– Будет сделано, мадам!
– Я на тебя рассчитываю, Франсуа!
Последователь Вильгельма Завоевателя, видимо, и впрямь успел обвыкнуться среди местного населения. После обеда, на котором присутствовали все гости, за исключением Эмберов – они уехали к себе в имение, расположенное по соседству, – и Арчи, лежавшего в своей спальне с распухшей ногой, Франсуа смог доложить своей хозяйке следующее.
Герцогиня Олдкасл, мать Арчи, сгорела от скоротечной чахотки в несколько недель. Смерть ее была неожиданной, но никто особо не удивился – всем было известно, что семейная жизнь герцогини не заладилась и муж обращался с ней чрезвычайно пренебрежительно.
Ее дочь, Джорджину, молодую впечатлительную особу, нашли в петле примерно через год после смерти матери. Джорджина оставила записку, в которой написала, что больше не хочет жить. Слуги вспоминали, что в последнее время она была чрезвычайно подавлена и много плакала. Смерть матери, к которой Джорджина была привязана, сильно на нее повлияла, но отчасти, возможно, ее состояние объяснялось характером ее отца, герцога Олдкасла. Это был человек, обладавший даром превращать в ад жизнь своих близких, и, когда он умер от апоплексического удара через несколько месяцев после самоубийства дочери, все только вздохнули с облегчением.
Гораздо больше оплакивали потерю его старшего сына и наследника, Сирила Олдкасла, и его юной жены. Но про эту историю уже столько писали! Они утонули во время медового месяца, вот и все.
Словом, с этой стороны все выглядело достаточно буднично и объяснимо, зато по поводу конюшни Франсуа удалось раскопать кое-что интересное. Утром в Олдкасле побывал какой-то нищий. Он сразу же ушел, едва его прогнали, но вот был ли он на конюшне – этого Франсуа не брался утверждать. С нищим разговаривала вторая горничная Элизабет, и она утверждала, что его вид ей не понравился. Она охарактеризовала его как «противного старика». Откуда он шел? Кажется, она увидела его на той дороге, что ведет мимо конюшен. Стало быть, он мог теоретически незаметно забраться туда, чтобы подсунуть отраву герцогской лошади. Да, но тогда получается, что он должен был знать, что герцог всегда ездит именно на этой лошади. Больше слугами не было замечено ничего необычного.
Амалия поблагодарила Франсуа и отослала его. Когда он ушел, она открыла шкатулку, вынула из нее «Принцессу» и стала задумчиво смотреть на сиреневое пламенеющее чудо.
Амалия была слишком рационалистичной, слишком – если угодно – приземленной, чтобы верить во всякие истории о камнях, приносящих несчастье. Вдобавок она была хорошо образована и знала, что алмаз – всего лишь углерод особой формы, можно сказать, кузен графита, из которого изготовляют стержни карандашей. Верить, что кусок углерода способен наводить порчу или накликать смерть, разум Амалии отказывался категорически. Стало быть, речь могла идти только о цепочке досадных случайностей. Если только это действительно были случайности, а не кем-то тщательно спланированные события. И Амалия задумалась, не таится ли в таких с виду загадочных происшествиях некий подвох, доказывающий, что отнюдь не рок управляет всеми ими.
Бывший владелец камня разорился. Ну и что? Дельцы разоряются сплошь и рядом, так же часто, как и наживают состояния, и в этом нет ровным счетом ничего необычного. Далее: мать Арчи умерла от чахотки. Тоже ничего особенного, по крайней мере внешне. Сестра покончила с собой, оставив записку, стало быть, убийство под видом самоубийства исключается. Отец умер от удара. Старший сын и его жена утонули… Хм, вот это может оказаться интересно. Как именно они утонули?
– Роджерс, позовите Франсуа!
Повар-обольститель явился немедленно.
– Франсуа, ты читал ту статью? Ну, про брата моего мужа… Как он погиб?
– О мадам, это был несчастный случай. Они отправились поплавать в лодке по заливу, и тут налетела буря.
– Буря, Франсуа?
