолвно изучал меня в мерцающем свете костра, я вновь увидел его серьезные карие глаза, красивое умное лицо, с усталыми морщинами у глаз и на широком челе. Густая борода скрывала впалые щеки. Тяготы войны сказывалась и на нем.
- Ты тот воин, что встретил меня у ворот, - сказал он наконец ровным голосом, в котором не было ни удивления, ни гнева.
Я кивнул.
Он снова внимательно оглядел меня:
- Как тебя зовут?
- Орион.
- Откуда?
- С самого далекого запада... Я пришел из-за морей, из краев, где садится солнце.
- Из-за океана? - спросил он.
- Да.
Хмурясь от удивления и помедлив, спросил:
- А что привело тебя на равнину Илиона? Почему ты на стороне ахейцев?
- Я исполняю обет перед божеством, - проговорил я.
- Перед каким?
- Перед Афиной.
- Значит, Афина послала тебя сюда поддержать ахейцев? - В голосе его слышалось беспокойство, почти тревога.
Покачав головой, я ответил:
- Я попал в лагерь ахейцев прошлой ночью. Прежде мне не приводилось видеть Трою. Оказавшись в самом пекле боя, я повиновался порыву. Не знаю, что толкнуло меня... Все случилось как-то мгновенно и помимо моей воли.
Гектор сдержанно улыбнулся:
- Лихорадка боя. Бог подчинил себе твой дух, друг мой, и вдохновил на деяния, которые смертный не мог бы совершить без посторонней помощи. Так бывает... Подобное не единожды случалось и со мною.
Я улыбнулся в ответ:
- Да, быть может, именно это со мной и произошло.
- Не сомневайся. Арес или Афина овладели твоим духом и наполнили твое сердце боевой яростью. В таком состоянии ты мог бы бросить вызов самому Ахиллесу.
Из темноты появились рабы, вынесли кресла, крытые натянутыми шкурами, принесли фрукты и вино. Следуя за Гектором, я сел и понемногу попробовал и того и другого. Троянское вино оказалось куда лучше ахейского.
- В твоей руке жезл вестника. Ты говоришь, что явился сюда как посол Агамемнона, - сказал Гектор, устало откидываясь на спинку скрипнувшего кресла.
- Я пришел предложить мир.
- Мы уже слышали подобные речи. Быть может, Агамемнон решил предложить что-то новое?
Я заметил, что оба его помощника подступили поближе, стараясь услышать мои слова. Я вспомнил об Одиссее, надеявшемся на меня, но ответил:
- Великий царь повторяет свои прежние предложения. Если ты возвратишь Елену вместе с богатствами, которые она увезла с собой из Спарты, и оплатишь расходы ахейцев, Агамемнон уведет свои корабли от Илиона и Трои.
Гектор взглянул на своих помощников, оба сурово насупились. А потом, обращаясь ко мне, царевич сказал:
- Мы не приняли эти условия, когда ахейцы зажали нас внутри городских стен, отрезали от союзников. Теперь же мы превосходим их числом, и уже они окружены в своем лагере. Зачем нам принимать столь оскорбительные условия теперь?
"Следует добавить убедительности своим словам", - подумал я.
- С точки зрения ахейцев, царевич Гектор, твоему нынешнему успеху во многом способствовало то, что Ахиллес не вышел сегодня на бой. Но он не будет вечно оставаться в стороне.
- Это всего лишь один человек, - возразил Гектор.
- Лучший воин во всем ахейском войске, - заметил я. - А его мирмидоняне внушают трепет на поле боя.
- Действительно, - признал царевич. - И все же новое предложение мира ничем не отличается от прежних, хотя удача теперь на нашей стороне.
- И что же должен я сказать великому царю?
Гектор поднялся на ноги:
- Решать не мне. Я командую войском, но правит Троей все-таки мой отец. Ответ на твое предложение даст он и его совет.
Я тоже поднялся:
- Царь Приам?
- Полидамас, - позвал он, - доставь к царю этого вестника. Эней, донеси до вождей: мы не будем вступать в бой, пока царь Приам не рассмотрит новое предложение мира, полученное от Агамемнона.
Чувство облегчения охватило меня. Троянцы не нападут на ахейцев, пока я веду переговоры с их царем! По крайней мере, Одиссей и его бойцы получат дневную передышку.
