Кроме того, если Бухарин был виновен, тогда следовало бы признать (хотя бы частичную) правоту Советского правительства, предавшего казни опасного преступника. Представления о политике Сталина как об ошибочной, безнравственной и антиленинской были тесно увязаны с признанием целесообразности экономической политики Горбачева. Тем самым признание Бухарина невиновным стало предпосылкой как для его «реабилитации», так и для экономической политики, связанной с его именем.
С началом «бухаринского бума» появились утверждения, что Бухарина принудили сознаться в преступлениях, которых он не совершал. Именно этот тезис занял центральное место во всех дискуссиях вокруг Бухарина и московских процессов, пока не стал восприниматься как нечто само собой разумеющееся. Ни в научной сфере, ни в общественно-политической жизни не нашлось никого, кто подверг бы данное утверждение серьезному сомнению.
Далее авторы постараются показать: нет вообще никаких доказательств бухаринской невиновности. Наоборот, все известные свидетельства непротиворечиво указывают на вину Бухарина в тех самых преступлениях, в которых он признался.
Одна из проблем начатого по инициативе Горбачева «бухаринского бума» проявилась почти сразу, хотя узнать о ней удалось относительно недавно. Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями 1930–1940-х и начала 1950-х годов, поначалу нацеленная на поиск доказательств фальсификации обвинений, выдвинутых против Бухарина на процессе 1938 года, не смогла выявить ни одного такого факта! Оторопь, охватившая членов комиссии от такой неожиданной осечки, зафиксирована в стенограмме заседаний, опубликованной в 2004 году.
Результатом стало «реабилитационное» постановление, принятое 4 февраля 1988 года Пленумом Верховного суда СССР, где упор сделан на принудительный характер полученных от Бухарина показаний. Впрочем, само постановление тогда не было обнародовано и до последнего времени оставалось скрытым от исследователей. Однако текст постановления недавно обнаружен, и из него явствует: одно из ключевых доказательств бухаринской невиновности там оказалось сфальсифицированным. Документ, раскрывающий вину Бухарина, в «реабилитационном» постановлении представлен, наоборот, как свидетельство его невиновности. Словом, горбачевским экспертам так и не удалось отыскать свидетельства отсутствия у Бухарина вины.
ИСТОРИЧЕСКИЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА И ОБЪЕКТИВНОСТЬЕсли десятую (заключительную) главу книги Коэна можно было рассматривать просто как пример негодной учености, она вряд ли бы заслуживала внимания. Книжный рынок и так наводняют издания по истории сталинского СССР как на русском, так и английском языках, сотканные целиком из слухов, измышлений и грубой лжи.
Между тем остальные главы книги Коэна написаны более аккуратно. Хотя здесь тоже есть ссылки на источники сомнительного свойства, но они, по крайней мере, не преобладают. А объяснение, несомненно, кроется в том, что вопросы экономической и политической борьбы в СССР в 1920-е и более ранние годы документированы значительно лучше, и большинство первоисточников по теме известно уже достаточно долгое время.
Но чем ближе к 1930-м годам, тем доступных для изучения источников все меньше и меньше. После смерти Сталина публикация документов практически прекратилась. И доступ к ним не могли получить даже советские ученые-обществоведы, поэтому, к примеру, на состоявшейся в 1962 году московской конференции историков некоторые из них сетовали на проблемы с доступом к первичным материалам. Исследователям открывалась одна из двух возможностей: либо проводить поистине детективные расследования, опираясь на скудную источниковую базу, либо пользоваться уже готовыми «разоблачениями» хрущевского времени.
Каждому историку предстояло сделать выбор между научной объективностью и ортодоксальностью. Если выбиралось первое, тогда историк должен был формировать взгляд на события, строго сообразуясь с имеющимися фактами, — точно так, как это происходит в физике, что среди прочего означает:
— критически относиться ко всем свидетельствам и источникам;
— подвергать сомнению собственные суждения;
— особенно придирчиво относиться к свидетельствам, которые подкрепляют предвзятые идеи самого исследователя;
— в противовес чьей-либо предвзятости придавать особое, пусть даже чрезмерное, внимание таким фактам и теориям, которые ставят под сомнение наши обыденные представления.