Решительно, фантазии было не за что зацепиться.
– Можешь идти, Франсуа. Извини, что отвлекаю тебя.
Если буря, то налицо все-таки несчастный случай, ибо никому не под силу сотворить ее, чтобы избавиться от какого-то герцога. Дерево, в которое ударила молния… Сгоревшая сторожка… Тоже, в общем, ничего из ряда вон выходящего. Амалия все больше и больше склонялась к тому, что ее воображение сыграло с ней злую шутку. Если бы не заявление Арчи о том, что он отличный наездник, и не странное поведение его лошади, она бы давно выбросила из головы происшедшее. Амалия вспомнила слова Арчи и его интонацию, когда он говорил: «Я в жизни не падал с лошади!» Бедный Арчи, он там один-одинешенек в своей комнате, надо будет его навестить… Ведь она не видела Арчи с того момента, как уехал доктор Арлингтон.
Едва Амалия поднялась с дивана, в дверь постучали.
– Ваша светлость, прибыли мисс Эмили, дочь графа Стерна, и мистер Моррис… Мистер Роберт Моррис, – сообщил Роджерс.
– Кто такой мистер Моррис? – недовольно спросила Амалия.
– Наш викарий. Очень достойный молодой человек. Впрочем, я не думаю, что он останется гостить у нас… Я предлагаю, мадам, разместить мисс Стерн, как обычно.
– Делайте, что хотите, Роджерс… Я сейчас спущусь.
Досадуя, что не успела повидаться с Арчи и ободрить его, Амалия сошла вниз, напустив на себя вежливо-безразличный вид. Бог весть почему, бедняжка Эмили совершенно не нравилась Амалии, а мистер Моррис понравился и того меньше. Он был настолько вежлив, настолько любезен, настолько корректен, что в его присутствии ей просто не хватало воздуха. Иногда Амалия была довольно-таки безжалостна и не понимала, что для небогатого священника жена аристократа – человек, с которым он любой ценой обязан поладить, иначе его жизнь здесь станет невыносимой.
– Здравствуйте, моя дорогая Эмили, – проворковала Амалия («Так, каблуки еще выше, а мозгов еще меньше, иначе она бы понимала, что желтое не сочетается с розовым»). – Как это мило с вашей стороны – наведаться к нам! («Сидела бы ты дома да вышивала… себе саван»). – Жаль, вы опоздали на сегодняшнюю охоту. Арчи свалился с лошади и растянул связки, ничего страшного. Очень приятно с вами познакомиться, мистер Моррис («Господи, у него рука, как дохлая рыба! Принесли же их черти на мою голову!»).
Мистер Моррис смешался. Он был здесь исключительно по настоятельной просьбе графини Стерн, матери Эмили. Графиня, которой дочь пересказала свой невразумительный разговор с экс-женихом, пребывала в недоумении и вызвала викария, чтобы попытаться выведать у него, что все это может значить. Мистер Моррис счел, что не должен держать их в неведении; но, так как он не хотел выставить Арчи в смешном виде, он только дал понять, что произошла ошибка и что Арчи горько раскаивается в своей поспешной женитьбе. Леди Стерн воспряла духом, и, когда от Арчи прибыло приглашение поохотиться, она отправила дочь в Олдкасл, попросив викария последить за ней. Просьба сопровождалась обещанием выделить значительную сумму на нужды церкви, так что Моррису ничего не оставалось, как согласиться. Он был достаточно умен, чтобы заметить: Амалия неважного мнения о своей сопернице, – и предвидел, что часть этой неприязни обратится против него. Впрочем, Амалия, казалось, вовсе не была склонна уделять ему внимание.
– У нас гостят полковник Хоторн, кузены моего мужа… – все-таки она произнесла это слово, ради чисто женского, мало понятного мужчинам удовольствия увидеть, как смешалась бедняжка Эмили, – и еще множество народу. Надеюсь, вам понравится у нас. Роджерс! Будьте любезны, проводите гостей.
