Судя по всему, любовницы у него не было. Правда, Пита завел манеру ходить в сеть на эротические сайты и заниматься там флиртом… переходящим в виртуальные оргии - при голографическом изображении и с эффектом присутствия, разве что не осязательным. Зато в те вечера, которые Пита проводил в сети, он уже не приставал к Ильгет.
В эти вечера она, конечно, все равно не выходила из дома, и о том, чтобы провести время с друзьями, не было речи. Но ведь и для нее тоже существует Сеть…
Чаще всего Ильгет встречалась там с Иволгой.
Иволга казалась ей неким идеалом - сильная, иногда резкая, холодная, строгая к себе и другим, Ильгет хотелось бы быть такой. Такой практичной, жесткой, уверенной. Она иногда не понимала, что, собственно, Иволга находит в ней. Иногда не понимала и саму Иволгу. И все же общение с ней - как буквально с любым квиринцем - стало для Ильгет отдыхом.
Реальная Коринта прекрасна. Но не менее прекрасен виртуальный мир Квирина - бездонный, кажется, бродить по нему можно почти бесконечно. Ильгет любила посидеть в пространстве Иволги, просторной голубой дворцовой зале, с полками книг-переводов, с окнами, за которыми менялись терранские пейзажи. Иволга утверждала, что не тоскует по Терре, что она квиринка - но любимым ее занятием по-прежнему оставались переводы с терранских языков, Ильгет с удивлением узнала, что Иволга - весьма известный в Коринте переводчик. Бывая в этом виртуальном дворце, Ильгет постепенно проникалась терранской культурой, в особенности, родной культурой Иволги, русской.
Настоящее имя Иволги было - Иоланта. Тоже, как она объясняла, не совсем русское имя, ее отец, рано сбежавший из семьи, происходил из какого-то другого народа. Еще в детстве ее называли Оля, это имя смешило Ильгет почему-то.
С двадцати лет она если и бывала на Терре, то лишь изредка и ненадолго.
Само ее прозвище - Иволга, означало вид певчих птичек с желтой грудкой, на Квирине таких не водилось. Никто, собственно, и не знал значения этого имени. Так - называли и все. На Терре у людей были и фамилии, но Иволга не афишировала свою, а на Квирине она назвалась попросту да Терра - Иволга Терранская.
Подруги часто отправлялись гулять по виртуальным пространствам. Так же, как и в реале, здесь можно было бродить вдоль картинных галерей и в открытых для посещения пейзажах дикой природы. Можно было пообщаться с незнакомыми людьми или встретить приятелей. Так же, как и в реале, люди здесь были поражающе открыты и дружелюбны.
Ильгет нравилось незамысловатое, не слишком богато оформленное пространство для общих встреч - площадь Радуги. Обычные домики по краю, явно нарисованное небо и радуга - вот и весь дизайн. Зато здесь вечно собиралась пестрая толпа, и она была куда экзотичнее той, что можно увидеть на Набережной в реальной Коринте. Здесь встречались говорящие животные, монстры, феи, гномы и прочие персонажи фантастики и сказочного мира. Хотя были, разумеется, и обычные люди.
Подруги подошли к небольшой толпе, собравшейся вокруг деревянного круга, на котором сменяли друг друга добровольные выступающие, музыканты и певцы. Постояли, послушали игру на удивительном инструменте, Ильгет никогда и не видала такого, отдаленно это напоминало пан-флейту, но звук более рокочущий, раскатистый, и чудно гармонировал с плеском прибоя. Да и со всем этим синеватым, уже темнеющим небом, простором, ветром сливалась незнакомая непривычная мелодия, и так хорошо от этого становилось на сердце - Ильгет замерла и думала только, как бы хорошо все время вот так стоять, и чтобы не прекращалась музыка.