Второй принцип — то, что названо нами «ортодоксальностью», — знаменует собой жесткое табу на любые отступления от господствующей исторической парадигмы, приверженность к которой остается неотъемлемой частью профессионального признания и академического успеха их адептов. Единожды сделанный выбор толкает на скользкий путь, закономерно ведущий ко все большему и большему занижению уровня требований, предъявляемых ко всем историческим материалам, которые лежат в основе ортодоксальных умозаключений.
Работы Дж. А. Гетти и т. н. ревизионистов 1980-х годов наглядно показали, сколь значительных успехов в осмыслении советского прошлого могут добиться историки-интеллектуалы, которые, следуя принципам объективности, не стесняются подвергать критическому анализу как саму господствующую историческую концепцию, так и свидетельства, лежащие в ее основании. А последнее влечет за собой бескомпромиссную борьбу с тем, что обозначено нами как «антисталинская парадигма» (хотя ни Гетти, ни его единомышленники таким термином не пользуются). Конечно, путь в науку ни для кого не был легким и многим доставляет трудности до сих пор.
Для большинства тех, кто специализируется на изучении советского прошлого, «обличительный» пафос публикаций хрущевского времени оказался более привлекательным, нежели вызывал у них неприятие. История СССР как область знаний — в значительной степени плод антикоммунистической истерии периода «холодной войны». Как прежде, так и теперь раскрытию правды о прошлом Советского Союза в ней придается меньше значения, чем политически ангажированной пропаганде, выгодной для финансирующих ее источников и общественных сил, которые используют историографию в своих целях.
Приверженность объективизму — вот единственный способ написания хорошей работы по истории. Многие из выводов, представленные Гетти в его диссертации (1979)[189] и книге (1985),[190] затем получили подтверждение в документах из советских архивов, рассекреченных после 1991 года. Как будет показано ниже, те же материалы свидетельствуют, что десятая глава Коэна в основе своей вопиюще неправдива и практически все представленные в ней выводы ошибочны.
Не важно по каким причинам, но Коэн не высказывает ни малейших сомнений в истинности господствующей парадигмы и полностью принимает ее положения. Вот почему справедливо будет считать десятую главу, так сказать, показательной для всей книги и «парадигматической» для всей «антисталинской» исторической концепции. Сконцентрировавшись на одном Бухарине, Коэн воспроизводит в ней главные из черт, присущих пухлым сочинениям Конквеста и Медведева, ссылается на них, пользусь «обличительными» материалами хрущевского времени, жульническая природа которых сегодня легко доказуема.
Далее будет проделан подробнейший — утверждение за утверждением — разбор десятой главы книги Коэна. Весь анализ и демонстрация ложности каждого из них служат одной-единственной цели: проиллюстрировать банкротство «антисталинской парадигмы» политической истории Советского Союза 1930-х годов. Также будет показано, что материалы из дотоле засекреченных советских архивов опровергают эту парадигму в каждом ее пункте.
Как увидим, парадигма совершенно безнадежна. Фальшивы не только ее отдельные положения, но и вся она в целом. Читателям должно быть понятно: историю СССР 1930-х годов надлежит полностью переосмыслить, опираясь совсем на иные, даже на противоположные позиции, если сравнивать их с общепринятыми «каноническими» представлениями.
Блестящие работы Гетти и других историков, выполненные в 1980-е годы, доказывают: научная объективность — критически взвешенный анализ свидетельств, доступных в период брежневского правления (когда и Коэн готовил своего «Бухарина»), — позволяет сделать выводы, которые мы теперь можем подтвердить, опираясь на значительно более солидную источниковую базу. Хотя и тогда документов было недостаточно, но при соблюдении принципов объективности все-таки можно было рассчитывать на появление качественных исторических исследований.
Ни Коэна, ни других исследователей не заставляли признавать «антисталинскую парадигму» за истину. Никто их не принуждал «верить» Хрущеву и его потатчикам. Не поверили же они Сталину и тому, что говорилось в его эпоху. В чем тогда причины столь трепетного отношения к словесам Хрущева и его камарильи?
Ни Коэна, ни других исследователей не заставляли признавать «антисталинскую парадигму» за истину. Никто их не принуждал «верить» Хрущеву и его потатчикам. Не поверили же они Сталину и тому, что говорилось в его эпоху. В чем тогда причины столь трепетного отношения к словесам Хрущева и его камарильи?
