Но тем не менее…
Дома меня ожидало короткое электронное письмо от Хосе, переведенное с помощью программы-переводчика на русский.
И другое сообщение, в котором говорилось, что мой роман, отправленный перед поездкой по издательствам, приняли к публикации.
Это второе письмо не вызвало у меня столько радости, сколько первое, из Испании.
Мы стали переписываться.
Отправляли поначалу друг другу раз в два дня короткие деликатные сообщения, в которых рассказывали о погоде, традициях и кухне наших стран. Письма, переведенные с помощью программы, выходили корявыми, местами смешными, но более-менее понятными. Очень скоро мы уже писали друг другу ежедневно по несколько больших писем.
Всегда находилось, о чем написать.
Хосе купил учебник русского языка и на осень записался на языковые курсы. Я пока не проявляла подобного рвения к изучению испанского языка, но уже не ложилась спать, не дождавшись от Хосе обязательного сообщения. Даже если он в тот день заканчивал работу поздно и приходилось ждать до двух-трех ночи. А он, вернувшись домой, первым делом включал компьютер, чтобы прочитать мои дневные письма и ответить.
То и дело во время того периода переписки мы сталкивались с небольшими препятствиями, словно жизнь решила проверить: а готовы ли мы бороться за наши зарождающиеся отношения, готовы ли и дальше справляться со сложностями?
То возникали технические проблемы, и я оставалась на долгий срок без Интернета и без возможности сообщить об этом. То ломался компьютер у Хосе, когда он писал мне. А однажды он по дороге домой на мотоцикле потерял важные бумаги, без которых не мог оплатить учебу в языковой школе (а сделать это нужно было в тот же день).
Но каждый раз мы справлялись и находили выходы: проведя бессонную ночь в переживаниях от того, что Хосе не дождался письма и волнуется, я с утра пораньше бросалась на поиски интернет-кафе, хоть для этого нужно было ехать из Подмосковья в Москву. А он, потеряв документы, решил пойти вдоль шоссе пешком и каким-то чудом нашел свои бумаги целыми и невредимыми! И такие ситуации постоянно сопровождали нашу переписку.
Через два месяца после нашего знакомства в Барселоне Хосе прилетел на неделю в Москву.
– Наташа, и как же вы с ним общались? Ведь и с соотечественниками не всегда найдешь общий язык, – спросила потом одна моя приятельница.
А у нас, несмотря на мои опасения, отлично получалось понимать друг друга даже без установленной в ноутбуке программы-переводчика. Мы общались с помощью жестов и пантомимы, что у обоих вызывало взрывы смеха, улыбок и рисунков в блокноте.
На Новый год Хосе прилетел еще раз и привез мне документы для оформления визы.
Я собиралась к нему в гости. Но мы оба уже прекрасно понимали, что нужно будет что-то делать: отношения на расстоянии долго продолжаться не могут, они зачахнут без постоянных встреч, как цветок без воды. И чтобы этого не случилось, кому-то из нас придется переехать в другую страну.
Открыто мы об этом еще не говорили, но и так все было понятно.
В тот день, когда я получила визу, на смену первой радости пришло внезапное осознание, что на самом деле я не просто лечу в гости, а начинаю совершенно новую жизнь, в которую меня затянуло так стремительно, неожиданно и без подготовки.
И мне стало страшно.
Только радость в голосе Хосе немного успокоила…
Два дня прошли в такой суете, что страх невольно отступил. Он вернулся в тот момент, когда самолет набирал высоту, унося меня в неизвестное. Но то ли короткий ободряющий разговор с соседом по креслу, сестра которого уже много лет жила в Испании, приободрил меня, то ли глоток крепкого ликера, но я перестала бояться.
И стала думать о том, что нет магии сильней любви.
Опьяненная ею, я летела в Испанию с чемоданом, в котором подарков и сувениров было куда больше, чем личных вещей, уже предчувствуя, что останусь. Любовь сглаживала острые края камней-сомнений, ретушировала страхи и наполняла, подобно терпкому вину, хмельной бравадой.
