Квирин защищен таинственным образом. Там нет сагонов. Там светло жить. Светло. Там все становится так ясно и просто. Улыбаешься, просыпаясь, и взлетаешь в утреннее небо. Там не бывает зла…
И горе там не разрушает душу.
Здесь слишком много солнца… она, кажется, умерла. Ты чувствуешь облегчение?
Голос. Чужой, мягкий, так естественно проникающий в сознание.
Господи, помилуй, начал молиться Арнис, огради меня силой Животворящего Креста твоего…
— Умирают всегда другие, не так ли, Арнис? Ты останешься жив.
Там было слишком много солнца. Солнце рвалось сквозь древесные ветви и бликами ложилось на траву. Оно слепило. И воздух был горячим и вязким.
Умирать должны другие, верно? Вот и Нико погиб. Погибнет Ильгет. А ты - ты будешь жить, я тебе обещаю… ты будешь жить.
Арнис беззвучно застонал.
— Оставь меня в покое. Я не хочу слушать тебя! Господи… Отче наш, сущий на небесах…
Я не трогал тебя на Квирине, ско, а этот мир принадлежит мне. За твою ошибку расплатятся другие. Так же, как было в первый раз. Ты помнишь, как она просила тебя?
Арнис сполз на пол, уткнулся головой в кромку кровати. Встал на колени. Его трясло.
Ты помнишь, как она кричала? Твоя маленькая… твоя птичка. Кричи же теперь к своему Богу, проси Его, и Он останется так же глух…
"Я ненавижу тебя, - выдохнул Арнис, - ненавижу. И я убью тебя, как только доберусь, ты, отродье!"
Убей, Арнис. Ненависть - чувство очень продуктивное. Но как же быть с любовью? Ты ведь ее любил, верно? Твою птичку? Твою девочку? Ты предал ее. Ты предашь все, что угодно.
И снова острая душевная боль заставила Арниса закрыть глаза… замереть… умереть бы прямо сейчас… Господи! Почему он так легко заставляет меня слушать?
"Тебе не справиться со мной, - сказал Арнис, - понимаешь, не справиться".
Ты думаешь, что можешь не слушать меня. Конечно, не надо слушать… только это ведь не я, Арнис. Это твоя совесть. Меня ты заткнешь, а ее?
— Совесть здесь ни при чем. Уйди… уйди, ублюдок.
Арнис начал монотонно и тихо ругаться… может быть, хоть это спасет… удержит на какое-то время.
Каждая ложбинка и каждый холмик ее тела. Такие теплые, знакомые, давно и хорошо изученные. Такие нестерпимо таинственные и сладкие.
Ускользающие.
Ускользающие всегда. Не желающие ласки и нежности.
Одного только она никак не могла понять все эти годы - ведь он любил ее. Да и как можно было ее не любить, ведь и там, в той компании, где он ее увидел, она была - как глоток свежего ветра. Как весточка из иной страны. И все это - то, что наполняло ее, он любил тоже… раньше… давно… Почему - он не понимал. У него были женщины красивее. Ее тело не так уж совершенно. Просто это она. Ильгет.
Ведь даже сейчас он думал о ней почти постоянно.
А она все эти годы медленно и постепенно убивала в нем любовь.
Искренне удивляясь (сволочь!), в чем же она виновата, и что она делает не так.
Он не мог не думать о ней. Не мог не желать ее. Но ее не было с ним - ни вечерами, когда она покорно сидела за столом или на диване рядышком, беседуя с ним, эти беседы не приносили ни радости, не облегчения. Ни даже ночами, когда он втискивался в ее теплое тело, пытаясь достучаться, пробудить ее отклик, эмоцию, пробудить тот ответный ток, которого он так ждал… Этого не было - почти никогда. Может быть, раза два или три за всю жизнь он почувствовал что-то с ее стороны. Впадая в ярость, Пита начинал кричать, что она ведет себя как бревно, что она не желает учиться ничему - и она снова удивлялась - как? Разве они не меняли поз, разве она не соглашалась на любые предложенные им эксперименты (и даже робко предлагала что-то сама)? Но с ее тонкостью, с ее хваленой интуицией - неужели она не понимала, что ему не оргазм нужен? Что без оргазма можно прожить, а вот без этого ответного чувственного тока, без этой теплой и женственной волны - нельзя.
