– Лазоревое поле, крест Святого Грааля… – удивленно проговорил Ансельм. – А это что? Я не знаю этой фигуры!
Я тоже не знал. Посреди герба, над граалевым крестом, находилось что-то напоминающее венец. Но его зубья ничем не соединялись – корона, у которой стерли обруч…
– Герб новый, – пояснил хозяин. – Мы получили его от деда нынешнего государя. Но эти зубцы – древний знак нашего рода, который король приказал запечатлеть на гербе.
– Рода д’Эконсбефов?
– Мы не всегда носили это прозвище. Д’Эконсбефом стал мой отец, когда купил замок Эконсбеф на Луаре. Когда-то нас звали иначе. Теперь наше имя стало девизом.
Ансельм, не удержавшись, вскочил и подошел к гербу.
– «Ко Пэндра гэну»… Это… Это на греческом?
Я уже понял – не на греческом. Что-то знакомое почудилось в странных словах.
– «Гэн» означает «король» на одном древнем языке, – спокойно пояснил сеньор Гуго. – «Ко» – «за». «За короля Пэндру».
Ансельм растерянно поглядел на меня. Неудивительно – в летописях и хрониках ничего не сказано о короле Пэндру. Но все же в девизе было что-то знакомое. Пэндра-гэну… Пэндра-гэну…
– Пендрагон! – выдохнул я и в изумлении поглядел на хозяина. – Вы… Вы потомки Пендрагонов?
– Что? Сеньор Гуго, вы – потомок короля Артура? – от удивления Ансельм напрочь забыл, что наш хозяин для него не «сеньор», а «сын». Похоже, это позабавило старика.
– Да, святые отцы. Мы – последние из Пендрагонов. Только, отец Ансельм, не думайте, что родство с Артуром делает нам честь. В нашем роду не любят этого бастарда, этого Медведя-Волопаса…
Пока Ансельм приходил в себя, я смог оценить игру слов. Действительно, Медведь, а заодно – и Волопас[27]. Странно, что это никому не приходило в голову. Хотя чего удивляться? Артур! Великий Артур!
– Но… Сеньор… Сын мой… – бедняга Ансельм совсем растерялся. – Король Артур – лучший рыцарь мира! Он создал Круглый Стол. Он – образец для каждого дворянина…
Сеньор Гуго с улыбкой глядел на взволнованного итальянца. Пора было приходить на выручку:
– Брат Ансельм! Вы, конечно, правы. Тот Артур, о котором ходят легенды, – действительно образец для каждого рыцаря.
Я перевел взгляд на хозяина. Пора намекнуть, что и этим нас не удивишь. А если и удивишь – то не чрезмерно.
– Однако, глубокоуважаемый сеньор д’Эконсбеф имеет в виду, очевидно, другие предания. Вспомните, сын мой! Артур – незаконный сын короля Утера.
– Если он вообще был его сыном, – кивнул хозяин. – Обыкновенный разбойник, который в юности действительно пас коров. Всего-то и было у него, что сила и коварство. И его так называемый Круглый Стол – лишь насмешка над орденом логров.
Тут уж и я обратился в слух. Логры! Конечно! Утер и Артур правили лограми.
– Вы правы, святые отцы. Преданий о лограх много, и они разные. В нашем роду рассказывали так. Логры пришли из-за моря очень много веков назад. Когда-то они правили землей, которую поглотило море. Их потомки были владыками запада – тех стран, которыми позже владел император Карл[28]. Ко временам Утера владычество логров ослабло, они правили лишь Бретанью и частью Англии. Но Утер погиб, а Артур, назвавшийся его сыном, перебил законную династию. Но ему была недоступна мудрость логров. Недаром он искал Грааль. Искал и не нашел…
Я вспомнил крест Святого Грааля на гербе. Вот даже как!