Итак, почему же Коэн некритически воспринял нападки на Сталина, исходящие от Хрущева и авторов хрущевского времени? Почему здоровое чувство скептицизма в отношении мотивов антисталинской хулы не пришло на помощь исследователю? Точный ответ нам не известен, хотя как прежде, так и теперь дорога к профессиональному успеху, несомненно, лежит через отказ от превалирующих в данной области представлений.
Знал ли Коэн, что концепции времен «холодной войны» далеки от истины? Едва ли, но сам вопрос довольно интересен, поскольку какие-то сомнения у него, по-видимому, не могли не появиться. Используя документы из бывших советских архивов, сегодня можно доказать: Хрущев и его приспешники знали, что лгут. Можно не сомневаться, что преднамеренно лгали и сторонники Горбачева. Ибо просто невероятно, чтобы такие фальсификации, как постановление Пленума Верховного суда СССР, «реабилитировавшее» Бухарина, готовились без ведома или в тайне от генсека. Никто бы просто не посмел.
Наше предположение состоит в следующем: Коэн, как и большинство историков того же толка, стали жертвой собственных антикоммунистических иллюзий, т. к. обладатели только таких взглядов могут рассчитывать на успех в своей профессиональной области. Советология изначально служила антикоммунистам неким «интеллектуальным» подспорьем в боевых действиях «холодной войны». Единственный способ получить широкое признание — а Коэн достиг все-таки меньшего — не идти против течения, лишь слегка видоизменяя трактовку прошлого СССР, чтобы та продолжала хорошо вписываться в общепризнанную концепцию «холодной войны». Вот почему в поле нашего зрения будут не только и не столько упущения и недостатки книги Коэна, сколько проблема, на наш взгляд, более важная — рассмотрение пороков лживой «антисталинской парадигмы» советской истории.
МОСКОВСКИЕ ПРОЦЕССЫКак ни странно, материалы московских показательных процессов, ставшие «каноническими» свидетельствами существования серии заговоров внутри советской коммунистической элиты — несмотря на все упрощенчество и серьезные умолчания, — оказываются гораздо ближе к правде в сравнении с «антисталинской парадигмой». Разрыв между заявлениями официозной историографии и опытом общественно-политической жизни стал одной из причин рождения в России «культа Сталина», ибо очень многие из ее граждан уже разобрались в том, как разрушался СССР, за сохранение целостности которого (пусть и с оговорками) выступало большинство населения, и что история советского периода была оболгана, изгажена и грубо сфальсифицирована политическими и интеллектуальными силами, перенявшими идеологию антикоммунистического Запада.
Раз уж здесь сказано, что «антисталинская» концепция неверна в целом для всей советской истории и для 1930-х годов в частности, читатель вправе спросить: что же действительно случилось в стране в тот период? Где найти, если не исчерпывающее и правдивое описание основных событий, то хотя бы изложение более точной концепции случившегося? Вопросы правильные и, несомненно, очень важные. Хотя здесь не удастся дать на них вполне удовлетворительный ответ, мы все равно попробуем наметить общие контуры того, что имеет отношение к Бухарину, Сталину и московским процессам.
Для начала отметим, что нет вообще никаких доказательств невиновности подсудимых всех трех московских показательных процессов, а также тех военачальников, которые были осуждены на закрытом заседании Военной коллегии по «делу Тухачевского». Более того, нет признаков, что эти подсудимые сознавались в несовершенных ими преступлениях в результате оказанного на них давления, применения пыток или угроз расправиться с членами их семей. Отсутствуют и свидетельства, указывающие на «эффект Рубашова», т. е. принуждения к лживым показаниям «во имя высших интересов партии». Несмотря на официозные уверения в невиновности и отказ российских властей предать огласке пусть не всю, а хотя бы ту крайне малую часть следственных материалов, о существовании которой нам известно, все имеющиеся объективные данные, иными словами, исторические свидетельства доказывают виновность подсудимых в деяниях, в которых они сознались в своих показаниях, а, может быть, и в некоторых из тех преступлений, совершение которых, несмотря на отсутствие каких-либо признаний с их стороны, вменялось им в ходе официального расследования.