— Это сьента, - прошептала Иволга ей на ухо, - вроде бы, с Дорнризи, инструмент такой…
Ильгет кивнула молча. Мелодия затихла. По квиринскому обычаю слушатели долго еще стояли молча. Потом Иволга стала пробиваться через толпу к кругу. Оказывается, очереди никакой не было, она сразу вскочила на помост. Сдернула с плеча гитару.
— Перевод, - сказала Иволга, - с одного из языков Терры.
Она заиграла сложное вступление. Ильгет позавидовала подруге - надо же так уметь. Иволга запела своим низковатым, не очень красивым голосом.
Я не могу остаться здесь,
Душа моя в пути.
Задуйте свеч дрожащий свет
И дайте мне уйти.
Я слишком вас люблю,
И потому уйти я должен,
Чтобы свет ваш на ладонях унести.
Ильгет уже знала эту песню, хоть Иволга перевела ее совсем недавно. Пробившись ближе к кругу, она подхватила вторым - точнее, первым, более высоким и пронзительным голосом. Иволга бросила на нее одобрительный взгляд.
Молитесь за меня,
Пусть я не буду одинок.
И без того до боли мал
Отпущенный мне срок.
Бессмертны только песни,
Лепестки которых я собрал
На перекрестке тысячи дорог…
Иволга спрыгнула с помоста, закинула гитару за плечо, будто это была "Молния", и подруги зашагали дальше, не дожидаясь, когда кончится поощрительное молчание.
— Как здорово, что ты переводишь, - сказала Ильгет, - у вас такие замечательные поэты. У нас вот тоже… но у меня не получается переводить почему-то.
— Это особое призвание, - пояснила Иволга, - мне всегда нравилось переводить. На Терре я этим тоже занималась. И училась, собственно, в институте иностранных языков… у нас ведь с этим проблема, мнемоизлучателей не было.
— И у нас то же самое. Так ведь и я почти стала лингвистом, Иволга!
— Значит, мы коллеги, - рассмеялась Иволга. Потом посерьезнела, - на самом деле я хотела вначале в медицину. Потом… да и иняз я не закончила. Нет, пожалуй, можно сказать, что я неудачница.
— Да и я тоже неудачница! - Ильгет улыбнулась.
— Я всегда любила переводить стихи… Сабли вон, трубите горны, город Кабул на реке Кабул…
— Это еще что такое?
— Это мой первый перевод. С английского на русский. Киплинг, такой поэт у нас был. Мне было 13 лет, и вот меня так это поразило… сейчас я это стихотворение перевела и на линкос. Брод, брод, брод на реке Кабул. Брод на реке Кабул во тьме. Слышишь, лошади рвут постромки. Люди плывут, ругаясь громко, через брод на реке Кабул во тьме.
— Про войну, - сказала Ильгет.
— Ага. Ты знаешь, я всегда чувствовала… жила, росла в мирное время, но что-то такое ощущала. И как видно, не зря.
— Знаешь, - сказала Ильгет, - наверное, я как-нибудь выучу твой язык… это не на нем написан оригинал Библии?
— Нет, что ты… Ветхий завет - на древнееврейском, а Новый - на греческом. Я эти языки не знаю. Да и Библией-то не очень интересуюсь. Но наш язык тоже…
— На лонгинском тоже есть чудесные стихи. Например, того же Мейлора… - Ильгет внутренне вздрогнула от собственных слов, Мейлор до сих пор прочно ассоциировался у нее с психоблокировкой. Но это же глупость, пора и забыть.
— Вот послушай. Это малоизвестное…
— Сагонское что-то, - пробормотала Иволга. Они подошли к одному из выходов с площади Радуги. Слева от них разгорелся философский спор - маленький белый слоник с длинным хоботом доказывал слушателям, что любая вера в Высшее Существо бессмысленна. Справа под медленную музыку танцевали пары. Впереди стоял стражник с алебардой в железных доспехах.