Роджерс почтительно склонил седую голову и уже совсем было собрался исполнить данное ему поручение, как вдруг в холл ворвался лакей Скрэмблз. Он буквально скатился по лестнице и теперь тяжело дышал, как человек, чьи силы на пределе. В глазах его застыл искренний ужас.
– Ваша светлость. Роджерс! Доктора… скорее! Герцог Олдкасл умирает!
Глава 15, в которой Амалия прибегает к секретному ящику и делает неутешительные выводы
Эмили тихо взвизгнула и изготовилась упасть в обморок на руки молодого викария. Роджерс, казалось, пребывал в совершенном остолбенении.
– Арчи? – пролепетала Амалия, не узнавая своего голоса. – Что с Арчи?
– Не знаю, миледи, но герцогу совсем плохо!
Амалия кинулась к лестнице и, подобрав юбки, помчалась по ней, перескакивая через две ступеньки. Роджерс, выйдя из оцепенения, бросился за ней.
– Сюда, миледи, сюда!
Они оказались в уютной спальне, где стояла огромная кровать с витыми столбиками и полыхал камин. Впрочем, Амалии было не до разглядывания обстановки – с порога ей бросилось в глаза искаженное страданием лицо герцога Олдкасла. Тело его сотрясали судороги. Он скорчился на боку, стиснул в кулаках верх одеяла и стучал зубами.
– Арчи, – Амалия подбежала к нему, схватила его за запястье, липкое от пота и прохладное. – Арчи, что с вами?
– Арчи, – Амалия подбежала к нему, схватила его за запястье, липкое от пота и прохладное. – Арчи, что с вами?
– Не знаю! Мне плохо… плохо… Боже, как мне плохо! – застонал герцог, отворачиваясь.
– Что вы ели?
– Обед… Роджерс принес его сюда. Цыпленок, пудинг и… и кофе…
Он откинулся головой на подушку, тяжело дыша.
– Миледи, – бормотал Роджерс, – что же делать? Миледи…
– Пошлите кого-нибудь из слуг за Арлингтоном, живо! – Роджерс опрометью выскочил из спальни. – Арчи, – его взгляд ускользал от нее, – Арчи, что вы чувствуете? Опишите как можно подробнее. Слабость?
– Да.
– Голова кружится?
– Да. Да… – Он заворочался, комкая простыни. – Живот… болит. Больно… очень больно. – Он приподнялся, опершись на локти.
– Сухость во рту есть?
– Да… кажется.
– Жжение?
– Да. И еще этот привкус…
– Что за привкус, Арчи? – Амалия похолодела.
– Не знаю. Металлический… Странный…
– Роджерс! – заорала Амалия. Арчи застонал и стал натягивать на себя одеяло. Дворецкий тотчас появился. – Немедленно: два стакана теплой воды и две столовые ложки соли туда! Несите!
– Сию минуту…
– Скорее, черт возьми! Шевелитесь! Арчи, постарайтесь вспомнить. Когда это началось?
– Только что. Мне плохо, Эмили… О-о!
В дверях возникли любопытствующие физиономии Эмили Стерн и Роберта Морриса.
– О боже, – пискнула Эмили, – что с ним?
– Наверное, съел что-нибудь не то, – предположил викарий неуверенно, пожимая плечами.
Вбежал Роджерс, неся графин с водой и солонку.
– Чашку! Так… Пейте, Арчи. Роджерс, несите таз.
– Да, миледи! Доктор Арлингтон скоро будет.
– Таз, без разговоров! Арчи, сколько раз и в какое время вы ели сегодня? Вспомните, это очень важно.
– Перед охотой… позавтракал…
– Когда?
– В семь утра… Потом.. обед… примерно час назад…
Амалия огляделась, ища взглядом поднос.
– Где поднос? Тот, на котором вам принесли обед?
Роджерс протиснулся в дверь мимо Эмили и викария, неся таз.
– Поднос? Его убрали, миледи.
– Черт! Роджерс, на кухню, немедленно, и попытайтесь узнать, не осталось ли чего от той еды, что подавали герцогу. Это очень важно, слышите? А теперь садитесь, Арчи.