– Грааль хранили истинные потомки Великого Владыки Пэндру – Анфортас и его сыновья. Артуру там нечего было делать. Он собрал всяких разбойников и попытался подражать логрским королям. Как вы помните, кончилось это плохо. Артур погиб, но междуусобица погубила логров. В Англии стали править саксы, а Бретань распалась на мелкие феоды. Сейчас логров почти не осталось…
Семейное предание оказалось не таким уж далеким от того, что написано в хрониках. Вспомнилось кое-что из прочитанного.
– В самых ранних британских летописях нигде не говорится, что Артур был королем. Кроме того, он постоянно ссорился с Церковью.
– Вот видите! – д’Эконсбеф усмехнулся. – Впрочем, я излишне отвлекся, святые отцы. Вы пришли сюда по делу…
Мы с Ансельмом переглянулись. Сеньор Гуго менее всего походил на выжившего из ума старика. Разговор о лограх был затеян неспроста.
– Итак, вы расследуете странные события в Артигате. Это могло бы показаться смешным – ведьмины козни! Но, к сожалению, из-за диких суеверий уже погибли люди… Я расскажу, что знаю.
Старик на мгновенье прикрыл глаза, и его лицо показалось мне неживым, слепленным из желтого воска. Внезапно оно напомнило что-то знакомое, уже виденное. Но я никак не мог вспомнить – что…
– Много лет назад наша семья жила далеко отсюда – в Бретани. У нас в замке служил конюхом наш серв[29] – Жеак Дагарр. Вы, наверное, уже догадались – отец того, которого сейчас называют де Гарром. Его предки много поколений служили нам – и в Бретани, и на Луаре, в Эконсбефе. Однажды в деревне, что находилась недалеко от замка, случилось страшное происшествие – вилланы убили одну женщину. Ее считали ведьмой – и да простит Бог этих темных мужиков! У нее осталась дочка, и мы взяли ее в замок, чтобы бедняжка не пропала…
– Вдова де Пио! – воскликнул я.
– Вы догадались. Да, позже она вышла замуж за местного красавца Анри Дапио, который вскоре погиб. Погиб, как и многие другие. Началась война. Герцог Жан осадил наш замок и поклялся истребить всех д’Эконсбефов. Погиб мой сын, погибли наши люди… Мне удалось вырваться вместе с уцелевшими. Нас преследовали, как диких собак. Мы не могли помочь нашим людям. Жеак Дагарр вместе с сыном Санкси уехали за море – в Басконию, Лизетта – та, кого вы называете вдовой де Пио, – в Окситанию. Я с внуками сумел добраться до Бургундии.
Выходит, я не ошибся. Де Гарр, вдова Пио и д’Эконсбеф были знакомы еще до приезда в Памье. Кое-что стало проясняться.
– Потом нас пригласил граф Тулузский. Он наш родственник – очень дальний. Он предложил нам поселиться в этом замке. Конечно, Артигат и его окрестности – владение небогатое, но мы рады и ему. Когда об этом узнал Санкси Дагарр, он тоже переехал, чтобы быть поближе к нам. А Лизетта Дапио жила в Артигате уже несколько лет. У Дагарра-младшего была семья, и он не захотел переезжать в замок, но когда нам понадобилась служанка, мы пригласили его дочь – Жанну. Она была очень хорошей девушкой. Вот, пожалуй, и все.
– Все? – поразился я. – А что было дальше?
Старик развел руками:
– Дальше? Об этом вы знаете, наверное, больше, чем я. Жанна была обручена с Арманом де Пуаньяком, но перед свадьбой бежала, затем вернулась. Потом, через три года, началась эта нелепая история…
– Вы знаете выводы следствия?
Сеньор Гуго кивнул:
– Да, монсеньор де Лоз прислал мне копию. Конечно, не все убеждает, но, по-моему, это лучший исход.
– Лучший? – не выдержал я. – Лучший, чем найти истину?