— Смотри, Иль, это, кажется, древний артийксийский город… минус третьего-второго уровня. Мы тут еще не были, пошли посмотрим, а?
Стражник преградил им путь.
— Досточтимые дамы должны принять городское облачение - он махнул алебардой в сторону раскрывшегося перед ними зала, где в воздухе парили железные доспехи воинов и пышные наряды дам древности.
— Ясно, - разочарованно вздохнула Иволга, - тут надо тела менять… мне что-то влом…
— Мне тоже, - поддержала Ильгет, - да и вообще давай лучше поболтаем.
Они отправились к следующему выходу.
— Город тысячи статуй… вот, это то, что нужно.
Они вышли с площади и оказались в пространстве сетевых ваятелей. Искусство сотворения объемного живого объекта в сетевом пространстве давно развивалось на Квирине. В свободное время этим увлекалась, например, Лири. Где-то здесь размещены и ее произведения. Ильгет, разговаривая с Иволгой, краем глаза разглядывала живые статуи - полупрозрачная девочка-черный эльф, медленно машущая крыльями… жаба с огромными телескопическими глазами, прыгающая по лужайке… мельтешня крошечных сверкающих птичек в воздухе над дивным розовым кустом.
Посетителей не было видно, подруги брели вдвоем по лабиринту аллей.
— Только мне домой уже скоро, - вздохнула Ильгет, - еще… да, еще четверть часа, и надо идти.
— А что так? - поинтересовалась Иволга, - муж?
— Ага, - Ильгет замолчала, - понимаешь… он меня ждет… когда я приду… ну, в постель.
— Так я, может быть, тебя отвлекаю? Иди тогда домой?
— А что так? - поинтересовалась Иволга, - муж?
— Ага, - Ильгет замолчала, - понимаешь… он меня ждет… когда я приду… ну, в постель.
— Так я, может быть, тебя отвлекаю? Иди тогда домой?
— Нет-нет… сейчас еще нет… Он сейчас сам в сети. Во дворце эротики…
— Ни фига себе! - возмутилась Иволга, - и тебя это устраивает?
— Но ведь я… я же не удовлетворяю его… в смысле, то есть… понимаешь, секса, вроде, ему должно хватать, но я не удовлетворяю его эмоционально… ему нужно другое. Я думаю, что это же, наверное, не измена…
Иволга покрутила головой.
— Извини, Иль… не понимаю… не постигаю.
— Он недавно ругался, - сказала Ильгет. Нехорошо, вообще-то, говорить об этом.. но ведь Иволга не передаст дальше. А ей тоже тяжело все носить в себе, она не железная, - ругался сильно, что вот он приходит в постель, а я в сети… а он там один, в холодной постели. Но Иволга, я ведь в сеть стала ходить только тогда, когда увидела, что и он ходит. А что же мне было делать, сидеть просто так и ждать? Почему ему можно, а мне нет? Он сказал, что в десять часов я должна быть в постели и ждать его…
— Ильгет! - Иволга остановилась и некоторое время смотрела на нее вытаращенными глазами, - ты знаешь, как далеко бы он летел, если бы попробовал сказать такое мне?
Ильгет вздохнула.
— Это еще не все, Иволга… позавчера был еще один скандал. Он ругался, что я прихожу в 10 часов и жду его в постели только потому, что он мне это велел, а не из любви к нему. Ты знаешь, если честно - я уже не знаю, что делать.
— Да валить от него надо, ты что, не понимаешь?
— Я хотела ему помочь. Да… я слишком самонадеянна. Мне казалось - все-таки воздействие сагона… он болен, надо как-то ему помочь, но видишь - я не могу, я не знаю, как это сделать. Он же постоянно… во время скандалов. Он постоянно кричит "сделай что-нибудь!" Ему плохо. А я не знаю, что сделать…
Они вышли на перекресток аллей, где медленно плавали над землей маленькие уютные сиденья. Иволга вскочила в одно из креслиц, Ильгет последовала ее примеру.