– Мне холодно, – прошептал несчастный.
– Ничего-ничего… – Она обхватила его за плечи и помогла сесть. – Тошнит? Голову ниже…
Через мгновение Арчи начало рвать.
– Тихо, тихо, – приговаривала Амалия, гладя его по затылку. – Вот и хорошо. Сплюньте.
– Боже, – простонал он, когда его наконец перестало выворачивать наизнанку, – боже… Извините, Эмили, я… Мне так неудобно… Перед ними…
Амалия подняла голову и тут только заметила в дверях гостей.
– Какого дьявола вы тут забыли? Вон отсюда! Убирайтесь!
– Вы не имеете права… – попробовала было протестовать дочь графа Стерна.
Амалия подскочила на месте. Она готова была сказать много разного, но тут Арчи снова вырвало чем-то зеленоватым.
– Моррис, уберите эту идиотку и убирайтесь вместе с ней!
Викарий вытаращил глаза, потрясенный столь бесцеремонным обращением.
– Но… но… – Он не находил слов.
– Делайте что вам говорят! – рявкнула Амалия.
Бормоча нечто невнятное, викарий увел мисс Стерн.
– Болван! – крикнула в сердцах Амалия ему вслед. – Ну что, Арчи? Роджерс! Еще воды с солью.
– Я больше не могу…
– Можете, Арчи, можете. Надо очистить желудок от этой гадости. Будьте паинькой и пейте.
– Что же я такого съел? Господи… Мне никогда в жизни не было так плохо.
Содержимое герцогского желудка вновь полилось в таз.
– Боже! А вот и цыпленок! – весело вскричала Амалия. – Роджерс!
– Да, миледи?
– Взбить четыре сырых яйца, все это бросить в стакан молока, перемешать и бегом сюда.
– Четыре яйца… стакан молока. Иду, миледи!
– Скрэмблз! Принесите одеяла, несколько одеял. – Лакей кивнул и исчез. – Ничего, Арчи. Сейчас выпьете молока, и вам станет легче.
– Амалия… – Он тяжело дышал, по его лицу струился пот. – Вы меня не бросите, правда? Не оставляйте меня. Мне так страшно!
Роджерс принес молоко со взбитыми яйцами. Амалия дала герцогу его выпить и укутала больного одеялами, которые принес Скрэмблз. Взяв платок, Амалия стала обтирать Арчи лицо. Оно было мертвенно-бледным, а кожа на ощупь была холодной, как лед. Арчи пошевелился и сжал пальцы Амалии. Она погладила его по руке и поймала себя на мысли, что ей его жаль.
– Вы еще чувствуете слабость?
– Да. И голова…
– Ну, ничего. Похоже, что самое страшное позади. Лежите.
Слуги молча переглядывались. Они не знали, что и думать обо всем этом.
– У его милости давно не было таких приступов гастрита, – рискнул наконец вполголоса заметить Роджерс.
– Гаст… – Амалия поперхнулась. – Кто готовил герцогу обед?
Роджерс, казалось, был удивлен.
– Ваш повар, миледи!
– Франсуа? Но это исключено! А кто еще имеет доступ к еде?
– Все, кто находится на кухне. У нас трое поварих, миледи, и еще…
– Позовите сюда моего повара.
Скрэмблз хотел было взять таз, наполненный рвотными массами.
– Оставьте, – сухо сказала Амалия. Она хотела встать, но Арчи не отпускал ее руку.
– Но… – попробовал было возразить лакей.
– Я сказала: оставьте!
– Мы можем заменить…
– Не надо. Позовите Франсуа. А вы, Роджерс, идите в холл караулить доктора Арлингтона. Как только он появится, ведите его сюда.
– Да, миледи.
– Я пока останусь здесь.
– Да, миледи.
Склонившись в глубоком поклоне, Роджерс вышел из комнаты. За ним последовал и Скрэмблз.
– Ну как вы, Арчи? – спросила Амалия мягко.
Из-под груды одеял донесся тихий вздох.