Что касается Бухарина, то с его именем связано огромное число архивных источников — гораздо большее, чем с любым из подсудимых. И в каждом из свидетельств содержатся веские указания на бухаринскую вину. Но вдобавок к последним существуют документальные доказательства виновности других лиц, в которых — вне зависимости от того, выносились ли их дела на открытый процесс, или, как в случае с А.С. Енукидзе, разбирались за закрытыми дверями, — изобличаются преступления Бухарина, тогда как сам он подтверждает виновность лиц, давших показания против него. Юрий Жуков, крупнейший из исследователей «дела Енукидзе» и один из самых крупных историков современной России, отмечал в печати, что виновность Авеля Софроновича вызывает мало сомнений; одновременно историк сообщил, что ему приходилось видеть документы, в которых подтверждается и виновность маршала Тухачевского, и связанных с ним военачальников, о преступлениях которых Бухарин и другие подсудимые дали подробные показания на процессе по делу правотроцкистского блока.
Можно быть твердо уверенным в одном: любая коллегия присяжных после предоставлении таких доказательств и каждый изучивший их ученый, — если только он не одержим предвзятой идеей абсолютной непогрешимости «антисталинской парадигмы», — не смогут не
Жуков Ю.Н. Тайны «кремлевского дела» 1935 года и судьба Авеля Енукидзе. // Вопросы истории. 2000. № 9. С. 83–113; Он же. Подлинная история Иосифа Сталина? // Литературная газета. 2007, 28 февраля.
признать виновность Бухарина и тех, кто оказался с ним на скамье подсудимых. «Реабилитационная» комиссия, созданная в годы горбачевской перестройки, изучила несколько сотен томов следственных материалов, о чем стало известно из опубликованных стенограмм. Но обнаружить хоть какие-то свидетельства невиновности Бухарина ей так и не удалось. Более того, одно из документальных свидетельств, фигурирующих в «реабилитационном» постановлении Верховного суда СССР, подверглось искажению, ибо в неисковеркан- ном виде оно на самом деле доказывает факт бухаринской вины.
Сказанное наводит на мысль, что в нерассекреченных доныне архивах никаких оправдательных свидетельств просто нет. Короче говоря, есть много материалов, подтверждающих виновность Бухарина и совсем ничего — в пользу версии о фальсификации собранных против него улик или о наличии иных, обеляющих его фактов и обстоятельств.
Как нам сейчас известно, Сталин не был инициатором массового «террора». Причем в конкретном случае с Бухариным есть довольно много источников, из которых следует, что в отношениях со своим бывшим союзником, коллегой и другом Сталин строго придерживался принципа презумпции невиновности.
Наш очерк посвящен десятой главе книги Коэна, разбору сделанных там утверждений. Фактически же мы имеем дело не только и не столько с фрагментом коэновского «Бухарина», сколько с господствующей парадигмой, на которую опирался автор. Но каждый из аспектов «антисталинской парадигмы» не соответствует истине — часто прямо противоположен правде.
Один из наших выводов состоит в том, что во всем своем объеме сталинский период истории СССР должен быть переосмыслен в строгом соответствии с существующими свидетельствами. Для понимания того, что случилось в Советском Союзе в 1930-е годы, необходимо отказаться от широко известной концепции, чье господство отразилось столь губительно на наших представлениях. Подлинная история широкомасштабного социалистического эксперимента, проводившегося в СССР в годы Сталина, все еще не написана.
АНАЛИЗ ГЛАВЫ 10-й КНИГИ КОЭНАНачнем, пожалуй, с главной ошибки всей главы. Коэн предпринял попытку втиснуть все и вся в прокрустово ложе «антисталинских» сочинений. Подавляющее большинство его выводов либо зиждется на ограниченном числе «канонических» и главных для всей парадигмы источников, либо почерпнуто из состряпанной Конквестом версии — перетолмаченного на западный манер месива из фальшивок хрущевского времени, воспоминаний антикоммунистического толка и сочинений откровенно пропагандистского характера, очень немногие из которых облечены в «научную» форму. Появившаяся позднее интерпретация горбачевского времени — это лишь многажды усиленный вариант той же самой парадигмы.