Тут я понял - именно этого и добивался Одиссей. Царь Итаки пожертвовал героем - пусть Гектор узнает своего противника, даже убьет его, боевая мощь ахейцев от этого не пострадает, - но троянцы на день прекратят битву, и ахейцы в течение дня отдохнут после вчерашнего неудачного сражения.
В голове пронеслось: "Пусть я предаю Одиссея, но царь Итаки перехитрил и Гектора и меня".
Пытаясь сохранить подобающую моменту серьезность и не выдать свои чувства, я последовал за знатным троянцем к стенам Трои.
9
В сказочную Трою я вступил глухой ночью. Как ни странно, при свете луны было настолько темно, что я практически ничего не видел, лишь зловещими тенями высились над моей головой стены. Я заметил тусклые фонари у ворот, едва мы миновали могучий старый дуб, точно скрипевший и вздыхавший от ночного ветра: постоянные ветры Илиона согнули старое дерево.
К воротам мы приближались по дороге, тянувшейся вдоль стен. Прямо перед воротами, по другую сторону дороги, поднималась еще одна стена так, чтобы любого приближавшегося к Трое можно было обстрелять с обеих сторон, а не только спереди.
Оказалось, ворота защищает лишь небольшой отряд.
"Наверное, все силы троянцев сейчас сконцентрированы в лагере на берегу", - подумал я. В открытом проеме стояли трое молодцов, их длинные копья были прислонены к каменной стене. Еще несколько человек держались за ними и стояли на стене сверху.
Широкая немощеная улица проходила между двухэтажными домами. Холодный бледный свет луны бросал глубокие темные тени на закрытые окна. Ни на главной улице, ни в боковых переулках не видно было ни души, даже бродячая кошка ни разу не перебежала дорогу.
Полидамас оказался человеком молчаливым. Ни слова не говоря, он подвел меня к низкому сооружению и впустил в крошечную комнатку, освещенную желто-голубым огоньком, мерцавшим над небольшой медной масляной лампой на трехногом деревянном столе. В комнатушке стояло узкое ложе, покрытое грубым шерстяным одеялом, сундук из кедра и больше ничего.
- Тебя призовут к царю нынче же утром, - сказал Полидамас.
Произнеся самую длинную фразу за всю ночь, он оставил меня, тихонько прикрыв за собой деревянную дверь и заперев ее на засов. Мне ничего не оставалось делать, как раздеться, откинуть колючее одеяло и растянуться на пружинившей постели с тонким перьевым матрасом, лежавшим на переплетенных веревках.
В полудреме меня вдруг осенило, что Золотой бог вновь может вторгнуться в мой сон. Какое-то время я пытался заставить себя пробудиться, но усталость победила волю, и глаза мои закрылись. Я успел лишь подумать о том, что неплохо бы в этом сне пообщаться с другими творцами; скажем, с Зевсом, явно сомневавшимся в разумности планов Золотого бога, или с той женщиной, которая открыто противостояла ему.
Но если что-то и снилось мне в ту ночь, пробудившись, я ничего не мог вспомнить. Меня разбудил грохот засова. Я резко сел и потянулся к кинжалу, лежавшему на постели рядом со мной около стены.
В комнату вошла служанка. Она принесла корзину с едой и кувшин с козьим молоком. Повернувшись ко мне, она увидела, что я сижу обнаженный и потому чувствую себя беззащитным; улыбнувшись, женщина с легким поклоном поставила завтрак на кедровый сундук, а потом попятилась и закрыла за собой дверь. Снаружи донеслось дружное хихиканье нескольких женщин.
Коротко стукнув в дверь, в комнату вошел троянец. Он казался скорее придворным, чем воином: высокий, но с округлыми плечами, мягкотелый, с большим брюшком... Седобородый и лысый, он был одет в тунику с богатой вышивкой и длиннополый плащ темно-зеленого цвета.
- Я должен доставить тебя в тронный зал царя Приама, как только ты завершишь утреннюю трапезу.
Я вовсе не хотел торопиться и обрадовался тому, что услышал. Троянец-придворный проводил меня до уборной за домом, потом мы вернулись в комнату, и я умылся. Завтрак состоял из фруктов, сыра и лепешек, я запивал еду козьим молоком. Завтракали мы в большой кухне перед домом. Почти половину комнаты занимал большой круглый очаг, расположенный под отверстием в крыше. Сейчас он выглядел холодным и пустым, серый пепел покрывал уже долгое время не разжигавшиеся уголья.