О том, что будет дальше, думать не хотелось.
Меня ждали, меня любили, я любила – и это было главным!
Через три недели я позвонила маме и сообщила, что остаюсь: мы решили расписаться и уже собираем необходимые документы для свадьбы в Испании.
На первый взгляд может показаться, что мы поступили спонтанно, не выждав времени, не взвесив хорошенько все «за» и «против». На самом деле нам сразу стало ясно, что мы будем вместе. Мы оба понимали, что придется столкнуться с трудностями – как Хосе, взявшему на себя всю ответственность за меня, так и мне, особенно в период адаптации.
Они и были, трудности.
Переезжать в другую страну – это все равно что прыгать с вышки в холодную воду. Кто-то долго не решается, пробует воду пальцами, поднимается, вновь спускается, прикидывает высоту, пытается распознать глубину.
А кто-то, зажмурившись, прыгает с разбега, не давая шанса сомнениям!
И сложно сказать, как лучше: сто раз все обдумать, взвесить, поделить на тысячи километров, разделяющие страны, прибавить незнакомый язык, вычесть общение с близкими, вынести за скобки привычные традиции и все бодро умножить на мегабайты нежных писем и тоску по любимому человеку, растущую в геометрической прогрессии с каждым днем разлуки.
Либо вот так, зажмурившись и набрав полные легкие воздуха – прыгнуть.
Это не математика, здесь не существует формулы, которая бы позволяла подвести под общий знаменатель опыт всех эмигрировавших. Кто-то тонет, а кто-то выплывает и прекрасно держится на плаву. Но в любом случае погружение в другую среду сродни прыжку в ледяную воду: перехватывает дыхание, наваливается глухота, теряются ориентиры и в какой-то момент начинает казаться, что уже не выплывешь.
Но можно выплыть, и не умея плавать!
Или утонуть, имея спортивный разряд.
Это во многом зависит от настроя и силы желания.
Периоды адаптации у всех тоже проходят по-разному: кто-то переболевает легко и быстро, кто-то еще долго страдает от осложнений.
Мне повезло: меня всячески опекали – не только Хосе, но и его семья.
Невестка Сильвия (жена старшего брата) помогала в бытовых вопросах, в женских мелочах, многое разъясняла, сопровождала меня за покупками. А в дни, когда Хосе работал, забирала меня в свою семью, где было шумно, весело, суетливо.
И все же было тяжело.
В первую очередь – по причине незнания языка.
Я чувствовала себя оглохшей и онемевшей. Было страшно выходить одной на улицу, не говоря уж о том, чтобы делать самостоятельно покупки или записаться, к примеру, по телефону к врачу. Мои первые попытки «вступить в контакт с аборигенами» часто заканчивались тем, что я, перепутав слова, то и дело попадала в нелепые ситуации.
До сих пор мы с мужем со смехом вспоминаем мою первую попытку совершить самостоятельную покупку. Я долго собиралась с духом и в итоге отправилась в находящуюся за домом аптеку (ближайшее место, где можно было потренироваться в языке). Так как с местными медикаментами и условиями их продажи я знакома не была, решила купить что-то, что, как мне казалось, продается в каждой аптеке без рецепта – активированный уголь. С помощью словаря я составила короткую фразу: «Буэнос диас! КаРБон медисиналь, пор фавор» («Добрый день! Медицинский уголь, пожалуйста»).
И вышла из дома. Аптека оказалась переполненной народом, ждать пришлось долго, потому что пожилые сеньоры, как водится, отоваривались неторопливо, каждая подолгу рассказывала фармацевтам истории своих недомоганий. И когда до меня дошла очередь, я успела так растеряться, что произнесла молодому мужчине-фармацевту совсем не то, что заготовила:
– Ола! КаБРон медисиналь!