– Это очень сложное дело. Сложное прежде всего потому, что в нем переплелись интересы разных людей, и знатных, и незнатных. У этой истории много этапов, и каждый раз следует задавать себе вопрос: «Кому это нужно?»
– Давайте начнем, сын мой, – согласился я. – Представим себе, что следствие ошиблось и в Артигат вернулась не Жанна де Гарр, а некая… черноволосая самозванка, которую все принимали за Жанну.
– Из-за ведьминых козней, – бледно улыбнулся сеньор Гуго. – Бедная Лизетта Дапио! Она верила, что ее мать была ведьмой, и сама хотела научиться этой мерзости. Кто-то сказал ей, что в подвале нашего замка в Бретани спрятаны какие-то древние амулеты, и она пропадала там целыми неделями…
Я вспомнил отчет брата Умберто – табличка с непонятными письменами. «Грехи дэргов»!
– …Но поверьте мне, святой отец, Лизетта не была ведьмой. Во всяком случае, ей не под силу было три года отводить глаза целой деревне.
Я не стал спорить – ему виднее. Крест над разрушенной церковью наколдовала явно не вдова де Пио.
– Но все же допустим, сын мой, что в деревню вернулась не Жанна. Кому это было выгодно?
Старик развел руками:
– Если Жанну убили… Я говорю «если», святой отец. Тогда – ее убийцам, чтобы замести следы. Но кое-кто выиграл куда больше. В последнее время де Гарры смогли скопить немало – во всяком случае, для Артигата. Обе дочери получили бы немалое приданое, кроме того, у Санкси нет сыновей…
Намек был ясен – сеньор Гуго указывал на того, кто бежал, не дожидаясь нашей с ним беседы. Арман де Пуаньяк.
– Этот человек по-своему последователен. Вначале он сватался к младшей сестре. Потом – к старшей…
– Что? – Ансельм, не выдержав, вскочил. – Сеньор, вы хотите сказать, что де Пуаньяк был помолвлен с Розой де Гарр? Сестрой Жанны?
– Она была очень красивой – Роза Дагарр. Куда красивее своей сестры. Говорят, она действительно полюбила этого парня…
– Итак, они были помолвлены, – я перевел дух. – Роза де Гарр была невестой де Пуаньяка…
– Нет. Женой.
Я заставил себя сдержаться и прочитать «Отче наш» по-гречески. Не помогло, и я перешел на арабский. Наконец я почувствовал, что могу говорить.
– Сын мой… Вы напрасно скрыли это от следствия.
– Я? – старик крайне удивился. – Я и не думал скрывать. Разве этого нет в протоколе?
В протоколе этого не было. Монсеньор де Лоз имел свою точку зрения на то, что следует приобщать к делу. Вспомнился отец Жеак: «Да, история очень плохая…»
– Странно… Я думал, вы об этом знаете. Они обвенчались тайно, в дальней часовне у Ле-Мас-д’Азиля – это полдня пути от Артигата. Венчал их какой-то бродячий монах. Де Пуаньяк хотел заставить Санкси признать этот брак, но тот отказался и обещал проклясть дочь. Ну, это еще полбеды, но он сказал, что не даст приданого и не оставит ничего по завещанию. Тогда… Тогда что-то случилось, и Роза бросилась в озеро. Нашли ее одежду – и больше ничего.
– Ну а как же Жанна?! – воскликнул Ансельм. – После того, как погибла сестра?
– Жанна не винила де Пуаньяка. Она винила отца. А тот и вправду чувствовал себя виноватым. В общем, муж Жанны должен унаследовать все добро де Гарров. Поэтому можете сами решить, кто был заинтересован, чтобы свадьба состоялась – даже с самозванкой.
«А также в том, чтобы эта черноволосая вовремя погибла, – мысленно добавил я. – Похоже на правду. Но не на всю правду…»
– Это ответ на вопрос «кому выгодно».