Что было тому причиной? Она уверяла, что любит его (может быть, и правда любила). Она не была совсем уж холодной, не была фригидной. Да все она прекрасно могла… могла бы, если бы захотела. В том-то и дело, что не хотела. Сочиняла всякую чушь про фантастических рыцарей, конечно, он-то не рыцарь, не воин какой-нибудь, самый обыкновенный мужик. Но тогда зачем жить с ним - получается, из материальных соображений? Потому что денег нет? Может, и так. Ей с ним просто удобно, он ее кормит, содержит, а мелкие неприятности можно и перенести.
"Ты пашешь, загибаешься с утра до ночи на работе, а она…"
Может, этот голос, так внезапно возникающий откуда-то, не совсем прав. В глубине души Пита чувствовал, есть у жены что-то еще, из-за чего она с ним остается.
Но как, как жить с такой? Она просто не понимает, что такое мужчина. Ведь это не только в анекдоте так - "а я всегда о них думаю". Она не понимает, что это такое, когда вот эти ложбинки, эта нежная кожа - постоянно, постоянно в голове, когда ты пишешь код, когда включаешь и выключаешь компьютер, когда ведешь машину. И ведь казалось бы, чего проще - ведь это жена, не какая-нибудь неприступная красавица, пришел домой - бери и пользуйся.
И еще смешнее то, что она ведь даже и не отказывала.
Просто уходила в себя, и душа ее замыкалась наглухо в то время, как он делал что-нибудь с ее телом. И тело реагировало даже… как-то изгибалось, изображало страсть, двигалось. Только душа была очень уж далеко.
Это начинало бесить его, и тогда он начал причинять ей боль. Она довольно чувствительна и боится всего. Сделать ей больно - проще простого. На какой-то миг он ощущал ее рядом, ощущал ее присутствие - она больше не замыкалась, она раскрывалась и кричала от боли… И потом она не упрекала его. Просто отворачивалась и лежала, уткнувшись носом в подушку, уйдя еще дальше, чем когда-либо… и ему было омерзительнее, чем когда-либо раньше. Он стал противен сам себе. Мерзок. Как он мог дойти до такого? Ему хотелось ласкать ее, так хотелось подарить ей нежность, любовь, радость, она отвергла все это. Но садизм всего этого ведь не заменит, в его душе слишком мало садизма, ему хочется любить - а она вынуждает его быть жестоким.
Он пытался переключиться на других женщин. Перепробовал за эти годы нескольких. И все они были красивее ее. И гораздо больше умели. И отвечали на его любовь и нежность. Все, все до одной были лучше этой бледной поганки.
Беда только в том, что он-то любил ее.
И даже уйти не мог. Пытался ведь… После того, как случилось все это с ребенком, и она тут лежала в депрессии, плюнул и ушел к Нэтти. Нэтти - веселая, нежная, простая. С ней так легко. Она понимает его и любит.
И мать обрадовалась, уже к адвокату побежала - отсуживать квартиру, чтобы Ильгет, не дай Бог, не оттяпала у них комнату. Да она вообще-то и не могла ничего получить по закону, квартира - его личная собственность.
Жена уже собралась к своей матери ехать в Иннельс. И все бы решилось, и все было бы хорошо.
Не смог. Не выдержал - вернулся.