И только по наступившей тишине поняла, что сказала что-то не то. Неловкая пауза затянулась, так что я просто ткнула пальцем в первую попавшуюся коробочку, оплатила покупку и поскорей ретировалась из аптеки. И только вечером Хосе, которому я пересказала эту историю, рыдая от смеха сообщил мне, что, перепутав буквы в слове «уголь», я обозвала фармацевта «козлом».
– Привет, козел медицинский! – так прозвучало мое обращение к нему.
Больше в ту аптеку я не ходила.
Да, мне помогали: Хосе и его семья старались изо всех сил, чтобы период моей адаптации прошел менее болезненно. Но их помощь была бы бесполезной, если бы я сама не старалась справиться.
Во-первых, с самого начала я настраивала себя на то, что в Испании мне непременно все понравится! Ведь я любила человека, к которому уехала, а значит, должна полюбить и его родину. Я понимала, что постоянно буду натыкаться на какие-то различия в традициях, привычках, укладе жизни, и запретила себе сравнивать: то, к чему я привыкла в России, теперь должно было остаться в моей стране. И я приму традиции другой страны, хоть и останусь всегда русской.
Забегая вперед, скажу, что я действительно полюбила Испанию не меньше, чем Россию.
У меня раньше была одна «родная» страна, теперь их две.
Во-вторых, понимая, что многие сложности связаны с незнанием испанского языка, я сразу же усиленно занялась его изучением. Мотивация была сильной: язык мне был не только необходим, он мне нравился. Так что занималась я с удовольствием, хоть порой с отчаянием думала, что этот эмоциональный язык так и останется для меня «тарабарщиной». Испанский я учила как самостоятельно, общаясь с семьей, слушая музыку, просматривая фильмы, так и в школе языков. Кстати, курсы стали полезными не только в плане учебы: они принесли много знакомств, первую работу, обогатили информацией о разных странах и их традициях (наша группа оказалась многонациональной: европейцы, азиаты, американцы).
В-третьих, я переняла у испанцев манеру позитивно смотреть на жизнь и любые ситуации, что бы ни происходило. Все нелепые ситуации, в которые я попадала, поначалу хоть и расстраивали меня, но в итоге очень пригодились: сначала я в красках пересказывала их в письмах друзьям в Россию, затем завела блог, а спустя какое-то время одно издательство предложило мне опубликовать некоторые из этих историй в виде небольшой книги.
Что и было сделано.
В-четвертых, помимо изучения языка и ведения, уже совместно с мужем, хозяйства у меня было другое занятие. В Испании я наконец-то получила возможность делать то, о чем мечтала – писать книги!
Конечно, не все всегда было гладко, но теперь я могу с уверенностью сказать, что в творческом плане себя реализовала (но это уже другая, отдельная, история).
Период адаптации рано или поздно заканчивается. У кого-то раньше, у кого-то – позже. Психологи говорят, что для адаптации требуется как минимум один год – цикл из четырех времен года.
Возможно. Хоть и не могу сказать, когда адаптация закончилась лично для меня.
Может, уже через пять месяцев, когда мы обменивались кольцами? Или месяцем позже, когда мне выдали пластиковую карточку – вид на жительство? А может, в тот день, когда в большой компании друзей мужа я бодро сыпала анекдотами на испанском – и меня понимали, и смеялись? Или когда я беззаботно болтала в кафе на женские темы с подругой-испанкой, и мы были так увлечены разговором, что не замечали ни быстро ускользающего времени, ни того, что мой язык все еще далек от совершенства? Или когда, меньше чем через год, погостив у родителей, улетала обратно в Испанию с чувством, что лечу домой?
А может, позже, когда родился сын…
И все же, хотя уже и прошло больше девяти лет, кто-то нет-нет да и спросит: скучаю ли я по России?
Честно, скучаю.
Но и Испания давно стала для меня близкой. А как же иначе, если она родная не только мужу, но и сыну?
У любви нет границ и виз.
И на другой частый вопрос: на каком языке мы разговариваем в семье – русском или испанском, а может, каталонском, я всегда отвечаю, что говорим мы на единственном языке – языке любви.