— Давай посидим маленько… Так вот видишь, Иль, потому я и говорю - уходи. Ты хотела помочь. Хорошо. Но ты не можешь помочь - наоборот, рядом с тобой он становится еще хуже. Разве не так?
— Понимаешь, - Ильгет помрачнела, - он зависит от меня. Зависит. Если я уйду… ему не будет лучше, будет хуже…
— Да откуда ты знаешь?
— Знаю, - просто сказала Ильгет.
Иволга помотала головой.
— Ну ладно, но ты что ему - нянька? Ты нанялась за ним следить?
— Я жена. Я отвечаю за него.
— Но если ты ничего не можешь сделать…
— Знаешь, Иволга… может быть, надо просто присутствовать… У него должен быть шанс, понимаешь? Если он сейчас не использует этот шанс, не поймет на минуту, что я хочу ему добра, что я люблю его, что надо попробовать… не знаю, как-то повернуться в другую сторону. Быть добрым, добродушным. Попробовать обратиться к сексопатологу по поводу нашей несовместимости - а не обвинять меня в том, что я чего-то не могу… Я не знаю, может, это с моей стороны самонадеянно, так думать. Но я это не думаю, я это чувствую… Он должен понять, должен использовать этот шанс. У нас может быть нормальная семья. Ведь мы так хорошо общались с ним, разговаривали… у нас было много хорошего. Иначе… будет плохо. И мне, и ему. Но ему будет хуже.
— Не понимаю, - сказала Иволга, - хоть убей - не понимаю тебя. Он же тебя предал. Потом, он… он же враг. И не просто. Арнис - ты же сама рассказывала… что он там делал с Арнисом? Ты же, вроде бы, сама его и нашла.
— Да, - Ильгет опустила голову, - да, но он ничего не делал. Он слабый. Его заставили воевать… охранять там… знаешь, он же совсем не военный человек. И он не садист по сути… Во всяком случае, причинять кому-то боль - это ему не доставляет удовольствия.
— Знаешь, Ильгет, извини… но если бы я оказалась в тот момент в твоем положении… если бы рядом был… да кто угодно из наших, связанный, в крови, если бы я видела, что кого-то из наших пытали… даже не из нашей декурии, неважно. Просто любого квиринца. Того, кто стоял бы рядом, я бы размазала по стенке. В буквальном смысле. И не спросила бы, делал он что-то, не делал… и кто бы это ни был - муж, сват, брат…
— Уверена, что нет, Иволга. Нет. Муж - ладно. А если брат, отец? Или представь, что это был бы твой сын?
— Ну ладно, ладно, не размазала бы тогда. Наверное. Просто набила бы морду, отправила в лагерь и больше никогда бы не разговаривала.
Ильгет долго, беспомощно молчала.
— Не знаю, - сказала она, - может быть, я не права. Я чувствую, что вот так уйти… бросить его - было бы неправильно. Иногда я уже хочу, чтобы у него опять появилась любовница… Это как сбросить ответственность. Но у него никого нет.
Тяжело уходить с Квирина летом, в самом начале июня, когда густо-зеленая звенящая листва еще не запылилась, и не просверкивает желтизной, когда так ласково море, и всеми соблазнами манит теплая Набережная. Тяжело уходить, зная, что вернешься лишь к холодам. Если, конечно, вообще вернешься.
Ильгет решила пойти пешком через всю кипарисовую аллею, от площади Тишины. Пита на этот раз не стал возражать. Он вообще как-то притих в последние дни, ничего от Ильгет не требовал и вел себя просто идеально.
Они молча шли по аллее, обрамленной темной строгой рамкой высоких, пиками взлетающих к небу кипарисов.