– На первый вопрос, – усмехнулся я. – Есть другие. Кому выгодно появление сестры Цецилии из Милана? Кому выгодно было ее признать? Кому выгодно уговорить всех изменить показания и свалить все на вдову Пио, которую так вовремя настиг Божий Суд?
Старик усмехнулся – на этот раз холодно и жестко:
– И еще вопрос – кому выгодно направлять сюда посланцев Рима с чрезвычайными полномочиями? Может, в этом вопросе – ответ на предыдущий?
Ответ я знал – его мне дал Орсини еще в Нотр-Дам-де-Шан. А замять дело выгодно монсеньеру де Лозу, погрязшему в грязных делишках, возможно, графу Тулузскому и почти наверняка – обитателям этого странного замка.
– Ищите, святой отец! Вы ведь знаете пословицу…
Пословицу я не знал – хотя бы потому, что произнес ее сеньор Гуго на совершенно неизвестном мне языке. Увидев мое недоумение, он пояснил:
– Это по-басконски. Если перевести на латынь, то будет так: «Мертвые не остаются одинокими. А если остаются – они не мертвы».
Пословица показалась странной, но басконцев в этом винить не стоило. Хотя бы потому, что язык, на котором она прозвучала, был каким угодно, но не басконским.
– Я читал один манускрипт, – внезапно заговорил Ансельм. – Это редкая версия жития Святого Патрика. Там сказано, что перед отплытием в Ирландию он крестил логров, которых автор называет также дэргами или дарами.
Сеньор Гуго кивнул:
– Да, святой отец. Логров иногда называют дэргами. Но, ради Бога, не путайте нас с теми страшилищами, о которых рассказывают разные байки.
– Байки? Святому Патрику говорили, что дэргов нельзя крестить, потому что они не люди, а оборотни!
– Но он не поверил. Да, я слыхал об этом. Логры – обычные люди, а в оборотней я, признаться, не верю. По-моему, отцы Церкви тоже так считают. Оборотни – либо выдумка мужичья, либо результат хитрого колдовства, когда человеку просто отводят глаза.
Ансельм покосился на меня, я же постарался никак не реагировать. Д’Эконсбеф прав, конечно. Но как быть с нашим косматым знакомым?
– Все эти россказни – выдумка дэргских колдунов. Их называли «гармэ», и, говорят, они были весьма зловредны. Гармэ утверждали, что логры – потомки ангелов, спустившихся на землю. И даже имели наглость ссылаться на Святое Писание.
– Постойте! – Ансельм на миг задумался. – Ну конечно! «В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божий стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».
– Но не поверим мы им, как не поверил Святой Патрик, – улыбнулся сеньор Гуго. – Я слышу шаги. Надеюсь, обед уже готов…
3
Обед был действительно готов, в чем мы убедились, спустившись пролетом ниже. Мне приходилось бывать во многих замках, и во Франции, и в Святой Земле, поэтому меня не могли поразить ни золотая посуда, ни редкое в этих местах кипрское вино, ни остроумные приспособления, которые в последнее время стали называть «маленькими вилами» или просто «вилками». Удивило другое. Как правило, на пирах – или на обычных обедах – многолюдно. За стол сажают всех, кто того заслуживает, остальные толпятся рядом. Здесь же в зале нас оказалось на удивление мало – сеньоры Гуго и Доминик, мы с Ансельмом и двое слуг – тех самых, что сопровождали молодого хозяина. У меня мелькнула странная мысль, что больше слуг в замке нет.
Обед был уже в самом разгаре, сеньор Доминик вовсю потчевал Ансельма подогретым вином с пряностями, когда дверь отворилась и в зал вошел некто нам еще неизвестный. Вначале показалось, что это кто-то из слуг, настолько странно и неуверенно держался этот парень. Но затем я понял – нет, не слуга. Богатый кафтан, башмаки с длинными носами, перстень на руке и пояс. Шитый золотом, очень приметный пояс…
Разговор тут же стих. Сеньор Доминик неуверенно поглядел на нас, затем на вошедшего.