Это просто бред, колдовство - делают же привороты какие-то. Почему он не может прожить без нее, без этого ее бледного легкого тела, чуть широковатых бедер, глубокой ложбинки меж грудей… Без того, что наполняет это тело…
Почему он так бьется который год, мучается, пытается приблизиться к ней, и она, внешне как бы стремясь к нему и на все соглашаясь, все больше уходит в себя…
"А еще говорят, что нельзя вымогать того, что дается даром"… Дурацкая строчка из какой-то песни. Но почему она не хочет дать ему даром - а если не может, то почему не отпустит его, в конце-то концов? Почему она держит его словно на поводке?
Пита начал ощущать к Ильгет временами настоящую ненависть.
Может быть, это шизофрения - он начал разговаривать сам с собой. Точнее, не с собой даже - этот Голос был внешним. Пита чувствовал его чужеродность, инаковость. Но наверняка сказать нельзя… Голос звучал только в его голове. Он ничего не приказывал, говорил негромко, сочувственно.
Этот Голос понимал все.
Он осуждал Ильгет и намекал на то, что она - проклята. И все плохое, что делает Пита - спровоцировано ею. Она кажется святошей, а на самом деле она - катализатор зла. Рядом с ней любой превратится в изверга.
Лишь однажды Пита испугался. Однажды Голос явно дал почувствовать себя. Как нечто чужое, не его сознанию принадлежащее. Когда точно сообщил о том, что Ильгет перестала переписываться с этим… Деллигом (Ильгет рассказывала Пите об этой переписке). И действительно - не только перестала, но и вообще все письма его исчезли с жесткого диска. Пита не читал их - он порядочный человек все же. Но раньше они были, и их не стало. И Голос знал об этом. Это испугало Питу, и среди ночи возник странный толчок - идти в церковь.
Он ненавидел религиозность Ильгет, вдруг проснувшуюся на второй год семейной жизни. Церковь - это была еще одна часть ее собственного внутреннего мира, мира, куда мужу не было доступа. Пита попытался было вникнуть в это их учение, но оно было слишком уж нелогичным и нелепым. Тогда лучше верить, как предки, в двойную Силу, создавшую мир, в Орла и Дракона… Это, по меньшей мере, символы. Христиане же долбили, что единая Сила, Творец Вселенной мог ужаться до размеров всего-навсего одного человека, на какой-то планетке, даже не галактического уровня. Словом, ничего он там не понял и при случае вышучивал этот бред, Ильгет это не нравилось, конечно, она молчала и замыкалась в себе еще больше, но так ей и надо.
Иногда он относился к церкви благодушно, даже согласился на обряд венчания, надеясь, что может, что-то это пробудит в душе жены. Может, и правда, какое-то есть благословение Божье, как знать… Может, если не он сам, то Бог совершит чудо и пробудит в душе Ильгет любовь к мужу.
Ничего подобного не произошло, и это разозлило еще больше.
Но вот теперь вдруг ему захотелось пойти в церковь. В самом деле - чем он хуже ее? Само по себе Евангелие ему понравилось, там были высказаны мудрые и хорошие вещи. Не хуже, чем у древних ярнийских этиков. Но главная причина - Пита вдруг понял, что с этим Голосом надо что-то делать. Идти к врачу - но вроде бы он ведет себя адекватно, не похоже это на шизофрению. Может быть, сходить к священнику и посоветоваться - Ильгет говорила, что в таких вещах священники должны разбираться.
Ничего подобного.
Отец Ролла, который охотно принял и выслушал его, сказал лишь одно, что если Питу тревожит какой-то голос, надо просто молиться, совершать крестное знамение, и если этот голос не от Бога, то он отойдет. Но часто вообще-то люди просто и сами с собой разговаривают, и ничего уж такого особенного в этом нет.
Пита пробовал перекреститься, Голос это совершенно не волновало, да и сам Пита в эту чушь не поверил.