Через открытое окно я разглядывал мужчин и женщин, занятых обычными утренними делами. Служанки, приставленные к нам, поглядывали на меня с нескрываемым любопытством. Придворный не обращал на них внимания, лишь беспрестанно посылал за фигами и медом.
Наконец мы вышли из дома и двинулись по главной улице Трои, поднимавшейся к величественному сооружению с изящными каннелюрами [вертикальные желобки на колоннах] на колоннах и круто изогнутой крышей.
"Дворец Приама, - догадался я. - Или главный храм города. А может, и то и другое".
Солнце еще только поднималось, но все же идти по улице было куда приятнее, чем по продуваемой ветрами равнине.
- Нам туда? - указывая на дворец, спросил я.
Придворный едва заметно кивнул:
- Да, конечно, во дворец царя. Более великолепного сооружения на свете нет, разве что в Египте.
Я удивился тому, насколько маленьким оказался город и насколько он переполнен людьми. Дома и лавки жались друг к другу. Не вымощенная камнями улица в середине имела желоб, чтобы вода стекала по нему во время дождя. Колеса телег прорезали в ней глубокие колеи. Спешившие по делам мужчины и женщины казались любопытными и любезными. Они улыбались и кланялись мне, пока я шел во дворец.
- Царевичи Гектор и Александр живут во дворце. - Придворный исполнял роль проводника. Он показал вдаль: - Там, возле Скейских ворот, находятся дома младших царевичей и знати. Отличные дома, таких не увидишь в Микенах и даже в Милете.
Теперь мы шли по рыночной площади. Перед высокими двухэтажными домами располагались навесы, впрочем, я не увидел там товара: немного хлеба, сушеные фрукты, скорбно блеявший ягненок. И все же торговцы, женщины и мужчины, радостно улыбались.
- Ты принес нам перемирие, - объяснил придворный. - Сегодня селяне смогут доставить продукты на рынок. Дровосеки отправятся в лес и привезут топливо. Люди благодарны тебе за это.
- Значит, люди уже устали от осады? - пробормотал я.
- Конечно, в некотором роде. Но паники нет. В царских хранилищах зерна хватит на целый год! А водой город снабжается из источника, который находится под покровительством самого Аполлона. Когда же нам действительно необходимо топливо и скот или еще что-либо, наше войско устраивает вылазку. - Он чуть вздернул свою седую бороду. - С голоду мы не умрем.
Я ничего не ответил.
Мое молчание он принял за нежелание в открытую возражать ему.
- Погляди на эти стены! - с воодушевлением воскликнул троянец. Ахейцам никогда не взять их.
Я взглянул на могучие стены, вздымавшиеся над домами; высокие, они действительно казались крепкими и неприступными.
- Строить их старому царю Лаомедону помогали сами Аполлон и Посейдон, с тех пор они выдержали все приступы. Правда, Геракл однажды взял город штурмом, но ему помогали боги. Однако он не попытался штурмовать город с западной стороны, где стоят самые старые стены... Впрочем, это было очень давно.
Я насторожился. "Итак, старые стены слабее?" Сообразив, что проговорился, проводник мой покраснел и умолк. Остальную часть пути до дворца мы прошли молча. Вооруженные воины развели копья перед нами, пропуская в тень колоннады, и мы вошли в прохладное помещение, которое вовсе не было выложено мрамором, что сильно удивило меня. Колонны и прочные стены дворца, видимо, высекли из сероватого гранита, отполированного до блеска, пол покрывала яркая мозаика. Оштукатуренные стены были раскрашены в желтые и красные цвета, вдоль потолка бежал то синий, то зеленый бордюр.
Солнце припекало, но внутри царила прохлада. Прочные каменные стены надежно скрывали от жгучих лучей светила внутренние помещения дворца. Росписи на стенах завораживали: очаровательные женщины и стройные мужчины разгуливали по зеленым полям и среди высоких деревьев. Никаких битв, охот, сцен, подчеркивающих величие царской власти и ее жестокость. Вдоль коридора стояли статуи, то в рост человека, то поменьше, некоторые настолько огромные, что головы их или воздетые руки едва не касались полированных балок высокого потолка.