– Это все кулинарные изыски вашего повара. Я, наверное, уже настолько привык к овсянке…
– Арчи, – перебила его Амалия, – не городите вздора. Лучше скажите мне вот что: вы все ели? И цыпленка, и пудинг, и кофе?
– Да.
– Ни в чем не заметили какого-нибудь необычного вкуса? Или запаха?
– Нет. Амалия, что со мной произошло?
Амалия протянула руку и осторожно погладила лежащего по голове. Он был такой кроткий, бедный большой Арчи… И такой несчастный…
– Не знаю, Арчи. Но обязательно узнаю. Вам легче?
Арчи не успел ответить, потому что в дверь постучали. Вошел встревоженный Франсуа.
– Звали меня, мадам?
– Да. Закрой дверь, Франсуа.
Амалия взяла повара за пуговицу и отвела в дальний угол комнаты, откуда герцог не мог их услышать.
– Франсуа, ты готовил герцогу обед?
– Да, я, мадам. А что?
– С начала до конца? Что там было?
– Цыпленок в сметанном соусе, пудинг с изюмом…
– А кофе?
– Кофе я не занимаюсь, мадам, вы уж простите!
– Кто его разливал?
– Кажется, Джинджер. Такая смешная веснушчатая девчонка. А…
– Кто еще был на кухне, пока ты готовил?
– Роза, Мэри, Элизабет, другая Элизабет, Сибил, Джейн и… и…
Франсуа умолк и съежился под взглядом своей госпожи.
– Франсуа, мне кажется, что Сибил горничная, а не кухарка. Да и две другие тоже!
– Им приятно в моем обществе, – вывернулся мошенник. – Они просто заходили поговорить.
– А кроме них? Не было никого… необычного?
– Насколько я помню, нет, мадам!
– Только слуги?
– Только слуги.
Амалия погрузилась в мрачные раздумья.
– Этот твой сметанный соус – он острый?
– Он-то? Нет! Мягкий, совсем не острый.
Амалия закусила губу:
– Франсуа, мне надо знать, кто, кроме Джинджер, имел сегодня доступ к кофе. Расспроси ее, хорошо?
– Да, мадам.
– Да, – уже громко добавила Амалия, – мы совсем забыли убрать это… Франсуа! Бери таз.
Франсуа попятился, с отвращением глядя на содержимое предмета, который ему предлагали нести.
– Но, мадам, я повар! Я занимаюсь пищей до того, как она попадает в желудок, а не после!
– Франсуа, дело очень серьезное, поэтому прошу тебя… Возьми таз!
С тысячью ужимок Франсуа брезгливо поднял таз и понес, держа его на вытянутых руках. Амалия последовала за ним. Они вышли в коридор.
– Сюда!
– Куда? – изумился Франсуа, уже не чаявший, как бы поскорее донести таз до помойки.
– Ко мне!
Таз занесли к Амалии в спальню.
– Так, Франсуа, а теперь дуй обратно к моему мужу и сиди у него в комнате, пока не приедет Арлингтон, понял? Никого не впускай. Если попросит пить – яйца, взбитые в молоке, или воду. Скажи Скрэмблзу, чтобы на всякий случай принес еще один таз. Ясно?
– Ясно, мадам. – Франсуа поколебался, но потом все-таки спросил: – Что происходит, мадам?
Лицо Амалии посуровело.
– Пока не знаю, Франсуа. Иди к нему. Не оставляй его одного!
– Да, мадам!
Тщательно заперев дверь за Франсуа, Амалия бросилась к своему волшебному ящичку, где в изысканных флаконах хранились тончайшие парфюмы, а в золотых тюбиках и коробочках скрывались помады и пудры, которые заставили бы учащенно биться сердце не одной модницы.
Амалия надавила на скрытую кнопку сбоку, и в ящике обнаружилось второе дно. Здесь не было ни золотых коробочек, ни хрустальных флаконов – одни лишь колбочки, какие-то пробирки и пачечка крошечных, мельчайшим почерком исписанных листков.