А вот по поводу семейной жизни с отцом Роллой поговорить было довольно интересно. Священник отнесся к Пите сочувственно. Видите ли, сказал он, мы-то даем обет целибата, у меня нет жены, и я не представляю ваших проблем. Но то, что вы рассказываете, заставляет действительно вам сочувствовать. Я не хотел бы осуждать никого, но я могу вас понять, ведь вы глава семьи, вы мужчина и действительно, если со стороны жены вы видите одно лишь отторжение и ненависть… равнодушие… Если жена полностью погружена в свои бесплодные фантазии… Я могу вас понять, вполне.
Пита спросил, не следует ли ему развестись с Ильгет. Священник развел руками и сказал, что церковь против развода, да и брак-то венчанный, а значит - вечный. Но… Бог на небесах видит правду. Церковь на земле установила вечность любого формально венчанного брака, но Бог знает истину…
Пита стал захаживать в церковь и даже посещать службы - не вместе с Ильгет, конечно. Не хотелось рассказывать ей об этом. И потом, произошло странное - Ильгет как будто к церкви охладела. Она по-прежнему ходила туда, как положено, по воскресеньям, и даже непонятно, в чем это охлаждение выражалось… она и раньше с ним не говорила о религии. Но Пита просто чувствовал, что церковь уже не играет в ее жизни такой роли, как раньше.
Впрочем, несложно понять, почему. Этот отец Ролла - новый. Если он высказал Ильгет все о роли мужа в семье и ее обязанностях по отношению к Пите, то ничего удивительного в том, что ей это не понравилось, и она решила в такую церковь больше не ходить. Вполне возможно, что предыдущий священник поддерживал ее заблуждения…
Пита чувствовал себя все более и более несчастным.
Хуже всего, что у него начались неприятности на работе в Биоцентре. И неприятности эти были связаны не с чьими-то происками и даже не с абстрактным невезением, а если честно признаться - с его собственными личными качествами.
Пита привык считать себя хорошим программистом. Всегда на отличном счету у начальства. Зарплата. Уважение. Коллеги обращаются за помощью. Конкурирующие фирмы шлют перспективные предложения - переманивают.
И вот сейчас он перестал справляться. Не потому, что объем возрос, но - изменилось само содержание работы. В Биоцентре появились компьютеры нового поколения, затем машины еще усложнились. Никому больше не нужно было умение аккуратно и остроумно составлять коды, с этими машинами нужно мыслить как-то иначе - а он не мог. Не получалось. Не то, чтобы совсем - но на передний план вышли другие люди, его стали затирать, поручать ему какие-то малозначащие вещи…
"А ведь это она довела тебя до такого состояния. Ты же был творцом, ты был таким умным, интересным человеком - но пять лет этого брака, пять лет издевательств кого угодно превратят в идиота. А она ничего не потеряла - живет на твои деньги и при этом пишет, еще и пишет гадости о тебе же" (Пита знал, что это не так, но вообще-то… если вдуматься - действительно гадости).
Именно так. Пита жаловался на жизнь, сидя по вечерам с Ильгет за столом, и она еще и выслушивала его, сочувственно кивала, говорила, что верит в него, что он справится… только вот потом так и оставалась бесчувственной. На самом деле ее мало трогали трагедии Питы. Уйдет к себе в компьютерный мир и живет там. В своих воображаемых трагедиях.
Он приходил в отчаяние и кричал. Она недоуменно расширяла глаза - "но что, что я должна сделать? Ты скажи, и я сделаю". Как она не понимает - о таких вещах не говорят! Он не должен произносить этого вслух! Как будто она не понимает сама!
"Все вранье. Она использует тебя. Ты ей выгоден и удобен. Она готова формально выполнить твои требования, но жить будет так, как удобно ей. Ты же сам это понимаешь".
"Хорошо, - отвечал Пита, - тогда я разведусь с ней. Я уже пытался, но был слишком слаб. Но сейчас я готов".