Час стоял ранний, и особого движения на аллее не было, лишь изредка навстречу Эйтлинам попадались эстарги и работники космодрома в бикрах, еще реже - люди в обычной одежде. Вскоре подошли к церкви Святого Квиринуса, неправдоподобно прекрасными белыми башнями вставшей слева от аллеи, чуть поодаль, за узорчатой светлой оградой. Ильгет лишь взглянула на церковь и по привычке хотела пройти мимо, чтобы не сердить Питу, но вдруг вспомнила, что сегодня - можно.
Сегодня можно быть искренней. Если он и разозлится - разлука все сгладит.
— Я зайду, - она искоса глянула на мужа. Пита кивнул.
— Да, конечно.
Сам он остался у ограды. Ильгет двинулась к церкви. Альвы с собой не было. Но это неважно. Ильгет вошла, перекрестилась. Поставила свечку перед Распятием, встала на колени и помолилась, почти без слов. Она не знала специальной молитвы - что говорят в таких случаях, да и не хотелось ничего говорить… Господи, помилуй! Господи, защити! Специально она попросила Святую Деву позаботиться об оставленном на Квирине Пите…
Ильгет вышла из церкви спокойная, умиротворенная. Вскинула на плечо сумку, зашагали дальше.
— Ты там… поосторожнее, - вдруг сказал Пита. Ильгет взглянула на него искоса. Горячая волна благодарности вдруг залила сердце: он любит меня! Он беспокоится обо мне!
— Постараюсь, - она нашла руку Питы, горячо сжала ее, - а ты не скучай. Только я тебе писать не смогу…
— Да из меня тоже… еще тот писатель.
Вскоре они вошли в здание космопорта. Ильгет бросила быстрый взгляд по сторонам… Вон Гэсс стоит с Мари, непривычно присмиревший и грустный. Мари смотрит в сторону. Дэцин разговаривает со своим приятелем-ско, Ильгет его смутно знала. Проводить и встретить на Квирине - это святое. Это очень тяжело, когда тебя никто не провожает. Или никто не встречает. У Дэцина, кажется, и родных-то нет, но друзья находятся всегда.
Ильгет поспешно повернулась к мужу. Взяла его за руки.
Самый родной… самый близкий человек. Да, друзья - это хорошо, но у них своя жизнь, свои семьи, своя любовь. А это - моя плоть. И снова рвать ее пополам и уходить… Но он всегда, всегда останется мне родным. Ильгет захотелось плакать. Она ткнулась носом в куртку Питы. Он прижал ее к себе и гладил по волосам.
— Я… люблю тебя, - прошептала она.
— Я знаю, - тихо ответил Пита.
Она замолчала. Как рассказать Пите все, что она чувствует сейчас?
Страшно, что больше она никогда не увидит Квирина, что жизнь вот сейчас кончится, и последнее хорошее, что она видит - вот этот сероватый гемопласт пола, и зеленые разлапистые ветви декоративных елей, и бесшумно скользящие транспортные тележки…
Но об этом нельзя говорить, табу. Никто об этом не говорит на прощание, ведь у тех, кто остается, тоже сердце разрывается… наверное. Неизвестно, насколько Пита переживает. Да нет, наверное, переживает все-таки. Кажется, даже побледнел. И такой молчаливый…
Страшно - что будет на Визаре. Как она справится, ведь задание на этот раз очень сложно.
Да нет, ему это тоже неинтересно, да и не знает он об этом ничего. Сейчас уже поздно начинать рассказ.
Ильгет поймала себя на том, что снова ищет какую-то тему для разговора.
— Ты извини, - вдруг вырвалось у нее.
— За что? - удивился Пита.
— Ну за то, что я оставляю тебя… так надолго.
Пита пожал плечами.
— Ну что поделаешь… если надо.
Помолчав, он сказал.
— Я пока тут займусь учебой. Майлик сказала, я буду готов скоро…
— Я всегда говорила, что ты талантливый человек! - воскликнула Ильгет, - так быстро здесь осваиваешься. Вот мне еще до звания учиться и учиться.