– Святые отцы! Это мой младший брат, Филипп.
Они были действительно похожи, но Филипп явно покрепче и пошире в плечах. Глаза, как у брата, – темно-карие, но их взгляд ничем не напоминал взгляд Доминика. Казалось, перед нами ребенок – испуганный, растерянный ребенок.
– Филипп, это наши гости. Они хорошие… Короткий неуверенный поклон. Парень потоптался на месте и осторожно подошел к столу. Ансельм встал и поспешил придвинуть стул. В ответ послышалось невнятное бормотание.
– Не давайте ему вина, – быстро шепнул старик. – Ему нельзя.
Рука Филиппа уже тянулась к кувшину, но один из слуг ловко отодвинул его и налил парню сладкой малиновой воды. Филипп улыбнулся, что-то проворчал и погрузил руку в поставленное перед ним блюдо с жарким.
Постепенно беседа возобновилась. Мы с Ансельмом старались делать вид, что не замечаем странного соседа. Филипп поглощал жаркое, громко чавкая и вытирая здоровенные ручищи о скатерть, пил малиновую воду, и, казалось, тоже не обращал на нас внимания. Но несколько раз я чувствовал на себе его взгляд – испуганный и недоверчивый.
После обеда один из слуг увел Филиппа, а мы отправились осматривать замок. Признаться, ничего особенно увидеть не удалось, разве что я лишний раз убедился в двух важных вещах: замок почти неприступен, однако защищать его некому – кроме двух слуг и хозяев, я не заметил ни единой живой души.
Поговорить с Ансельмом так и не удалось. Даже вечером, оставшись вдвоем в небольшой комнатке на одном из пролетов донжона, мы не решались разговаривать вслух. Наконец Ансельм не выдержал и обратился ко мне по-гречески:
– Отец Гильом… Вы заметили?..
– Не заметил, – прервал я его. – Потом.
Парень усмехнулся и с трудом проговорил:
– Не знать… они все языки. Я – ты понимаешь?
Первый раз я услыхал такое от красноречивого итальянца, но подобный слог был вполне простителен – парень говорил по-арабски.
– Понимаю, – я улыбнулся в ответ. – Но вложи меч своего нетерпения в ножны ожидания, сын мой! Да пошлет нам Аллах увидеть золотые латы всадника утренней зари, и да откроем мы тогда уста красноречия!
Ансельм несколько мгновений соображал, затем со вздохом кивнул. Похоже, его так и подмывало поделиться тем, что он видел.
– «Наступление часа – как мгновение ока или еще ближе»[30], – наставительно заметил я, прикидывая, что нам делать, если среди ночи в комнату ворвутся убийцы. Оставалось уповать на Того, о ком в той же нечестивой книге сказано «Прибегаю к Господу людей, царю людей, Богу людей, от зла наущателя скрывающего, который наущает груди людей от джиннов…»[31]
Провожал нас сеньор Доминик. К старику мы не стали подниматься, попросив передать благодарность за гостеприимство. Когда створки ворот остались позади, я еле удержался, чтобы не побежать вниз. Нет ничего страшнее, чем ждать стрелы в спину. Я помнил Палестину и странный обычай сарацин – принимать гостей, как родных братьев, – и тут же убивать за порогом, дабы не осквернять святой закон гостеприимства. Конечно, сеньор Гуго и его внуки – не сарацины, но я бы предпочел, чтобы за моей спиной оказался в этот момент замок Имадеддина Мосульского…
Только внизу, когда мы пересекли скрипящий мостик, я перевел дух. Ансельм с тревогой поглядел на меня.
– Ничего… – Я попытался усмехнуться. – Просто испугался.
– Вы?!
Я покосился на итальянца – этот паршивец ко всему еще и льстец!