И в самом деле - сейчас он чувствовал себя готовым. Любовь к Ильгет, это наваждение, кажется, совсем прошло. Даже ее тело перестало быть таким уж вожделенным. И вообще секса не хотелось. То есть хотелось, и он регулярно спал с ней - но скорее, за этим что-то другое стояло. Хотелось просто ощутить ее в своей власти, почувствовать себя мужиком. Однако и этого не было - какая уж там власть, какой мужик, если ничем ее не заставишь быть рядом, даже болью (тем более - болью). Хотелось восстановить свое униженное, растоптанное достоинство. И несложно найти женщину, которая восстановит все, которая будет его любить и уважать, но хотелось все-таки добиться этого именно от Ильгет…
Она виновата во всем.
Эта зима была черной. Пита все больше и больше убеждался в том, что его неудавшаяся жизнь, его проблемы с работой, с семьей - все это дело рук одного-единственного человека, и скорее всего (как подсказывал Голос), этот человек, Ильгет, даже вполне сознательно разрушает его жизнь. Просто из желания разрушить.
Она манипулирует им.
Он не может нормально работать после общения с ней. Каким многообещающим он был студентом, одним из лучших на курсе - и до чего докатился… Разве такая карьера была бы у него, окажись рядом нормальная женщина?
Она не смогла родить ребенка - и неудивительно, черная энергия окружает ее, она ненавидит все и вся.
Теперь она еще устроилась работать - чего ради? Денег достаточно. Да понятно же - просто для того, чтобы досадить ему, чтобы намекнуть, что он мало зарабатывает, что не удовлетворяет все ее аппетиты.
И самое мерзкое при этом, что она еще и считает себя возвышенной и высокоморальной. Ходит в церковь. И ведь даже схватить за руку ее некому - внешне, для окружающих все именно так и выглядит, она честная хорошая жена, он негодяй. Никто же не знает, как она манипулирует им и издевается!
Мама, конечно, против Ильгет, но мама тоже ничего не понимает.
Надо уходить - с одной стороны, ее как-то жалко, и тогда, уходя к Нэтти, Пита тоже это понимал. Ильгет не на что жить, с матерью (вот еще одно доказательство!) ей будет очень тяжело, работы она найти почему-то не может (неудивительно, кому такая нужна). Да, это даже жестоко, но почему он должен приносить свою жизнь в жертву этому монстру? Пусть крутится сама как хочет. Она взрослый самостоятельный человек.
Испугало Питу еще одно - он попробовал снова завязать отношения с Нэтти, уже было совсем прервавшиеся. И… не смог ничего. Нэтти отнеслась к этому спокойно. Один раз, другой… Но к ней просто нет смысла ходить, если ты не в состоянии сделать ничего. Пита купил какое-то лекарство, но оно не помогло, видимо, было слишком мягким.
Произошло самое страшное - Ильгет лишила его всего. Самого главного. Он перестал быть мужчиной.
Надо бежать. Надо срочно бежать от нее. Прозрение наступило слишком поздно. Но может быть, еще можно что-то восстановить…
И все же он не мог сейчас уйти… Вот просто так взять и уйти. Что-то удерживало его снова и снова. Он перестал почти разговаривать с Ильгет. Только время от времени, не сдерживаясь уже, кричал ей все, что думал о ней, тряс за плечи, хлестал по щекам, она, конечно, рыдала, но потом ничего себе, вполне успокаивалась и становилась довольненькой даже - наверное, того и добивалась. Ей было приятно видеть, как разрушается личность мужа. От секса с ней он удержаться не мог, но это не был уже нормальный секс, уже следа не оставалось - что-то словно вселялось в него. Он не мог остановить себя, и плохо помнил наутро, что происходило.
Он окончательно перестал верить в то, что она когда-нибудь изменится. И тогда, наконец, в полном сознании своего освобождения, он пошел к адвокату и запустил бракоразводный процесс.
Выходные были свободными. Ильгет отработала два дня, и теперь можно было отдыхать. Если пребывание дома, конечно, можно назвать отдыхом.